Два кабысдоха с Чозанаха

(Стенограмма допроса Альфонсы Ривейра, пилота прыжкового грузового катера класс F) «… Ни-ни, господин следак! Не пила я. Ик. Совсем. Как можно, в рейсе-то! Что ж я, какая козлина позорная, что не понимаю?.. Ик… Прощения просим… Набухалась? Ну дык да… есть маленько. Грамулечку. Так ведь не в рейсе же! Потом… Когда эти хрены смылись уже… Какие хрены? Космические, ясен перец. Хрены. Кабысдохи. Глюки то есть. Вот они когда того, я и того… грибной настоечкой. Здоровье поправить чисто. Потому как это какие же нервы надобно… А кто бы удержался-то, когда так проглючило?! И хрень еще эта прямо по курсу, еле на орбиту лечь успела, и горючка по нулям… Почему я ту планету Чозанахом обозвала? Дык-ик, эта… не виноватая я! Случайно вышло. Потому что трезвая была, во! Как стекло. Иначе бы куда более матерно выразилась. А как бы вы сами выразились, если вас из гипера выдернуть? И прямо по курсу эта дрянь! Целая планета, которой там сроду не было?! Ну я и того… озвучила вопрос. Кому, кому… мирозданию! А эта путана мерде, ик… ик-скин который корабельный, стало быть, и того… зафик…ик!..сировал. Поскольку я первооткрыватель, стало быть. До меня эту планету, стало быть, не видел ник…икто. И не называл. Теперь так в каталоги и войдет. Потому что искин дурак, хоть и Кот, а я не виноватая. Нет, господин следак, я не знаю, откуда у меня в топливном баке ик-ра. И почему она белая — тоже не знаю. Я честный пилот! Откуда у меня деньги на икру? Даже на синюю… А тут белая! Всю жизнь на пыли летала, как все нормальные люди, а ик-кры сроду не видела. Даже не знала, что моя птичка на ней тоже может… Да, и в этот раз тоже на пыли, ну дык я же и говорю… совсем на донышке оставалось уже, когда эти кабысдохи меня из гипера выдернули. Да, господин следак. Я знаю, что из гипера выдернуть невозможно. И корабля у них не было, у хренов этих. Да, я знаю, что так не бывает. Ну дык эта… они же глюки! Я же вам сразу так и сказала. Им и не такое можно. На каком языке они со мной говорили? Да хрен их знает, хренов этих… То ли на эспе, то ли на моем родном новоаргентинском. То ли вообще по-своему чирикали, прикольно так! А только я все-все понимала. Не, не удивилась. А с чего бы мне удивляться? Они же мои глюки, чего бы мне их не понимать? Как они выглядели? Да как типичные кабысдохи же! Ну сами подумайте, господин следак… Глянешь справа, вроде оба старые перцы. А моргнешь — пацаны совсем, у меня внуки старше… ну и что, что нет внуков, могли бы быть! Точно могли бы. Если бы я тогда Педросу нос не сломала… такие же как он были бы и внуки, лохматые, крикливые и тупы-ы-ые… А эти кабысдоххи, они, господин следак, совсем другие были. Совсем на Педроса не похожие. И одеты, прости господи… Ну кто сейчас в халате ходит?! Да еще и с цапельками! Серыми. Шелковыми. С переливами… Ох, и крепкая же была та настойка на шаманских грибочках… А второй вообще и сам точно птица. Пингвин. Черный такой… Нет, не негр, я же говорю как пингвин, при чем тут негры-то? Да нет, без клюва. Только с фраком. Ну типа. Как на концерт пришел, не хватает только страуса и мокрой киски… Точно! Я таких на концерте о прошлом годе видела, эс-тен-тичной музыки… то есть аутичной… то есть… а, неважно! Только страуса с ними не было. Или был? Ох, мать моя шлюхина дочь… что ж башка-то так трещит, лицензионная же вроде настойка-то была…Никому верить нельзя, даже лицензиям… Вот насчет страуса не поручусь, что не было… Могла и не заметить. Я цапельку разглядывала. Она танцевала. Красиво так, ножками перебирала, то в одну сторону, то в другую… Какая цапелька? Ох, господин следак… вы бы это, витаминок попили, что ли. Для памяти. Я же вам говорила! Вот буквально пять минут взад. Серенькая цапелька. На кимоно. Вышитая. Каким педром она могла танцевать? Ну вы спросите тоже! Откуда же мне в танцах-то разбираться, особенно в цапельных? Помню только, что красивое. Изячно так. Ножкой тудысь… или сюдысь. Да, а хрен этот, который с цапельками, он в термос плюнул! Точно! Вот теперь вспомнила, когда про цапельку… И сказал что-то матерное. Ну мне показалось, что матерное. А может, по-новошанхайски че выразил, я же вам не лингвист какой. Зачем плюнул? А кто ж его знает. Там ведь пусто было. Ну да, я же в последний гипер с почти пустым баком уходила, только-только до базы добраться. Я этим хренам космическим, ну глюки которые, так и сказала. Что типа жизню они мою загубили. Во цвете. Сдохну теперь на орбите новооткрытой планеты, потому как бак пустой… Ну а он туда и плюнул. Этот, с цапелькой. Как, как... ну защиты все снял, свинцовые кожухи сдвинул, крышку отвинтил… и плюнул. Нет, господин следак. Не сразу. Сначала обнюхал термос и даже облизал чутка. Сказал, что рыбой пахнет, значит, правильная икра. Нет, господин следак. Нос у него не отвалился. И язык не почернел. И мутировать он не начал. И не помер на месте. Я бы точно заметила. Я же трезвая была! Ну, тогда еще. Да, господин следак. Я знаю, что топливо очень того… ик… ик-тивно. Близко не подходила и сама бы крышку ни за что отвинчивать не стала. Не дура чай! Дур не берут в пилоты, это вы правы, господин следак. А глюк – он таки да. Отвинчивал. И лизал. А что ему сделается, он же глюк! А второй, как пингвин который, он вообще сказал, что пахнет не рыбой, а сиренами. Вот. Только я не поняла, при чем тут сирена, вроде не мигало ничего, да и сирены же светят, а не пахнут… Ну не виноватая я, товарищ капитан! То есть господин следак. Он сам пришел! То есть они пришли. Оба-два кабысдоха. Сами, как есть сами. А я не виноватая. А халатик я бы такой хотела, да… с цапелькой... только чтобы с перламутровыми пуговицами. Молодость вспомнить, тогда мода была на халатики. С птичками. Только я хотела не серую, мне серая не идет, я красную хотела… или розовую? Розовая цапелька это почти фламинго. Я девочка, мне можно… Интел-ик-нет снижен? До девяноста? Вам виднее, господин следак. Это все настоечка, наверное. Кто ж знал, что она такая забористая окажется, а ведь брала в сертифицированном магазине… С федеральной лицензией…Никому нельзя верить…» Дальше запись фиксировала все более неразборчивое бормотание, переходящее в храп. *** — Думаешь, она сама с маршрутом нахимичила? — Ну а кто же еще? — Но как ей удалось взломать искин? Она же все мозги давно пропила! — У нее тридцать лет полетного стажа. — И что? — Ты словно пилотов никогда близко не видел. Они все чокнутые! От них никогда не знаешь, чего ждать. Но зато и удача у них не чета нормальным, нормальный хрена с два бы икряную планету открыл вот так, с полтычка… — Может, ты и в реальность ее грибных глюков веришь? — Главное, что она сама в них верит. Детекторы не врут, искренность у нее всяко выше айкью. — Да у этой старой алкашки что угодно выше айкью! — Не что угодно. Фон почти нормальный. — Точно? — Точно. Я первым делом проверил, как икру обнаружил. Никаких мутагенок. Пьянь пьянью, но умудрилась полный термос набрать, не испачкавшись даже ногтем. — Ну так может, и не она сама набирала. Может, обменяла на что у местных. Вот и не запачкалась. При ее удаче я бы не удивился. — Думаешь, этот Чозанах населен? — Думаю, что это более вероятно, чем возможность для старой алкашки набрать полный термос высокоактивного топлива и остаться с целыми пальцами. — Дикари? — Разумеется. — Хорошо бы. Планетка перспективная, а преступников вечно не напасешься. — Это да. Дохнут быстро. — Так что будем делать со старой алкашкой? Зачистить? — Нерационально. Удачливая дура – ценный кадр. Пусть полетает пока, может, еще чего откроет… *** (сутками ранее) Детекторы могут врать, а удача не вечна. И отворачиваться любит в самый неподходящий момент. Когда тебя с сухим баком вышвыривает из гипера на гребаных задворках трижды гребаной галактики – это понимаешь наиболее остро. Детекторы как один кричат, что в баке повесилась корабельная крыса, если бы таковая была, нету там ничего, давно уже нету, даже в прыжок Альфонса уходила при помощи матюков и кувалды. Есть такой способ, иногда работает: если как следует врезать чем-нибудь тяжелым по пустому термосу, иногда удается выжать из него энергии еще на один прыжок, хотя все датчики кричат о том, что ничего там нет… На один прыжок – да. Но не на два. На два – никак. Стучи – не стучи… И на орбиту этой непонятно откуда вывернувшейся планетки выйти ей удалось каким-то чудом, не иначе при помощи все тех же матюков. И можно хоть до посинения орать на всех частотах – бесполезно. Никто не услышит. Здесь нет ни маяков, ни ретрансляторов, ни регулярных трасс. Задворки вселенной. Задница мира. Тут она даже и появлению полиции бы обрадовалась, хотя о кое-каком грузе из четвертого трюма той бы знать и не стоило. Но ладно. Пусть. Никакой груз не дороже жизни. Если бы кто предложил обменять, Альфонса не задумалась бы ни на секунду: любой штраф можно отработать, из любой тюрьмы рано или поздно выпустят. Только вот предлагать столь выгодный обмен было некому. И орать бесполезно: в эфире полное молчание на всех частотах, местные еще не созрели даже до обычного радио… Она орала. А что еще оставалось делать? И на всех частотах, и мысленно, и вслух, срывая голос. А потом молчала, рассматривая слабо мерцавшие города ночной стороны. Очень слабо мерцающие. Не плазма точно. Может быть, даже не электричество. Не повезло. Местные варвары, может, и хотели бы помочь, да не те технологии, они ее и заметить-то не сумеют. Рановато она сюда прилетела, вот на тысячу лет бы попозже – еще был бы какой-то шанс… Она поняла, что последние фразы сказала вслух, лишь когда сзади раздалось вежливое: — Извините, а что такое «варвары»? И чем бы вам помогла лишняя тысяча лет? … Про грибную настойку она вспомнит потом, когда поймет, что полный топливный бак иногда может обернуться куда более серьезной проблемой, чем пустой. Просто так ее пить себе дороже, действует словно удар кувалдой по затылку. Но иногда именно это и требуется в плане выживания. Возможность нести полный бред и самой в него верить – чтобы не поверил ни один дознаватель. Очень ценная настоечка, для того и хранима. Корабль у нее отберут, тут и к шельме не ходить. Марштрутизатор разберут по байтам. Белую икру объявят собственностью корпорации. Пусть. Потому что при ней останется куда более ценное – жизнь. И маленькая цацка, свернутая тем глюком, что был похож на пингвина, из двух старых светодиодов и подвешенная на крепление Альфонсовой сережки – просто так, «на удачу». Все же смешные они, эти глюки, о которых лучше забыть. И уж тем более не вспоминать, как душевно они распрощались, покидая ее катер на первой же подвернувшейся планете, она поначалу туда и садиться не хотела, но… они попросили. Сказав что-то про отпуск за последние три тысячи лет. И рассмеявшись чему-то своему, кабысдохьему и непонятному. Смешные, да. Потому что любой пилот знает: «на удачу» не бывает «просто так».