Reversed

      Артур закрыл глаза, пытаясь не обращать внимания на пробирающую до костей дрожь.       — Я не виноват, — наконец сказал он, сделав глубокий вдох и выдох. — Любой мог бы ошибиться. Любой мог бы спутать этот меч с Экскалибуром. Они почти одинаковые, только надписи различаются, — он сделал еще один глубокий вдох. — Во всем виноват Утер.       Он открыл глаза, вглядываясь в серый пейзаж вдали. Магия все еще пульсировала вокруг него. Это чем-то было похоже на то, как кровь стучит в висках, как биение сердца ощущается на кончиках пальцев. Но это мир вокруг него тихо бился и пульсировал. Тихо — и при этом так громко.       — Это все Утер. Он убил Дракона. НИКТО другой даже пытаться бы не стал! — прорычал Артур. От ярости глаза его сузились, и лицо исказила кровожадная гримаса. «Он мне не отец. Больше нет. Плевать, если придется отдать корону Моргане. Но его правлению конец. Он ДОЛЖЕН остановиться!» — так думал Артур про себя. И его не удивляло, что даже в собственных мыслях он больше не может назвать этого человека отцом.       Артур уставился в темноту перед собой. Он прокручивал свой монолог уже который раз. И с каждым разом его злость и ненависть к Утеру Пендрагону все росли и росли, хотя, казалось бы, куда больше. Когда-то давно он подумывал о прощении отца за все его ошибки. Но сейчас он без капли сомнения отверг эту мысль. Это было слишком.       Артур не знал, зачем Утер все это делал. Но ни один человек не стоит всего человечества. Ни одно живое существо не стоит уничтожения магии. Смерти любимой. Никакая власть и сила не стоили разрушений, вызванных Утером.       Прошло уже два дня. Хунит ошиблась. Магия Мерлина не успокаивалась. На самом деле, даже наоборот. Бесцветный мир стал расширяться, становясь все мрачнее. В то время как маленький пузырь цвета становился ярче и красочней. И как будто сжимался вокруг центра. Которым был Мерлин.       Хунит уже давно находилась за границей этого пузыря. Она не сдвинулась ни на дюйм, но серость в конце концов поглотила и ее, и она тут же упала без сознания.       Мерлин, однако, был единственным пятном цвета в этом мире абсолютного небытия.       Впрочем, не совсем. Не только Мерлин. Артур тоже.       Хорошенькая загадка, не правда ли? Как так вышло, что на Артура Пендрагона ничего не повлияло? Вот он, сидит тут снаружи прямо возле пузыря и чувствует себя вполне нормально.       Как там Камелот? Артур взглянул на свои руки. Его тошнило от ненависти. В порыве ярости и отчаяния — у него были одни вопросы без ответов — он швырнул прочь королевскую печать, отмечавшую его как наследного принца Камелота. Она отскочила от стены возле окна, в которое он смотрел. Это серебряное кольцо было у него с самого детства. На нем был символ Пендрагонов — Дракон, по иронии судьбы. Артур не знал, что именно кольцо поддерживало его жизнь. Сохраняло стабильный уровень магии в нем. Собирало магию, когда ее становилось мало для выживания, и поддерживало ее уровень, если у него ее было достаточно.

---

      Вдруг Артур начал задыхаться. Словно он разучился дышать. Совершенно разучился. Его рука в панике метнулась к горлу, а глаза широко распахнулись в шоке. Попробуйте выдохнуть, задержать дыхание и снова вдохнуть, но не впуская воздух в легкие. Вы почувствуете вакуум между ребер, напряжение в горле и покалывание в затылке, будто по нему пустили ток, если задержите дыхание надолго. Артур чувствовал то же самое, но гораздо сильнее. Он не мог контролировать свое дыхание. Перед глазами заиграли черные точки. Он не мог говорить, не мог выдавить из себя и звука, кроме сдавленного испуганного стона. То, что можно вытерпеть пару секунд, со временем становится болезненно мучительным и превращается в пытку.       И вот Артур начал чувствовать, как сама жизнь покидает его. Он согнулся пополам и уже готов был рухнуть от нехватки кислорода. И на какие-то несколько секунд его сердце перестало биться. Он знал это, так как пульс, бившийся в его пальцах, замер. Ему казалось, что он проваливается в пустоту.       И в этот момент — волна красочной магии пронеслась сквозь него. Поймала его.       Артур хватал ртом воздух — его легкие неожиданно ожили, после того как отключились на несколько мгновений. Глаза, ослепленные черными точками, снова обрели способность видеть цвета, да еще с такой яркостью, что это могло бы вызвать припадок, но, к счастью, не вызвало. Нос улавливал запахи, которых он никогда раньше не чувствовал. Уши, оглушенные тишиной, внезапно услышали каждый из звуков, окружавших его. Он слышал дыхание Мерлина в паре метрах от себя.       Все его чувства вдруг обострились донельзя. Каждое прикосновение замерзшего снега, который теперь падал даже внутрь хижины, обжигало. Каждая капля пота, вызванного непомерным жаром белого бесцветного солнца, светящего через грязное окно, ощущалась как кислота. Артур чувствовал все настолько остро, что его вырвало — цветом на серовато-белый снег.       Руки у Артура были загорелыми. Это был легкий, едва заметный, но все же весьма нехарактерный для дворянина загар. Артур заметил его только потому, что мгновение назад — когда он сорвал с пальца кольцо — руки сделались пепельно-серыми, как и все остальное перед глазами. А теперь… теперь они были цветными. Он мог бы нарисовать их всеми цветами радуги.       Когда, наконец, ум и сердце Артура успокоились, он заметил, что прямо сейчас кое-что изменилось.       Магия вокруг него, казалось, цеплялась за что-то. За кого-то. За него.       Артур, все еще тяжело дыша, моргнул. В конце концов — всего несколько секунд назад он был уверен, что умирает. Ему больше не нужно было искать магию. Нет. Она сама пробила стены, которые сдерживали его собственные чувства.       Магия наполнила его жизнью и усилила все ощущения. Сделав это как-то по-доброму, мирно, тепло и радушно. Без злого умысла. Артур еще никогда не чувствовал такой любви. Даже от отца. Особенно от отца. Утер всегда выражал свои чувства по-другому.       Что это было — Артур не мог сказать. Но он точно знал — это была чистая магия. Необъяснимая магия. И он нуждался в ней. Он чувствовал себя изголодавшимся ребенком, который попал на пир. Жаждущим путником в пустыне, который чудом нашел спасительный оазис.       У Артура не осталось сил сопротивляться, и он полной грудью вдохнул магию. Магию, уже заполнившую его чувства, сердце и разум. Он впустил ее в каждую пору, впитал, позволил ей залечить свои раны. Небольшие порезы и синяки, которые он получил, таская на себе деревенских жителей, зажили, словно их никогда и не было. Ярость на отца сменилась принятием и блаженным неведением.       Все его замешательство вдруг сменилось пониманием.       Артур открыл глаза и посмотрел на Мерлина, чьи глаза каким-то чудесным образом тоже оказались открыты.       — Артур? — пробормотал он себе под нос. Вероятно, не понимая, что он делает. И где он. И как сюда попал. Но он ясно чувствовал свою связь с Артуром. Принц рассмеялся. Каким же глупым он был. КОНЕЧНО же, сам Артур был ключом к разгадке. И как он не заметил этого раньше? Все же было так просто. Их отношения. Так… ТАК просто.       Он подошел ближе к столу, на котором лежал Мерлин. Хотя Артур еще не очень уверенно держался на ногах, он, по крайней мере, был жив.       — Артур? — повторил Мерлин, лениво открывая и закрывая глаза, потому что ему было невыносимо держать их открытыми. Артур взял Мерлина за руку, поднес ее к губам и нежно поцеловал огрубевшие пальцы слуги. Мерлин широко распахнул глаза — и сквозь Артура и мир пронеслась еще одна волна цвета. И Артур знал, что снаружи — пусть всего на мгновение — мир снова ожил.       — Что ты делаешь? — прошептал Мерлин, и Артур почувствовал, что тот пытается сдержать эмоции. Он понял это по тому, как магия устремилась обратно в пузырь, пытаясь покинуть Артура и будучи не в силах сделать это. Мерлин не мог отнять магию у Артура.       Магия была напрямую связана с эмоциями Мерлина. Эмоции Мерлина сами были магией. Его эмоции обладали СИЛОЙ. А еще Мерлин любил Артура. Это чувство он не мог контролировать. Не мог подделать или отрицать. Это была сила, более пугающая, чем любая магия, с которой Артуру доводилось сталкиваться. И в два раза более прекрасная, чем пугающая.       Артур, может, и бывал слеп временами, но он точно знал, что в буквальном смысле не выжил бы без Мерлина. Он ЧУВСТВОВАЛ это, чувствовал, как тот вернул его к жизни.       И тут-то стоит пояснить воспоминание из предыдущей главы. Ни Утер, ни Гаюс не стали возвращаться к произошедшему, а Артур ничего не помнил, будучи ребенком, но читателю нужно знать, почему именно Артур тогда умирал. Почему реакция Утера на самом деле была такой ужасно неправильной и совершенно глупой и ненужной. Магия, необходимая Артуру для жизни, на самом деле была очень простой. Любовь. Вот и все. Просто любовь.       Дай Утер сыну ее — безусловную, настоящую отцовскую любовь, а не ту испорченную, сломленную версию любви, пришедшую вместе с яростью и страхом потерять жену, — Артур был бы жив. Он бы и не заболел тогда.       Может быть, со временем — если бы Утер все-таки принял свое горе и стал двигаться дальше — Артур тоже медленно исцелился бы. Здоровье Артура было напрямую связано с эмоциями Утера, потому что тот был его отцом. И потому что именно Утер принес в жертву Игрейн. Магия Утера была его чувствами к близким — эмоции были единственной магией, которой он обладал. Любовь, поддерживавшая жизнь Артура, была эгоизмом, страхом, гневом, болью, горем, ненавистью. Это была жажда власти и пренебрежение слабыми. Гордыня и себялюбие. От этого Артур и заболел.       Он был прав. Во всем — буквально во всем — был виноват Утер. Отказ от него как от своего отца, отказ от кольца, отказ от наследия — все это освободило Артура от связи с Утером и его ядовитой любовью, открыв его для любви гораздо более прекрасной и могущественной.       — Мерлин. Все хорошо, — сказал Артур. Но он правда не знал, к чему это сказал. Мерлин казался нормальным до того, как все это произошло. А может, и нет.       Возможно, слова Артура в лесу заставили Мерлина осознать свои чувства. Возможно, ему стало стыдно. Возможно, это заставило его прятать свои чувства. Потому что мы все так делаем, когда нам больно и страшно, правда? Мы отрицаем свои чувства. Возможно, именно поэтому Мерлин пытался забрать обратно свою магию. Потому что Артур никогда не давал ему четкого ответа о своих чувствах. И Мерлин боялся, что лучший друг его отвергнет.       — Ты кажешься другим, — произнес он вместо того, чтобы ответить на невысказанный вопрос Артура, a затем усмехнулся, наблюдая за выражением его лица. Тощее тело Мерлина вздымалось вместе со смехом. Почему-то на спине смеяться труднее, чем сидя или стоя. — Ну что, придурок? Наконец-то признаешь, что я тебе нравлюсь? Потому что знаешь… ты только что поцеловал мне руку. А я тебе не придворная леди, чтобы ты ухаживал за мной, сир. Я не собираюсь падать в обморок перед тобой, — слово «сир» прозвучало с нотками сарказма.       Но Артур все равно улыбнулся:       — Знаю. Но я признаю. Ты мне правда нравишься.       Еще одна цветовая волна обрушилась на мир, заставив Артура улыбнуться еще шире. Полуоткрытые глаза Мерлина полностью раскрылись, а плечи поднялись чуть ли не до ушей, в таком шоке он был от признания.       Конечно, спасти мир было настолько просто. Именно так и бывает в сказках, не правда ли?       — Я, похоже, заболел, — пробормотал себе под нос Мерлин, не зная и не подозревая, что он проспал два дня подряд.       — Был болен. С твоей магией творилось что-то не то уже несколько дней. Ты вырубил нескольких человек. Ну… как обычно, — Артур покачал головой, в точности зная, что Мерлин сейчас собирается сказать.       — Сколько раз мне повторять, Артур? Нет у меня…       Артуру было плевать, что пот с лица Мерлина теперь был и на его собственных волосах и руках, — он все равно поцеловал его. Мерлин, совершенно застигнутый врасплох, ахнул в поцелуе. Но он не оттолкнул Артура. Вместо этого он растворился в поцелуе, и Артур слышал и чувствовал, как магия постепенно истекает из Мерлина. Словно ударом сердца тот запустил магию обратно в мир, растапливая снег и охлаждая солнце.       С улицы слышался шум людей, приходящих в сознание и не понимающих, что происходит. Хунит медленно очнулась, приходя в себя после двух весьма противоречивых переживаний: магического перенасыщения и магической недостаточности. Серый пейзаж снова обретал цвет. Звуки вернулись, и внутри хижины появились ростки растений, тянущиеся наружу.       Однако Артур с Мерлином не обращали на это ни малейшего внимания. Мерлин протянул руку к лицу Артура — просто чтобы держаться за что-нибудь, прежде чем он полностью ответит на поцелуй.       Когда они наконец оторвались друг от друга, их разделяли всего несколько дюймов. Они ничего не говорили, потому что и так все было ясно.       На несколько минут воцарилась тишина. Пока КТО-ТО не решил ее нарушить. Конечно, это был Мерлин.       — Но все равно у меня нет магии, — наконец сказал Мерлин, очень серьезно глядя в глаза Артура. Тот от души рассмеялся.       — Конечно, нет, — Артур покачал головой в полном неверии. Затем он снова посмотрел на Мерлина с мягкой улыбкой. В его темно-синие глаза, сверкавшие золотом, потому что он все еще продолжал возрождать мир.       И тут сердце Артура сжалось, когда он начал понимать. Когда он подумал, что, кажется, наконец-то понял. Быть может, пророчество было неверно. Быть может, Мерлину никогда не требовалась помощь Артура, чтобы понять магию. Мерлин всегда был верен себе. Он всегда знал, кто он. Никогда не притворялся тем, кем не являлся. Да, он отрицал знание о себе. Отрицал свою силу… но отрицание было такой же частью его, как и сила.       Что, если в глубине души… если Мерлин решил, что у него нет магии, просто потому что назвал свою силу по-другому? Что, если Мерлин всегда знал, что магия — это ничто иное, как любовь? Любовь к окружающему миру? Любовь к окружающим его людям? Его действия, его стремление всех защитить. Животных. Камелот. Друзей. Артура.       Или, быть может, именно поэтому в пророчестве говорилось, что Артур должен помочь Мерлину ПОНЯТЬ магию. Не заставить его осознать, кто он, или познать величину своей мощи. Не научить его управлять магией или правильно ею пользоваться. Быть может — на самом деле — Артур начал объяснять Мерлину магию в тот день, когда они встретились. Показал ему, что любовь можно выражать по-разному. Защищал его, несмотря на его статус. Ценил, несмотря на его полнейшую непригодность в качестве слуги. Любил его, несмотря на… На самом деле Артур даже не мог придумать, за что можно было бы не любить Мерлина.       Быть может, Артур показал ему, что его любят? Быть может, он показал Мерлину, что люди, издевавшиеся над ним из-за его доброго сердца, были полнейшими идиотами? Что Мерлин, верный своему сердцу, на самом деле был сильнее и мудрее?       И быть может… быть может, ему всего лишь требовалось услышать, что ему позволено любить Артура? Полностью и безоговорочно.       Потому что когда Мерлин понял, что ему позволено любить без страха, любить АРТУРА без каких-либо ограничений, то он мог любить и все остальное и всех остальных тоже. Любовь к одному человеку — это больше, чем любовь только к одному человеку. Она заставляет тебя ценить мир, который одарил тебя им. Она вытесняет ненависть, которая могла бы иначе заполнить твое сердце.       Если Мерлин собирал магию, хранил ее, сжимал в тонкую полоску света, то Артур был сферой, стеклянным осколком, который разбивал свет на тысячи радужных лучей. Вместе они принесли в мир краски. И жизнь. И любовь.       Мерлин понимал магию. Возможно, лучше, чем кто-либо другой.       — Все в порядке? — спросил Мерлин, все еще с широко раскрытыми глазами. Артур молчал несколько минут, не отходя, но и не приближаясь. Он покачал головой, и в его тоне не было ничего, кроме нежности, когда он произнес:       — Да. Нет. Я только что понял, какой же ты на самом деле идиот.