Zoom

Ты сразу понимаешь, что он задумал. Чанбин ловит, сидя на противоположной стороне дивана, каждое твое движение со слегка приоткрытым ртом, и даже отсюда заметно, как языком он водит по зубам, к нёбу жмёт задумчиво. Взгляд настроившийся, готовый. Не ясно, что послужит сигналом. Ты молишься: «только бы передумал», — на столике для завтраков устроился ноутбук, и по ту сторону на тебя смотрят преподаватели. Поздно. Чанбин перекатывается ближе, ведёт раскрытой ладонью по ногам, — ты сжимаешь их вместе от стеснения и стыда, потому что, несмотря на страдальческое выражения лица, заводишься с полуоборота. Чанбин это видит: по горящим щекам, по прикушенной губе. От его взгляда температура скачет вверх, кожа горит, дыхание сбивается к чёртовой бабушке. С ним нельзя быть здоровой — лихорадка берёт от одной мысли, что сейчас он тянет тебя за ногу чуть ниже, и ты съезжаешь по стенке, чувствуя валик подлокотника чуть выше талии. Чанбин раздвигает ноги почти умело, и ты не сопротивляешься. Знаешь, что он так или иначе возьмёт своё. Глаза чуть слезятся, когда Чанбин сжимает мякоть бёдер, кусает зубами у коленки и чуть выше. Лезет пальцами выше, подхватывает пижамные шорты вместе с трусами — бедные летят на пол. Подставка высокая, и он не находит ничего предубедительного, залезая прямиком под неё с головой. Горячее дыхание волной ложится на чувствительную кожу. Чанбин не лижет языком, не трогает пальцами — те надёжно, по сторонам от металлических ножек, хватают бёдра. Лишь невесомо целует внутреннюю сторону бедра, берет кожу в обхват мягких губ, не трогая зубами. Ты едва не благодарна, что микрофон отключен. Но стон приходится сдержать, подобно каменному выражению румяного лица, отображающегося на экране среди прочих. Впервые радуешься, что камеры приходится включать каждому, и на фоне остальных изменения едва заметны. Чанбин наконец ведет языком по половым губам, поначалу — широко, и лишь спустя несколько мгновений подхватывает острым кончиком смоченную кожу, отводит в сторону, сразу же накрывая поверх горошину клитора. На секунду прикрываешь глаза, — от возбуждения плывёт картинка, смазывается в цветное пятно. Хочется вцепиться руками меж жёстких вихрей — стилисты захотели сделать ему кудряшки. Он хмыкает, довольный реакцией, повторяет движение пару раз, помогает мокрыми от слюны губами и сжимает сильнее бедра, удерживая их на месте, — знает, как хочется их вскинуть, сократив и без того минимальное расстояние. Приоткрыть рот, выдыхая горячо, все до остатка — до боли в лёгких. Язык у него горячий, движения медленные — ты сгораешь от нетерпения, однако, просьб не произносишь: Чанбин регулирует темп самостоятельно, причмокивает, лижет, сминает. Ты мокрая, пульсирующая от желания, — он давит, почти входя, играется. Чтоб его!.. Коленкой тычешь, куда достанешь, всхлипываешь. Чанбин едва не мурчит, накрывая половые губы и одновременно проникая внутрь, — подбородок его на мгновение касается кожи, и ты ощущаешь стекающую слюну вперемешку со смазкой. Тот ускоряется, задевая чувствительные стенки, сам вжимается в диван, двигаясь ближе. Чуть меняет угол, расправляет язык, — точными движениями ведет им из стороны в сторону, заходя лишь кончиком. От порочности ситуации ты дрожишь, чувствуешь, как близок конец — не опрокидываешь столик чудом. Не зря Чанбин ходит в качалку — хватка железная, останутся синяки. Причмокивающие звуки звучат смертельно стесняющими. Хватает ещё пары секунд, — ты кончаешь тихо, закусив губу, смотришь на собственное лицо на экране, румяное, но довольное. Чанбин держит язык внутри до тех пор, пока ты не прекращаешь сокращаться, сладковато-солёная, мокрая, и довольный вылезает из-под столика — волосы растрепаны, на лице улыбка нахловатая. Убить бы его, господи.