sapphires and rubies

Люди говорят, что ненависть, подогреваемая многолетней жаждой мести — чувство гораздо более сильное, чем любовь. Ненависть Эймонда пустила корни в очень молодом возрасте. Она зажглась острой болью в левой части лица. Она потекла по его венам, как теплая кровь, струившаяся из ужасного пореза на коже. Она появилась за место отсутствующего глаза и с каждым годом становилась сильнее вместе со своим хозяином. Его ненависть жила в маленьком существе, которое много лет назад осмелилось поднять на него нож. Его ненависть жила в вьющихся темных волосах, окровавленном вздернутом носе и горящих диким огнем глазах. Его ненависть жила в Люцерисе Веларионе. *** С того проклятого дня прошло много лет. Рана зажила, оставив после себя лишь отвратительный шрам. Пустая глазница теперь была заполнена тяжелым сапфиром, давившим на его череп, напоминая о неоплаченном долге. Толстая кожаная повязка на глазу прикрывала его от посторонних глаз. Эймонд сильно изменился за эти годы. Платиновые волосы отросли и прямыми прядями спадали ниже лопаток вниз по спине. Его плечи расширились, он перерос своего старшего брата и теперь был выше почти всех мужчин в Красном Замке. Бесчисленные тренировки не прошли бесследно, наградив его достаточной мышечной массой, чтобы победить любого врага в поединке. Из-за четко очерченных скул и точеных черт лица он выглядел на несколько лет старше, чем был на самом деле. По сравнению со своим братом, который не хотел ничего делать, кроме как пить и веселиться, он был почти идеальным. Но этого было недостаточно. Эймонд знал, что все эти тренировки не погасят это чувство внутри него. Он не мог смотреть в зеркало, не вспоминая отчаянные слова матери. Око за око. Он знал, что не успокоится, пока не возьмет то, что принадлежит ему по праву. Так что он ждал. И когда через много лет он краем глаза разглядел темную макушку и любопытные зеленые глаза, то ничуть не удивился чувству, вспыхнувшему внутри него. В последний раз, когда Эймонд видел мальчика, он был еще ребенком. И хотя сейчас его все еще нельзя было назвать мужчиной, Люцерис Веларион изменился. Его лицо почти полностью избавилось от детской пухлости, оставив место для более четких, хоть и мягких черт лица. Он вырос, но все еще был ниже своего брата, за спиной которого он прятался, наблюдая за Эймондом на тренировочной площадке. Его волосы все еще были темными и вьющимися, совсем не веларионовскими, а курносый нос делал его еще моложе на вид. Все это вместе с тонкими аккуратными бровями и румяными щеками создавало симпатичный образ, подходящий для молодого принца. Люцерис был очаровательным и красивым мальчиком. Ничуть не напоминающим образ его дяди: жестокий, пугающий, отталкивающий. Изувеченный. Эймонд почувствовал, как его зубы заскрипели от внезапного приступа гнева. Как смеет этот щенок показывать свое нетронутое милое личико после того, как навсегда изуродовал чужое. Ему совсем нетрудно представить себе это хорошенькое лицо окровавленным, с ужасным порезом на одной стороне, с мокрым от слез глазом. Эта мысль заставила Эймонда улыбнуться. — Племянники, пришли потренироваться? — сказал он наконец, почти полностью игнорируя Джекейриса и устремив взгляд на Люка, который тут же испуганно отвел взгляд и придвинулся ближе к брату. Веселье Эймонда возросло троекратно, когда внимание его племянников привлекло прибытие Веймонда Велариона. Он почти забыл, зачем его сводная сестра и ее щенки приехали в Королевскую Гавань. Наконец-то бастарда поставят на место. Глядя на испуганный взгляд, которым Люцерис следил за своим двоюродным дедушкой, Эймонд чувствовал, как огонь внутри него разгорается все сильнее и сильнее. Чем дольше он наблюдал за своим племянником, тем больше росло его разочарование. Ночью ему снился смелый и дерзкий мальчик, который не побоялся поднять на него нож, лишь бы защитить своего брата. Слушая речь Веймонда Велариона в тронном зале, он ожидал увидеть такой же дерзкий огонь в глазах повзрослевшего Люцериса. Но единственное, что он в них видел, был страх. Он стоял там, крепко сжимая руку своей матери, постоянно опуская глаза в пол, стараясь никоим образом не привлекать к себе внимание, что было глупо, ведь он и был поводом для сегодняшней аудиенции. Эймонд увидел, как мальчик вздрогнул при слове «бастард», которое громко разнеслось по всему тронному залу, словно пытаясь уйти от удара. А потом он зажмурил глаза, поджал губы, чтобы не закричать от ужаса, когда голова его двоюродного дедушки была разрублена на две части. — Язык он может оставить при себе. Эймонд зачарованно наблюдал за тем, как густая, почти черная кровь растекается по полу. Где-то позади него его мать пыталась успокоить Хелену, но Эймонд не обращал на них особого внимания. Вместо этого он уставился на Деймона, который спокойно убрал свой меч, а затем снова на своего племянника. Люцерис открыл глаза, теперь глядя на распростертое на полу тело. Его лицо так побледнело, что стало почти зеленым. Взгляд мальчика метался от отрубленной головы к мертвому телу и обратно. Он выглядел так, будто собирался либо заплакать, либо упасть в обморок. Эймонд почувствовал, как его снова наполняет гнев. Как он смеет стоять с таким выражением лица после того, как покалечил человека на всю жизнь. Как будто не он разрезал ему левую сторону лица одним взмахом ножа, лишив его глаза и оставив после себя отвратительный шрам. И после этого он еще и осмелился выглядеть испуганным, спрятавшись за маминой юбкой и притворившись жертвой, когда его попросили заплатить долг. Как он смеет вести себя так, будто никогда раньше не видел крови. Люк ненадолго поднял свои оленьи глаза, заметив на себе взгляд Эймонда. Некоторое время он смотрел на него с непонятным выражением лица, его длинные ресницы трепетали в замешательстве. Его почти сразу отвлек брат, который резко взял его за руку и повернул спиной к залу, яростно шепча что-то ему на ухо. Эймонд только усмехнулся, наконец повернувшись к сестре, чтобы успокоить ее. Ему никогда не нравились такие семейные посиделки. Нет, он их просто ненавидел. Ему надоели все эти показухи. То, как все старались делать вид, что они дружная семья, как будто никто не хотел никого убивать или искалечить. Взыскать долг, так сказать. Эймонд усмехнулся, глядя на своего племянника, сидящего напротив него. Люцерис поймал его взгляд и тут же отвернулся, нервно сглотнув. На протяжении всего ужина он изо всех сил пытался не смотреть на своего дядю, стараясь втянуть себя в разговор с Рейной и не выдать своего беспокойства. Он чувствует, думает Эймонд. Знает, что его так просто не оставят в покое. Эймонд почувствовал странное удовлетворение от этой мысли. Он оглядел остальных своих родственников. Его брат, как обычно, уже успел напиться и теперь лез к Джекейрису, который изо всех сил сдерживал себя, чтобы не дать старшему дяде по морде. Его мать и сводная сестра явно пытались притвориться, что не ненавидят друг друга. Единственной, кому, казалось, действительно нравилось семейное собрание, была Хелейна, которая счастливо смеялась и хлопала в ладоши, глядя на всех с такой любовью в глазах, что Эймонду стало ее жаль. Его бедная, наивная сестра. Внезапно его уши уловили звук хихиканья, доносившийся с другой стороны стола. Эймонд поднял голову, поворачиваясь к Люку и впиваясь взглядом в его смеющееся лицо. Мальчик даже не стал скрывать своего веселья, глядя Эймонду прямо в глаза с явной насмешкой во взгляде. Почему он… Затем взгляд Эймонда упал на стол. Прямо перед ним была большая жареная розовая свинья. В его памяти тут же всплыли воспоминания о самом большом унижении в его жизни. Эймонд, у нас есть для тебя сюрприз. Что-то особенное. Розовый ужас! В ушах звенел детский смех. Он помнил то чувство ужасного унижения. Вспомнил, как слезы обиды навернулись на глаза. Он воскресил в памяти оглушительный рев Вхагар, детские крики и оскорбления, жаркую драку, плач и кровь на лице. Посуда на столе зазвенела от удара кулаком по поверхности. Люцерис вздрогнул, его ухмылка тут же исчезла с его лица. Он съежился в кресле, снова отводя взгляд. От прежнего веселья не осталось и следа. «Слишком поздно он пришел в себя», — подумал Эймонд и поднял свой стакан. Он знал, что не должен так говорить. Его мать точно была бы недовольна, если бы этот мирный семейный ужин закончился дракой. Но он не мог сдержаться, когда слова полились из его рта. Он посмотрел на Люцериса, чьи ноздри негодующе раздулись, когда он услышал его слова. Сильные мальчики. Честно говоря, он совершенно забыл о присутствии Джекейриса в комнате. Все его внимание было приковано к Люку, поэтому он был слегка удивлен, услышав сердитый голос своего старшего племянника. Он был не в настроении драться сегодня, но эти бастарды сами напросились. Краем глаза Эймонд заметил, как его собственный брат прижал к столу Люцериса, который пытался выбраться из крепкого захвата. Невольно ему представилось, что это он прижимает маленького Люка к столу, вынимает кинжал и проводит им по нежной щеке, наблюдая, как крупные слезы капают на деревянную поверхность, пока он вонзает лезвие в глазницу. Он бы делал это медленно, чтобы мальчик страдал, а потом оставил бы его истекать кровью. Однако все закончилось так же быстро, как и началось. Эймонд понял, что нет смысла продолжать, как только Деймон встал между ним и своими пасынками, отправив мальчиков спать, дав понять, что ужин окончен. Прежде чем выйти из зала, Люцерис бросил на него мимолетный взгляд. Эймонд усмехнулся, глядя на него даже после того, как мальчик отвернулся. Сегодня он увидел мельком ребенка, который выколол ему глаз без единого отголоска сожаления на его маленьком личике. Он увидел огонь в этих глазах. И жар разлился в его от мысли, что он был тому виной. — Сон ускользает от тебя, племянник? Люцерис обернулся, сразу узнав голос, который его позвал. Его оленьи глаза расширились от удивления, устремив взгляд на лицо Эймонда. Коридор был пуст и темен, и единственное, что он мог видеть в темноте, были серебристые волосы и белок единственного глаза его дяди, но он знал, что выражение его лица в этот момент было совсем не дружелюбным. — Я… — Люк попытался успокоить дрожь в голосе. — Я уже иду в свои покои. Спокойной ночи, дядя. Он уже было попятился, но Эймонд был быстрее. Люк не успел даже вскрикнуть, как его спина больно ударилась о каменную стену, и сильная рука сомкнулась вокруг его горла, сжав достаточно сильно, чтобы мальчик не смог вырваться, но не лишая его воздуха. Другая рука прикрыла ему рот, не давая издать ни звука. — Ты действительно думал, что я так легко отпущу тебя, taoba? — прошипел Эймонд ему на ухо, сильнее сжимая его горло. — Сначала ты и твоя шлюха-мать появляются в моем доме и ведут себя так, как будто это место принадлежит вам. Потом ты откровенно смеешься надо мной на глазах у всей семьи. А теперь, ты даже не подумал, что может быть опасно ходить по замку одному, зная, что я буду ждать тебя на каждом углу. Или ты бросаешь вызов мне, лорд Стронг… Острая боль в паху заставила его расслабить руку, позволив Люцерису освободиться от крепкой хватки и побежать по темному коридору к своим покоям. Эймонд почувствовал, как его разум затуманивается гневом. Этот подлый ублюдок посмел ударить его ногой… Догнать мальчика оказалось труднее, чем он предполагал. Люцерис был быстрым и проворным, поэтому Эймонду пришлось приложить гораздо больше усилий, чем он планировал. Они уже почти добрались до комнат, когда Эймонду удалось схватить Люка за шкирку и изо всех сил опрокинуть на спину, отчего тот взвыл от острой боли. — Отпусти меня! — воскликнул он. — Ты сумасшедший! Дже-! Но тут же затих, почувствовав холодный металл у горла. — Если ты еще раз закричишь, я перережу тебе горло, — спокойно прошептал Эймонд, невесомо проводя ножом от горла к щеке. — Правый или левый? — Что? — непонимающе выдохнул Люк. Эймонд поднял нож выше, острие уперлось в нижнее веко правого глаза Люка. Зеленые глаза расширились от ужаса. — Нет, — почти неслышно прошептал мальчик. — Нет, нет, пожалуйста, я… — Значит правый, — холодно ответил Эймонд, не обращая внимания на испуганный лепет. Его сердце забилось быстрее, когда он увидел, как в глазах племянника заблестели капли слез. Он поднял нож, уже смакуя вкус возвращенного долга, очарованный расширенными зрачкам перед ним… Нож упал на землю от резкого удара по руке. Эймонд зашипел от боли в пальцах и тут же замер, почувствовав холодный металл теперь на собственном горле. — Не двигайся, если не хочешь потерять второй глаз, — твердо сказал Джейкерис, сильнее прижимая кончик меча к подбородку Эймонда, позволяя нескольким каплям крови упасть на каменный пол. Люцерис мельком взглянул на брата, быстро встал и вытер слезы. Он застыл на месте, не зная, куда себя деть, и изо всех сил стараясь не смотреть на Эймонда. Эймонд, с другой стороны, только на него и смотрел, не удостоив Джейкериса даже взглядом. — Иди в свои покои, — строго приказал Джейкерис, глядя на младшего брата. — Поговорим позже. Люк не шелохнулся, переводя взгляд с брата на дядю и останавливаясь на мече между ними. — Но ты… — Иди! Он вздрогнул от резкого тона, но послушно развернулся и быстрым шагом направился в комнаты. Джейкерис провожал его взглядом до тех пор, пока мальчик не скрылся за тяжелыми дверьми, и только тогда перевел взгляд на своего дядю, который все так же неподвижно сидел на полу, даже не пытаясь отодвинуться от меча. — Ты не сможешь всегда защищать его, — наконец нарушил ночную тишину Эймонд, впервые за этот вечер обратив внимание на своего старшего племянника. Хотя Джейкерис и был похож на своего младшего брата, они были совершенно разными. Его скулы были более выраженными, нос длинный и крючковатый, волосы совершенно прямые, карие глаза смотрели твердо и бесстрашно. — Могу, если понадобится, — он ответил решительно, не выказывая признаков слабости, —Тебе следует найти соперника своего возраста. — Выдвигаешь свою кандидатуру? — Может быть. — Он сильнее вдавил меч в кожу под подбородком. — Оставь моего брата в покое. Если хочешь вернуть долг, возьми его у меня. Я причина, по которой ты потерял глаз. Не он. — Нож был в его руке, а не в твоей. Не ты искалечил меня, не тебе платить, — возразил Эймонд, резко перехватывая меч рукой, совершенно не заботясь о том, что лезвие распороло кожу на его ладони. Он медленно поднялся с колен, отпустив меч и отступив на шаг, глядя на племянника любопытным взглядом. Все же эти два сильных мальчика были совершенно разными. —С твоего брата должок, и я успокоюсь только тогда, когда он его заплатит. Когда-нибудь тебя не будет рядом, чтобы защитить его. Он развернулся и пошел обратно по коридору, давая понять, что разговор окончен. — Если ты еще раз тронешь его хоть пальцем, я клянусь, я вырежу твой второй глаз. Эймонд усмехнулся, не оборачиваясь и продолжая идти в темноту длинного коридора. На следующее утро принцесса Рейнира и ее дети отправились обратно на Драконий Камень.

***

— Он мертв. Эймонд повернулся на голос, встретившись лицом к лицу со своим братом, на лице которого расплылась довольная улыбка. — Кто? Эйгон рассмеялся. — Король. Отец, подумал Эймонд. Он не мог сказать, чувствует ли он горечь потери или нет. С одной стороны, он никогда не был близок со своим отцом. Он не мог вспомнить, когда отец в последний раз разговаривал с ним. Он всегда был равнодушен к детям Алисенты. Однако он все еще был его отцом. — И почему ты так счастлив? — сказал он, бросая на своего брата презрительный взгляд. — А от того, мой дорогой братец, что наша сестра прибудет сюда вечером. Коронация состоится совсем скоро. Эймонд застыл на месте, уставившись на Эйгона. — Ты что... — Я не претендую на трон, нет, — он снова засмеялся, подпрыгивая от радости, — Я отказался от него. Мать все равно не хочет войны. Рейнира будет королевой, и я буду свободен. Следующим в очереди на трон будет Джекейрис, и если с ним что-то случится, у Рейниры достаточно запасных сыновей. Мне не о чем беспокоиться. Рейнира будет королевой. Эймонд сжал кулаки, пытаясь унять бурю эмоций в своей груди. Его брат не только лишил себя шанса на трон, но и его тоже. У него была возможность стать вторым в очереди. Теперь Рейнира прибудет сюда со всей своей стаей щенков, у которых будет гораздо больше шансов сесть на Железный трон, чем у него. Так было всегда: он был вторым сыном, которому не на что было претендовать. У его брата был шанс унаследовать трон как первому сыну. У его сестры всегда была возможность стать королевой, если ее муж когда-нибудь сядет на трон. Теперь, его старший племянник Джейкерис - следующий в очереди, и пока у него не появятся дети, Люцерис останется на третьем месте. И даже если он никогда не сядет на трон, у него все еще есть свои права на Дрифтмарк. Это было ужасно несправедливо, что его незаконнорожденные племянники имели более сильные притязания на трон, чем он сам. У него никогда не было ничего, кроме Вхагар, и ему пришлось заплатить за нее кровью и слезами. У него никогда не было ничего принадлежащего ему исключительно по праву рождения. Ему хотелось придушить своего брата прямо на месте за то, что он забрал единственное, на что у него были слабые надежды. Эйгон был глупцом, так легко отдав трон. Эймонд никогда бы так не поступил. И теперь в их доме снова будет жить их сводная сестра-сука и ее щенки. Но он взял себя в руки, лишь бросив на брата последний неприязненный взгляд, прежде чем молча уйти, оставив его в дурацком веселье. По дороге на тренировочную площадку он был погружен в раздумья. Он думал о том, что теперь будет с их семьей. Останется ли его дедушка Десницей? Будет ли им вообще позволено остаться в Красном замке? Конечно, Рейнира не стала бы их убивать, но она, вероятно, не захотела бы, чтобы они были рядом. Или, может быть, его собственная мать не захотела бы оставаться здесь после коронации Рейниры. Но если они останутся здесь, он будет жить рядом со своими племянниками точно так же, как жил давным-давно, когда они были детьми… Внезапная мысль пришла ему в голову, заставив его остановиться. Люцерис был бы здесь, и ему некуда было бы бежать. Он не вернется на Драконий камень и отправится в Дрифтмарк только после того, как умрет его так называемый дедушка лорд Корлис. Это означало бы, что… Эймонд тихо хихикнул, напугав девушку, которая проходила мимо него по коридору. Возможно, ему все еще было на что претендовать. Коронация его сестры больше не казалась такой уж ужасной. Прошла неделя с тех пор, как Рейнира была коронована, и Эймонд начал терять терпение. Его семья решила оставаться в Красном замке столько, сколько позволит королева, а это означало, что они снова жили бок о бок. Однако, несмотря на этот факт, Эймонд почти никогда не мог увидеть своего племянника на территории замка. Он лишь мельком видел Люцериса на коронации и один раз на семейном ужине. Он надеялся, что сможет застать его одного по вечерам, но мальчика, казалось, всегда кто-то сопровождал. И если Джейкерис, казалось, не представлял большой проблемы для Эймонда, он был достаточно умен, чтобы не прикасаться к мальчику в присутствии его отчима. Он видел Деймона в действии, и знает, на что тот способен, и, учитывая тот факт, что он всегда был на заднем плане, когда его взгляд ловил Люцериса, он был вынужден ждать. Удача вернулась к нему на девятый день правления королевы Рейниры. Эймонд возвращался с тренировки, когда заметил одинокую фигуру, сидящую под деревом в саду. Не потребовалось много времени, чтобы узнать Люцериса: его густые каштановые кудри и красная одежда делали его довольно заметным. По крайней мере, на мгновение. — Такое уединенное место ты выбрал для чтения. Его очень позабавило то, как все тело мальчика вздрогнуло от звука его голоса. Люцерис огляделся, как будто только сейчас осознав, что остался совсем один в саду. Он нервно сглотнул, пытаясь отодвинуться, когда Эймонд сел рядом с ним, но был остановлен крепкой хваткой на лодыжке. Он вздохнул, откладывая книгу и поднимая глаза, чтобы поймать фиалковый взгляд дяди своими собственными зелеными глазами. — Дядя, — выдохнул он, пытаясь подавить дрожь в своем голосе. — Племянник, — ответил Эймонд, не отпуская его. — Я... я прошу прощения, но мне действительно нужно идти. Я сказал Джейкерису, что скоро вернусь, — пробормотал Люк, безуспешно пытаясь вырваться из крепкой хватки на своей ноге, только чтобы поморщиться от того, как рука Эймонда сжала ее сильнее, убедившись, чтобы остался синяк. — Я бы не стал беспокоиться об этом, дорогой племянник. Мы все сделаем быстро, — спокойно сказал он, потянувшись за кинжалом, который всегда носил с собой. Глаза Люцериса уловили его движение, расширяясь в панике от осознания. Его собственная рука потянулась под красный плащ быстрее, чем Эймонд успел заметить, и внезапно его взгляд уловил блеск металла прямо рядом с его лицом. У него была всего секунда, чтобы отступить, позволив лезвию слегка задеть кожу на его правой щеке, выпуская маленькие капли крови. Его рука расслабилась, отпуская лодыжку мальчика и давая ему возможность вырваться и убежать, но Люцерис лишь немного отодвинулся, в шоке уставившись на своего дядю, все еще держа в руке маленький кинжал, теперь испещренный капельками крови. Эймонд неверяще уставился на него, медленно поднимая руку, чтобы вытереть кровь со щеки. С правой щеки. Он почувствовал, как в нем закипает гнев от осознания. Маленький засранец целился в его здоровый глаз. — Дядя, я... — он взвизгнул от внезапного удара по лицу, падая на землю от силы удара. Его правая скула быстро покраснела, и он вскрикнул от боли, когда его пальцы коснулись поврежденной кожи. Прежде чем он смог прийти в себя, он почувствовал, как его схватили за горло. — Гребаный ублюдок! — прошипел Эймонд так близко к его лицу, что Люк почувствовал тепло его дыхания. — Ненасытный зверь, тебе все мало, да? Разве ты не доволен тем, что лишил меня одного глаза? Стремишься забрать и второй? Чтобы ослепить меня навсегда?! Его хватка на горле младшего усиливалась с каждым словом, заставляя Люцериса хватать ртом воздух. Он обхватил запястье Эймонда, впиваясь ногтями в белую кожу с такой силой, что выступила кровь, в тщетной попытке заставить его отпустить. Он чувствовал, как его легкие горят от нехватки воздуха, а разум затуманивается с каждым словом, произносимым дядей. — Д-дядя... — он захрипел, отчаянно пытаясь вырваться из хватки на своем горле. Наконец, когда ему стало казаться, что он вот-вот умрет, Эймонд ослабил хватку, отпуская его. Люцерис перекатился на живот, кашляя и морщась от боли в горле, пытаясь отдышаться. У него не было много времени, чтобы расслабиться, почти сразу же зашипев от боли у корней волос, когда Эймонд потянул его за волосы, заставляя посмотреть ему в глаза. Секунду спустя он почувствовал, как знакомый холодный металл надавил под правым глазом. — Ты понятия не имеешь, как сильно я ненавижу тебя, Люцерис Веларион, — Эймонд прошептал ему на ухо, делая ударение на его фамилии в явной насмешке. — Я ненавижу то, как ты ведешь себя так невинно, заставляя всех верить, что ты весь такой безобидный. Как будто ты не тот самый мальчик, который безжалостно лишил меня глаза! — Это был несчастный случай! — Люк застонал от того, как его волосы потянули назад еще сильнее. — Так ли это, мой дорогой племянник? Как это могло быть несчастным случаем? Разве не ты замахнулся на меня кинжалом сразу после того, как ослепил меня песком в глазах? — Не говори это так, как будто ты невиновен! — Люк зашипел в ответ, его рука снова потянулась, чтобы схватить Эймонда за запястье. — Ты напал на Бейлу. Сломал мне нос. Ты хотел убить Джейса! — Вот что помогает тебе спать по ночам? Ты действительно веришь, что это была только самооборона? Ты думаешь, у меня было достаточно сил, чтобы убить кого-то той ночью? Мне было десять! — А мне было пять! За его ответом последовал резкий удар в бок Эймонда, заставивший его ослабить хватку и опуститься на колени в приступе кашля. Люцерис отодвинулся, его спина ударилась о дерево позади него, но он снова не предпринял никаких попыток убежать. Вместо этого он продолжал смотреть на своего дядю глазами, полными ярости и огня, его грудь вздымалась от того, как он тяжело дышал после короткой схватки. — Перестань вести себя так, как будто ты жертва, — наконец сказал он когда Эймонд оправился от удара, его голос сочился ядом. — Ты получил дракона. Ты сам сказал: “глаз за дракона”. Это был честный обмен! — Каким образом это было честно?! —вскричал, теряя самообладание. — Никому из вас не нужно было отдавать свой глаз, чтобы заполучить дракона. Ты родился с готовым для тебя драконьим яйцом. И даже этого было недостаточно. У тебя всегда было все. Ты никогда не просил об этом, но они все равно тебе все давали. Тебя ждет светлое будущее. Мне никогда не на что было претендовать! Разве это справедливо, племянник?! Он не осознавал, как близко придвинулся к мальчику, теперь выкрикивая слова прямо ему в лицо, когда Люк зажмурился и попытался отодвинуться, но встретился спиной с толстым деревом позади него. Он протянул руку, прижимая ее к груди своего дяди в попытке удержать его подальше. Гнев Эймонда, казалось, немного утих, и он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Его глаз снова встретился с глазами племянника, но на этот раз он не увидел в них страха. — Чего ты хочешь от меня, дядя? — Люцерис говорил тихо, его голос был слабым и усталым, лишенным страха или негодования. — Ты знаешь, чего я хочу, — ответил Эймонд, не прерывая их зрительного контакта. Люцерис некоторое время молчал, глядя в глаза своего дяди со странным выражением на лице. Затем его рука скользнула по траве, и он поднял свой собственный кинжал. Прежде чем Эймонд успел среагировать, Люк прижал рукоять клинка к его руке, все еще глядя ему в глаза. — Я знаю, что у меня нет сил сделать это самому, — прошептал он дрожащим голосом. — но, пожалуйста, сделай это быстро. Эймонд взял кинжал, уставившись на него с озадаченным выражением на лице. —Что..? — Пожалуйста, дядя, — глаза Люцериса наполнились слезами. — сделай это, пока я могу найти в себе храбрость. Эймонд сжал кинжал, его сердце сильно билось о грудную клетку. Наконец-то, после всех этих лет жгучего желания, он может получить то, что хочет. Он может получить то, что всегда принадлежало ему по праву. Он поднял кинжал, еще раз прижав его к щеке мальчика. Дыхание Люка сбилось, он зажмурился, его хватка на рубашке Эймонда усилилась. Эймонд чувствовал, как его тело дрожит от его прикосновения. Мальчик, казалось, собирал все свое мужество, чтобы не заплакать. — За это мою голову насадят на пику, — рассеянно пробормотал он, и острый конец лезвия скользнул по тонкой коже века. — Я скажу им, что это был несчастный случай. Я обещаю, — прошептал Люцерис, не открывая глаз и не делая никаких попыток отодвинуться от кинжала. — Почему? — Просто сделай это, дядя. —Почему ты позволяешь мне? — он почувствовал, как его хватка на древке усилилась. Ему нужно сделать только одно быстрое движение, и все будет кончено. Его месть будет исполнена. Но рука его не слушалась. У него не получалось двинуть кинжал дальше. Эймонд со стоном отбросил кинжал на землю. Люцерис открыл глаза, глядя на него с растерянным выражением лица. — Дядя, что... — Убирайся отсюда, — прошипел Эймонд, не поднимая глаз на своего племянника. Люцерис не двигался, его дыхание было единственным звуком в тихой атмосфере сада. Затем он придвинулся ближе, протягивая руку, которую тут же оттолкнули. —Убирайся. Прочь! — Эймонд повысил голос, его собственное тело дрожало от ярости. Люк вздрогнул, вскакивая на ноги. Он смотрел на Эймонда еще несколько секунд. Затем он медленно двинулся назад, перейдя на бег через несколько шагов. Вскоре Эймонд остался единственным человеком в саду. Он схватился за волосы и закричал от отчаяния. Кинжал Люка все еще лежал в траве рядом с ним. — А это откуда? — рука Джейса схватила его за подбородок, заставляя Люка посмотреть на него. Его грубые пальцы прошлись по линии нового синяка, уже образовавшегося на его щеке. — Я упал. Ничего серьезного, — он попытался оттолкнуть руку своего брата, но вместо этого Джейс схватил его за запястье. — Это снова был он, верно? — он принял молчание Люка за ответ. — Я же говорил тебе не ходить одному. Ты никогда больше не будешь ходить по замку один. Люк тяжело вздохнул. — Джейс, серьезно, я не ребенок. Я могу сам о себе позаботиться. — Нет, не можешь, это очевидно. Иначе у тебя не было бы синяков на лице и шее. Люк почувствовал, как его щеки покраснели от смущения. Он не думал, что у него на шее тоже будут синяки. Хотя хватка, с которой Эймонд схватил его за горло, была довольно сильной, так что это не так уж удивительно. Ему нужно будет попытаться скрыть их от своей матери. Он содрогнулся при воспоминании о том, как близко были их лица в тот момент. Люк почувствовал, как жар пробежал по его телу при мысли о том, что его дядя находится так близко к нему, их грудные клетки почти соприкасаются. Он был благодарен, что никто не застал их там в таком положении, потому что последствия были бы неприятными для его дяди. Его слова все еще звучали у него в ушах. У тебя всегда было все. Разве это справедливо? Люк рассеянно осознал, что пропустил половину тирады своего брата. — ...Осмеливается прикасаться к моему брату. Неужели у него нет никакого уважения к королеве? Пусть подождет, пока я расскажу Деймону... — Не надо, — испуганно прервал его Люк. — Не говори Деймону, брат, пожалуйста. Джейкерис посмотрел на него, совершенно сбитый с толку внезапным несогласием своего младшего брата. — Что? Почему нет? — Деймон убьет его. — Да, убьет, — Джейс кивнул, выражение его лица было строгим и непреклонным, как и всегда. — Именно поэтому я и должен сказать ему. Люк почувствовал, как его передернуло от этой мысли. Он никогда не хотел смерти своего дяди. Никогда не испытывал к нему никакой ненависти. И теперь, после всего того, что он от него услышал, он не мог не чувствовать сожаления. Чувство вины, которое он похоронил давным-давно, вернулось к нему подобно мощному приливу, заставляя его голову кружиться от воспоминания о тошнотворном запахе крови на его руках. — Не говори Деймону, я прошу тебя, — взмолился он. — Если ты любишь меня, ты этого не сделаешь. Джейс ошеломленно посмотрел на него. — Как эти вещи связаны? Я хочу сказать Деймону, потому что я люблю тебя. Потому что я хочу защитить тебя. — А я не хочу, чтобы ты ему говорил. Джейкерис вздохнул, глядя в небо, словно говоря: "Боги, смилуйтесь надо мной. Мой брат чертовски глуп." — В любом случае, чего он хотел от тебя? — У него не было намерений убить меня. Не было ли, подумал Люк, бессознательно поднимая руку, чтобы коснуться своего раздраженного горла. В конце концов, Эймонд чуть не убил его. Но Джейсу не нужно было этого знать. — Он хочет мой глаз. — Та же старая история, — пробормотал Джейс, проводя рукой по волосам. — И как тебе удалось сбежать? — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Люк. Джейс указал на его лицо. — Я вижу оба твоих глаза целы. Как тебе удалось от него сбежать? Люк потеребил свой рукав. Он не знал, как ответить на этот вопрос, потому что даже сам не знал ответа. Почему Эймонд отпустил его? У него была возможность наконец получить то, чего он всегда хотел, а потом он вдруг просто отпустил его. Люк не понимал внезапной перемены в эмоциях своего дяди, но почувствовал облегчение от того, что тот передумал. Он не мог вспомнить, почему решил добровольно отдать свой глаз, но был рад, что в конце концов до этого не дошло. Он хотел бы оставить свой глаз. Он не был уверен, оставит ли дядя его теперь в покое. Может быть, он отпустил его, чтобы еще несколько раз посмотреть на то, как Люк страдает, прежде чем окончательно покончить с этим. Люк не знал его мотивов, и это заставляло его чувствовать себя неуютно. Джейс все еще смотрел на него любопытными глазами, ожидая ответа. —Я... — Люк запнулся, пытаясь придумать убедительный ответ. — Я ударил его. Это было наполовину правдой. Он действительно ударил его, и не один раз, но недостаточно сильно, чтобы освободиться. Джейсу этого также не нужно было знать. Он не хотел, чтобы брат потащил его на тренировочную площадку сразу после того, как его чуть не убили только для того, чтобы снова отругать его. Джейса, казалось, не убедил его ответ, но он ничего не сказал, вероятно, понимая, что все равно не сможет получить больше информации от Люка. — Хорошо, — протянул он, взъерошив его волосы, отчего они стали выглядеть еще более растрепанными, чем были. Люк издал протестующий звук, пытаясь отстраниться от руки брата. Джейс усмехнулся. — По крайней мере, кажется, что это был хороший удар. Я не скажу Деймону, если ты так хочешь. Но я больше не позволю тебе бродить одному, ты понимаешь? Люк подавил раздраженный вздох. С тех пор, как они прибыли в Красный замок, Джейс не оставлял его одного ни на секунду, становясь небольшим параноиком по поводу их дяди, опасаясь, что он будет поджидать его на каждом углу (и он оказался прав, что было еще более раздражающим моментом). Люк, конечно, был благодарен за это. Его забота была милой. Но он также устал от его компании. Он хотел побыть один, хотя бы ненадолго. Ему потребовалось так много уговоров, чтобы Джейс отпустил его в сады одного, и вот как это закончилось. Теперь он никогда не оставит его в покое. Джейс продолжал смотреть на него, ожидая, что Люк скажет, что он понимает, что он говорит. Люк закатил глаза. — Да, брат, — пробормотал он, пораженно глядя в землю. — Прекрасно, — просиял Джейкерис, вставая и поднимая Люка на ноги вместе с собой. — А теперь пойдем на тренировочную площадку. Люк разочарованно застонал.

***

Люцерис не мог уснуть. Прошло три дня с момента его встречи с Эймондом, и с тех пор он его не видел. Что бы он ни делал, он не мог перестать думать о словах своего дяди. Он никогда бы не подумал, что Эймонд действительно чувствовал именно это. Он видел, как тот превратился в уверенного и сильного мужчину, совсем не похожего на того мальчика, которым он был раньше. Он был высоким и умелым. Красивым. Настоящим Таргариеном. Настоящим драконом. Ничем не похожим на Люка с его темными вьющимися волосами, низким ростом и курносым носом. Он никогда бы не подумал, что кто-то может завидовать ему. Он ни в чем не был хорош. Он не был умным или храбрым, как Джейс. Он даже не был достаточно силен, чтобы защитить себя. И он не хотел быть лордом Дрифтмарка. Он бы с радостью передал эту привилегию кому-нибудь другому, если бы у него была такая возможность. Единственное, в чем он был по-настоящему хорош - летать верхом на Арраксе, но он не мог делать этого часто, учитывая то, что его дракон был еще слишком молод для длительных полетов. Никто не смог бы назвать Люка всадником на драконе, по крайней мере пока. Все эти годы он думал, что Эймонд просто хотел отомстить. Забрать его глаз и заставить страдать точно так же, как Люк заставил его давным-давно. Но Эймонд этого не сделал. Люк был готов позволить ему отомстить, но он этого не сделал. Люк провел так много лет, боясь, что его дядя придет за ним только для того, чтобы узнать, что его глаз не был проблемой. Неприязнь, которую Эймонд испытывал к нему, имела гораздо более глубокие корни, чем он думал. Люк всегда думал, что они были очень похожи, оба вторые сыновья и все такое. Но Эймонд был прав, у Люка действительно было больше, чем у него. У него была любящая семья, добрый и заботливый старший брат, поддерживающий дедушка и обещанный ему Дрифтмарк. Его связь со своим драконом была намного сильнее, чем когда-либо могла бы быть между Эймондом и Вхагар, потому что Арракса положили в его колыбель сразу после его рождения. Они выросли бок о бок, зная друг друга лучше, чем кто-либо другой когда-либо мог бы. Он не мог представить себе жизнь без Арракса рядом с собой. Если одному из них суждено умереть, они умрут вместе. У Эймонда не было привилегии дракона. Он не сблизился с Вхагар так, как она сблизилась со своим первым всадником. Он никогда не почувствует, каково это - иметь рядом такого верного друга. И теперь, когда он думал об этом, Люк представил, как тяжело, должно быть, было Эймонду расти, видя, что у всех других детей есть свои собственные драконы. Мать Люцериса теперь была королевой, лишая Эймонда последнего, на что он мог претендовать – трона. И хотя он знал, что трон по праву принадлежит его матери, он не мог не сочувствовать своему дяде. Это было глупое чувство, он знал это. Как он мог испытывать хоть какое-то сочувствие к человеку, который пытался убить его всего три дня назад и провел большую часть своей жизни, мечтая о том, чтобы вырезать ему глаз? Но он не мог избавиться от тупого чувства вины, которое испытывал при одной мысли о своем дяде. Будь проклято его глупое, ранимое сердце. Люцерис вздохнул, поднимаясь с кровати. Ночь была ранней, звезды ярко сияли далеко вверху, не скрытые ни за какими облаками, как капли молока на шелковистом темно-синем небе. Холодный ночной воздух коснулся его лица, когда он подошел к окну, чтобы взглянуть на открывшийся перед ним столичный пейзаж. Это место так сильно отличалось от Драконьего камня. Несмотря на то, что Люк провел здесь первые несколько лет своей жизни, он мало что из них помнил. Драконий камень стал его домом после всех лет, прожитых там его семьей, и он чувствовал, что действительно скучает по нему. Он не знал, когда сможет вернуться, но был уверен, что у него никогда больше не будет возможности там жить. Он останется в Королевской Гавани, пока не придет его время, и ему не придется переехать в Дрифтмарк, оставив свою семью. Он уже давно боялся этого дня. Но он знал, что не сможет убежать от этого. Поэтому он решил наслаждаться временем, которое у него есть, чтобы провести со своей семьей, пока он еще может, даже если это означает покинуть Драконий камень. Королевская гавань, на его вкус, была слишком шумной и большой. Она не была похожа на дом, но он надеялся, что привыкнет к ней. Его странный дядя определенно с этим не помогал. Он в нерешительности посмотрел на закрытые двери своих покоев. Он чувствовал, что это "если" было плохой идеей. Но он не мог уснуть, и все эти мысли в его голове не давали ему расслабиться. Комнаты Джейса были близко, так что ему нужно быть осторожным, не издавая ненужных звуков, чтобы не разбудить его. Люк на цыпочках подошел к двери, поморщившись от скрипа, который она издала, когда он потянул за ручку. Он постоял там некоторое время, прислушиваясь к тишине спящего замка. Посмотрел в темный коридор, гадая, не заблудится ли он там. Он был почти уверен, что знает дорогу, но было темно, а он здесь всего больше недели, так что… Он покачал головой. Ему нужно было перестать быть трусом и покончить с этим раз и навсегда. Он глубоко вздохнул и шагнул в темноту. Эймонд с громким хлопком закрыл дверь в свои покои, не беспокоясь о позднем часе. Он тренировался большую часть дня без перерыва и даже не заметил, как потемнело, пока не пришла его сестра и не отправила его спать. Он не знал, как долго пробыл бы там, если бы не Хейлена. Только сейчас он понял, как устал, начиная чувствовать боль в мышцах. Последние несколько дней он был в странном настроении. С того самого дня, как он решил отпустить Люцериса, не имея возможности поднять на него нож, он был ужасно зол. На себя, на своего племянника, на своего брата, на свою сводную сестру, на всех. Он чувствовал, что убьет кого-нибудь, если он прямо сейчас встанет у него на пути. Он знал, что ведет себя неразумно. Никто не был виноват в том, что все так обернулось. Но что бесило его больше всего, так это то, что на этот раз это была даже не вина Люка. Глупый мальчишка сделал все, чтобы дать Эймонду то, чего он хотел. Это у него не хватило сил сделать то, что должно был сделать. Он потянулся чтобы снять рубашку, когда знакомый голос прорезал ночную тишину. — Я думаю, лучше оповестить тебя о моем присутствии, прежде чем ты разденешься. Люцерис стоял в дверном проеме балкона, облокотившись на порог, его тело было расслаблено, на губах играла ухмылка. Эймонд пересек расстояние между ними тремя большими шагами, выбросывая руку перед собой, чтобы схватить своего племянника знакомым движением, но Люцерис уклонился, сделав два шага назад и подняв руки вверх в мирном жесте. — Пожалуйста, не хватай меня за горло, или мне придется еще раз объяснять Джейсу синяки. Эймонд сделал шаг вперед, Люк сделал еще один шаг назад. Они продолжали до тех пор, пока спина мальчика не прижалась к перилам, а Эймонд был вынужден выйти на холодный воздух балкона. Мгновение никто из них не двигался, просто смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. Затем Эймонд раздраженно вздохнул. — Что ты здесь делаешь? — наконец спросил он, свирепо глядя на своего племянника, который все еще ухмылялся ему. Его кулак начал тяжелеть от желания врезать по этому хорошенькому личику так сильно, чтобы он никогда больше не смог улыбаться. Но Эймонд сдержался. — Не мог уснуть. — Люцерис пожал плечами. Эймонд стиснул зубы. — Что ты делаешь здесь? — Я хотел поговорить с тобой, — голос Люка колебнулся, постепенно теряя уверенность. Улыбка на его лице дрогнула. — О чем же? Люк еще раз посмотрел на своего дядю, который пристально глядел на него своим единственным сиреневым глазом, прежде чем повернуться и опереться руками о перила, его взгляд теперь прикован к городу внизу. Некоторое время он молчал, рассеянно теребя рукава своей рубашки в очевидной попытке успокоить нервы. Эймонд не знал, что с этим делать, застигнутый врасплох поведением своего племянника, поэтому он молчал, позволяя Люку собраться с мыслями для того, что он собирался сказать. — Знаешь, мне жаль, — наконец пробормотал он тихим и печальным голосом. — Что? — снова спросил Эймонд, чувствуя себя глупо из-за замешательства, которое он испытал во все время этого короткого разговора. — Я имею в виду твой глаз. Мне всегда было жаль, — его голос был едва слышен. Эймонд не мог видеть выражения его лица, так как он все еще стоял к нему спиной. — Извинения не вернут мне глаз, — наконец возразил Эймонд, когда между ними снова воцарилось молчание, позволяя злобе скользнуть в его слова. — Я знаю, — спокойно ответил Люк, не обращая внимания на нежелание дяди принять его извинения, — Я просто хотел, чтобы ты знал, что мне действительно жаль. Знаешь, это до сих пор преследует меня. Та ночь. Я думаю, вся эта ситуация была довольно волнующей для моего разума, потому что это одна из первых вещей, которые я помню. Мне было пять, так что мои воспоминания немного туманны, но я помню эмоции. Звуки, запах. Это довольно незабываемо - ужас от осознания того, что ты нанес кому-то перманентное увечье. У меня не было намерений делать это, когда я схватил тот нож. Я был напуган и хотел защитить Джейса и… Сначала я даже не понял, что натворил. Только когда твоя мать заговорила о долге, я увидел, что ты лишился глаза. Он глубоко вздохнул, остановившись на мгновение и позволив своим словам осесть в сознании, прежде чем продолжить свою исповедь. — Я всегда был миролюбивой душой. Я ненавижу насилие и презираю причинять боль людям. С того самого дня меня тошнит от мысли о том, чтобы держать в руках меч. Каждый раз, когда я тренируюсь со своим братом, я чувствую горячую кровь на своих руках. Я не хочу, чтобы что-то подобное когда-нибудь повторилось. Я знаю, что на моих руках твоя кровь, и я ужасно сожалею об этом. Но я не жалею, что сделал это. Эймонд почувствовал, как его кровь закипела от ярости при этих словах. — Заткнись, taoba, — прошипел он с явной угрозой в голосе. Но Люцериса, казалось, это не затронуло. — Я не жалею об этом, — твердо повторил он, наконец поворачиваясь, чтобы посмотреть в глаза своему дяде, — я не жалею о том, что защитил Джейса или себя. Я не знаю, что бы случилось, если бы я не схватился за нож. Никто из нас никогда не узнает. Но все получилось так, как получилось, и я не могу этого изменить. Ты должен либо принять мои извинения и оставить меня в покое раз и навсегда, либо наконец выполнить свое обещание и забрать мой глаз, потому что я больше так не могу! С каждым произнесенным словом он делал шаг вперед, приближаясь к Эймонду, пока они не оказались лицом к лицу. Люцерис дрожал, но изо всех сил старался не показывать своего страха. Он откинул голову назад, его глаза были полны решимости и смелости. Он не вздрогнул и не прервал зрительный контакт, когда Эймонд протянул руку и обхватил его лицо одной рукой, его большой палец почти нежно погладил кожу под правым глазом. — Как бы я хотел забрать этот твой прелестный глаз, — Эймонд тихо пробормотал себе под нос, но Люк услышал его, его тело содрогнулось от его слов, — Я бы вырвал его голыми руками, наблюдая, как кровь смешивается со слезами на твоем лице, и слушая твои крики агонии. Лишиться глаза – это чрезвычайно больно, поверь мне. И процесс исцеления не более приятный. Такое ощущение, будто половину твоего лица подожгли, а потом еще раз, когда сшивают ее вместе. Я бы навещал тебя, пока ты выздоравливаешь. Я бы сам дал тебе повязку на глаз. И рубин. Он продолжал бормотать как сумасшедший, продолжая поглаживать веко Люцериса, пока говорил. Люк почувствовал, как застыл, его дыхание застряло у него в горле, когда слова дяди медленно дошли до него. — Рубин? — прошептал он, явно сбитый с толку ходом мыслей Эймонда. — Да, рубин был бы идеален, — его большой палец надавил сильнее, заставив Люка зажмуриться и задержать дыхание. На краткий миг ему показалось, что Эймонд наконец-то сделает это. Вырвет его глазное яблоко прямо из черепа, не проявив к нему милосердия делая это чисто и быстро с помощью ножа. Он собрался с духом, готовый почувствовать самую ужасную боль, которую он когда-либо испытывал, и… Внезапно рука Эймонда покинула его лицо, и Люк почувствовал, как его дядя отступил назад, позволяя ему снова дышать. До этого момента он не осознавал, насколько близко были их тела. Он открыл глаза, снова глядя на своего дядю с растерянным выражением на лице. Эймонд выглядел сердитым и раздраженным. — Я не могу, — прошептал он, опустив голову, его голос был низким от поражения. Люк моргнул, не понимая поведения своего дяди. — Почему? Эймонд не ответил, явно отказываясь смотреть на своего племянника, его кулаки были сжаты, а лицо искажено гневом. Люцерис глубоко вздохнул и сделал шаг вперед. Когда Эймонд не отреагировал, он подвинулся немного вперед, пока они не оказались также близко друг к другу, как и мгновение назад. Он поднял руку, поднося ее к лицу своего дяди. Крепкая хватка на запястье заставила его остановиться. — Пожалуйста, — прошептал он, его голос был тихим и неуверенным. Эймонд поднял взгляд, снова встретившись с его глазами. — Чего ты хочешь? — Я хочу посмотреть. Они стояли так некоторое время, удерживая взгляды друг друга, пока хватка на его запястье не ослабла, и Люцерис не обхватил щеку своего дяди точно так же, как он делал с ним несколько мгновений назад. Он провел по линии его скулы, чувствуя ее остроту кончиками пальцев. Затем он поднял руку вверх, проводя по кожаной повязке на глазу. Не встретив никакого сопротивления, он одним быстрым движением сорвал повязку. Сапфир в пустой глазнице ярко сиял в темноте ночи, отбрасывая синий оттенок на щеку Эймонда. Люк посмотрел на него с непроницаемым выражением в глазах. Затем он снова протянул руку, лаская кожу под сапфировым глазом большим пальцем, гораздо нежнее, чем это делал с ним его дядя. — Рубин. — пробормотал он себе под нос, вспоминая слова Эймонда. — Да, — грубая рука Эймонда накрыла его собственную, — ты бы носил рубин. — Носил бы. — прошептал он, его голова кружилась, а сердце быстро билось в груди. Эймонд немного наклонился, так что теперь их лица были на одном уровне. Люк чувствовал его дыхание на своих губах, его глаза не отрывались от сапфира. Эймонд придвинул свое лицо ближе, их губы почти соприкасались и… — Возвращайся к себе, Люк. Люк побежал к дверям так быстро, как только мог.

***

Сильный ветер трепал его волосы, пока он парил высоко в облаках, голубые воды сверкали на солнце под ним. Арракс захлопал крыльями, издавая радостный звук, ускоряясь и заставляя Люка рассмеяться в ответ. Погода была идеальной для полетов, поэтому Люцерис решил не тратить время впустую, сидя в Красном замке, и впервые за месяц отправился в полет. Арракс был более чем счастлив наконец-то повеселиться со своим наездником, будучи уставшим от долгого пребывания на земле. У Люка не было никакого определенного пункта назначения. Он просто хотел немного полетать, очистить голову от всех забот и подышать свежим воздухом, которого ему так не хватало во время пребывания в столице. Его мать, королева, не позволяла ему улетать слишком далеко, но Люк немного забылся и понял, где он находится, только когда Королевская гавань превратилась в маленькую точку на горизонте. Он уже собирался приказать Арраксу отправляться домой, когда на них обоих упала массивная тень. Сначала он подумал, что это облако, но небо раньше было ясным, без признаков дождя. Затем, когда он поднял голову, он увидел гигантское чешуйчатое брюхо зверя прямо над своей головой. Его сердце пропустило удар. Арракс зарычал, явно чувствуя его страх и сам ужасаясь гораздо большего дракона. Люк взвизгнул, когда его дракон резко спикировал вниз. — Арракс, lykirī! — скомандовал он, пытаясь успокоить и себя тоже. Злорадный смех зазвенел в утреннем воздухе, заставив его вздрогнуть, когда Вхагар двинулась, преграждая путь Арраксу. Его юный друг ловко увернулся, разворачиваясь на максимальной скорости. — Soves lenton! Adere! Арракс повиновался, летя в направлении Королевской гавани. Но независимо от того, насколько он был быстр, Люк чувствовал дыхание Вхагар позади себя, из-за размера зверя было трудно отличить его от ветра. Но Люк знал, что это была она. И он. — Ты не сможешь убежать! — голос дяди достиг его ушей, заставив его вздрогнуть. — Jēmela gēlȳni enkā, taoba! — Ты сумасшедший! — Люк закричал в ответ, гнев струился по его венам. Он не мог понять, что не так с Эймондом. Он дал ему два шанса, чтобы выплатить свой долг, и он ими не воспользовался. И теперь он решает преследовать его на этом своем звере-драконе, чтобы сделать что? Лишить его глаза? Он слишком поздно понял, что его эмоции передались Арраксу, также наполнив его гневом. Прежде чем он смог что-либо предпринять, его дракон развернулся, оказавшись лицом к лицу с Вхагар и выдыхая горячий огонь ей в лицо. —Daor, Арракс! — закричал он, пытаясь вернуть себе контроль. — Dohaeris! Его сердце учащенно забилось в груди, когда он услышал яростный рев Вхагар позади себя, молча молясь, чтобы Арракс летел быстрее. Его разум затуманился, заставляя его чувствовать головокружение от страха, но он изо всех сил старался не дать Арраксу почувствовать это. Он слышал, как Эймонд выкрикивал команды своему дракону, но не мог разобрать слов из-за ревущего в ушах ветра. Арракс набирал высоту, его размеры и ловкость давали возможность установить большее расстояния между ними и Вхагар. Вскоре Люк перестал слышать ее дыхание и голос Эймонда. Он обернулся, поняв, что они оторвались. Арракс тоже почувствовал это, замедляясь и позволяя своим крыльям хлопать с меньшей силой, отдыхая. Люк вздохнул с облегчением, его сердцебиение немного успокоилось, когда в нем появилось чувство безопасности. Внезапно краем глаза он увидел что-то большое. Прежде чем он успел среагировать, сильный удар в бок Арракса заставил его выпасть из седла. Последнее, что он увидел перед тем, как провалиться в темноту, было тело Арракса, падающее рядом с ним с ужасающей скоростью. Сознание покинуло его с последним воплем дракона. Ему казалось, что он плывет. Чувства медленно возвращались к нему. Сначала он увидел свет сквозь закрытые веки. Затем его пальцы коснулись чего-то мягкого и пушистого. Он услышал, как где-то рядом с ним потрескивает огонь. Он почувствовал тепло вокруг себя и попытался открыть глаза, щурясь от тусклого освещения комнаты. Люк уставился в потолок, затем повернул голову в сторону, заметив окно на стене рядом с собой. Он лежал в постели, укрытый мягкими мехами, совершенно голый. Когда он, наконец, начал чувствовать все свое тело, он кое-что понял. Он был жив. Последнее, что он помнил, было падение, страдальческий крик Арракса звенел в его ушах. Его тело застыло в ужасе. Если он здесь, то… — Арракс... — прохрипел он, его горло болело так, как будто он выпил жидкий огонь. Внезапно он услышал движение и повернул голову в другую сторону. Там, рядом с камином, стоял мужчина и ковырял раскаленные угли кочергой. Он был без рубашки, его волосы изящно спадали на лопатки, его плечи широкие и сильные. Люк почувствовал, как его захлестнула новая волна гнева. Он попытался встать, но его тут же толкнула твердая рука на плече. — Отпусти меня! — он извивался, глубоко впиваясь ногтями в кожу на запястье своего дяди. — Lykirī, — сказал Эймонд спокойным голосом, укладывая Люка на мягкую кровать. — с твоим драконом все в порядке, только небольшой синяк на правом крыле. Заживет. Люк вздохнул с облегчением. Он знал, что Эймонд не лжет. Теперь, когда он успокоился, он мог чувствовать нить связи между ним и его драконом. Он чувствовал его присутствие в мире, его жизнь в своем собственном сердце. Он чувствовал страх и боль, но не знал, принадлежали ли они ему или Арраксу. — Вот, выпей. К его губам была прижата фляжка. Он посмотрел на своего дядю с подозрением в глазах, но жажда, которую он испытывал, была сильнее. Как только холодная вода коснулась его губ, он не смог сдержать довольного урчания от того, как жидкость успокоила его горящее горло. Он даже не понял, что выпил всю фляжку до того, как ему на язык просто больше нечему было падать. Он положил фляжку на кровать и поднял глаза на своего дядю, который внимательно смотрел на него. — Ты в порядке? — спросил Эймонд со странным выражением на лице. Он протянул руку, чтобы коснуться его обнаженной груди, но Люк отмахнулся от него. — Daor! — закричал он от возмущения, свирепо глядя на своего дядю. — Ты преследовал меня на этом чудовище! Ранил моего дракона и выбил меня из седла! Я чуть не умер! — Я тебя спас. — А кто виноват в том, что меня нужно было спасать, а?! Ты виноват в том, что я упал. Ты мог убить меня. Ты думал о последствиях, которые моя смерть повлечет за собой для тебя, kepus? — Я никогда не желал тебе смерти! — возразил Эймонд, выглядя напряженным. — Это была просто игра. Я только хотел тебя немного напугать. Поиграть с тобой. Это твой дракон напал первым! — Да потому что он был в ужасе! Я был в ужасе. Возможно, ты этого не знаешь, дядя, но твой дракон чувствует то же, что и ты. Он пытался защитить меня, потому что Вхагар - реальная угроза. Нельзя просто оседлать самого большого военного дракона в королевстве только для того, чтобы поиграть в пятнашки! Эта старая скотина - чудовище, и, похоже, ты не держишь ее под своим контролем. Может быть, боги были правы, не дав тебе дракона с самого начала! Эймонд зарычал, его грубая рука крепко сжала лицо Люка. — Следи за словами, taoba. — А то что? — усмехнулся Люк, совершенно не смущенный блеском единственного глаза своего дяди. — Ты заберешь мой глаз? Если тебе нужен был мой глаз, ты мог бы забрать его, когда я дал тебе шанс. Или ты решил, что было бы веселее запугать меня, выследив и только потом отняв мой глаз? Тогда почему ты этого не сделал? Я был без сознания достаточно долго, чтобы ты мог вдоволь повеселиться. Или ты ждал, когда я проснусь, чтобы увидеть мою боль? Сделай это сейчас, или я клянусь всеми богами, что вырежу его сам, потому что у тебя, похоже, кишка тонка. Эймонд угрожающе навис над ним. Его хватка на челюсти Люка усилилась, заставив его задохнуться от боли. Его лицо было всего в трех дюймах от него. — Я предупреждаю тебя, племянник, — прошептал он ему на ухо. Люк вздрогнул от того, как его губы почти коснулись его уха, — не провоцируй меня. Я могу попросить кое-что гораздо более ценное, чем глаз. Люцерис прерывисто вздохнул, немного отодвигаясь, чтобы посмотреть в глаз своему дяде. Его рука схватила чужое запястье, отводя его от лица. — Чего ты хочешь от меня? — спросил он тихим и неуверенным голосом, утратив всю прежнюю браваду. — Ты не хочешь лишить меня глаза. Больше нет. Я вижу, что есть что-то еще, но я не могу понять, что это. Скажи мне, дядя. Я сделаю все, что ты захочешь от меня, если это заставит тебя простить меня. Эймонд усмехнулся, уронив голову на голое плечо Люка. — Ты никогда не согласишься дать мне это, — ответил он, его пальцы скользили по коже предплечья. — Ты никогда не узнаешь, если не спросишь. — Поверь мне, taoba. Ты пожалеешь, что вообще спросил. — Может быть, не пожалею. Эймонд поднял голову, снова глядя в глаза Люцериса. Его пальцы коснулись его подбородка, не сжимая, а подтягивая его ближе. Он рассматривал его лицо несколько долгих мгновений, прежде чем наклонился вперед, ловя мягкие губы Люка своими. Люцерис застыл на месте, его глаза расширились, когда он почувствовал, что его дядя целует его. Эймонд дал ему несколько мгновений, чтобы осознать, что он делает, и, не почувствовав никакого сопротивления, позволил своему языку раздвинуть мягкие губы мальчика и проникнуть в тепло его рта. Люк издал дрожащий стон, его руки вцепились в плечи Эймонда, но не для того, чтобы оттолкнуть его, а чтобы иметь хоть какую-то опору. Он приоткрыл губы, впуская дядю без борьбы, закрыв глаза от приятного ощущения, когда его собственный язык коснулся другого. Одна из его рук переместилась с плеча Эймонда на его волосы, крепко сжимая их, когда он почувствовал укус на своей нижней губе. Его спина снова коснулась мягких мехов, и Эймонд навис над ним, одна из его рук скользнула вниз по его торсу и ниже, заставив Люка застонать, когда она коснулась его обнаженного члена. Эймонд прервал их поцелуй, тяжело дыша и глядя на Люцериса. — Я хочу поглотить тебя, — прошептал он, его рука быстрее задвигалась по чужому члену, заставляя его дернуть бедрами вверх и промычать от приятного ощущения. — Я хочу лишить тебя невинности. Я хочу уничтожить тебя, чтобы ты принадлежал только мне. Это то, чего я хочу. Ты дашь мне это? Люк вздрогнул от его голоса, неспособный ясно мыслить из-за руки, ласкающей его между ног. Он знал, что то, о чем просил его дядя, было очень много, но не мог найти в себе силы, чтобы почувствовать к этому отвращение. При одной мысли он почувствовал жар в животе, хотя и не был уверен, как это вообще происходит. — Будет больно? — спросил он, непреднамеренно позволив страху прозвучать в его голосе. — Kessa. — Ответил Эймонд, глядя ему прямо в глаза. — Будет больно. Но также будет и приятно. Nyke jāhor mazverdagon ziry sȳz. Люцерис застонал слишком громко, когда грубая рука коснулась одного особенно чувствительного места под головкой его члена. Он двигал бедрами, ведомый за удовольствием, которое доставлял ему Эймонд. — Хорошо. — сказал он, проводя рукой по длинным серебристым волосам. — Я дам это тебе, если это то, чего ты хочешь. Возьми меня, если это то, что нужно, чтобы ты почувствовал покой. Я дам это тебе, kepus. Эймонд зарычал, его рука задвигалась быстрее, заставляя Люка раздвинуть ноги немного шире и двигать бедрами вместе с ним, стремясь к своей разрядке. — Это обещание. — твердо сказал Эймонд, его фиалковый глаз не отрывался от раскрасневшегося лица Люка. — Ты не можешь забрать его назад. — Я и не хочу. Люк застонал, чувствуя, как внизу живота завязывается узел, когда он приблизился к своей разрядке. — Kessa, kessa, пожалуйста. Я хочу этого, дядя, kostilus...” Он кончил с громким стоном, Эймонд продолжал надрачивать ему, пока он двигал бедрами, удовольствие овладело его телом. Когда он пришел в себя, Эймонд развязывал свои собственные бриджи, его движения были быстрыми и резкими. Он сунул руку в карман и вытащил маленький пузырек с маслом. — А это зачем? — спросил Люк, его дыхание все еще было прерывистым. — Увидишь. Эймонд отбросил одеяло в сторону вместе со своими бриджами и устроился между дрожащих бедер Люка. Он схватил его за колени, заставляя раздвинуть ноги еще шире, окуная палец в масло и смазывая его целиком, а затем опустил голову, чтобы поцеловать мальчика в шею. Он втянул чувствительную кожу прямо под подбородком и двинулся губами вниз, остановившись на соске, чтобы слегка прикусить его, заставив Люка судорожно вздохнуть. Эймонд провел рукой вниз по бедрам, поглаживая внутреннюю поверхность бедра и спускаясь к промежности. Люк широко раскрыл глаза от шока, когда почувствовал, как палец дяди ощупывает его дырочку. — Ты что... — Шшш, — успокоил его Эймонд, целуя его в щеку. — Не волнуйся. Я тебе уже говорил, не так ли? Сначала будет больно, но я позабочусь о том, чтобы тебе было хорошо. Он протолкнул палец до первой фаланги, чувствуя, как его собственный член дернулся от напряжения вокруг него. Он и представить себе не мог, как хорошо было бы оказаться внутри этого тесного жара. Дыхание Люка сбилось, его таз инстинктивно отстранился от вторжения, но он был остановлен твердой рукой, обхватившей его бедро. — Не убегай от меня. Расслабься. Он повиновался, сделав глубокий вдох и приложив все усилия, чтобы расслабить напряженные мышцы, зашипев от жжения между ног, когда Эймонд протолкнул палец глубже, почти до костяшек. Он немного пошевелил пальцем, давая Люку привыкнуть к этому ощущению, прежде чем ввести второй. Второй палец ощущался гораздо ярче, его мышцы неохотно поддавались вторжению. Люцерис зажмурил глаза, позволив нескольким слезинкам упасть на подушку, пытаясь отвлечься от боли. Эймонд двигал пальцами внутрь, раздвигая их и толкая глубже. Люк всхлипнул от одного сильного толчка, не в силах больше сдерживаться. Он чувствовал себя так, будто он горит и это было не в хорошем смысле. Он хотел, чтобы Эймонд вытащил пальцы, но он дал обещание. Он, блять, должен быть сильным и вытерпеть это. Эймонд снова прижался губами к его шее, целуя и посасывая нежную кожу, отвлекая его от боли. Он пошевелил пальцами, толкая их внутри и ища то место, которое, как он знал, будет… Люк вскрикнул, когда внезапная волна удовольствия накрыла его, заставив видеть звезды. Он задергал ногами, пытаясь заставить Эймонда сделать это снова. Он заскулил, когда его длинные пальцы снова нашли это место, теперь надавливая на него, а не толкаясь. — Вот так. — протянул Эймонд с довольной ухмылкой на лице. — Хороший мальчик. Он продолжал двигать пальцами, медленно добавляя третий палец к первым двум. Люк едва заметил жжение от растяжки, потерявшись в удовольствии, прижимаясь тазом к ловким пальцам. Когда его бедра начали дрожать, а стоны стали громче, Эймонд вытащил пальцы, заставив Люка протестующе заскулить. — Lykirī, taoba. Он погладил кудрявые волосы мальчика, немного приподнялся и вытер пальцы о простыни. Расположившись между дрожащими бедрами Люка, он обхватил свой член одной рукой, размазывая предэякулят по головке, а затем выливая маслом на него и на промежность Люка. Люк опустил глаза, пристально глядя на чужой член и нервно сглатывая. — Он не войдет. — смущенно пробормотал он, его щеки покраснели еще сильнее. Эймонд наклонился, страстно целуя его и скользя рукой вниз по животу мальчика, хватая его член и делая несколько движений рукой, прежде чем отстраниться. — Конечно же войдет. Ты будешь хорошим мальчиком для меня и примешь его, не так ли, Люцерис? Люк вздрогнул от того, как дядя произнес его имя. Он почти никогда не называл его полным именем, всегда называя племянником, или taoba, а иногда даже Люком. Но никогда не Люцерисом. Он мог бы поклясться, что никогда не слышал этого от Эймонда. Он медленно кивнул, откидываясь на подушки и послушно раздвигая ноги. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, готовясь к последующей боли. Эймонд прижал свой член к анусу, растягивая дырочку только головкой, прежде чем медленно войти внутрь, дюйм за дюймом. Сначала Люк почувствовал только странное давление, но потом пришла боль. Он не смог сдержать крик в горле от ощущения жжения между ног. Это было совсем не похоже на пальцы. Член Эймонда был большим и теплым, отчего Люку казалось, что его вот-вот разорвет на две половины. Давление было почти невыносимым, настолько подавляющим, что Люк подумал, что потеряет сознание. Слезы потекли по его щекам, и он всхлипнул, когда Эймонд прижался к его бедрам, теперь полностью внутри. Грубая рука погладила его по щеке, и Люк открыл глаза, встретившись взглядом с фиолетовым глазом Эймонда. — Все, все. — Эймонд успокаивающе погладил его по внутренней стороне бедра. — Ты сделал это, худшая часть позади. Люк глубоко вздохнул, слегка покачивая бедрами и морщась от тупой боли внизу. Эймонд не двигался, его руки продолжали поглаживать его бедра, ожидая, пока он привыкнет. Спустя, казалось, целую вечность, Люк почувствовал, что боль утихла, заставив его вздохнуть с облегчением. Он посмотрел на Эймонда, взяв его руку в свою и немного опустив бедра. — Думаю, ты можешь двигаться. Первый толчок все еще был болезненным. Люк закричал, сжимая руку Эймонда, новые слезы навернулись на его глаза. Эймонд взял его руку, поднес к своему лицу и поцеловал ладонь. Затем он положил его себе на плечо. — Держись за меня. Царапайся, если хочешь. Он начал медленно, входя глубоко и осторожно, ожидая, пока Люк перестанет морщиться от боли. Когда его хватка на плече Эймонда немного ослабла, он ускорился. Дыхание Люка участилось, его руки сильно сжимали плечи с каждым толчком, впиваясь ногтями в бледную кожу. Вскоре его губы приоткрылись, издав тихий стон. Эймонд пошевелил бедрами, пытаясь снова найти то приятное местечко. Он надавил на грудь Люка, заставляя его полностью лечь на кровать, его руки отпустили широкие плечи, вместо этого сжимая подушку. Эймонд взял его за ногу, приподнял ее и поцеловал лодыжку. Он положил ее себе на плечо, наклонившись так, что Люк чуть не согнулся пополам. Затем он сделал резкий толчок, ухмыльнувшись, когда Люк закричал от удовольствия. Он начал двигаться быстро и грубо, стараясь при каждом толчке касаться этого особого места внутри. Люк теперь двигался навстречу, отвечая на его движения и выгибая спину. Он застонал так громко, что Эймонд испугался, что тот потеряет голос, когда они закончат. Его темные кудри разметались по подушке, щеки и плечи покраснели, глаза были мокрыми от слез, но теперь они были не от боли, а от удовольствия. Эймонд опустил голову, посасывая маленький розовый сосок и заставляя мальчика захныкать от ощущения в чувствительном месте. Он переместил руку к другому соску, оцарапывая и покручивая его кончиками пальцев. Люк всхлипнул, его бедра отчаянно задвигались и он, казалось, был близок к разрядке. Эймонд застонал, когда Люк сжался вокруг него, не в силах полностью расслабиться теперь, когда удовольствие было слишком сильным. Его толчки начали становиться менее точными, в животе все больше и больше разливается тепло. Он схватил мальчика за талию достаточно сильно, чтобы оставить синяки, вбиваясь в него сильнее, стремясь к собственной разрядке. Он почувствовал, как тело под ним напряглось, и Люк закричал, когда густые белые струи окрасили его живот, оргазм накрыл его с головой. Он выгнул спину, пока Эймонд трахал его, стараясь выдоить из него все до последней капли, пока мальчик не зарыдал от чрезмерной стимуляции. Эймонд застонал, изливаясь глубоко в него и уткнувшись лбом в его потное плечо, пытаясь отдышаться. Когда он, наконец, вытащил свой теперь мягкий член, Люк поморщился от ощущения вытекающей из него горячей спермы. Эймонд приподнял его лицо, чтобы нежно поцеловать в губы, прежде чем плюхнуться на спину рядом с ним, уставившись в потолок, как его грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом, который он делал. — Я не могу пошевелить ногами, — пробормотал Люк, его голос почти пропал из-за всех стонов и криков. Эймонд усмехнулся, прижимая его ближе к груди и украдкой обнимая за плечи. — Да, это может быть одним из последствий подобной деятельности. —Задумчиво протянул Эймонд, взъерошив его мягкие локоны. — Я бы с радостью взял тебя снова, но не думаю, что ты выдержишь. Люк хмыкнул, положив подбородок на грудь Эймонда. Он посмотрел в окно, заметив, как уже стемнело. — Как ты думаешь, моя мать волнуется? Я сказал ей, что полетаю совсем немного. — Она, вероятно, уже отправила войска на твои поиски. — Мы должны скоро вернуться. Джейс, вероятно, уже что-то заподозрил. Он убьет тебя, если узнает. — сказал Люк, рисуя круги на груди Эймонда. — Он сказал мне, что лишит меня зрения, если я хоть пальцем к тебе прикоснусь. Хотя сегодня вечером я прикоснулся к тебе чем-то гораздо большим, чем палец. Люцерис хихикнул, покраснев, но затем повернулся, чтобы посмотреть на него в замешательстве. — А где это мы? Эймонд не смог сдержать смеха. — Ты задаешь этот вопрос только сейчас? — Ну, — Люк поерзал, явно смущенный, — у меня не было много времени, чтобы подумать об этом. — И то верно, — пожал плечами Эймонд. — Не волнуйся, мы недалеко от Королевской гавани. Полетим домой вместе, так что тебе не нужно беспокоиться о том, что ты заблудишься. Это просто одно из моих секретных мест. Люк приподнял бровь. — Одно из твоих секретных мест? — Да. У меня их много, и я покажу тебе их в следующий раз, мой дорогой племянник. Люк улыбнулся. В следующий раз. По какой-то причине это прозвучало мило.