Погибнув, я стал призраком, но всё ещё с тобой, даттебайо!

Ещё издалека я различил яркое, но нечёткое изображение на том, что ко мне приближалось. Почему я понял, что это именно «изображение», а не какой-нибудь мираж или галлюцинация? Да потому, что оно очень часто и быстро менялось. Краски перетекали друг в друга, то смазываясь в кашу, то, выхватывая их непонятно откуда, концентрировались на пейзажах, зданиях и лицах людей из моей прошлой жизни. Я будто смотрел фильм о собственной жизни в ускоренной перемотке с акцентами на некоторых деталях. При этой самой жизни мне нечасто доводилось смотреть фильмы, даттебайо, однако я всё-таки их видел и даже был неплохо знаком с одной актрисой, оказавшейся в итоге принцессой Страны Снега. Здесь я увидел её снова. И не только её, но и самого себя со стороны. А также Сакуру, Саске, сенсея Какаши и всех остальных моих друзей. Я прожил не слишком долго, поэтому «изображение», подлетая всё ближе, становилось всё больше, а «фильм» уже подходил к концу… — Ты скоро умрёшь, — вкрадчиво произнесла светловолосая девушка на «экране» и все краски снова смешались в последней, надеюсь, «перемотке». Если бы у меня сейчас была спина — по ней точно пробежал бы холодок, потому что я, скорее не услышал, а прочувствовал всем своим существом то, что она сказала, и ощущение было не из приятных. Будто меня убивали снова и снова целую вечность, сжатую до одного момента. Очень похоже на Цукиёми Итачи Учиха по рассказам Какаши-сенсея, даттебайо! И вдруг, замерший было «кадр» моей смерти, резко сменился. Я увидел… Хотя «увидел» в моём положении не совсем правильное слово, опять же — привычка, чтоб её! Да и изображением то, что было сейчас передо мной, строго говоря, не было. Скорее некое изменяющееся «полотно» или «зеркало», если хотите — само пространство, на которое я натягивал ассоциативный ряд образов своей изрядно потрёпанной памяти… О, как загнул, даттебайо! Не уверен, что при жизни я бы понял эту мысль, даже повторив её про себя миллион раз! Похоже физическая смерть всё-таки сильно изменила меня… Я потерял практически всё, что было. Остались лишь способность мыслить, какая-никакая память и воля. Ну, и ещё дурацкая привычка «выкрикивать» всякую чушь в качестве междометий или восклицаний, потому что без неё я окончательно перестану быть Наруто Узумаки, как бы прискорбно это не звучало… На «экране» совершенно точно была Хината, даттебайо! Её душили слёзы. Я чувствовал и пропускал через себя не только её прерывистое дыхание, но и мертвенную бледность лица, до крови искусанные губы, разбитые о пол кулаки. Каждая секунда этого эмоционального спектра приносила в тысячи раз больше боли, чем сама смерть. Это больше не было «фильмом» моей жизни. Восприятие изменилось, расширилось. Я стал способен видеть её глазами, ощущать её кожей, слышать её ушами и одновременно воспринимать всё, что её окружало в радиусе нескольких метров! Хината сидела на коленях у себя в комнате, полусогнувшись и уперев ладони в пол, и часто дышала. Сердце билось невпопад, выдавая совершенно немыслимую аритмичную какофонию стуков, с потрохами выдавая дичайшее напряжение всех возможных сил этой хрупкой девушки. В метре перед ней стоял алтарик, огороженный двумя резными перегородками, на нём, прислонённая к стене, стояла фотография в рамке в окружении ароматических свечей и палочек. Моя фотография. Хината сжала кулаки. Её тело самопроизвольно выгнулось, а последние силы покинули его с душераздирающим криком: — Наруто-о-о-о-о-о!!!