Кровь на жёлтом ужасно смотрится.

Минета не по наслышке знает: факультет поддержки никому и никогда форму не стирает и не чистит - не в их правилах. Сделать пушки для рук размером с пожарный гидрант, которые ничего не весят? Пожалуйста. Разработать абсолютно ничем непробиваемую броню за час? Да на здоровье. Создать машину, которая будет помогать герою плеваться огнём, когда он владеет ветром, при этом не обжигая ученика? Да раз плюнуть. Отстирать кровищу, которая за час натекла с башки так, что жёлтого цвета почти и не видно теперь под её слоями? Нет уж, тут сами справляйтесь, не наша специализация, мы не в прачечную учиться поступили. Айзава звереет с каждой тренировкой всё больше, отвратительные занятия, всё сильнее напоминающие пытки, могут длиться часами, пока не объявится Всемогущий и не надаёт пиздячек сенсею, угрожая директором Незу: нельзя учеников до такого состояния доводить, неприемлемо это, аморально! Пока они выясняют отношения, зыркают глазами и срываются до крика, Минета, из-за внешнего вида которого и разгорелся скандал, меланхолично думает: сколько же на этот раз понадобится перекиси, спирта и соли, и не нужно ли будет бежать в класс химии за аммиаком, если всё будет очень и очень плохо, и форма героя потеряет вообще любой приемлемый вид? Когда класс, измученный и уставший, наконец, появляется на пороге общежития, Минету по умолчанию первым отправляют в душ, пока остальные отлёживаются и готовят ужин - негласное правило среди класса А. Просто потому что Минору выглядит хуже всех, даже хуже Мидории, о чём сам просто великолепно знает. Зайдя в душ, он сбрасывает ежедневную форму академии и, в первую очередь, оглядывает её: нет, слава Ками, в этот раз ничего не испачкал, с белого кровь вывести почти нереально, хорошо, что она ещё на полигоне вся высохла, свежие кровоточащие шрамы и надрывы остались только на голове. И кто бы года два назад, из всех тогда знавших его людей мог подумать, что трусливый неудачник карлик-Минета будет радоваться такой сомнительной новости? Прежде чем шагнуть в кабинку, он встаёт на носки и оглядывает себя в зеркало - усмехается и понимает, почему в ванную его всегда отправляют первым. Кровь натекла с бестолковой башки знатно, даже сильнее обычного: бордовыми подтёками стекла на лоб и разлилась ручейками по лицу, перебежала игриво на подбородок, высохла на губах, крошкой рассыпалась, когда Минору приподнял уголки губ. Субстанция затекла за уши и в них тоже, смазанными потоками расположилась на кадыке и ключицах, а на затылок даже смотреть не особенно хочется, но Минета всё-таки поворачивается: как и ожидалось, самое настоящее, беспроглядно-красное месиво из сгустков и мазков, где-то даже не до конца высохла, как, интересно, на форме не осталась? Загадка, конечно, побаще Бермудского Треугольника. Минору включает прохладный душ - от тёплой воды саднящая и ноющая голова так разболится, что спать он точно уже не сможет, никакой парацетамол и анальгин не поможет: плавали, знаем. Он не двигается, не трогает себя, не оттирает собственную кровь с тела остервенело, как раньше, не пытается от неё избавиться, когда залезает под воду: стоит. Стоит и смотрит, как бледно-розоватые струйки текут с его молодого и слишком маленького, как для шестнадцатилетнего парня, но так рано покрытого шрамами тела, наблюдает, как они исчезают в канализационном сливе и отрешённо замечает про себя, что сегодня у тараканов, обитающих в трубах, будет пир на весь мир: кушайте, не обляпайтесь, как говорится. Голой спиной по холодному кафелю он съезжает вниз, к полу кабинки, стараясь не задеть затылком стену: не дай Ками потревожить голову. Минета прижимает к груди коренастые крепкие ноги, обнимает их не менее крепкими руками и кладёт подбородок на колени, задним числом думая, что двадцать минут у него ещё точно есть, пока одноклассники переодеваются в домашнюю одежду, ужинают и пытаются хоть немного расслабиться. Плакать не хочется, глаза, не смотря на текущую беспрерывно воду, сухие: всю соль уже выплакал, не хочется на это силы тратить, всё равно не помогает ни с чем справиться. А вот подумать можно, ему полезно: Яо-Момо часто так говорит, когда слишком уж зла на него. Извиняется потом, конечно, но винить её не за что: у него - тупые шутки на нервной почве, тик и хроническая анемия кожи головы, у неё - недосып, синдром отличницы и панические атаки. Оба виноваты и не виноваты одновременно. Неудивительно, что крови в этот раз так много, он сегодня хорошенько потрудился, даже Шото похвалил - правда, с такой непередаваемой жалостью в бесчувственном взгляде, что стыдно за себя стало. Первые два часа тренировки шли как по маслу, шары с головы отделялись спокойно и без происшествий, в умеренном темпе. Но Айзава, естественно, не был бы Айзавой, если бы не заставил класс медленно, но верно наращивать темп занятия, что и привело к таким неутешительным последствиям. Кацуки сидит теперь в гостиной и обрабатывает перекисью новые надрывы на руках, Серо заливает жидкий обезбол в отверстия на локтях, Урарака уже как двадцать минут блюёт в туалете, до желчи, до желудочного сока, а Аояма пьёт таблетки от живота, зная, что ночью всё равно будет умирать от страшной рези в перенапряжённом кишечнике. Сам Минета знает, что перед сном выпьет так много обезбола, что будет видеть галлюцинации вместо снов и просыпаться каждые полчаса, ведь в этот раз он так надорвал кожу головы, что даже трогать это месиво не хочется. Есть у его способности одна особенность: как только шары не успевают так хорошо генерировать, что не отделяются от головы свободно, их приходится выдирать с силой, с корнем, с только-только зажившими луковицами, раззадоривая хроническую анемию до небывалых высот. Так что действительно неудивительно, что крови натекло сегодня сполна - он и вправду очень хорошо поработал. Жаль только, что работа в таком темпе отваживает стать героем ещё до окончания академии, что уж тут говорить о серьёзной карьере героя, которая ожидает его в обозримом будущем. Минета бы никогда и никому не рассказал о том, какие мысли посещают его буйную башку в душе, наедине с самим собой, поздно вечером. Иногда Минета действительно задумывался о том, что не место ему в списке героев Токио, что уж тут говорить о героях мирового списка Jetixo, о котором мечтал каждый уважающий себя ребёнок в детстве. Минору думал, думал много и часто, и, периодически, приходил к неутешительному выводу: что неплохо было бы забрать документы из ЮЭЙ, пока не поздно, забыть к чертям собачьим о карьере распрекрасного, романтизированнового до розовой блевоты "супер-мена" из комиксов, поступить в какой-нибудь поварской колледж или даже институт (не зря ведь Мина говорила, что он просто божественно готовит!), да и жить себе, наконец, припеваючи. Отучиться с отличием и красным дипломом, пойти работать в новомодный и дорогущий ресторан, стать знаменитым шеф-поваром, быть популярным, не рискуя своей жизнью и не развивая хронические болезни, из-за которых он помрёт быстрее, чем прославится, принимать героев в этом ресторане самыми дорогими и изысканными блюдами, радовать людей, не распекаясь кровавым бифштексом на асфальте и жить красиво - с деньгами, славой, уважением. Опять же, не рискуя жизнью и не нарываясь каждый день на высокую долю вероятности смерти, которая поджидает героев вон там, за углом, потирая костлявые ручонки и начищая свою косу для очередной буйной геройской головы. И кровь с жёлотого плаща ежедневно не состирывая, стирая пальцы в мозолистое месиво. Но было то, то самое, из-за чего Минета быстро трезвел, выгоняя из ноющей головы пагубные, трусливые мысли. Как он будет смотреть им всем в глаза, если всё-таки найдёт в себе когда-нибудь силы и желание уйти? В глазах так и вставала эта немая сцена - дорогущий ресторан, приём героев, которые совсем недавно спасли весь город, рискуя жизнью, идёт он, Минета, с каким-нибудь блюдом, весь такой накрахмаленный, счастливый, лоснящийся от сытой, безопасной жизни - и встречается взглядом с каждым из них, с каждым, кого посмел бросить, поддавшись своей трусости и желанию "жить красиво", как часто любил думать он сам. Как он будет смотреть в глаза Урараке, которая, не щадя себя, откачивала его на учениях, когда он едва не задохнулся в собственной крови, раздербанив голову в месиво в самый первый раз, той самой Урараке, которая могла есть только его жидкие супы в периоды страшной рвоты и перенапряжения? Как он будет смотреть в глаза Шоджи, который из раза в раз нёс Минору, который никогда не поспевал за остальными в силу роста, на себе, рискуя сам проиграть или не успеть? Как он будет смотреть в глаза Каминари, который искренне доверял Минеде, работая с ним в паре и надеющийся только на относительно умного Минору на сложных контрольных? О Ками, а если на приём придут его учителя? Минеда боялся даже представить себе, с каким лицом на него взглянет Айзава, увидев Минору в поварском колпаке - бросившего всех, позорно сбежавшего и оставившего товарищей самим разбираться с преступностью, рискуя своими жизнями. А Сущий Мик, всегда искренне хвалящий Минору за его великолепные успехи в английском? Подумать стыдно, как поникнет его лицо, когда он поймёт, что один из его лучших учеников, почти чистый отличник, решил связать свою судьбу с готовкой пюре и чисткой креветок... Всемогущий? Тут больнее всего, ведь Тошинори Яги никогда не осудит ученика за его выбор. Он грустно улыбнётся, покачает головой и скажет, наверное, что-то такое: "У каждого свой путь, мальчик мой. И я искренне рад, что ты смог найти себя, пусть, в этой жизни наши дороги уже вряд ли пересекутся. Каждая работа, каждая жизнь важна, именно поэтому я рад, что ты смог отыскать дело, которое тебе действительно по душе. Ты счастлив и это - самое главное." Невыносимо! Невыносимо даже представлять себе такое предательство, такую пагубную трусость! Минеда изо всех сил, что остались, бьётся головой о холодный кафель и воет в голос от боли, которая рассекает мозг похлеще вражеской способности - зато трезво! Зато с силой, зато выбивает из этого самого мозга даже зародыши этих проклятых мыслей, да чтоб ему пусто было! Злые, плохие слёзы разъедают лицо - и хорошо, на самом-то деле! Даже славно, распрекрасно, расчудесно, волшебно просто! Да, он сдохнет, возможно, послезавтра, если останется на этом геройском факультете, он вообще, по-хорошему, родиться не должен был, раз Всевышний слепил из него всего лишь половину человека, так значит, если он родился и выжил, переболев туберкулёзом в детстве, надо в этой жизни на всю катушку отрываться! Каждый день рисковать собой, испытывать судьбу на прочность! Биться головой об асфальт, загадывая, подохнет или нет! Ломать кости, травмировать кишки, разлетаться котлетой по мостовой, спасая людей - ведь каждая жизнь важна, так Всемогущий говорит, а он-то в жизни разбирается! Он, с его-то способностями, смог-таки поступить в самую лучшую академию страны, да что там, он умудрился попасть на самый престижный факультет! И смеет жаловаться ещё! Раз уж судьба, как правило, совсем ему не благоволящая, снисходительно преподнесла ему этот подарок, надо использовать его изо всех сил! Тренироваться, стремиться стать лучше, задирать планку до небывалых высот, улыбаться и спасать людей, равняясь на самых лучших, самых славных, самых хороших! И не предавать, позорно сбежав и испугавшись боли! Разве Всемогущему было не больно? Разве Айзаве было не больно? Разве Старателю было не больно? Разве его одноклассникам сейчас не больно? Ему тоже больно, ну и что? Жил раньше - переживёт теперь. Он знал же, в конце концов, какую дорогу выбрал! Знал же, правильно?.. - Минеда-кун, у тебя всё нормально? Мы слышали крик, тебе помочь? - в дверь осторожно постучался Иида, искренне обеспокоенный состоянием одноклассника. И это его-то Минору только что хотел оставить, поддавшись соблазну безопасности и спокойного существования? Стыдно. - Нет, Иида-кун, всё хорошо, спасибо. Я выйду через десять минут. - говорит Минору, наблюдая за тем, как тоненькая струйка крови бежит с размозжённой кожи головы по лицу, шее, ключицам, животу, ближе к паху и растекается розоватыми подтёками в воде, бешено хлещущей из душа. Ничего страшного. Переживёт. - Минеда-кун, ты чего здесь? Давно спать пора, у нас занятия рано завтра начинаются. - в дверь ванной комнаты тихо вошла Асуи, с кружкой в руке. Попить, наверное, хотела, а тут такое зрелище... - Да так, Тсую-тян, отстирать форму надо, а то завтра неприятно на практике будет ходить. - отвлекаясь от стирки, вздохнул Минору, стараясь сильно не двигать перебинтованной головой. За половину ночи он сменил уже два тазика противно-кровавой воды, но ситуация не улучшалась - до конца стирки было ещё ух, как далеко. Минеда улыбнулся, невидящим взором разглядывая геройский плащ, который только что остервенело намыливал и сказал, мечтательно так, с нотой плохо скрываемой истерики: - А знаешь, Тсую-тян... Кровь на жёлтом прекрасно смотрится. Героически так, смело даже... - он тихо рассмеялся, приложив ладонь к забинтованному лбу. Асуи нервно, через силу усмехнулась. Врать не хотелось, а на правду не осталось сил. Ужасно, на самом деле. Кровь на жёлтом ужасно смотрится