Останови меня

23:17 Центральная улица города совсем безлюдна. Но это неудивительно, в такое время все будто бы становится на паузу, и, словно играя с кем-то в «мафию», город засыпает, погружаясь в сумрак холодной октябрьской ночи. Одинокие столбы, на которых так удачно разместились побитые временем и погодой фонари, освещали когда-то оживленную дорогу и тротуары. Тут всего пару часов назад бурлила жизнь. Возможно, кто-то отчаянно спешил куда-либо. А может быть, просто прогуливался после еще одного тяжелого трудового дня. Но не теперь. Сейчас одинокая в приближающейся ночи мужская фигура быстро шагает по тротуару в сторону ближайшей неоновой вывески в виде заглавной буквы «М». По обыкновению люди в такое время стараются как можно быстрее оказаться дома, ведь всего через несколько часов даже подземка закрывает свои двери и город вовсе замирает на несколько мгновений. Словно ему нужно время для очередной перезагрузки, дабы потом, с первыми лучами восходящего солнца, предстать перед миром все таким же быстротечным руслом бурной реки жизни. И люди не догадываются об этом. Вставая каждый новый день с рассветом, они неосознанно погружаются в эту реку, словно утопленники, лишенные права выбора. И лишь ночное время дает им право вынырнуть из этого водоворота и глотнуть спасительного кристально-чистого воздуха, дабы потом опять уйти под воду той самой жизни. Но мы предпочитаем закрывать глаза в подобные мгновения. Нам легче окунуться в домашнюю рутину или же скрыться под пуховым одеялом в надежде проспать пару часов перед неизменным трезвоном надоедливого будильника. Единицы понимают настоящую прелесть приходящей на смену дня ночи. И речь не идет о клубах, вечеринках и просто незатейливого прожигания собственной жизни и организма. Единственное, что по-настоящему можно ощутить в темное время суток — это тишина. Вот только проявляется она у всех по-разному. У кого-то в шуме листьев и едва ощутимому дуновению ветра. А у кого-то в нарастающем гуле приближающегося поезда метро и облегченному вздоху человека напротив. Кажется, это и есть его любимая тишина. Гладкие мраморные стены в одном из многочисленных станций метро притягивают к себе внимание. Выточенные ручной работой колонны, облицованные гранитом, сталь и вся подземная урбанистика поражали своей красотой настолько, что впервые оказавшись здесь, ты невольно задерживаешь дыхание, не в силах вымолвить и пары слов. А подняв голову к потолку, ты останавливаешься на полпути, так как величественные купола и украшение в них не оставляют никого равнодушным. Кто-то может посчитать, что такие места слишком мрачны и недостойны пристального внимания людей, в особенности туристов города. Это лишь места входа и выхода. Лишь пункт, в котором нередко концентрируется сотни, иногда тысячи людей. Именно здесь люди встречаются, расстаются, спешат на работу и учебу. Именно тут чаще всего они читают, едят, слушают музыку, придумывают сотни миллиардов идей и мыслей. Тут они знакомятся, тут они впервые сталкиваются с жестокостью реального мира, когда их впервые обокрали. Именно здесь они каждый день, проходя по станции, невольно вслушиваются в игру неизвестных музыкантов, которые только и делают, что играют под землей ради легких денег и еды. Если эти стены могли говорить, они бы кричали шепотом. Многими голосами, многими языками и каждый раз новыми историями, что тут происходили. Грустными, порой трагичными, и в то же мгновение радостными и до слез смешными. Так, словно спускаясь сюда, человек попадал в иную реальность, и за то короткое время, что он был здесь, проживал еще одну жизнь. Замечают ли это остальные? Определенно нет. 23:20 Молодой человек, остановившись у самого входа в метро, под светом вывесок поднял правую руку к лицу и недовольно нахмурился. Часы, что показывали ему столь быстротечное время, наотрез отказывались замедлять ход, как долго он бы ни смотрел на них. Он опаздывал. Резко дернув дверь напротив себя и стремительно пройдя следующие преграды в виде турникета и мирно спящего охранника у приближающегося эскалатора, парень стал скоропостижно спускаться вниз, иногда перепрыгивая несколько ступенек за раз. Его не беспокоили заинтересованные взгляды последних поднимающихся с противоположной дорожки механической лестницы пассажиров. Он и вовсе забыл о том, что его могут остановить за такое поведение в общественном месте или что он мог бы упасть. Не этим сейчас были заняты его мысли. В его голове лишь вибрировала одна фраза: «Только бы успеть» Оказавшись в самом низу и выйдя на огромную пустующую платформу, он тут же свернул вправо и, подойдя максимально близко к рельсам, повернул голову в сторону сумрака открывшегося перед глазами туннеля. Под отчетливо слышимый нарастающий гул и легкую вибрацию пола он облегченно вздохнул и расслабился. Поезд вот-вот появится у платформы, а значит, в этот раз он успел вовремя. Опасная близость к выступу и контактным рельсам не пугала его, но зная, как иногда порыв ветра приходящего мимо поезда метро попросту кидает людей из стороны в сторону, он отошел к оградительной белой черте. Все же здесь следовало быть предельно осторожным. И вот через несколько поистине долгих секунд в конце туннеля появились четыре приближающиеся белых огонька. Сначала они были слабыми, едва видимыми в этой черноте. Но с каждым разом, словно тот же звук, они становились больше и куда отчётливее. Ровно восемь вагонов вынырнули из пучины длинного витиеватого туннеля и, стремительно замедляясь, пронеслись мимо него. Огромные железные буквы, что вместе складывались в название этой станции, скрылись за пришедшим в точное время поездом. Старые, кое-где с выцветшей краской синие вагоны состава наконец замерли на нужном месте, и сквозь притупленное прочим шумом голос диктора объявил о прибытии на станцию. Автоматические стальные двери каждого вагона медленно разъехались в стороны, и на платформу вышло несколько десятков человек. Все они, утомленные рабочим днем, с неким благоговением покинули вагоны и поспешили к выходу. Но были и те, что до сих пор оставались внутри поезда и собирались ехать дальше. Он был в их числе. Дождавшись, пока двери последнего вагона опустеют, он спокойно прошел через них и оказался внутри. Снаружи могло казаться, что теперь поезд безлюден. Но, оказавшись внутри него, молодой человек посмотрел по сторонам и заметил две фигуры, сидящие на скамье. Пожилой мужчина, что, ссутулившись, читал газету, держа ее в руках. Оттого пол его лица скрывалось за поднятой бумагой, и лишь сосредоточенные глаза давали понять, что он и вовсе не обращает внимания на всех вокруг. И чуть дальше, практически в углу вагона, сидела девушка. Она, в отличие от старика, не читала, хотя и держала открытую книгу у себя на коленях. Из динамиков послышался мелодичный голос женщины, и двери вагона стали закрываться. Поезд отправлялся дальше по ветке метрополитена. Пройдя пару шагов вглубь вагона, молодой человек остановился и все же присел на свободную скамью. Он вовремя успел. Прибыл. К ней. POV Пшеничные волнистые волосы, собранные в низкий пучок, минимум макияжа и вечно обветренные губы. Их ты кусаешь по привычке, когда усердно думаешь над чем-то. А когда ты хмуришься, то невольно выпячиваешь их, даже не замечая этого. Думаешь, я этого не вижу? Как ты выворачиваешь пальцы, когда нервничаешь. Как ярко блестят твои глаза, когда ты злишься на кого-то. Знаешь, я начинаю жить, дышать, только когда ты рядом. Иначе я просто существую ровно до того момента, пока снова не увижу тебя и твою улыбку. Но в то же время ты невероятно меня злишь. Я не могу сдержать свои эмоции, когда вижу, как мило улыбаешься своему очередному ухажеру. Когда твоя улыбка должна быть предназначена лишь мне. Знаешь, как меня злит то, что я не могу назвать тебя своей? Не провожать тебя глазами и не искать среди толпы людей. Но ты не замечаешь этого, ведь так? Вечно убегаешь, молчишь, и лишь твои глаза говорят со мной. Только они откровенны и искренни со мной. Поезд начинает свое движение и постепенно набирает скорость, заглушая все вокруг гулом скрипящих под давлением рельс. Ты не замечаешь меня. Я смотрю на тебя и все никак не могу тобою насытится. Знаешь, любовная зависимость подчас страшнее героиновой. Потому что нет клиники для реабилитации разбитого сердца и потерянной души. А ты моя зависимость. Эти встречи тут, под толстой коркой земли, в искусственном люминесцентном освещении, редкие касание и недосказанность в наших взглядах словно доза для меня. И мне ее ничтожно мало, знаешь? Я чувствую себя гребанным наркоманом, зависимым от тебя. И для меня ты идеальна. Эти неприметные женщины из глянца, что висят, встречаются на каждом углу в рекламе не такие, как ты. Их искусственная улыбка, пустой взгляд и испорченная другими людьми красота не цепляют меня так, как ты, всего лишь посмотрев мне в глаза. Ты другая. Как ты любишь говорить? Неидеальный идеал. Ясно голубые в темно-карие, — и мир вокруг нас замирает. Уже не слышно ничего вокруг. Уже не замечаешь очередной остановки поезда и ушедшего старичка с его потрепанной газетой. Словно мы инородные в этом чертовом мире, и уже ничто, никто не в праве нам помешать. Потому что я больше не хочу этого. Поезд вновь набирает скорость и транзитом несется дальше, в глубины подземелья, оставляя нас самих, искажая наше восприятие. Теперь все кажется проще, быстрее, понятливее. Вот твои красные губы изгибаются в улыбке. Кажется, в последний раз я пришел домой с остатками этой помады на себе. Ярко-алый, кричащий, вызывающий, как раз под стать тебе. А жена не заметила, или сделала вид. Ведь ей так не хочется рушить ту счастливую семью, которую сама себе придумала. Вот твои руки, которые тянутся ко мне и ждут меня. Тебе жарко? Потому что ты плавишься, словно талая вода в моих объятьях. Забываешься, освобождаешься и наконец позволяешь мне принять очередную дозу себя. Торопливые обрывки поцелуев, едва ощутимые касания тела и тихие стоны пробуждает невыносимую жажду во мне. Клянусь, каждый чертов раз только лишь неведомые мне силы сдерживают меня. Но не сейчас. Нет сил больше ждать. Терпеть. Держатся вдали от тебя. Лишь тихий шепот едва различимых между собой слов оставляет разум в ясности, не давая окунутся в это безвозвратно с головой. — Останови меня. Останови меня. А ты смотришь в ответ своими глазами, в синей глубине которых я теряюсь, забываю себя. И ничего не говоришь. Только прижимаешься сильнее, будто спасения во мне ищешь. Ты тоже зависима? Потому что я — да. И это не излечить. Теперь мне мало наших встреч в метро. Мне чертовски не хватает этого часа под землей в твоих объятьях, с твоими губами на моих губах. Прошу, Бога молю, останови меня, ибо я уже не в состоянии этого сделать. Уйди, оставь меня, выжми меня из себя без остатка. Забудь, отпусти и дай мне спокойно вздохнуть без тебя. Хотя знаешь, уже не смогу. Сажаю к себе на колени невесомое тело, обхватываю твое лицо обеими руками и прижимаюсь своим лбом к твоему. Не смогу. Ты уже часть меня самого. Проще сдохнуть, чем отказаться, отпустить тебя из моих объятий. Я знаю, что не один погряз в этом, что не один не могу дышать в одиночестве. Это уже нечто большее, чем редкие встречи. Это спасение нас самих от себя же. — Останови меня, — шепчу скорее по привычке, чем как если бы я правда хотел этого. А ты опять молчишь. Склоняешь голову, отрываясь от моих рук, и оттягиваешь ворот моей рубашки. Теплое влажное дыхание обжигает тонкую кожу шеи, рефлекторно заставляя содрогнутся от новых ощущений. Мягкие губы невесомо касаются подбородка и медленно спускаются вниз, выцеловывая дорожку мокрых поцелуев. Я знаю, для тебя это куда важнее всяких разговоров и ненужных слов. Ты также ловишь кайф, получаешь необходимую дозу и не можешь остановиться. Пальцы скользят под подол черного платья. Я чувствую, как твоя кожа вслед моим движениям покрывается сотнями мурашек, а сопровождающий судорожный вздох приятно ласкает мой слух. Тело прогибается, льнет ко мне вслед за лаской, словно маленький котенок. А я попросту не могу оторвать от тебя своих рук. Потому что, кажется, если я это сделаю, ты тут же исчезнешь, растворишься в воздухе, словно мираж. Мысли путаются, скачут набатом в обезумевшем сознании. Нет, я чувствую тебя. Я как будто погружаюсь в воду. Без возможности дышать и двигаться. Значит, я в твоих объятиях. Словно в коконе рождающихся чувств и эмоций от нашей опасной близости. — Останови меня, — шепчут мои губы куда-то в твои волосы. Неосознанно, вызывая дрожь в твоем теле. — Люби меня, — надрывисто вторят твои губы, прикусывая кожу и оставляя красные следы на моем теле. И сердце срывается в дикий рокот, рвется в тот же миг навстречу тебе. Я и не подозревал, как сильно мне это было необходимо. Вдыхаю твой сладкий запах и деру вверх это чертово платье, открывая доступ лишь для себя. — Люби… люби, — ты отрываешься от моей шеи и прикрываешь глаза в ожидании чего-то большего. Руки скользят по бедру все выше и выше, пока не сталкиваются с преградой из черного хлопка. Но и она не сдерживает меня, и, отодвинув тонкую, мокрую материю в сторону, я проникаю пальцами дальше, погружаясь в тебя. Чувствуешь? Теперь твоя глубина полна мною. Движение пальцев вторят сбившемуся дыханию. Легкие отказывают, а из горла выходят идентичные стоны облегчения и не сказанной в голос мольбы о продолжении. Тело бьет озноб, когда твои руки спускаются вниз, минуя одежду и всякие запреты. Теплая ладошка прикасается, гладит, обхватывает мое собственное возбуждение, дразня и играясь в ответ. Губы слепо находят друг друга. Сплетенные языки завлекают друг друга в безумный танец, и жадно борются за власть над друг другом. Но разве любовь — это борьба? Движения синхронно ускоряются. Мокрые ладони проникают глубже, трут, давят ласкают столь чувствительные места друг друга, пока напряженные тела не достигают своего пика. Громкий крик тонет в ребре моей ладони, пока мышцы не перестают сокращаться и наслаждение не покидает вмиг ослабевшее тело. Ты, как и прежде, чертовски чувствительна. Язык медленно облизывает оставленные в порыве страсти следы на моей ладони, и я встречаюсь с твоим помутневшим от нашего безумия взглядом. Тебе хватает всего нескольких секунд, чтобы все понять и продолжить начатое своими руками. Пока долгожданная разрядка не достигнет и меня. Сгусток эмоций, сокрушающий все на своем пути поток. И мир, секундой спустя, окрашивается ярким алым цветом твоей размазанной помады. Минуты проходят быстро, а безразличный женский голос объявляет где-то над нашими головами о прибытии на предпоследнюю станцию. О прибытие на твою остановку. Ноги больше не чувствуют приятной тяжести женского тела. Ты второпях отодвигаешься, встаешь и поправляешь скрученную одежду на собственной талии. Пальцы лихорадочно приглаживают складки, но ты делаешь только хуже, оставляя мои собственные следы на себе. Хочется крикнуть, подорваться следом за тобой и остановить эту никому не нужную спешку. Остановить на мгновение и притянуть в собственные объятия, закрывая, изолируя от этого чуждого холодного мира. Окунутся в то, что было между нами несколькими минутами раньше. Но нельзя. Нет. Жена ждёт. Дома. Ждёт своего мужа, который пять минут назад целовал другую. Ту, которую действительно хочется называть своей женой, которой хочется сказать: «Останься!». Слова застревают в пересохшем горле, и мне остается лишь наблюдать, как ты подходишь к раздвижным дверям и ждешь окончательной остановки поезда. — Осторожно, двери открываются. Металлический скрежет, и раздвижные панели расходятся в стороны. Холод открывшегося пустого помещения проникает в глубь вагона. Последние секунды замедляются, словно по команде. Ты оборачиваешься, смотришь на меня, впитываешь в себя и запоминаешь. Как будто в последний раз находишь мои глаза и что-то пытаешься сказать ими. Прокричать. Но я не понимаю без слов. И тогда, покидая последний вагон ночного метро, уже на конечной станции, я понимаю, что ты хотела мне сказать. «Останови меня».