Серьезно, Северус? Зелье времени?

      В понедельник утром тренировка по защите была более интенсивной, чем обычно. Профессор заставил их сражаться друг с другом, удерживая окклюменционные щиты. Разделение концентрации привело их к более чем нескольким травмам.       Первой сдалась Милли. То, что профессор нашел в ее сознании, отвлекло ее настолько, что Драко смог ударить ее проклятием, после которого она не смогла продолжать дуэль.       — Ты справишься, Гермиона! — крикнула она со скамейки запасных, когда Гермиона сменила ее и вышла на поединок с Драко.       Пот выступил у обоих на лбу, но ни один из них не собирался прекращать дуэль, пока профессор не велит им остановиться.       Магия кольнула ее разум, но она все равно послала в Малфоя одно из мощных заклинаний. Гермиона сосредоточилась на том, что ее отвлекает. Она старалась концентрироваться на продуманном ею сценарии, поэтому, продолжая бой, вызывала в памяти воспоминания о том, как ранее дралась с Драко. Все, начиная с удара на третьем курсе и заканчивая летними препирательствами.       Видимо, она что-то напутала, потому что уже довольно скоро почувствовала, как Профессор проскользнул сквозь тщательно созданную ею границу между подготовленными воспоминаниями и ее истинными мыслями. Поспешно Гермиона вспоминала технику компартментализации*. Она провела не один месяц своей жизни, копаясь в кладовке для принадлежностей в семейной стоматологической клинике Грейнджеров. Она организовывала и реорганизовывала ее всякий раз, когда оказывалась дома. Среди зондов, пинцетов и стерилизующих растворов были спрятаны все ее самые сокровенные мысли и самые заветные воспоминания. Гермиона могла только надеяться на то, что Профессор запутается или заскучает раньше, чем найдет желаемое.       Профессор отвлекся, и Гермиона, воспользовавшись возможностью, вернулась к дуэли с Драко. Она безмолвно послала в него жалящее заклятие, одновременно пытаясь использовать беспалочковое Protego. К сожалению, Protego не сработало, и брошенное Драко заклятие совпало с тем моментом, когда профессор нашел то самое воспоминание.       Теперь ее внимание было разделено, и Гермиона не могла одновременно выполнять беспалочковые и безмолвные заклинания. Она отбила сглаз и уже перешла к следующему заклинанию, но тут профессор нашел то ее воспоминание, которое она не хотела бы ему показывать.       Она попыталась мысленно сопротивляться, но тут Драко ударил ее сначала жалящим заклинанием, а затем сглазом «морозного укуса», и ей потребовалось все силы, чтобы успеть выставить щит.       В конце концов, Гермиона могла бы гордиться тем, что смогла удерживать Профессора так долго.       К сожалению, как только он оказался в ее сознании, попытка вытеснить его оттуда оставила ее открытой для взрывного заклинания Драко. В результате Гермиону откинуло и впечатало в стену.       Она оправилась от первоначального шока, но была слишком ранена для того, чтобы продолжать, так что ей пришлось сесть на скамейку запасных и наблюдать за схваткой Профессора против Драко, Питера и Северуса.       — Жестоко, — пробормотала Милли, вздрогнув от проклятия, которое попало в Питера.       Перед девочками появились шесть зелий. Два набора по три. Красное, розовое и фиолетовое. Красное и фиолетовое зелья были хорошо знакомы Гермионе, это было зелье для заживления ран и средство от головной боли, а вот розовое было ей не знакомо.       Чувствуя, как стучит в голове, Гермиона в первую очередь потянулась за фиолетовым флаконом.       — Грейнджер, — рявкнул профессор. — Каково второе правило Утера об эффективности зелий?       — От общего к конкретному, — простонала Гермиона, отложила фиолетовое и, открыв сначала целебное зелье, выпила его медленными глотками. Эффект был почти мгновенным, но никак не мог перекрыть ноющей боли от ран. Она снова потянулась за зельем от головной боли, но заметила, что Милли пьет розовое зелье.       Гермиона осмотрела, понюхала его и вопросительно посмотрела на Булстроуд. Несмотря на знакомый вид зелья, она не могла определить его запах.       — Розовое, блестящее, похоже на мышечный релаксант, — сказала Милли и тут же, словно в подтверждение своих слов, передернув плечами, кивнула.       Гермиона снова понюхала содержимое флакона и посмотрела на Профессора, желая убедиться в правоте Булстроуд.       — Я вряд ли отравлю вас, мисс Грейнджер, но во что бы то ни стало, продолжайте меня оскорблять.       Не желая его обижать, Гермиона одним глотком проглотила розовое зелье и быстро запила его фиолетовым.       Ее желудок тут же взбунтовался против внезапного притока магических жидкостей.       — Я не очень хорошо себя чувствую, — прислонившись к Милли, произнесла она. Слизеринка тут же ее подхватила.       — Мы скоро принесем тебе завтрак.       Ее тошнота и головная боль прошли после того, как она выпила чай. Малфой все утро, вплоть до урока Защиты, скулил и стонал о том, что избит и весь в синяках.       Слизнорт был в своей обычной форме. Это был первый и единственный урок, на котором Гермиона активно не обращала внимания на учителя. У нее было всего шестьдесят четыре дня на то, чтобы придумать и преподнести Северусу самый лучший подарок на День рождения. Казалось глупым планировать все так далеко наперед, особенно когда впереди были Рождество и Новый год, но из всех историй, которые она узнала о жизни Северуса, она поняла, что у него никогда не было хорошего дня рождения.       На Гермиону давили: необходимость разгадывать секреты Волдеморта, подготовка к экзаменам и разочарование в МакГонагалл, поэтому она как никогда нуждалась в каком-то положительном занятии. Она хотела сделать что-то, что сделало бы кого-то счастливым.       Сделало бы счастливым Северуса.       Господи, я превратилась в такую дурочку.       Она наблюдала за тем, как он делает заметки, не обращая внимания на читающего лекцию Слизнорта.       Готова поспорить на несколько сиклей, что он разрабатывает какое-то заклинание. Мне очень повезет, если оно заставит профессора замолчать.       Северус, заметив, что она наблюдает за ним, поднял глаза от своего пергамента и подмигнул.       Ее щеки вспыхнули.       Я с ним целовалась, почему же я чувствую бабочек от одного его подмигивания?       Потому что это тайное подмигивание. Жест, предназначенный только для меня.       Тьфу, я превращаюсь в Лаванду.       На гриффиндорской стороне класса Лаванда практически сидела на коленях у Рона.       Дождавшись окончания урока, Гермиона бросилась к Северусу, Гарри поспешил следом.       — Гермиона, Дамблдор хочет встретиться с нами перед обедом.       Она простонала: «Прости, Северус, я вернусь, как только смогу».       Северус поцеловал ее в висок и подтолкнул в сторону кабинета директора.       — Нам с Малфоем все равно нужно обсудить наш заговор.       — Заговор? В твоих устах это звучит гнусно.       — Они слизеринцы, что с них взять? — Пробормотал Гарри.       — Гарри, — пожурила его Гермиона.       — Прости.       Вскоре к ним присоединились Ремус, Джеймс и на этот раз Рон.       — Ты думаешь, это связано с тем, о чем мы говорили в прошлый раз? — спросила Гермиона, стараясь быть осмотрительной.       — С крестражами? — уточнил Рон.       — Черт возьми, Уизли, неудивительно, что тебя не пригласили в первый раз, — рассмеялся Джеймс.       Щеки Рона порозовели, и он что-то пробормотал себе под нос.       — Как ты думаешь, почему директор исключил слизеринцев? — Задала вопрос Гермиона. — У Северуса и Драко могут быть какие-то соображения, о которых он не подумал. А Питер просто великолепен в изобретении отслеживающих заклинаний.       — Мы уже поняли, что теперь ты змея, — продолжил ворчать Рон.       — Нет, она права, — сказал Ремус. — Именно Питер разработал некоторые из чар для наших розыгрышей.       — А Нюн… Северус, по общему признанию, великолепен в темной магии.       — Но Малфой — это Малфой.       — Он меняется, — заступилась за друга Гермиона.       — Он все еще Малфой.       — Думаю, вы бы поладили, если бы смогли преодолеть обоюдную ненависть.       Гарри закатил глаза.       — Скиттлз, — сказал Джеймс горгулье, которая тут же повернулась и открыла вход на лестницу.       — Здравствуйте, директор, как ваши дела?       Джеймс вошел и уселся на диван, словно это он был хозяином кабинета.       Дамблдора, казалось, подобная фамильярность ничуть не смутила.       Поприветствовав их, директор заговорил: — «Мне все еще не удалось восстановить воспоминание профессора Слизнорта. Я надеялся, что вам повезло больше».       — Мы еще не пробовали, — признались Джеймс и Ремус.       — У меня от него мурашки по коже, — сказал Рон.       — Я могу попробовать, — предложила Гермиона. — Но что такого важного хранится именно в этом воспоминании? Разве мы не можем опросить других людей, знавших юного Риддла? Экстраполировать то, что мы знаем о его настоящем, то, что узнаем о его прошлом, и…       — Дополнительные исследования? Не все ответы можно найти в книгах, Миона.       — Я знаю это, Рональд, но что хорошего в воспоминаниях пятидесятилетней давности?       — Это замечательная мысль, мисс Грейнджер, но если бы я не верил в то, что это воспоминание поможет, то я бы не спрашивал.       — Северус, вероятно, мог бы достать его, — заговорил Гарри. — Мы должны пригласить слизеринцев и предложить им принять в этом участие.       — Мы будем держать это в тайне. Об этом должно знать как можно меньше людей. Вы должны понимать необходимость секретности.       Гермиона негодующе уставилась на директора.       — Как можно меньше людей… То есть никаких слизеринцев.       — Мисс Грейнджер, мне кажется, вы упускаете суть.       — Нет, директор, мне кажется, я прекрасно понимаю, в чем суть.       — Гермионааа, — прошипел Гарри.       Она прикусила язык и продолжила слушать, как директор продолжает объяснять свой план поиска крестражей.       Это нелепо. Он хочет погрузить Гарри в воспоминания, собранные им у разных людей.       Только Гарри.       Для чего?       Гарри должен был просмотреть все воспоминания, попытаться что-то в них найти, и только потом к нему бы присоединились все остальные.       Какая пустая трата времени.       Гермиона пропустила обед, пытаясь найти профессора Снейпа.       Дамблдор сошел с ума.       По мнению Гермионы, он терял время, игнорировал потенциальные ресурсы и, что хуже всего, подвергал опасности Гарри.       Возможно, воспоминания и не причинят Гарри физической боли, но кто знает, как они повлияют на его психическое состояние?       К сожалению, профессора в кабинете не оказалось, и ей пришлось идти на трансфигурацию.       МакГонагалл когда-то была любимым профессором Гермионы.       Это она была той ведьмой, которая сказала Гермионе, что она не урод, что у нее есть место, где она может стать своей. Это она показала Гермионе магию. Гермиона ей доверяла. МакГонагалл была всем, чем она мечтала когда-либо стать. На третьем курсе, когда МакГонагалл выдала ей хроноворот, юная ведьма помчалась в ближайший туалет и расплакалась от счастья. Не только из-за возможности посещать все занятия, но и потому, что ее любимый профессор была о ней такого высокого мнения. МакГонагалл сделала Гермиону старостой. Это МакГонагалл заставила Гермиону попросить Шляпу отправить ее в Гриффиндор (разумеется, после долгих дебатов о достоинствах каждого факультета). Для Гермионы не существовало магии без МакГонагалл.       За последние несколько месяцев все теплые, имеющиеся у Гермионы воспоминания о старшей ведьме, были испорчены. Вход в класс Трансфигурации вызывал у нее психосоматическое сжатие в области сердца.       После Приветственного пира это было вызвано стыдом за то, что она разочаровала свою наставницу. Теперь же ее мучило чувство едва сдерживаемой ярости.       Неужели МакГонагалл всегда была так несправедлива? Неужели я была слепа к несправедливости своих сокурсников? Смогла бы я что-то изменить, если бы заметила это раньше?       Гермиона скользнула за парту, села рядом с Дином Томасом и достала свои записи.       Занятие закончилось тренировкой трансфигурации человека. Для начала они изменяли уши, носы и губы. К концу месяца они должны будут трансфигурировать лица целиком.       Гермиона, Драко, Питер и Северус уже практиковались в этом, так что для них эти занятия были сродни прогулки по парку. Поэтому большую часть урока Гермиона помогала своим одноклассникам и избегала проницательного взгляда МакГонагалл.       Наконец прозвенел звонок, и Гермиона поспешила собрать свои вещи.       — Мисс Грейнджер, задержитесь на минутку.       — Мне действительно нужно в библиотеку, профессор, — солгала Гермиона.       — Это важно, садитесь.       Гермиона опустилась обратно на свой стул и стала нервно теребить пальцы. К ней медленно приближалась МакГонагалл.       — Я очень расстроена переменами в моей любимой ученице, — начала она. — Я не думала, что новый статус крови так сильно на вас повлияет. Заставит вас бросить свой факультет и друзей…       — Простите, мэм…       — Пожалуйста, не перебивайте.       — Я буду перебивать. Я не намерена терпеть то, что вы намекаете на что-то совершенно неправильное.       — О? Тогда просветите меня, почему же вы были образцовой студенткой именно до того момента, пока не обнаружили, что на самом деле не являетесь истинной магглорожденной?       Гермионе пришлось сдерживать себя, чтобы не заскрежетать зубами. Ужасная привычка, от которой ее родители долго и упорно пытались ее отучить.       — Я узнала о своем магическом происхождении еще летом, — сказала Гермиона. — Это не сделало и не сделает меня менее магглорожденной.       МакГонагалл подняла бровь, явно ей не веря.       — Более того, это не я восстала против своего факультета, это мой факультет восстал против меня.       — Гриффиндорцы могут ссориться, но они всегда остаются семьей.       — А когда семья плохо себя ведет, ее нужно учить становиться лучше? Она должна быть наказана в соответствии с совершенными преступлениями? Семья не остается в стороне, когда с кем-то жестоко обращаются и…       — Не было никакого жестокого обращения.       Гермиона моргнула и в очередной раз шокировано посмотрела на МакГонагалл.       — Это то, что вы говорите себе, профессор? Что в те давние годы, когда ваши драгоценные детеныши мучили грустного одинокого слизеринца, это не было жестоким обращением? Вам никогда не приходило в голову, что, возможно, школа должна быть безопасной для всех? Что некоторые из учеников, переступивших порог этого учебного заведения, впервые за всю свою жизнь почувствовали сытость? Что они наконец-то узнали, каково это — просыпаться без синяков? Вам никогда не приходило в голову, что ваша обязанность как педагога — сделать так, чтобы все студенты чувствовали себя спокойно и безопасно в учебной среде, независимо от того, какой была их жизнь за пределами этих священных залов?       — Если вы имеете в виду Северуса…       — И Гарри, и Ремуса, и Полумну, и Седрика, и Милли, и даже Сириуса Блэка. Я доверяла вам, профессор. Я боготворила вас, и когда я нуждалась в поддержке своего любимого профессора, которым восхищалась, я… Я получила разочарование. Скажите мне, с чего вдруг я должна желать возвращения в небезопасное для меня место? В место, где мне неоднократно говорили, что я нежеланный гость, не только из-за моей крови, но и из-за моих ценностей. Из-за моей веры в то, что хорошо, справедливо и правильно. С чего вдруг я должна желать остаться в месте, где будущее одного ученика важнее безопасности другого? Я думаю, что в этом году я была достаточно наказана, профессор, и не стоит меня наказывать еще и принудительным возвращением в общежитие.       — Мисс Грейнджер, — глаза МакГонагалл наполнились слезами. — Я не знаю, что сказать…       — Я поняла, что когда поступаю неправильно, первое, что нужно сказать, это «простите».       — Мне… Мне жаль, мисс Грейнджер.       — Не мне нужны ваши извинения, профессор.       Не в силах найти дальнейших слов и не услышав ничего от профессора, Гермиона вышла из класса, забежала в ближайший туалет и заплакала.