Путь к алтарю

      Машунька сидела с Дусей на кухне и жаловалась на жизнь.       — Эта, значит, убить сатрапа хотела, а расплачиваться потом мне, — вытирала слезы Машунька. — Филатов свои интересы поставил выше интересов государства — в шесть встреч оценил. Евдокия, я вообще не хочу вот этого насилия над собой! Тогда, по юности, я как-то проще ко всему относилась. Пришла, ушла… А сейчас вообще не хочу!       — Не хочешь — отказывайся, — ответила Дуся.       — Страшно за Глашку, — вздохнула Машунька. — Нет, дураку понятно, что к вечной каторге ее не осудят, потому что возраст не вышел, но отправят на десять лет и что потом? Кто скажет с уверенностью, что она оттуда вернется, а если вернется, то не больной? И не она будет за мной в старости присматривать, а я буду за ней присматривать! Да и вообще, это же все, десять лет из жизни выброшены! И где уверенность, что она через десять лет вернется? А может, и не вернется… Привыкнет, найдет уголовника и выйдет замуж, разрешение на возвращение не получит… А этот, ты только подумай, мне говорит: «Вторую дочь родишь». Еще бы сказал: «А вторую дочь я тебе помогу родить!» Совсем последний разум потерял! Я понимаю Глашку, не могу ее осуждать за это желание. Правда, не поняла, причем тут Софья эта, зачем надо было в Софью стрелять, но за Филатова я ее не осуждаю.       — Ты же говорила, что она Софью соучастницей посчитала, — сказала Дуся.       — Софья не соучастница, а малолетняя наивная дура, — ответила Машунька. — Дуся! Так что с настоями-то делать? Пить, не пить…       — Первый, который ты записала, пить, второй не пить, он местный, — произнесла Дуся.       — Какая мерзость! — выругалась Машунька. — Вот пусть только посмеет от мануфактуры отказаться!       Однако отказываться от идеи спасти дочь хотя бы таким образом женщина не планировала. Этим же вечером Машунька пошла в полицию и попросила свидание с Глашей.       — Глаша, — произнесла женщина. — Завтра или когда следователь все устроит, тебя сведут с Филатовым. Приносишь свои самые искренние извинения, каторги точно не будет, статью сменят.       — Чтобы Филатов за извинения сделал так, что сменят статью — не верю, — ответила Глаша. — Сколько денег пожелал? Или потребовал вообще от содержания отказаться?       — Богато не жили и не стоит начинать, — вздохнула Машунька. — Нет, Глаша, на деньги он не согласился.       Сперва девушка не поняла, о чем идет речь, а потом, сообразив, воскликнула:       — Да пусть только сунется — я ему в физиономию плюну!       — Коротко принесешь ему самые искренние извинения и замолчишь, — ответила Машунька. — А потом забудешь о существовании такого человека навсегда. Помнишь, что Софи обещала?       — Помню, — выругалась Глаша. — Мама, не надо, он того не стоит!       — Глаша, забудешь и все, — повторила Машунька.       На следующее утро Машунька едва заставила себя пойти в жандармерию и дать согласие. Однако Филатова в кабинете не было.       — Где подстреленный? — не выдержала Машунька.       — Дмитрий Геннадьевич в госпитале, — ответил Николай.       — Что произошло? — спросила Машунька.       — Осложнения, — произнес Николай.       Растерявшись, Машунька помчалась в госпиталь.       — Пожалуйста, пропустите к Филатову… — взволнованно произнесла женщина.       — Проходите, — ответил врач, решив, что пришла жена или невеста.       Машунька вошла в палату.       — Позавчера только перевязали, а надо было резать да обрабатывать, — произнес Филатов и взглянул на вошедшую. Увидев вместо Софи или матери Машуньку, мужчина сказал гораздо резче. — Мария Николаевна, примирения не будет. Гноиться начало, поэтому и резали, и зашивали. Да и ранение по касательной тоже пришлось хирургически обрабатывать. Поэтому, конечно, я могу сделать вам доброе дело и помочь зачать еще одну дочь вместо неудачного опыта, но это как-нибудь потом.       — Да как вам не стыдно! — воскликнула Машунька.       — Это вам, Мария Николаевна, должно быть стыдно: вы не воспитали дочь, ваша дочь довела отца до госпиталя, — ответил Филатов. — И я буду настаивать именно на каторжных работах, место за такие деяния может быть только на уголовной каторге.       Машунька вышла в коридор. Увидев врача, женщина решила подойти к нему.       — Разрешите спросить, неужели все так плохо? — спросила Машунька.       — Если говорить откровенно, ваш жених или кто там сам виноват, — ответил врач. — Что надо было сделать? Сразу же идти к врачу, к хирургу! А что он сделал? Нашел какого-то первого попавшегося врача, который написал ему справку о характере ранения, а потом перебинтовал. Немудрено, что там все загноилось. Да еще и на службу потом пошел!       — И сколько ему здесь лежать? — произнесла Машунька.       — Если бы сразу пришел, может, через пару дней бы и отпустили домой, — сказал врач. — Быть может, еще пришлось бы приехать раз или два. А так теперь неделю, не меньше, лежать. Через три-четыре заживет. Но полностью, конечно, только через пару месяцев.       Машунька расплакалась.       — Да не переживайте вы так, угрозы жизни нет, — добавил врач. — Кость не задета ни на руке, ни в боку. Одно ранение сквозное, второе касательное. Грудная клетка или брюшная полость не задета. Все могло быть гораздо хуже.       Машунька с трудом дошла до гимназии. Будто пьяная, женщина пришла в кабинет Аси и сказала:       — Аська, своди к начальнице. Не хочу туда идти одна.       — Что произошло? — спросила Ася.       — Этот идиот не пошел к врачу, раны у него загноились, а Глашка у него будет во всем виновата! — воскликнула Машунька.       Услышав, что Машунька хотела решить вопрос уже испробованным путем, Ася потеряла дар речи. Молодая женщина вместе с Машунькой пришла к Зое и сказала:       — Зоя Михайловна, ваша доверительница пришла.       Машунька вытерла слезы, посмотрела на Зою, отвела взгляд, расплакалась и произнесла:       — Зоя Михайловна, назначайте любую цену, которую считаете уместной, и я со временем расплачусь с вами до копейки. Обходной путь Филатов не принял, и, может, это и к лучшему…       — Мария Николаевна, я постараюсь вам помочь, сделаю все, что смогу, — вздохнув, ответила Зоя.