Закон Креста

—Придёшь на мою расстрел?– Сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал более весёлым и... привычным? Крест словно не услышал меня, лишь чуть притормозил, словно задумался. Но видать не найдя нужного ответа, продолжил свойу путь.  Я лишь тяжело вздохнул, наверное  я бы и сам не смог дать ответ на этот вопрос,  а может не хотел искать этот ответ. Его отдаляющиеся шаги   эхом отдаваться  от стен, кружась исполняя незамысловатый танц в пространстве, запутался не только себя но и мои мысли. В голове я размыто представлял  где он идёт: вот его взгляд упал на влажную немного заплесневелую чёрной плесенью  стену, которая  тянется бесконечным веретином серого бетона, затем на потрескавшийся потолок, с которого  упала капля. Я словно почувствовал  на себе, что она приземлилась  Кресту на лоб,  после чего он  тут же опусти её, и взгляд столкнулся с   лестницей- последним, что могло отделить нас наверное уже навсегда. Крест пошёл,  он даже не задумался... Только вот, как я не старался, не мог представлять его лица, словно забыл, хотя вроде  видел  его буквально пару секунд назад. Казалось  за столько  лет его лицо было уже как родное, но не было в голове  до боли знакомых черт. Я преслонился головой к стене, и болезненно поморщевшись, прикрыл глаза. Хололод приятно растекался по телу, я почувствовал лёгкое дежавю от этого, но не мог вспомнить, когда бвло что-то  подобное. Было ли это вообще  у меня? На нижних этажах тюремного блока была отвратительная атмосфера: дикий  холод, отвратительный запах влажности и тины, все это  просто сводило с ума. Всё было сделано, чтобы сломать волю человека, заставить его сдаться. Всего тут находилось   шесть человек и я последний, кому должны были вынести приговор. Нас было мало, хотя большего и не было нужно, стальных либо сразу расстреляли, либо они не сдавались до последнего и были убиты, п некоторые просто предпочитали застрелиться. В плен взяли  меня, как одного из предводителей отрядов диверсантов, главу востания и ещё четыре мальца, которых я даже и не знаю. Говорят, что первым, кто сломался на допросе был глава, потом уже и те четыре парня, а я единственный,  кто так и не вымолвил не единого слова. Хотя, знаю шаблоность таких допросов, я подозреваю, что мне просто наврали на счёт остальных, чтобы заставить меня все рассказать. Хотя глава  человек гнилой  и очень слабый, он мог расколоть на первом же допросе. Наверное  из-за  этого востание и было обречённо на провал, если предводитель слабый то о какой победе может идти речь? Как же глупо было надеяться  на то, что нас банально больше. Один только Крест чего стоял... Он долго держался в одиночку против отряда, в котором  состоял я, и ведь смог, дождался подмоги. Я невольно улыбнулся. Я знал, Крест не был на меня зол, его взгляд говорил о многом, он словно понимал меня всегда  и понимает сейчас, просто и другие не заслужили смерти. Всегда было честью стоять плечом к плечу с таким человеком,  как он. Как кажется всё резко стало сложно... Хотелось  забыться и не помнить никого. Уснуть и больше  не проснуться, чему увы не было суждено сбыться. Я не помню, когда успел отрубиться, но разбудил меня щелчок откравающего  замка камеры, которые прозвучал словно выстрел в этой убивающей тишине. Открыл глаза я с трудом, после чего ленив обвёл взглядом пришедших, которых было трое. Новый глава охраны, стоявший по середине, смотрел на меня с презрением, как и шавка  справа от него, а вот с лева стоял знакомый мне боец, единственный  у кого в глазах  было сочувствие. Он был посвящён в план лишь частично и знал из-за  чего было это востание, да что уж тут говорть, он самолично почувствовал ужас новой  власти в групперовке. Его брата забил до смерти командир отряда командир, в котором тот состоял.  Во времена старой власти его бы под трибунал  отправили, без лишних слов, а тут все замяли, мол несчастный случай. Руки, закованные  за спиной, захотелось спать в кулаки, но я их не чувствовал. Помню, как Крест не годовал и хотел с ещё парой командиров присечь эту ситуацию  и устроить самосуд, но не успели, как раз такие из-за  востания. Я не собирался вставать с пола, это было для меня излишней тратой драгоценной энергии. Меня взял под руку тот, что стоял с права и резким рывком поставил на ноги, которые практически не держали из-за усталости, поэтому пришлось использовать этого бойца как опору, чтобы не упасть. Левый боец снял с меня наручники и дал мне пару таких заветных секунд,  чтобы  чуть повести затёкшими плечами, которые  адски ныли. Он это понимал, но много времени  не мог дать, поэтому через пару секунд  заковал меня в новые наручники, которые не были прикованы к стене. Шли мы в тишине, лишь  шаги смименным эхом отбивали такт, словно старые часы отмеряли время до моей смерти.  Коредор, лестница, пост охраны и снова коредор, который  раньше  казался таким светлым и родным, наполненым  жизнью.  Теперь же он был пуст,  все были на улице,  многие обязаны присутствовать на расстреле, типо как воспитательной мера, чтобы неповедно было . Крест был не обязан на нем присутствовать... К горлу подкатил ком страха, раньше  мне казалось, что если знать свою  смерть то будет  не так страшно, особенно  если терять больше  нечего. Свет резко ударил по глазам, выбивая из колеи своих мыслей, я и не заметил как мы вышли на улицу. Не хотелось  смотреть ну стоящих в рядах  людей, нудно сосредоточиться  на другом. Солнце.... такое редкое явление  в это мире со свинцовыми  тучами. Лучи конечно же не грели, но  надуманного  тепла тоже хватало.  Долго наслаждаться  мнимой моральной удовлетворённостью   мне не дали, перед глазами появились металлические ступеньки. Командир охраны, который  ранее щёл впереди, ствинулся в сторону,  показывая, что дальше  он не пойдёт.  Я чуть ухмыльнулся,  посмотрев ему в глаза, мол: "Ну что, салдатик страшно  пройти на Площать смерти?". На мой взгляд  не ответили, лишь сзади  меня аккуратно  толкнул в плечо,  пока  что только осторожно  намекая, что стоит продолжить движение.  Больше  играть на чужих нервах я не стал и начал послушно поднялся по железным, неприятно гремящим, ступенькам. Сопровождение,  в виде двух человек, довело меня до центра небольшой  расстрельной площадки, которую гордо именовали "Площадью смерти". Я посмотрел  на бетонную стену с следами от пуль и неохотно преслонился к ней спиной. Пришлось немного сдвинулось с красного креста, нарисовного краской на полу, на удивление  мне позволили эту вольность."Крест"- обжигая мысли пробиралось  по всему телу. Это слово... нет не  слово, а имя. Его не было, ге было не среди командиров, не среди других бойцов. На душа стало невыносимо одиноко, все были  словно чужие тут. Моё сопровождение  поспешило покинуть площадку, и уйти за линию расстрельной команды, оставляя меня тут совершенно одного. Вдруг толпа стихла и немного разошлась. Пришёл глава с его охраной, вышагия медленно и чересчур гордо. Остановились они на небольшом от расстрельной линии. Глава смотрел на меня высокомерно, в его взгляде явно читалось: "Я победил". Его власть была ему куда важнее того, что происходило вокруг, и эта победа приводила его в некий восторг. Он начал свою речь.  Слушать его совершенно не хотелось... не хотелось признавать проигрыш. Я смиренно окинул взглядом  всех стоящих, знакомых лиц было мало. Больше  было молодых бойцов из недавнего призыва, хотя им и деваться  было некуда. Те кто мог предпочитали не приходить на расстрелы, который проходили уже в течении  недели. Никто из присутствующих  знакомых  не смотрел мне в глаза, все они смотрели вниз, притворялись увлечёнными диалогом с кем-то или просто смотрели куда угодно, но не на меня. Так и хотелось сказать,  нет даже закричать:"Да посмотрите же вы на меня суки. Страшно? А мне не страшно  что-ли? Вы же все знали о происходящем, помогали востанию, так почему  тут стою только  я?", но ч сдержался, прикусив язык до крови. Они чувствовали мой взгляд, я просто знал это. Но никто не смел мне ничего  сказать или даже просто показать какой-то  жест. Моя голова невольно опустилась вниз. Ребята на расстрельной линии ждали, своего выхода. Совсем  молодые, с перекинуми  через плечо ремнями автоматов, вроде даже знакомой мне модели, но я не рассматривал. Найдя в себе силы я приподнял голову и направил свой взгляд  на место,  которое когда-то  давно было выделенно под наш отряд. Тело охватила  лёгкая дрож, хотелось убедить себя, что это холодный ветер пробирает через лёгкую  куртку, но душа крича о другом. О боли и совершенно  ошибке... а ошибки ли?Пустой кусочек  земли, на котором никого не было, заставлял почувствовать одиночество  и страх, ещё раз напоминая, что  нету больше твоей семьи Чифф. Была ли эта ошибка? Крест правильно сделал, что не пришёл, я бы и не хотел, чтобы  кто либо видел меня в таком состоянии. Да и зачем ему быть на расстреле человека, который  буквально  сломал большую часть его жизни, можно сказать что его вторую семью. Мысли больно ударили в голову. Хотя нет... это был щелчок предохранителей  автоматов. Он резко прозвучал в тишине моего мира,  дизориентируя и заставляя потерять и так запутанную нить моих мыслей. Им уже дали приказ "Оружие на изготовку", и как я только пропустил это? —Чифф у вас есть, какие-либо последние слова?- спокойный голос главы прозвучал необычно в этой напряжённой  безвольной атмосфере толпы. Я задумался. Были ли мне что сказать? Тут  нет тех, кому я доверял. Хотя до этого я долго себя обманывал, думая, что я могу доверять людям в этой толпе. С некоторыми я общался, пил,  проводил время, иногда даже не позволительно много, но рикто из них никогда  не были рядом, когда это было нужно, как глоток свежего воздуха. Кто оказывалчя рядом, когда  я был на самой грани с полной уверенностью, что сорвусь вниз? Крест... Он всегда  мог подставить плечо и стать самой крепкой опорой, когда  становилось плохо, и свои ноги уже не держали. Я всегда  улыбался, когда  было хорошо, а Крест улыбался, когда  было тяжело. Его улыбка  была редкостью и из-за этого казалось самой искренней и успокаивающей, внушала, что все будет  хорошо и если не сейчас,  то в скором времени. И ты верил.... Я нашёл в себе силы улыбаться  именно сейчас, когда стало больно.  Я никогда  не был так силен, как Крест, но хотелось доказать, хотя-бы самому  себе, что я могу приблизиться к этой силе. —Я уже сказал все, что хотел, и кому хотел, стреляйте- мой голос  не дрогнул, дойдя до разума  все, находящихся здесь. Морозом по спине пробежала  тишина... Она проникла в лёгкие, заполняя иэ и не позволяя сделать  и глотка такого желанного сейчас воздуха. Почему  они молчат? —Один- раздался голос главы. Мне ничего  не ответили. Я опустил голову,  не хотелось смотреть, на направленное на себя же оружие. Почувствую ли я что-то? Почему-то  мне казалось именно сейчас,  что боли уже не существует. Хотя может я просто хотел в это верить... —Два- отсчёт отдавался в моей голове  не чётко, смешивать с потоком мыслей и утопая в них, словно в вязком мазуте, полностью покрываясь ими. Резко  появилось смирение с ситуацией, хотелось, чтобы  это все закончилось. Но для чего?  Позволят ли мне на небе извиниться? –Три- в меня уже целиться, ожидая команды, чтобы спустить курок, как верную собаку с цепи, и прикончить мнимого  врага. Холодный ветер уже казался другим, более тёплым и родным, он словно обнимал, пытаясь окутать и  успокоить, как же это было знакомо. А солнце, одари1вшие меня коротким теплом, ушло за тучи, закрывая глаза на мою боль.  —Огонь Одному умерать оказывается страшно...