Содержанки

Олег посмотрел на цену. Потом, выразительно приподняв бровь, — на Птицу. Тиша под таким взглядом уже бы стушевался, потупился, забормотал, что да ладно, он просто показать, совсем же не обязательно покупать всё, что он там себе... Птица — нет. Глаз не отвёл и ухмылялся так довольно и острозубо, что сразу стало понятно: не просто уверен, а знает, что Олег раскошелится. И даже ворчать не будет. (Хотя ворчи тут, не ворчи, результат примерно един). — Нахера? — всё-таки не смог удержаться Олег, потому что... ну правда, нахера? Это ж даже не ошейник, чтобы можно было приписать к какому-нибудь там намёку на БДСМ, да и Птица такие фантазии всегда пресекал на корню. В подобных играх он был согласен участвовать только на стороне силы, но тут уже не согласен был Олег. Всякие ванильно-пикантные приколюхи типа костюмчика горничной они тоже не особенно практиковали, а куда еще можно применить черную бархатную полоску для шеи, украшенную белыми кружевами и стразиками Сваровски, Олег представить себе не мог. Ну не дома же носить, с халатом и тапками?! — На-адо! — с неуловимо что-то напоминающими интонациями манерно протянул Птица. Продавец, затянутый в тесную темно-синюю ливрею с золотыми пуговицами, стоял, неестественно выпрямившись, сложив руки на пояснице, будто всю прошлую жизнь проработал дворецким у Бэтмена и только на прошлой неделе устроился в магазин одежды от какого-то там суперзнаменитого питерского дизайнера. Впрочем (возвращаясь к цифрам на ценниках), за невозмутимость ему наверняка доплачивают. Причем столько, что и Бэтмен бы присвистнул, выкинул плащ и шапочку с ушками и попросился бы в напарники. Олег уже открыл рот, чтобы разразиться предельно рациональной речью о том, что полоска бархата шириной в палец не может стоить как паруса из алого шелка, и он бы ещё понял, если бы нашиты были настоящие бриллианты, но это, если он не ошибается, кажется, просто хрусталь?.. — но взглянул на Птицу и закрыл. С недовольно-снисходительным видом потянул из кармана карточку, а когда продавец отошел к другому концу прилавка за упаковочной коробкой (дворецкий дворецким, но и Олег не Бэтмен, и вокруг, блин, не Готэм, а предельно нетолерантная родина), наклонился к выглядывающему из рыжих волос уху и внятно прошептал: — Всё, что захочешь, малыш. А ночью отработаешь. Ухо порозовело. Будь у Птицы крылья — захлопал бы, разминаясь, как победивший в драке петух за миг до триумфального кукареканья, но крыльев не было, так что он просто переступил с ноги на ногу, игриво зыркнул из-под челки и сунул ладони в карманы щегольского летнего пальто. Вовремя всё-таки Олег ввернул про "отработаешь". За "малыша" мог и огрести, Птица терпеть не мог сюсюканья, а так получилось ласково-издевательски. В самый раз. Пока Олег набирал на терминале пин-код, дворецкий торжественно, как на каком-нибудь награждении, вручил Птице перевязанную ленточкой жесткую коробку. Матово-черную, с волной серебристых переливчатых блёсток по крышке. Стоит, небось, тоже ох сколько, не меньше тыщи, но в этом магазине считается просто упаковкой (включённой, понятное дело, в стоимость основного товара). Птица распушился, разулыбался, кажется, даже стал немножечко выше, будто приподнялся на носочки. Обернулся к Олегу таким царственным движением, что другого ничего не осталось: пришлось так же неторопливо, словно они тут на светском рауте, подходить, сгибать руку кренделем, чтобы Птица мог уцепиться за локоть своими тонкими безапелляционными пальчиками, и вести его к сияющей намытым стеклом двери. — Ждём вас снова, приходите ещё! — пророкотал им в спину дворецкий приятным, почти оперным баритоном. Штампованная фраза прозвучала не заученной формулой вежливости, а душевным приглашением. Даже Олега проняло, Птица так вообще расцвёл, обернулся и кокетливо пропел: — Обязательно! И не один раз! Олег подумал, не споткнуться ли (демонстративно, "от шока"), но решил, что не стоит. Это Серый шутку оценит, Птица же такую истерику закатит от испорченного "впечатления", что на его успокоительные (в чёрт знает сколько каратов или с непроизносимыми названиями брендов) не хватит и Серёжиных миллиардов. Так что по двум ступенькам крылечка они спустились чинно и благородно и даже успели сделать пару шагов по узенькому тротуару, пока Птица не взмахнул широкими рукавами пальто, словно надеялся зацепиться за ветер и улететь, и не возвестил, что желает теперь новые туфли, новые перчатки, затем в лучшую кондитерскую Питера, есть пирожные и пить манговый зелёный чай, и оттуда в Мариинку. Да, всё сегодня, вечером Вагнера дают, "Кольцо нибелунга", часть "Зигфрид", надо сейчас же купить билеты, непременно в ложу, лучше сразу в царскую, потому что Птица планирует взять в буфете шампанского, а ещё мороженого с шоколадом и орехами в хрустальной вазочке, и... Олег медленно выдохнул через нос. На сегодня денег еще должно было хватить. А завтра, будем надеяться, и Серёжа наконец почтит его своим присутствием.

$$$

Серёжа смеялся так долго, что Олег начал со смутной тревогой подозревать истерику (только с чего бы? сильного стресса давно не было, мозг не перенапрягали, тело правильно кормили, вовремя укладывали спать и всячески ублажали...), но успокоился все-таки сам, вытер счастливые слёзы и объяснил наконец причину бурного веселья: — Содержанки. — Чего? — машинально переспросил Олег, хотя уже и до него начало доходить. — Тиша и Птиц, — всё-таки пояснил Серёжа непонятливому. — Ты их водишь везде, покупаешь всё, а они только "дай, дай". Типичные содержанки. — Ну не оба же, — для проформы заспорил Олег. — Тишка больше как ребёнок: кино, карусели, сладости, игрушки. А Птица... У меня иногда мозг ломается, что он опять учудит. То шубу ему леопардовую до колен, то золотые браслеты на лодыжки, то... Жильцы, обитавшие в одном теле, настолько не походили друг на друга, что и незнакомец бы их не спутал. Максимум — принял бы за близнецов с разными характерами. Олег иногда диву давался, как так вышло. Серёжа хихикнул: — Так и у него игрушки, только другого уровня. Телефон пискнул, возвещая, что запрет снят, счет разблокирован, и еще одна непомерно большая сумма может перейти с одного частного (Серёжиного) счёта на другой частный (Олегов) счёт. Можно было, конечно, обойтись без вот этих вот плясок с бубнами, разбиения всей суммы на куски и унизительного ожидания разрешения на перевод, но для этого надо было взять ноги в руки, а в зубы паспорта и дойти до отделения банка, чего Олегу делать не хотелось, потому что не хотелось Серёже. Он не Птица, любящий шум, энергию толп и блеск софитов, и даже не Тиша, готовый терпеть вышеперечисленное ради возможности прогуляться на воле. Гениальный программист, трудоголик, борец за права человека и филантроп Сергей Разумовский предпочитал не покидать Башню (а если приходилось, исключительно по рабочим вопросам, то страшно нервничал и потом по неделе мог не показываться, скинув управление телом на соседей). Олег не собирался на него давить. — Может, оформить им отдельную карту? С лимитом по тратам? — неуверенно предложил он, когда Серёжа завис над телефоном, раздумывая, какую бы сумму вбить на этот раз. Тот поднял голову и посмотрел, как кот из мема (ну, из того, где два кота, и "она пошла на кухню, пришло время кушоть — но мы же только что ели, может, она пошла туда не за этим" — и тот самый взгляд первого). Олег прочитал его мысль ещё прежде, чем услышал: — Чтобы они поняли, как приятно покупать что-то без спроса, на собственные деньги, взломали мои счета, растратили всё, что у меня есть, на мороженое и блестяшки, и продали "Вместе" мелким оптом, потому что на чипсы с позолотой пару миллионов не хватило? Нет уж, контролируй их хотелки ты, пожалуйста. Так я буду спокоен, а они тебе благодарны. Олег только кивнул. Серёжа, конечно, был прав, и оставалось превозносить всех известных богов за то, что почерки у "соседей" не совпадали настолько фатально: ни Птица, ни Тиша не сумели бы подделать Серёжину подпись на банковском бланке. По одному только паспорту и биометрии счета Разумовскому никто не откроет, Серёжа вымуштровал работников банка, как не каждый прапорщик бы смог. Между двумя легкомысленными халявщиками и большими деньгами их соседа по телу последней стеной укреплений стояла пресловутая подпись и последним, но очень преданным стражником — непоколебимый Олег. Пока хватало. Вот уже пять лет как. — Всё! — возвестил Серёжа, отшвыривая телефон от себя, как какую-нибудь змею. — Перевод подтвердил, расписался, отпечаток отсканировал, повторное подтверждение кодом надо выслать вечером, напомни в семь. Если вдруг меня выкинет: ноль ноль пятнадцать двадцать семь ноль два пятьсот. Повтори. — Ноль ноль пятнадцать двацать семь ноль два пятьсот, — послушно повторил Олег. — Не выкинет. Нагулялись, наигрались, все деньги из меня вытянули и знают это. Раньше завтрашнего дня ни один не сунется. — Я же говорю — содержанки, — снова захихикал Серёжа. — Они — твои. А ты — моя. — Я ценю, — промурлыкал Олег, старательно копируя интонации дворецкого из давешнего дизайнерского магазина. — И даже готов отработать... Хоть сейчас... Кажется, удалось: уши у Серёжи порозовели точь-в-точь как у Птицы. Всё-таки в чём-то они были упоительно похожи.