Что ты чувствуешь?

Я от природы так устроен, что физические мои потребности зачастую не соответствуют моим чувствам.

— Дава-ай, Мона-а. Ты можешь лучше. — Мужчина сжимает сильнее ягодицы в ладонях, протягивая гласные в словах, склонив голову, без интереса наблюдая за действиями девушки. Скарамучча все таки потягивается, цепляя концы серой футболки, наконец оголяя верх и откидывая ее в сторону, куда то на кровать. Исходя из взгляда, он не ахти. Уставший и заебанный, но сейчас это малость кого волнует. Пока девушка активно вертит задницей, ожидая, когда вечно недовольный оппонент возьмёт ее, жалобно сжимает простынь в руке. Рука синевласого вновь укладывается на ягодицы, стоя на коленях, на кровати, продолжая наблюдать за сей зрелищем, не решаясь спускать джинсы. Ему просто смехотворно глазеть за тем, как Мона, стоя на четвереньках, отчаянно пытается довести его до эрекции собственным телом. Пока особых успехов нет, но она близка. Ладонь скатывается вниз и поднимается, с замахом ударяя по мягкому месту, вызывая из уст девушки лишь хрип. — Плохо. — с тяжким вздохом, Скарамучча спускается с постели, подходит к рабочему столу, поднимая с него стакан наполненный янтарной "смертельной" жидкостью. Отпив немного виски, что неприятно сластит, мужчина оперся о тот же стол, пока Мегистус усаживается на постель, поджимая ноги. — Че-ерт, ты не можешь просто трахнуть меня? — Жалобно протянула та, хотя глаза томные, ничего не выражают. Ни возбуждения, ни разочарования. А жаль. — Каким образом я буду тебя трахать, если у меня даже не стоит на тебя? — Высказывая свое недопонимание, он решает показать свою незаинтересованность, переводя взгляд на куда более интересный стакан виски, нежели обнаженное женское тело. — Ты не даёшь мне полного позволения, о чем речь? — Мону начинает это подбешивать, по ней в принципе видно. — Каждый раз ломаешься как ебанная школьница. Папа в детстве не говорил, что когда член стоит - это нормально? Скарамучча молча, с глухим стуком ставит стакан на стол, предварительно сделав еще один глоток и возвращается к кровати, встав у края. — Мне напомнить или сама? — Мудила. Девушка усаживается перед парнем, руками цепляя ремень его джинс, торопливо растегивая, не решаясь поднимать взгляд на его лицо. Знает же, что там привычный взгляд. Так и хочется харкнуть в ебло. — Давай быстрее, мне уже скучно. — Сам же, он вообще ничего не делает. Так сказать, отдал позволение. Раз хотела - так пусть делает что душе угодно. — Еще поторопи меня. — Слабо оскалившись, Мона разделалась с ремнем, следом и ширинка, а следом и приспуская белье, обхватывает мужской половой орган ладонью, быстро надрочив. Затем уже склоняется, беглым движением проведя языком по головке, а затем вдоль члена, проводя снизу вверх и вниз к основанию. — Удивлена, что ебана сексоголик вроде тебя не реагирует даже на такое. При этом, Мона все же не останавливается, обхватывает губами головку, делая движение вниз к условной половине, обводя языком и поднимаясь, принялась ласкать верхушку члена. — Может в тебе дело? — Скарамучча, наблюдая стремительные действия брюнетки, кладёт руку на чужой затылок, сразу надавив, вынуждая опускаться. Все-таки, медлить он не любил. Прелюдия тоже. Девушка держит руку у основания органа, сама склоняется ниже, постепенными движениями вбирая длину больше, пока член ощутимо твердел, принимал стоячее положение из-за эрекции. Тогда-то Мегистус принялась брать больше, останавливаясь практически у основания, невольно покорчившись от неприятного ощущения в горле. Мужская ладонь не позволяет отдалиться, поэтому движения языка стали активнее. А как появилась свобода, та отвернулась и прокашлялась, делая передышку из двух-трёх вдохов, вновь проводя вдоль и вновь вбирая. Слюна обильно выделялась, постепенно стекая по подбородку. Впрочем, заканчивать работу, доводя парня до оргазма - не в ее предпочтениях. Она уже практически выполнила то, что от нее требовалось. Девушка отстраняется, вновь обхватив рукой, делая хаотичные движения вверх-вниз, другой рукой вытирая подбородок. Скарамучча все таки убирает руку с волос Мегистус, делая глубокий вдох. Что же, у нее получилось. Но хвалить и гладить по головке не планирует. Мона глядит на мужчину, не наблюдая никакой реакции. Как минимум слова о том, что все нормально и теперь наконец-то можно продолжить. Скарамучча цепляет ногу девушки, оттаскивая в сторону, а та улавливает и вновь встаёт на колени, спиной к нему, опираясь руками о постель, которые болезненно согнулись, когда брюнет хватается за девичью шею, резко толкая вниз, прижимая к кровати. Мона потягивает ноги к себе, которые в возбуждении и нетерпении неприятно трясутся, отдают легкими судорогами. Девушка была вынуждена прогнуться в спине и достаточно сильно, лишь бы вызвать у оппонента чувство удобства и плюс рука на шее.. Скарамучча ощущает себя никем и нигде. Даже в глазах видно ту потерянность и неощутимость происходящего. Алкоголь, точно. Парень, для начала, без ожиданий и намёков вводит сразу два пальца, вызывая у девушки громкий стон, вынуждая уткнуться лицом в матрас. Такими темпами и задохнуться не сложно. Было бы не плохо. Темп движений руки быстрый, смысла медлить ведь нет. Средний и безымянный палец толкались вперед без чувства стыда. Прокручивал и сгибал, поглаживая внутреннюю стенку влагалища, через раз случайно задевая длинным ногтем среднего пальца. Не столь ощутимо, не так болезненно. Времени тратить не хотелось, оно ведь у него такое дорогое. Скарамучча вынимает пальцы, влажной рукой надрочив самому себе. Мешкается, упираясь коленями в матрас, подставляя верхушку к началу влагалища, срывая с девичьих уст удивленный, возможно даже болезненный и громкий стон, когда он оказывается внутри, практически на полной глубине. Подобное действие вынудило голубоглазую поднять прижатую голову и болезненно выгнуться сильнее. Позвоночник хрустнул. На этом он, собственно, не закончил. Подождав от силы меньше минуты, качнул бёдрами назад, делая более умеренный толчок вперед, оказываясь уже на конце. До упора. Девушка вжимается лицом в простынь, зажимая ее меж зубов. Кричит. Вроде стонет, а вроде плачет. Но на глазах образуются крупные слезы, которые моментально впитываются в простынь. По ней, честно, хуй поймёшь, когда нравится, а когда нет. Будь нежен, будь груб - реакция одна. Девушка все же отдаётся попытке привыкнуть, но выходит плохо. Больно, скорее даже слабоощутимо. Удивительно, в общем-то. Такое положение не особо устроило Скара, хотя он сам без спросу его занял. Он не видит лицо Моны, а это самое интересное. Буквально десятка, может двух, таких толчков хватило, что бы ему надоела сей картина. Он отстраняется, прерывисто вздохнув. Не уследил за тем, как сбилось его дыхание. Парень хотел опешить, только просто усаживается на постель. Перевести дух, так сказать. Неудачное положение, но на этом они не остановятся. Мегистус приподнимается. Больно до сих пор. Ноги охватывает судорога, сложно ими передвигать. Девушка все-таки глядит на парня. Он выглядит крайне... озадаченным. Задумчивый как никогда ранее. Мона усаживается перед ним, лицом к лицу, расставляя ноги по обе стороны от него и ладонью проводит по щеке. Атмосфера изначально грубая и сухая, ей это не нравилось, она решает смягчить. И у нее выходит, она всегда умела это делать. Скарамучча глядит на ее вторую руку, которая медленно охватывает член, делая такие же медленные движения вверх-вниз, пальцами обводя головку. Только это касание вызвало у него шумный выдох. Синевласый обводит девичью щеку ладонью, смотря в опущенные вниз, на ее руки глаза. Рука охватывает подбородок и подобравшись ближе, он целует. Сминая то нижнюю, то верхнюю губу. Мягко, отдалённо. Потом отводит по губам языком и просто целуя. Потом наклоняется к бледной и до безумия нежной, тёплой шее. С такой же нежностью целуя. Целуя несколько раз, вызывая мурашки и слабый экстаз у Моны. Выдыхая тихие полу-стоны, вызывая у Моны восхищение. Поцелуй чередует собой ведение языком и так он доводит до ключиц, целуя, клоняясь ниже. И без того медленный темп тёплой ладони на члене замедлился, когда Скар возвращается на исходную, только уже укладывая брюнетку под себя.

Ложь — это то, к чему все мы ежедневно прибегаем с целью облегчить себе жизнь.

Прелюдия не любит, говорил? Сейчас он целует женское тело, доходя губами до груди, проводя языком по соскам и ниже. Очерчивая языком ребра, где то слабо прикусывая и оттягивая кожу. А руки девушки медленно, ласкающе движутся по плечам, поглаживая к шее, прижимая мужскую голову ближе к своему телу, напирая, выгибаясь и извиваясь бесстыдно сопровождая каждое действие стоном. Какого черта, Мона? Какого, мать твою, хуя? Поднимаясь, пристально глядя в закатывающиеся глаза, он целует губы. Рукой подхватывает правую ногу под коленкой, пристраивается между, желая возобновить процесс воссоединения. Почему ты такая нежная? Скарамучча склоняется, не кончая влажные поцелуи, который Мона каждый раз так старательно запоминает. Единственный вопрос, что оставался в голове - почему? Эти нежные касания, которые ранее были оскорблениями. Почему девушка принимает все поцелуи, зная, что нихуя им не светит? Почему она вообще принимает его? Скарамучча делает это более мягко. Медленно не торопясь вводя, позволяя девушке действительно насладиться процессом. Какого хуя, Мона? Ты совсем ничего не видишь? Ты совсем дурочкой стала? Это чертов абсурд, это чертово насилие. Насилие тебя, твоего тела, твоих мыслей, твоего разума. Каждую часть твоей души трахать. А ты не видишь. Нет, не чувствуешь. Ты совсем не чувствуешь, что это все фальшь. Блеф и фальшь. Чтобы трахаться - не нужны чувства. Говорил он когда-то. Руки с плеч ползут к спине, больно оцарапывая, оставляя красные полосы. Наделить болью и получить удовольствие - хорошая тактика. Вперед, выцарапай себе путь к грудной клетке, до моего сердца, вырви его, выпей и сожри. Не оставь мне ничего, давай, вперед. Шучу, там ничего нет. Крикнуть "Громче!", что бы она орала громче. Кричала не слова, а что то невнятное. Стонала так, что бы соседи ахуели. Чувств нет, он не соврал, когда говорил это. Эти чувства они послали далеко нахуй и засунули в анальные проходы самых слащавых и сопливых романтиков. Ей нужно внимание, а он пытается скрыть свое одиночество трахая ее. Давай я скажу что люблю тебя, а ты раздвинешь ноги. Абсолютно одинокий человек втрахивает свое одиночество в отчаявшуюся девушку. Слушай, может мы просто персонажи Паланика? Ты вроде его любишь. Или может я остаюсь Мерсо, а ты моя Мари, как было в произведении Камю? Не похоже. Пока есть возможность чувствовать, они ее не потеряют. Забыть о том, что они и вовсе никогда не любили друг друга, забыть о том, что он любит другую.

Всякий разумный человек так или иначе когда-нибудь желал смерти тем, кого любит.

Но вопрос остается тот же. Какого черта ты такая нежная? И когда эякуляция прошла, парень садится на край кровати. Расставив ноги, опирается локтями на них, упираясь лицом в ладони. Нет, он не так хотел. Он не виноват в этом, но почему же он так сильно ненавидит эту ситуацию? Проще говоря, свою жизнь. Девушка, наконец найдя свое белье и футболку, решает не тратить силы на джинсы. Глядит на парня и молчит. Каждый раз вселяет надежду, каждый раз делает вид, что ценит. Но пока он способен сказать, что любит другую женщину, Мона не сможет перестать ощущать ненависть. Девушка касается мужского плеча. — Ты правда идиотка, да? — Тихо начинает парень, не меняя положения, не желая смотреть на девушку. — Прошу, не начинай это снова. — Мерзкий разговор повторяется уже третий раз. Третий раз их секс становится чем то большим, чем просто желание. Может он действительно гребанный сексоголик и отчаянный недо-романтик? — Ты совсем не ощущаешь этого? Неужели ты не чувствуешь? — Конечно же он не остановится. Скарамучча все-таки переводит взгляд на девушку. — Чего не чувствую? — Наконец-то решает уточнить она, явно мотивируя партнера на сильные эмоции. — Этот ебанный реализм. Ты совсем не ощущаешь это окутывающее дерьмо? — Скарамучча настолько резко поднимается, что чуть не свалился с ног. Парень идет к столу, цепляет сумку на кресле, роется в куче вещей. — Это паранойя. — Она сказала это настолько серьезно, с таким сочувствием, что парень принял это за насмешку. Выхватывая пачку сигарет, он громко хлопает дверью на балконе. Осень. Гребанная, сучья осень. Морозит оголенный, недавно остывший и взмокший торс. Скарамучча распахивает окно, вытаскивая первую сигарету, щелкнув колесиком зажигалки, подпалив. Ночь. Небо тёмное, на улице холодно. Сыро, недавно был дождь, облака выделяются, более светлые, чем небо. Дома, окна которых редко мелькают светом. В это время люди и спят, почти все. Девушка ступает на холодный пол, встав рядом со Скарамуччей. — Я не хотела, что бы ты так себя ощущал. - Словно в извинениях, Мона опирается на перила перед окном, переводя взгляд на оппонента, что тянет ко рту сигарету. — Зачем, Мона? — Он не решается на нее смотреть. Не хочет, уже достаточно насмотрелся. - Ладно я, почему ты так себя ведёшь? Откуда эта нежность? Зачем ты это делаешь? Брюнет невольно хмурится, а Мегистус только слабо приулыбнулась. Невзначай так. — Если не я, то кто? Я не могу оставаться расслабленной, зная что ты безответно любишь другую женщину. Они останутся вместе, останутся самыми любимыми друг для друга до самого утра. Останутся вместе справляться со своим одиночеством.

Опять настало короткое молчание, а потом она пролепетала, что я очень странный человек, но, должно быть, за это она меня и любит, однако, может быть, именно поэтому я когда-нибудь стану ей противен.