Сердце тьмы

      

Дурак и бездна.

      Ещё неделю назад я жил абсолютно нормальной жизнью: ходил в школу, зависал с друзьями допоздна, за что мне впоследствии влетало. Ничего необычного, просто обычный парень, каких тысячи. Самая большая моя проблема была: заваленная контрольная по алгебре да пропахшая табачным дымом одежда. Последнее было особенно неприятно…              Но сейчас всё сложнее. Куда сложнее. С уверенностью могу сказать лишь одно: я кейп… и убийца. Нетрудно догадаться, что одно непосредственно связанно с другим. И какие последствия несёт, секретом не является. В подробности углубляться сейчас не время, но, думаю, и так понятно. Когда вчера мне позвонили из полиции, я, мягко-говоря не был счастлив. Всё, на что меня тогда хватило кое-как выдавить из себя то, что при должной фантазии можно было принять за согласие. На тот момент я всё ещё не отошёл от всего того, что случилось со мной в последние несколько дней. Да и продолжало происходить, если быть до конца честным. Мне бы с творящейся вокруг меня чертовщиной разобраться, так тут ещё и проблемы с законом.              Пришлось мысленно одёрнуть себя. Я не в той ситуации, чтобы впустую об этом рассуждать. Будет ещё время на праздные мысли. Нужно сосредоточиться на настоящем. А оно представляется… не радужным.              Честно говоря, я до последнего опасался, что в участке меня будут ждать Оружейник или там Мисс Ополчение с группой захвата на подхвате. Но обошлось. Ну и прекрасно. Никогда не любил пенные вечеринки, если вы понимаете, о чём я.              Я ведь никогда прежде не был в полиции. Как-то не приходилось. Рос, так сказать, хорошим парнем: с бандами не знался, других не задирал, не пил, не курил… Почти. Но вот я здесь. Сижу в прокуренном кабинете, будто сошедшем со страниц нуарного детектива. И всё только для того, чтобы мне сказали: «Хэй: парень. Не нужно так расстраиваться. У тебя будет новая семья! Так что не раскисай.» Как будто кто-то действительно предполагал, что это сработает.              Пальцы сжались так сильно, что ногти грозили пропороть кожу на ладонях. На краю сознания появился пока-что тихий, но с каждой секундой всё более отчётливый шёпот. Я старался не слушать, зная, к чему это может привести. Не удержавшись, скашиваю взгляд на ближайшую тень. Всё как тогда. Это не было особенно заметно. просто очень тёмная тень, какие бывают в сумерках, но не в достаточно хорошо освещённых помещениях. Ну, может слегка двигается… и растёт… Но это мелочи.              Как бы это не было бы странно, но я даже не удивился. За последние сутки и не на такое нагляделся. В кабинете никого кроме меня не было, но это могло изменится в любой момент. И если я не хочу отвечать на неудобные вопросы, мне следовало бы взять себя в руки. Желательно побыстрее.              Я глубоко вдохнул и медленно разжал пальцы. Ещё бы чуть-чуть и старенький стул мог отправится на свалку. На подлокотнике появился небольшой скол, но вряд ли на это кто-то обратит внимание. По крайней мере, я надеюсь, что людям здесь есть чем заняться, кроме как разглядывать старую мебель.              Прошло какое-то время, прежде чем мысли немного прояснились. Чужое присутствие ушло, оставив после себя ощущение прошедшейся по сознанию наждачки. С недавних пор у меня в груди как будто засела взведённая пружина, и стоило мне её немного отпустить, утратить контроль и вокруг начиналось. всякое. И это «всякое» было, мягко говоря, не безопасно для окружающих. Поэтому мне приходилось неустанно следить за собой. Постоянный контроль… лишь полумера. Я это чувствовал, но на данный момент альтернативы были неуместны. Мне неприятно это осознавать, но видимо моя сила из тех, что доставляют очень много беспокойства своим обладателям. Контроль нельзя было ослаблять ни на минуту. Ну… хоть какой-то плюс от бессонницы.              Она мучает меня уже несколько дней. Мне не сняться кошмары, я не мучаюсь совестью или что-то подобное. Просто не могу уснуть. Физически не получается. Хотя бессонницей это состояние называть было бы приуменьшением. Я не испытывал усталости или утомления. Даже наоборот. я чувствую себя превосходно, особенно ночью, когда последние лучи солнца исчезали за горизонтом.              Но невозможность уснуть, так или иначе напрягала. Я как минимум не знал, чем себя занять. Гулять после недавних событий совсем не хотелось. Да и напряжение, так или иначе, копилось всё больше. С каждым днём, часом или даже минутой я чувствовал — мой контроль слабеет. И я прекрасно осознавал, что рано или поздно мне придётся выпустить сокрытую во мне силу, чем бы она не являлась. Я чувствовал, что чем больше я тяну, тем меньше мне понравятся последствия. К тому-же. у меня найдётся, на кого её направить. Но пока не время.              Так что приходилось постоянно контролировать себя, и это чертовски выматывало. Проблема в том, что к способностям комплектом шли и недостатки. И если с хронической бессонницей или что там оно такое, я смириться мог, но голоса внутри моей черепушки — это проблема несколько другой категории.              Известно не так много кейпов, чья сила воспроизводила схожий с моим случаем эффект. Если быть точнее, всего двое. По крайней мере, Восемь часов сёрфинга «ПЛО» учитывая, что раньше я темой паралюдей особо не увлекался, дали именно такой результат. Может, я что-то и упустил, не знаю. Пробелы в знаниях пришлось заполнять впопыхах. Спасибо моим новым особенностям, я мог себе это позволить. Но не суть.              Мужчины в нашей семье славились дурным нравом: гневливые, несдержанные и импульсивные. Таким был мой дед. Да и отец кроткостью не отличался. Ну, разве что с мамой. Но уж голосами в голове, призывающими к насилию, массовым убийствам и разрушениям, уж точно никто похвастаться не мог. Я, можно сказать, отличился.              Возвращаясь к теме голосов в голове: Первый бродяга из Калифорнии, позиционирующий себя героем. Геройствует в Сан-хосе. Из способностей гипер-интуиция в весьма оригинальном исполнение. Его сила как-бы нашёптывает ему наиболее выгодный вариант действий. Так или иначе, ничего интересного. Общего с моим случаем крайне мало.              Второй-же в представлении не нуждается. Печально известный и мало кем уважаемый Мясник. Совершенно поехавший психопат с целым арсеналом из разнообразных пара-сил наделённый способностью к реинкарнации в своём убийце. И возвращаясь к моему вопросу: быть мясником означает, что у вас в голове есть бессвязно лопочущий хор из твоих предшественников, постоянно осыпающий тебя разрозненными советами, подсказками и множеством других вещей. Все в попытке заставить делать то, что они хотят. Очевидно, что в себе при таких обстоятельствах остаться-невозможно.              Оба случая сильно по-своему схожи с моим, но и так же сильно они от него отличаются. Все пара-способности отличаются от друг друга как небо и земля. и даже одни и те-же физические законы они могут нарушать совершенно по-разному от случая к случаю. Так что пользы от моего импровизированного исследования не много. Я всё ещё ничерта не знаю. И не вижу другого выхода, кроме как отпустить ситуацию и надеяться на лучшее.              Не знаю точно, что случится, если давление продолжит копится, но в одном я уверен: когда моя крыша окончательно съедет: кровь польётся рекой. В этом возможность убедится мне предоставили. Откинув усилием воли неприятные образы на задворки сознания, я попытался расслабиться. Но не вовремя сползший капюшон мне в этом помешал. Может повернулся не удачно, но свет от настольной лампы попал точно мне в глаз, заставив мир расцвести уродливыми белыми пятнами.              С шипением натягивая капюшон поглубже, я мысленно костерил Детектива, который и оставил этот Пыточный инструмент на своём столе включённым. Восемь утра! Ему что, темно?              Ну, не то, чтобы свет был таким-уж ярким, но с недавних пор мне любой свет не мил. Посмотрел бы я на вас на моём месте. Резкая переменна в освещённости просто убивала! Не то, чтобы я жаловался. Я прекрасно понимаю, что за всё нужно платить. Честно говоря, не смотря, на то, что обретение мною пара-способностей было изрядно омрачено, я был им рад. Ведь без них Виновные так-бы и не понесли наказания. А теперь…              Чертыхнувшись про себя, я поспешил вернуть контроль над образом пружины в моей голове, сжимая её до упора. Шёпот тут же стих, но настроения мне это не добавило. Лишнее напоминание. Нужно держать себя в руках, хотя бы до поры. Как же это раздражает.              Возможно, я так бы и продолжил предаваться апатии, но такой возможности мне не предоставили. Дверь без стука раскрылась, и внутрь вошёл детектив. За время, что его не было, он успел где-то потерять свой плащ: Серые брюки, белая рубашка да галстук в полоску. Если бы не значок и нагрудная кобура с табельным «глоком», он бы мало чем отличался от обычного офисного клерка.              — Майкл, — он посмотрел на меня. — Спасибо, что дождался. Нужно было подготовить парочку бумаг. Ну да тебе это наверняка не интересно. Твой опекун ждёт тебя в офисе, так что вставай, не будем заставлять его ждать.              — Круто, — сказать было особо нечего. Мне нечему радоваться. Это чужой для меня человек. Я не знал, чего от него ждать.              Детектив пожал плечами и развернулся, рассчитывая на то, что я пойду за ним. Он даже не обернулся проверить, следую ли я за ним. Ну надо-же А старик, кажется, как понял, что в петлю я лезть не планирую, растерял остатки такта. Ну да ладно. Соцработник из него в любом случае так себе.              Я не стал спорить. Спокойно поднялся, стараясь, чтобы капюшон опять не спал, молча направился следом.              — Послушай, сынок, я знаю, что все тяжело. Но считай, тебе повезло, что у тебя вообще есть семья, — не оборачиваясь, он продолжил. — На твоём месте я бы не воротил нос. Многие дети после таких вещей попадают в приют.              — Я не ребёнок…              — Конечно, нет, — в его голосе прорезались покровительственные нотки. Так разговаривают с несмышлёными детьми. А ведь он мне сначала даже понравился.       — Но до совершеннолетия за тебя несёт ответственность опекун… или государство. Сам понимаешь.              Да-уж. Семья — это громко сказано. Ничего нового детектив Браун не сказал, но этого и не требовалось. Моя мать была сиротой, так что вероятность того, что это родственник с её стороны, крайне мала.              С семьёй отца ситуация другая. Из родственников на момент моего рождения у него оставались только престарелый отец, мой дедушка и младший брат — мой дядя. Дедушка умер семь лет назад. Так что вывод напрашивается сам собой.              И всё бы хорошо, да вот только с дядей отец не знался. Совсем. Ни тебе семейных обедов, ни открытки на день рождения. Ещё до моего рождения между ними что-то случилось. Что-то что заставило родных братьев забыть дорогу в дом друг друга.              Я знал, что у меня есть дядя. В детстве мне нравилось лазить по дому и воображать себя бесстрашным исследователем, а дом представлять пещерой, доверху забитой сокровищами. Но любимым местом игры был старенький пыльный чердак. Он был до верху забит всяким хламом, тем, что выкинуть жалко, но хранить незачем. Не лучшее, конечно, место для ребёнка, но мне нравилось. И родители закрывали глаза на мои игры. До поры.              Однажды попался мне на глаза сундук, старый и обитый мягкой клетчатой тканью. Казалось, он был такой старый, что вышел из моды ещё в прошлом столетии. Внутри, вперемешку с каким-то тряпьём, старыми сертификатами и рассыпавшейся колодой потрёпанных игральных карт, лежали стопками рамки с вставленными в них фотографиями. За исключением пыли, они выглядели так, будто ещё вчера висели на стене. Моё внимание привлёк снимок, вдетый в позолоченную деревянную рамку. На нём: обнимаясь, с улыбкой до ушей, стояли двое парней. И хоть они отличались практически во всём, начиная с комплекции и заканчивая привычкой в одежде. В их лицах ясно угадывались родственные черты. Очень знакомые черты.              Я не сразу понял, кто был на тех фотографиях, но, разобравшись, побежал к отцу. Думаю, из того, где и в каком виде они валялись, можно было бы сделать выводы, что люди на снимках. хм. не ладят. Но мне было семь. Это не тот возраст, когда ты задаёшься вопросами межличностного взаимодействия. Зато сколько энтузиазма! Фотографии у меня забрали, кстати.              Нетрудно догадаться, что ответов я не получил, но получил подзатыльник. Тоже неплохо. Я не сильно расстроился, а когда в следующий раз хотел забраться на чердак, обнаружил на двери замок. Вот этому я действительно огорчился.              Уже позже, когда я немного подрос, отец рассказал, что на фотографии мой дядя. На этом, впрочем, всё. Больше он ничего не сказал, а спрашивать я не решился. Отец был суровым человеком и не сказать, что бы лучшим родителем. С ним нельзя было разделить секрет или поболтать о какой-нибудь мелочи. Он был из тех людей, что заводятся с пол-оборота и мог вспыхнуть, как сухой трут от спички. Тем удивительнее, что мама всегда могла найти для него слово. При нас он никогда не давал волю гневу.              Это было больше восьми лет назад. Я и думать забыл о том случае. И уж тем более не искал встречи, если быть откровенным. Но от судьбы, видимо, не убежишь.              Тем временем мы подошли к неприметному закутку в углу зала, где располагалась офисная зона с рабочим пространством. Зайдя следом за детективом, я увидел примостившийся у стены круглый столик с тремя офисными креслами. Возможно, это место использовалось для совещаний или как импровизированная зона отдыха, сказать сложно. Это отделение одно из самых старых в городе. В нём столько раз делали перепланировку, что становиться трудно определиться с тем, с какой целью используется то или иное помещение.              Мужчина, сидящий на одном из стульев, при нашем приближении поспешил неловко подняться из-за стола, попутно разворачиваясь к нам лицом. С некоторым трудом я узнал в нём мужчину с фотографии.              Надеюсь, у меня получилось удержать лицо. Не хотелось-бы начинать знакомство с обид. Смотря на него, я с трудом мог поверить, что они с отцом братья. Родственные черты за прошедшие годы затёрлись, лишь подчёркивая разницу между братьями.              Его же трудно было назвать привлекательным. Тощий, как жердь мужчина носил очки с толстыми линзами, что увеличивали и без того большие глаза ещё больше, что делало его образ несколько комичным. Подбородок был еле очерчен, а чёрные волосы на макушке совсем поредели.              Он выглядел уставшим. Измождённым, возможно. Но не опустившимся, чего я подспудно опасался. Серая куртка вкупе с почти классическими брюками хоть и выглядели несколько странно, да и новыми явно не были, но за ними явно следили. Выглаженная чистая одежда.              Мужчина немного отстранённо смотрел на меня. Не знаю уж, что он хотел разглядеть, но мне помимо воли приходилось отвечать ему тем же. Я нагло ухмыльнулся. Со стороны, должно быть, мы смотрелись презабавно. Тем времен молчание начало становится неловким.              И, видимо, детективу тоже так показалось. Нарочито громко прочистив горло, он поймал на себе наши взгляды и, раскрыв бумажную папку, которую, захватил где-то по пути, заговорил:              — Майкл, познакомься, твой дядя, — он указал рукой на мужчину, — Денни Эберт. Он согласился взять за тебя ответственность до совершеннолетия.              Я не знал, что нужно говорить в подобной ситуации, поэтому просто поднял руку в приветственном жесте, но, заметив на себе взгляд детектива, поспешил исправится:              — Здравствуйте, мистер Эберт, — произносить свою фамилию было не привычно. Она напоминала о родителях, из-за чего мой голос прозвучал более холодно, чем я хотел. Молодец, Майкл. Хотел-же обойтись без обид…              Папка с громким хлопком шлёпнулась на стол, заставив перевести взгляд на источник звука. Детектив в два шага преодолел разделяющее нас расстояние и аккуратно ухватил меня за предплечье.              — Какого чёрта! — я хотел было вырвать руку, но вместо этого был вынужден бороться с нарастающим гулом у себя в голове. Чувствую себя шизофреником. Я лишь однажды позволил шёпоту дорасти до слов. И тогда всё сложилось. Скажем так: сказать, что всё было неприятно, было-бы изрядным преуменьшением.              — Чёрт… Парень, может ты, наконец, сменишь тон? — в его голосе слышались раздражение и усталость. — Не заставляй себя упрашивать! Поверь мне, это куда лучше, чем та клоака, что не иначе как по ошибке зовётся дет…              Немного придя в себя, я уже было хотел высвободится, но этого не потребовалось. Мужчина, что до этого, немного растерянно смотрел за нами, быстро пересёк отделяющее нас от него расстояние.              — Все в порядке, Детектив Браун. Позвольте мне.              Он подождал, пока Детектив не отступил на несколько шагов в сторону стола, и повернулся ко мне. На его лице застыла грустная улыбка. Он не выглядел неискренне. Я почувствовал себя неловко.              Знаешь, когда я видел тебя последний раз, ты был совсем крохой, — сказал он невпопад, показывая руками, каким именно я был. Мы с моим братом во многом были не согласны, это правда. Но наши разногласия — дело прошлого. Я не смогу заменить тебе родителей, Майкл. Но может получиться стать неплохим дядей?              Он поднял взгляд, который сейчас выглядел необычно твёрдо для этого человека. Я знал его не больше десяти минут. За такое время сложно сделать выводы о человеке. Денни Эберт не производил впечатление волевого человека, но этот взгляд говорил об обратном, отчего я немного растерялся и не сразу заметил протянутую руку. Принимать её, однако, я не спешил.              — Зачем вам это?               Мужчина ненадолго замолчал, прежде чем продолжить:              — Когда-то я оттолкнул от себя одного из самых дорогих мне людей из-за сущей глупости, о чём в последствии не раз пожалел.       Я видел, что эти слова тяжело ему дались, но не понимал всей подоплёки. Казалось, что говорит он вовсе не о моём отце. Или не только о нём. Тем временем мужчина, ненадолго замолчав, продолжил:              — И это уже никак не изменить. Я не хочу больше совершать подобных ошибок, поэтому, пожалуйста, позволь мне тебе помочь. Я не могу больше делать вид, что ничего не происходит, отворачиваться от семьи. Не отвергай мою помощь. Это всё, что я могу сделать.              Он выглядел искренне, по крайней мере, на столько, на сколько возможно между двумя чужими по сути людьми. Секунду, — поколебавшись, я ответил на рукопожатие, более сильное, чем можно было-бы ожидать.              — Ну, вот и прекрасно. Рад видеть, что вы поладили, детектив, что всё это время тихо наблюдал за этой маленькой трагедией двух людей, заговорил, поднимаясь из кресла и подхватывая ранее брошенною папку со стола.        — Раз всё так хорошо разрешилось, я отойду ненадолго. Оставил пару бумажек на столе. Столько макулатуры, вы не представляете.       — Хм… И ещё кое-что. Позже мне потребуется ваша помощь, Мистер Эберт. — мужчина нахмурил лоб, собираясь с мыслями, — бюрократические издержки. Волноваться не о чем. Ну, всё, общайтесь, не буду вам мешать.              Дверь закрылась за ним. Оставляя меня наедине с Денни.              «Что-же полагаю, мне с дядей найдётся, что обсудить после столь длительного… Хм. Перерыва. Я, по крайней мере, надеюсь, что его намерения настолько-же прозрачны, как он и говорит. Для его же блага».                     

****

             Было позднее утро, но дороги всё ещё были немного загружены. Не как в час пик, но пару часов дорога точно обещала занять. Не то, чтобы мне действительно было куда спешить, но машинное стекло не задерживало солнечный свет. От слова «Совсем».              И хоть я не снимал капюшон даже в машине, свет, словно живой, норовил попасть в глаза, расчерчивая мир белыми пятнами, норовя ослепить. Ну хоть голос не мучил. Ему как будто тоже было неприятно находиться под открытым небом, и он предпочитал помалкивать, выжидая момента моей слабости, чтобы напомнить о себе. Резь в глазах и притупление зрения днём хоть и были неприятны, но решались довольно просто. достаточно было недолго побыть в тени, подальше от прямых солнечных лучей. Ну и солнечные очки должны были помочь. У меня были одни, но я подумал, что одевать их в полицейский участок будет не лучшей идеей. На меня за накинутый капюшон то косились, будто у меня змея за пазухой. Человек, что, не имеет право на самовыражение?              С Денни мы практически не разговаривали. Когда детектив оставил нас наедине, разговор не сказать, чтобы клеился, но кое-как нам поговорить всё-таки удалось. До одного момента. Когда речь зашла о том, как погибли родители, из мужчины как будто бы выдернули стержень. Он спал с лица, и изменения оказались столь стремительны, что я даже подумал, что ему стало плохо. Даже хотел позвать кого-нибудь, но мужчина заверил, что с ним всё нормально. Разговор на этом затих. И хоть он действительно был опечален смертью моего отца, с чем связанна такая его реакция, я сказать не мог. Слишком долго они не общались. Практически чужие люди. Хотя, что я могу об этом знать?              Сейчас мужчина, по всей видимости, сумел совладать с собой и даже пытался проявить какое-то участие и делал неловкие попытки завязать разговор. Нужно признать, что неловкими они были отчасти из-за меня. Может это было и неправильно, но солнечный свет прям-таки вымывал из меня силы, делая ленивым… и раздражительным. Я отвечал односложно и не всегда вежливо, так что постепенно он прекратил попытки.              На время выбросив это из головы, я посмотрел в окно. Доки. Жемчужина Броктон-бэй, его сердце и кровеносная система — главный источник дохода для местных. Но всё это в прошлом.              Когда-то одна из главных торговых артерий страны ныне представляла собой жалкое зрелище. Сгоревший остов, точнее и не скажешь. Словно разбухшая китовая туша, дрейфующая на волнах несколько недель, прежде чем уйти на дно. Появление Губителей отразилось на всех слоях жизни человека. Но сильнее всего пострадала морская торговля. Появление Левиафана сделало перевозки по морю слишком опасными и в следствии этого невыгодными. Небольшое горстка смельчаков всё ещё выходила в море. Но тщательно формирующаяся с тех пор, когда человек первый раз вышел в море, система продолжала сыпаться.              То, что я видел за окном машины, вызывало смешанные чувства, но вряд ли какое-то из них можно назвать положительным. Честно сказать, картина удручала: обшарпанные грязные улочки, наполненные бездомными и мусором. Кажется, некоторые мусорные контейнеры не вывозились с тех пор, как доки ещё носили свое имя по праву, а не по привычке. Время от времени на глаза попадались грузовые контейнеры, сейчас стоявшие мрачным памятником былому благополучию. Когда-то в них развозили товары по всем докам. сейчас же они служили жильём совсем уж невезучим бездомным. В лучшем случае. Свидетельство былого индустриального рассвета Броктон Бэй и его безвременной и болезненно-медленной кончины.              Но не стоит думать, что всё было так-уж плохо. Встречались: работающие магазины и даже бары. Возможно, последних было даже больше, но выглядели они так, что становилось ясно — ремонт в них последний раз ещё до промышленного спада и улучшения ситуации можно было не ждать. И всё-таки это грустно.              А ведь этот район отнюдь не относился к тем, за которые доки приобрели свою мрачную славу. Здесь процент преступлений был сравнительно низок, но так было не везде. В какую-то часть доков полиция заезжать не рисковала, предпочитая отдавать их на откуп бандам, не нарушая хрупкого равновесия. Впрочем, нужно сказать, что несмотря на всё, порядок они поддерживали. В своём извращённом понимании, но всё же беспредела на их территории старались не допускать. Чего нельзя было сказать о барыгах. Те районы, в которых они обитали, по большей части были мало-заселены. Большую часть населения составляли бездомные, члены банды и их клиенты. Хоть они и были многочисленны, но из разрозненной банды наркоманов и пьяниц сложно было организовать что-то вразумительное. В основном опасность представляли их лидеры из числа кейпов.              Подобия, растерявшие всё, за что их можно было бы назвать людьми. Опустившиеся, поддавшиеся порокам и не думающие не о чём, кроме того, где бы достать дозу, кого-бы трахнуть и в какую грязную канаву завалиться на ночь. Они, как чумные крысы, распространяли свою заразу по городу, как проказа. мерзкая гноящаяся рана, которую нужно выжечь калённым железом без всякой жалости. Я знал, из-за чего погибли мои родители. Напрямую мне никто не говорил, но удалось подслушать разговор двух полицейских.              Я всегда был спокойным, пойдя скорее в мать, чем в отца. Но тогда всё изменилось. Я испытал такую ненависть, какую не знал всю свою жизнь. Я никогда такого не испытывал. Ненависть душила, жрала изнутри, впиваясь в кишки гнилыми зубами. Не проходило и минуты, чтобы я не думал о мести. Но мысли — это всего лишь мысли. Я понимал, что ничего не смогу им противопоставить. Не успею пикнуть, как меня пристрелят или прирежут в грязной подворотне. О кейпах и вспоминать не стоило.              »…Майкл…»       Машина резко вильнула, будто что-то ударило её в заднюю ось, отчего я ударился головой о стекло. Денни выругался, выравнивая машину. Во мне всё похолодело, сердце забилось, как у загнанной лошади. Как можно быстрей я обратился к образу пружины у меня в груди, сжимая её до предела. Мои пальцы сжались в кулаки, а лицо под капюшоном закаменело. Я не заметил, когда шёпот стал достаточно громким, чтобы я почти начал различать слова.              — Чёртовы дороги! На обустройство города выделяются миллионы. И где-же результат — мужчина поправил очки, мельком на меня взглянув, —Ты в порядке, Майкл? Сильно приложился? У меня есть аптечка в бардачке, так что…              По виску у него стекала бисеринка пота. Выглядел он не очень: очки сползли на кончик носа, а на бледном лице выступила бисеринка пота. Мне не было больно, я практически не почувствовал удара, поэтому поспешил успокоить мужчину:              — Слегка приложился. Капюшон смягчил удар так, что выглядело куда хуже, чем было на самом деле. Думаю, что со мной всё хорошо. — я улыбался, надеясь, что улыбка не выглядела фальшиво. Я сорвался, не удержав силу в узде, и чуть было не пострадал. Невинный человек. Я даже не понимаю, с чем имею дело. Так продолжаться больше не может.       — Точно? Хм… Ты не должен молчать, понимаешь?        — Со мной всё хорошо, Денни. Я… я ничего не скрываю. Правда. — ложь сорвалась у меня с губ быстрее, чем я осознал, что вру. Но не будь так, мне в любом случае нечего было ему сказать. Я не собираюсь изливать душу первому встречному. Пусть он и мой дядя.              Мужчина не ответил, только кивнул, поправил сползшие очки и сосредоточился на дороге. Может быть, он винил себя в моей мнимой травме. Не знаю. Но оставшуюся дорогу мы провели молча.              Через двадцать минут мы остановились рядом с небольшим двухэтажным домом, построенным в середине прошлого столетия. Было видно, что дом не единожды ремонтировали, и это наложило на его облик свой след.              Пока я разглядывал своё будущее пристанище, в котором я как минимум до восемнадцати должен буду жить, Денни отстегнул ремень безопасности. Повернулся ко мне:              — Приехали. Надеюсь, тебе у нас понравиться.       — У нас? Вы же не один живёте, ведь так?       — У меня есть дочь. Тейлор, — мужчина улыбнулся немного грустно, но вполне искренне, — Надеюсь, вы с сестрой поладите.       Само-собой, — заверил я и уже тише добавил, — но это не только от меня зависит. Не уверен, что она ищет компанию…              — У неё сейчас… — мужчина прервался на секунду, подбирая слова, и его лицо приняло виноватое выражение, прежде чем посмотреть мне в глаза. У меня от этого взгляда мурашки пробежали. столько в нём было всего, — непростое время. Так что я очень расстроюсь, если её кто-то обидит.              Он мне угрожал. Ну надо же. Не зря говорят: бойся гнева терпеливых. Возможно, у них с отцом куда больше общего, чем мне показалось сначала.              — Я бы никогда так не поступил, мистер Эберт, — принял самый честный вид, на какой только был способен, прямо глядя ему в глаза.              Мужчина смущённо кашлянул.              — Пойдём. Я покажу тебе твою комнату.              Войдя внутрь, я оказался на достаточно большой кухне, впрочем, занимающей большую часть первого этажа. Справа от входа уходила на верх узкая деревянная лестница. Внутри дом не впечатлял: бетонный пол застилал затёртый паркет орехового оттенка, что неплохо сочетался с салатовыми с доминирующей растительной темой обоями. Когда-то интерьер смотрелся прекрасно, как мне кажется, но время довольна-таки грубо с ним обошлось.              Не-то чтобы у меня было из чего выбирать. Скорее всего, большая часть нашего имущества, включая квартиру, уже выставлено на продажу для погашения долгов. А то, что останется, пойдёт на моё содержание. Стервятники. Интересно, сколько осядет в карманах у социальных работников?              Впрочем, я отвлёкся. Мы поднялись на второй этаж и прошли мимо нескольких дверных проёмов, чтобы остановиться у самого крайнего из них. Денни не спешил заходить внутрь, вместо этого развернулся и протянул мне связку ключей.              Вот. Это тебе понадобиться, если ты не хочешь дожидаться кого-то из нас, чтобы зайти в дом.              Ничего не говоря, я принял ключи и поднял их ближе к лицу, чтобы лучше их рассмотреть: Связка ключей из серого матового металла не представляла из себя что-то интересное. В отличие от простого пластикового брелка с выведенными каллиграфическим подчерком двумя буквами: А. и Э.              По-видимому, это инициалы. Интересно, чьи? Я перевёл взгляд на мужчину, но спрашивать ничего не стал. Если эти ключи у меня, то хозяину они уже не к чему. Конечно, присутствует вероятность, что это просто запасная пара, но об этом спросить можно будет и позже.              Майкл, мне нужно вернуться на работу. Я взял отгул, но кто-знает, что может произойти. Если тебе что-то понадобиться, мой номер на холодильнике. И да, вот, возьми, передашь это сестре.              Он передал мне обычный белый конверт. Я вопросительно на него посмотрел, предчувствуя, что что-то не так. И предчувствие меня не обмануло.              — Это подтверждение, что ты тот, за кого себя выдаёшь, — мужчина выглядел виновато. —Видишь-ли это всё стало для меня большим сюрпризом, и я просто не успел ей сообщить о тебе.               Я надеюсь, у меня получилось удержать лицо. Что-что, а это выше моего понимания. Не сказать собственной дочери, что с ними будет жить кто-то ещё, а вот-так вот поставить перед фактом.              — В смысле, не успели сообщить? Как такое можно не успеть! Рассказать!       — Хм… Я понимаю, как это звучит, но у меня просто не было для этого возможности. Она вчера поздно вернулась с пробежки, и я не стал её будить. И мне нужно было успеть забрать тебя из участка. Ты сам знаешь, какие пробки в центре в это время. Дороги загружены сверх меры, но в мэрии не хотят ничего слышать. Только кормят обещаниями, — мужчина смущённо кашлянул, — Прости, парень, это немного личное. Тебе не нужно об этом переживать. Тейлор — умная девушка, она поймёт.              — Ладно. Кстати говоря, где она?        — Должна скоро вернуться. В это время она обычно возвращается с пробежки.        — Поня-я-я-тненько. Что-же постараюсь произвести хорошее впечатление, — я не смог сдержать усмешку. Мрачный, угрюмый тип под пять футов роста, во всё чёрном, с вечно накинутым капюшоном. Впечатления обеспечены, ничего не скажешь.                     

****

                    Я стоял в ванной, оперевшесь руками об полукруг раковины, и всматривался в отражение. Оттуда на меня смотрел крупный молодой парень. Во внешности ясно просматривались восточные черты, что я унаследовал от матери. Никогда особо не расспрашивал, но вроде как она была беженкой из курдов. Мама никогда не рассказывала, из-за чего переехала, а я и не спрашивал. И уже не спрошу.              На краю сознания пробивался тихий шелест — свидетельство моей ненависти и бессилия. Обычно я бы постарался его задушить, подавить, пока он не поглотил меня. Ведь чем он громче, тем тяжелее заставить его молчать. Но не сейчас. Если и дальше продолжу топтаться на месте, это ничего не изменит. Только сделает хуже. Ведь чем дольше я сдерживаю себя, тем страшнее будут последствия, когда мой контроль, наконец, треснет, осыпавшись ржавыми опилками. Не знаю, что на самом деле моя сила. Единственный раз, когда я выпустил её в мир, был худшим днём в моей жизни, и я его почти не помню. Но есть то, в чём я уверен совершенно. Она могущественна, и она мне нужна. В тот день, когда мне сказали, что моих родителей больше нет, что-то пропало у меня из груди. Будто сердце, не выдержав, лопнуло, и на его место пришли: страх, гнев… и ненависть. И раз моё сердце больше не бьётся. я заберу их и у виновных в этом ублюдков. И им будет куда больнее! Уж я об этом позабочусь. Осталась самая малость — обуздать силу, что станет лезвием, которым я вскрою грудную клетку своих врагов.              Возможно, то-что, я собирался сделать, было самой тупой вещью, что приходила в мою голову за всю мою жизнь. Шагнуть с обрыва и то было-бы легче. Мне нужно взглянуть в бездну, выдержать её взгляд и вернуться назад. И я был полон решимости довести дело до конца.              Что-же чем дольше откладываю-тем, хуже. И пусть родители-бы точно это не одобрили, я не отступлюсь. Всё должно решиться сейчас. В крайнем случае, я смогу вернуть всё назад. Сейчас или никогда!              Подстёгиваемый разгорающимся гневом и отбросив сомнения, я заставляю образ пружины в моём разуме распрямиться. Не сразу, постепенно, стараясь себя контролировать. Но «Шёпот» не заставил себя ждать. Навалившийся всесокрушающей волной, будто почуявший запах крови зверь, он смял мою волю и устремился внутрь меня и вовне. Я чувствовал, как дрожит воздух, наливаясь темнотой. Лампочка лопнула, не выдержав, осыпая меня осколками. Но это была наименьшей из моих проблем. Как будто пробившийся из самых глубин бездны, шипящий, полнящийся невыразимо-ужасающей какофонией звуков голос, вот что я услышал:              «ДУР-Р-Р-А-А-АК!»              Мои ногти заскребли по эмалированному покрытию раковины, когда мне на плечи вдруг надавила неведомая сила. Едва ли в таком состоянии я бы смог пошевелить и пальцем. Всё, что мне оставалось — скосить взгляд на отражение во всё ещё проглядывающем через дымку тьмы зеркале. Моё лицо, бледное, словно фарфор, пересекали чёрные, люминесцирующие фиолетовыми отблесками вены. Поднимаясь к глазам, они наполняли их потусторонним золотым сиянием, которое, однако, не давало и крупицы света. Тьма вокруг меня сгустилась, разливаясь мазутным пятном на ткани реальности. Её голос оглушал, ломал волю, в ушах нестерпимо звенело. Казалось, ещё немного и меня раздавит.              Всё прекратилось в один момент. Не выдержав, накланяюсь над раковиной, извергая наружу поток чернильной, маслянистой желчи.               И только я подумал, что всё закончилось, что я справился, как неведомая сила подхватила меня, поднимая над землёй, словно куклу в руках великана. Хотя и было сложно сказать, что меня окружало. всё было затянуто непроглядной тьмой. Но это было не важно. Я чувствовал, за мной наблюдают. И ждут.              Набравшись смелости, я решился нарушить воцарившуюся тишину:              — Чего… Чего ты хочешь? — вырвавшийся из меня сиплый голос был едва различим. В горло будто бы насыпали битого стекла. Но кричать и не требовалось. Меня услышали. Какой-же я самоуверенный дурак.              «ПРИМИ ТЬМУ, МАЙКЛ… ИЛИ УМР-Р-Р-РИ!»              А в следующий момент я упал в бездну. И последнее, что услышал, прежде чем моё сознание затянуло мглой, был звон рвущейся пружины. И тьма была только рада.