От вражды от дружбы

На улице шел дождь. С самого утра погода такая, что если бы не плащи, то солдаты уже промокли бы до нитки. - Значит так, бойцы, вам предстоит маршбросок двенадцать километров с последующим выходом на боевые стрельбы. На всё про всё у вас час пятнадцать, - полковник посмотрел на часы и прошел в начало строя. Беглый взгляд его остановился на сержанте. Он подошел к нему и, да, точно, не ошибся. - А это что такое? - резко спросил. - Это патрон. - Я вижу. - Селантьев, я сколько раз тебя предупреждал, - вмешался Корзун. - А солдату, похоже, плевать на твои приказы, лейтенант, - оговорился или нет? Корзун сцепил зубы, чтоб на матернутся. Полковник снял фуражку с сержанта и сдернул с шеи на цепочке патрон. Собирался идти дальше, но его остановил голос Селантьева: - Товарищ полковник, мне его отец привез, он с ним воевал. Аксюта остановился и вернулся к сержанту. А старший лейтенант уже мысленно приготовился, что полковник сейчас такое скажет, что мало никому не покажется. - На, - полковник протянул руку солдату, - и чтоб я его больше не видел. Корзун, командуй. - Второе отделение, сми-ирно! Отставить! Сми-ирно, напра-а-во! Бегом марш!

********

После сильного утреннего дождя началась невыносимая жара. Солдаты уже еле ноги волочили, а до полигона было еще далеко. От усталости казалось, что дорога короче не становилась. Валеев бежал позади всех, рядом с Рюминым, который настолько выбился из сил, что шел почти пешком. Затем повалился на землю. - Рюмин. Отделение остановилось. Корзун подошел к солдату. - Рюмин, ты чего? - Тяжело, товарищ старший лейтенант. - Тебе легко только автобусы угонять. - Я ничего не угонял. - Да знаю я, - отмахнулся тот. - Михновец, нашатырь давай. - Товарищ старший лейтенант, давай срежем, - к нему подошел Селантьев. - Селантьев, не разговаривай с мной, - Корзун раздраженно махнул рукой. Затем достал и раскрыл карту. - Где срежем? - Вот тут, - показал сержант на карте, - два километра экономим. - А это вообще нормально? - Боярская решилась вмешатся. - Так, еще ты тут, - Корзун указал на Рюмина, - сдохнет, что делать будем? И так уже из графика выбиваемся на двадцать минут. - Товарищ старший лейтенант, - Черко подал голос, - я бы не советовал здесь срезать. - О Господи, нашлись советчики. Ты-то чего? - Там болото, в прошлом году корова на том болоте пропала, бабка за ней пошла и тоже не вернулась. - Значит так, рядовой Черко, ты не баба и не корова. Идем. - Вот, значит, как, - Боярская недовольно проворчала себе под нос. Шли недолго. За лесополосой деревья закончились и солдаты увидели болото, над которым повис такой густой туман, что становилось жутко. - Та-ак, значит, туда, - Корзун остановился посмотреть на компас и даже не удивился, что стрелка указателя начала вести себя странно и дергатся. - Товарищ старший лейтенант, там туман, - Селантьев подошел к Корзуну. - А-а, ну все, ребят, амуницию снимаем, домой, видите, Селантьев говорит, туман там. Солдаты гоготнули дружно. - Отставить. - Надо назад поворачивать, - снова отозвалась Боярская. - Нельзя туда идти. - Так, товарищ ефрейтор, не спорь со старшим по званию. - А что, если старший по званию из ума выжил? - прошипела Алиса. Схватила Корзуна за руку. Тот даже удивился, когда почувствовал, какая твердая хватка у нее. - Вас ничего не смущает? - показала на компас. - Ты из ума выжила? Я старший отделения и мне здесь командовать. - Захлебнешся своим положением, - рявкнула ефрейтор. - Впе-ред, - скомандовал Корзун, отдернув руку, игнорируя слова Боярской. Гуськом солдаты спустились с небольшого склона и будто в пропасть шагнули. Густое белое облако тумана окутало их разом, как будто открылась чья-то пасть и поглотила их. От одного лишь веяния тихого ветра казалось, что это не ветер, а души заманывают всё дальше в глубину этой пасти. Компас, который Корзун держал в руках, ходил ходуном, стрелки как будто с ума сошли, но его это почему-то совсем не смутило. Шли, впрочем, недолго. Вскоре туман потихоньку рассеялся и они вышли на тропинку. Старший лейтенант посмотрел на часы. Они успевали, даже с небольшим запасом по времени. Совсем скоро показалась накатанная дорога и можно было спокойно выдохнуть, они близко. Спустившись со склона, солдаты остановились. Полигона не было, зато стояла деревушка совсем маленькая. - Так, не понял, а полигон где? - Корзун остановился, осматривая местность. - Ты деревню на карте видел? - обратился к Селантьеву. - Никак нет. - А она, Селантьев, есть. Черко, это что за населенный пункт? - Не знаю, - ответил тот, - может Звидянино. Хотя нет. Товарищ старший лейтенант, возле болот ничего быть не должно. - Может, картографы ошиблись? - предположил другой солдат. - Я тебе скажу, кто ошибся, Михновец, - ответил Корзун, - ошиблись родители Рюмина, когда его придумывали. - Может, хватит? - снова вмешалась Боярская, прошипев прямо над ухом Корзуна, перебивая смех солдат. - Унижать тех, кто ниже по званию должно быть западло, особенно старшему лейтенанту. - Ты меня учить жизни собралась? Ты ефрейтор и должна молчать. - Если бы мою отставку не проплатили, то была бы наравне с тобой, - резко ответила девушка. - Никакой чести не осталось. Ни у тех, кто бабки за должность платит, ни у тех, кто запросто так людей гнобит, - Алиса повернулась и собралась уходить, как ее остановил старший лейтенант, схватив за руку: - Ты куда? - Иду назад. Пока не заразилась склочным характером и грязным обращением к нему, - указала на Рюмина. - Отпусти. - Ради Бога, вали, истеричка. В конце ее придержал еще и Валеев: - Не слушай ты старлея. Он просто прикалывается. Надо же на ком-то отыгрываться. - Ага, на самом мелком решил. Потому что другие ведь и ответить могут. Фанат, пусти, - Алиса убрала руку парня и продолжила свой путь. - Идем, - Корзун сказал это с явным раздражением. Деревня оказалась пустой. Тишина такая, что в ушах звенит. - Странно, - сказал Черко. - Чё тебе странно? - спросил Ферштейн. - Собак нет. - Какие на хрен собаки. - Деревенские. Обычно лают не заткнешь, а тут тишина. - Реально, пацаны, - вмешался Борщов, - будки в каждом доме, а собак нет. - Селантьев, - послышался голос старшего лейтенанта, - сходи и узнай, чё это за населенный пункт. - Есть, - ответил тот, - Муха, давай со мной, - обратился к одному из солдат. Оба направились к ближайшему домишке. Остальные солдаты направились дальше. Таких опустелых деревень, где вроде бы жилые дома, а людей нет и берет жуть от звенящей тишины, они еще не встречали. Вскоре вышли на небольшую площадь, посреди которой на стареньком, но крепком, столбе висел рупор. - Ни фига себе панасоник, - присвистнул Миронов. - Олд скул, ууу. - Ага. И откуда только взялся? - задал риторический вопрос Антон. Пока солдаты смеялись, тишину нарушил еще один звук. Звук моторов. Все посмотрели туда, откуда только что сами пришли. К деревне приближались два мотоцикла и грузовик. Корзун схватил бинокль. - Хах, немцы. - В смысле? Какие немцы? - спросил Завадский. - Не знаю, кино снимают, наверное, - ответил старший лейтенант. - В смысле? Какое кино? - Про немцев, Миронов. - Да ладно, - Миронов подошел к командиру отряда и взял у него бинокль. - Блиин, вот я же как знал, как чувствовал. Товарищ старший лейтенант, а я же в армию не хотел идти. А оказался в нужном месте, в нужное время. Товарищ старший лейтенант. Я же... Я же в институте с третьего тура слетел. Ну, ведь это же судьба, а от судьбы-то не уйдешь. Товарищ старший лейтенант, - Миронов отвлек командира от полгощения воды из походной фляги. - Ну ведь нужны артисты, а? Нужны.

А как родная меня мать провожала-а.

Тут и вся моя родня набежала: "Не ходил бы ты, Ванек, по сара..." - Миронов, - Корзун резко остановил обезумевшего от счастья солдата. - Ага. - Отойди от меня. Он не мог не заметить, пока Миронов рассказывал свою злосчастную историю про несостоявшуюся учебу на профактера, "актеры" приняли полную боевую готовность. Мухин и Селантьев тем временем наблюдали, как в одном запертом домишке старушка на иконку крестится в красном уголке и не стали ее беспокоить. В другом доме немецкий солдат усадил на лавочку стариков с детьми и собирался сделать общую фотографию. Немцы открыли огонь по солдатам. Тут же началась суматоха и неразбериха. В доме, где были дети, Селантьев увидел, как немчура расстрелял всех и, услышав скрип двери, которую сержант почти открыл, обернулся и стал стрелять в него. А там, где стояли остальные сослуживцы, настоящая линия прицельного огня пошла. Корзун повалился на землю. Солдаты это заметили и, пригнувшись, подбежали к нему и стали оттаскивать подальше за кусты. Там, схватив за руки-ноги, бегом, насколько позволял вес командира, рванули куда глаза глядят. Завадский мельком заметил, что огонь как-то усилился, но падать стали немцы. Смотреть было некогда дальше и разбираться кто это был, иначе стояла угроза быть застреленным. Бежали долго, в самую чащу леса, где сложно будет найти хоть кого-то, если только собак пускать по следам. Говорят, что мужчины всегда должны быть безэмоциональными и такие эмоции, как страх или слезы - не для них. Только не в этом случае. Молодые парни, которые успели уже всё повидать на службе в армии, но тем не менее чувствовали себя в некоторой безопасности, сейчас от страха не могли найти места. Паника затмила умы солдат. В них стреляли немцы, смертельно старлея ранили, они сами теперь вынуждены где-то укрытся, потому что рано или поздно те, кто стрелял, доберутся и в эти глубинки чащи леса и тогда никому не выжить. Парни немного притихли, пытаясь как-то удержать раненого командира и прислушались. - Немцы, ребят, немцы, - в шоке повторил Завадский несколько раз. - Да какие нахрен немцы! - раздраженно выкрикнул Черко. - Немцы, реально немцы. - Яндекс, Яндекс, - кричал Миронов, - надо что-то делать. Надо вызвать вертолет, самолет, ну я не знаю. - Рация у Мухи! - Ну пускай они что-то сделают, - Миронов не слушал и повторял только одно и то же. - Значит так, - прикрикнул Валеев, - ты и ты, - он взял за шкирки Ферштейна и Черка, - Тут в двух километрах бетонка, поймаете любую машину и бегом сюда! - А если не остановят? - тоже криком спросил Миронов, перебивая громкие стоны и ор Корзуна. - А если не остановят, поперек дороги лягут! Пошёл!!! - Фанат даже слушать не стал попытки протеста сослуживцев. - Слышь, сержант, - крикнул Мухин, доганяя Патрона, с которым отбились от группы и теперь бежали по лесу, - они что совсем охренели? Почему они боевыми патронами стреляли? - Откуда я знаю? - Ты слышал, они все по-немецки разговаривают? - Муха, закрой рот, я сам ни черта не понимаю. - Они же в нас стреляли, суки. - Я видел. Селантьев остановился у склона, чтоб передохнуть. Мухин встал рядом, волоча тяжелую рацию на плечах. Оба поднялись вверх, выходя на тропинку, ведущую Бог знает куда. Черко и Ферштейн, оглядываясь, чтоб снова не напоротся на немцев, шли к деревне. Дороги так и не нашли, о которой им говорил Фанат. Зато она вернула их назад, где издалека слышно было, как деревня ожила от криков людей, скота и немецкого говора. Рядышком с крайним домом на заднем дворе они увидели девушку с ребёнком. Она, заметив их начала убегать в дом, солдаты за ней. - Подожди, постой, - наперебой и в то же время вместе звали сослуживцы. - Стой, моя хорошая, погоди, - продолжил Черко. Незнакомку, однако, это не остановило и она хлопнула дверью прямо перед их носами. Недолго думая, Ферштейн дернул ручку двери, она открылась и они забежали внутрь. Комната была огромной, с кучей столов и стульев, в одном углу висела доска большая, в другом огромный шкаф. Всё пыльное, грязное, как будто несколько месяцев не убирали. Одно из многочисленных маленьких окошек выходило во двор. Солдаты подбежали к окну и, заметив совсем рядом немца, который целился в какого-то бедолагу, присели. - Ферштейн, это че такое? - наблюдая из-за угла окошка, спросил Антон. - Сам не знаю. Тяжело дыша, они продолжали наблюдать. А немец тем временем нажал на курок и дед, стоявший перед ним упал замертво. Парни снова спрятались. От испуга дар речи пропал. Офицер над ними разбил окно и стал заглядывать внутрь, словно прикидывал, можно ли чем еще поживиться. А русские замерли, стараясь даже не дышать. В следующий миг услышали шаги. И, видно, катасирофичность ситуации Завадскому в голову ударила. Он взял Антона за плечо и бросился к шкафу. - Че ты творишь? - шепотом спросил Черко. - В шкаф полезай. - А ты? - Да, некогда, лезь давай! - приказным тоном рявкнул Завадский, запихал друга в шкаф, вещмешки, автоматы и стал скидывать верхнюю форму, оставаясь в черной простой рубашке, которую нашел рядом на стуле и брюках. Обуви не нашлось, да и некогда было, немец уже входил и заметил парня. Долю-секунду молча стоял, покачиваясь на ногах. Затем подошел к Ферштейну максимально близко и спросил на немецком: - Кто ты такой? - снова будто еще подумал и задал второй вопрос, приставив автомат: - Ты - русский солдат? - Нет, - парень отвечал уверенно, хотя только слепой не заметил бы, что его пробрала мелкая дрожь и от присутствия врага с недавних пор, и от его оружия, которое стреляло боевыми, и от одной мысли, что это не игра и не кино, а реальность, в которую они неведомо как попали, - я ученик. - Ученик? - офицер удивился. - Да, ученик, - подтвердил Ферштейн. - Десятого класса. - Сколько тебе ? - Восемнадцать. - Хорошо, очень хорошо, - протянул мужчина, заглядывая через плечо парня. Еще постояв, он сказал: - Иди к доске. Будешь писать. Завадский пулей метнулся к доске. А немца, видимо, шкаф очень заинтересовал, он подошел ближе и стал всматриватся в щель между дверьми. - Что писать? - отвлек его солдат. - Диктант, - немец отвлекся и полностью переключился на него. - Посмотрим, какой ты ученик. " Где нет нутра, там не поможешь потом. Цена таким усильям - медный грош". Пока Ферштейн беседовал с офицером, пока тот диктовал ему, Черко из шкафа потихоньку наблюдал за ними. Почувствовав на себе взгляд, резко повернулся и увидел ту девушку с ребенком-девочкой на руках. Парня удивило, что такая малютка не заплакала, не стала дергать маму, а сидела тихонько и тоже старалась лишний раз не двинутся с места и даже ему показала пальчиком, чтоб сидел тихо. Антон без слов всё понял и кивнул головой. Офицер между тем смотрел, как русский дописал последнее слово. Очень удивило его то, что парень написал довольно грамотно и безо всякой ошибки. Отпив из фляги, он встал со стула, на котором сидел до этого и подошел ближе. - Отлично, браво, - он похлопал в ладоши и еще раз произнёс: - Браво. Молодец. Хороший парень. Приобняв за плечи, повёл Завадского на улицу. Пока что-то рассказывал парню, тот смотрел и оглядывался на несчастных людей, которых оставляли ни с чем солдаты пресловутого германского рейха: уводили животных, которые дали бы мясо и молоко, забирали последние продукты, которых с начала войны и так не хватало, что известный факт во все времена любых боевых действий, изнасилованные девушки, у которых теперь сломанна жизнь навсегда, возможно, даже бездетная. И что самое страшное: плененные советские солдаты, готовые головы сложить за Родину-мать, которых гонят на допрос, на каторгу, а то и сделают из них пушечное мясо для своих же, сделают предателями своей земли, своей страны. А такое клеймо, как плен у врага, никакие штрафбаты не смоют, разве только живой кровью. Его самого, солдата внутренних войск, не самого святого, конечно, но тем не менее хорошего солдата, заставили пить самогон, танцевать под гармонику и снова пить горькую. Лучше бы пристрелили на месте, чем так измыватся. А дальше всё, как в тумане. Максим отключился прямо возле стола с пиршеством и больше ничего не помнил. - Слушайте, парни, - заговорил Миронов, пока остальные ребята прислушивались к внезапной тишине, которая резко наступила и прикидывали в уме: бежать сейчас придется или им уже ничего не грозит. - Слушайте, народ, - повторил Миронов, - я всё понял. - Че ты понял? - спросил Яндекс. - Эту вот деревню, ее специально для обстрела построили. - Чего? - Ну, вы что тупые? - раздраженно спросил Артист. - Ну вы что, не видели, как в кино целые деревни взлетают? Ну вот эту деревню построили специально, чтоб потом разбомбить? - Миронов, включи голову, - рявкнул Борщов, хватая его за грудки, - какой нахрен разбомбить, там было бы оцепление! В эту же минуту над их головами пролетел самолет, дребезжа мотором. - Bf-109? - удивленно спросил Борщов, присмотревшись к самолету. - Чего? - "Мессер Шмидт", - ответил на свой же вопрос Яндекс. - Немецкий, что ли? - поинтересовался Михновец. - Нет, пакистанский. - Ну, кино, ну кино, я ж гово... - Миронов не договорил. Его прервал Рюмин: - Пацаны... Солдаты затихли. На их руках тихо скончался Корзун. Завадский и Черко так и не пришли. Селантьев с Мухиным тоже неизвестно где. Боярскую этот же самый Корзун взашей гнал непонятно ради чего. Помощи ждать не от кого и в какой они заднице оказались тоже Бог один знает. В Него сейчас вера не помешала бы. Только и воспитание у них армейское, дедовское, где про Бога и всякую религию шлют так далеко, что дороги назад не найдешь. - Сержант, - окрикнул Патрона Мухин, выбиваясь из сил. - Давай, дорогой, давай, - тот остановился и удержал за плечо сослуживца, чтоб тот окончательно не свалился от усталости. Они пробежали еще немного. - Сержант, - снова начал Мухин. - А? - Да ты хоть врубаешся, че здесь происходит? - они остановились возле дерева. - Не надо на меня орать! - приказным тоном отчеканил Селантьев. - Да кто здесь орет? - с раздражением спросил Мухин, скидывая с плеч рацию и вещмешок. - Это ты здесь ореш! - Завали рот, рядовой Мухин. - Да пошел ты! - рыкнул тот, хватая Патрона за воротник формы. Однако же не удержался. Оступился и полетел кубарем вниз вместе с сержантом, который тоже не удержался и не ухватился ни за что вовремя. Скатились в самый яр, собирая по пути сухие листья, обмокревшие от росы, недавних дождей и задержавшейся влаги в этом месте. Повалявшись немного, Мухин повернул случайно голову и, с криком вскочив, отполз на коленях назад. Перед обоими открылось целое кладбище незарытых трупов, начавших разлогатся, совсем еще молодых парней, присыпанное увядшей листвой. - Патрон, - грустно произнёс Мухин, - смотри... Он же молодой совсем...Моложе меня... - слезы сами навернулись на глаза. Патрон заметил у одного в нагрудном кармане сложенную газету достал ее, прочитал первую страницу и сунул Мухину. На главной странице огромными буквами было написано "ПРАВДА", а в уголке пониже маленьким шрифтом " 4 сентября 1941 год". Тут уже всё стало на места: и туман этот над болотом, и предупреждение Бабника о том, что бабки и коровы в этом месте пропадают, и нежелание новенькой идти в эту топь. А когда пришли что стало поздно. Теперь им грозит смерть в любом случае, при любом раскладе. Антон вылез следом за девушкой и ее дочкой из шкафа, всё еще напуганный до чертиков и наготове с оружием, готовый ко всему, но не к встрече с немцами, которые постреляют его, как воробья. Выйдя на улицу, волоча за собой вещмешки и автоматы, глазами искал Завадского, не обращая на вой и причитания женщин и стариков, которых до нитки обчистили нацысты. Наконец он его заметил и, бросив все вещи, кинулся к сослуживцу. - Ферштейн. Ферштейн. Ты чего, миленький? Не умирай только! - тряс его Черко и бил по щекам. Тот очнулся и начал что-то бормотать на немецком какую-то околесицу. - Ах ты, сука! - рыкнул Антон. - Нажрался!!! Я чуть не умер, а ты нажрался!!! Сволочь!!!!! Сука!!!! Максим может и не вспомнит, но Антон долго не забудет, каким отборным матом тогда ругался, пока приводил его в чувство, пока тащил его за собой в лес. Буквально на опушке его окликнули. Кто-то ломился к нему через кусты так, что слышно было, как те хрустят звонко на всю околицу затихшей постепенно деревни. Парень приготовился обороняться, выронив из рук всё вместе с Ферштейном, которому всё равно уже было стоять, сидеть или лежать. - Эээ, ты чего, - на Антона выскочила чумазая, грязная, вся в пыли Боярская. - А ты откуда? - Потом. Всё потом, сейчас идем, пока этот совсем не уснул. Лично я его на ручках не понесу. - Возьми хоть что-нибудь тогда. Этот сука такой тяжелый, что уже достал меня. Вечно бормочет что-то и ржет, как конь. Алиса склонилась на секунду над Максимом. Тот очнулся вдруг и посмотрел на девушку. - Ах, какая фройляйн. Позвольте вашу ручку, - парень потянулся к рукам девушки. - Иди к черту, - выругалась так же на немецком Алиса. - Ну зачем так грубо со мной? Вы же леди. Вам ругаться не пристало. - Слушай, пошли, а то я уже начинаю думать, что бросить его - заманчивая идея. - Согласен. Удивительно, что он только на немецком лопочет, а по-русски нихрена не говорит, - Антон взял Ферштейна подмышку и поволок за собой. - Не, ну если он до этого поговорил только с немцами, то понятно, почему. - А он поболтал. Как видишь, доболтался до состояния свиньи. - Иди уже, пьянь, - Черко очень сильно нервничал, волоча Ферштейна на собственной шее. Они уже почти дошли, как Максим решил, что Бабник - его лучший друг и прицепился к нему, как репейник к собачьей шерсти. Алису достал этот лепет и она уже даже не переводила, ведь известно, что пьяные люди хоть и поэты, но обладают в своем красноречии плохим свойством - с точной периодичностью повторяются. Антон скинул сослуживца рядом с Михновцом и и Валеевым. Уж к ним-то Завадский даже пьяным обниматься не полезет. В отличии от него, стройного, как девушки, эти двое - коренастые высокие парни и нежности, даже если это свой, не потерпят. - Добрый вечер, дамы и господа, - поздоровался Ферштейн, садясь ровнее и скидывая рубаху. Фуражку, которую ему отдал немец, он где-то посеял. - Чего он говорит? - спросил Михновец, отодвинувшись от Ферштейна. - Здоровается, - ответила Боярская. - Опана, а ты откуда? - внимание Фаната переключилось на нее. - От верблюда. - Нет, серьезно, ты где была и почему так выглядишь? - Что? Не нравится? А я старалась. Меня интересует другое. - Что же? - спросил Яндекс. - Каким таким образом мы через болото попали прямиком в Великую отечественную войну. - Что? - Вот вот, - Черко вытер пот рукавом, - школа как раз соответствует тому времени. Немцы тоже настоящие, как впрочем и их оружие. - Значит, Великая отечественная? - упавшим голосом спросил Рюмин. - Да, - ответила Алиса. Только сейчас она и Антон заметили, что старший лейтенант уже отдал душу Богу.