Good Enough

      Ганнибал открывает потайную дверь подвала, отозвавшуюся на толчок громким скрипом, и все так же молча поворачивается, чтобы помочь Уиллу втащить свежий труп. Уилл справляется со своей задачей из рук вон плохо, отчего раздражение только усугубляется. После охоты они всегда молчат — непринужденно, наслаждаясь яростной энергией, что пробуждает в них насилие. Но сегодня молчание иное, напряженное и тяжелое. По дороге домой Ганнибал даже не взглянул на Уилла, не насладился лицом возлюбленного, залитым кровью. Он чувствовал, что готов сорваться и излить свой гнев, и поэтому лучше попридержать язык за зубами.       Уилл помогает ему затащить труп на секционный стол, и сразу же, тяжело вздохнув, разворачивается к лестнице.       — Я быстро в душ, — бросает он. Судя по тому, как скоро и глухо он проговаривает слова, ему явно неуютно. — Ты же разберешься с мясом, да?       Ганнибал сжимает зубы. Это было последней каплей. После всего напряжения и риска этого вечера, после всех усилий, без которых вполне можно было обойтись — после всего, что натворил Уилл — он даже не собирается помогать ему с разделыванием туши? Ганнибал настолько избаловал его?       Довольно. Он больше не в силах сдерживать ядовитых мыслей.       — Для тебя это игра, да? — спрашивает он, специально не отводя взгляд от трупа на столе.       — А почему бы и нет? — отвечает Уилл, и Ганнибал крепко сжимает ладонь в кулак и делает глубокий вдох. Уилл явно еще не отошел от охоты. Другого объяснения, почему он так неразумен, найти не выходит.       Что ж, отлично. Если Уилл хочет вести себя как ребенок, то и отношение получит соответствующее.       — Еще немного, и он бы сбежал. По твоей вине, — произносит Ганнибал медленно, чеканя каждое слово.       Уилл закатывает глаза.       — Он не сбежал.       — Он видел наши лица.       — И мы за это ему глаза выколем.       — А если бы он успел убежать?       — Он не успел.       Кулак Ганнибала с грохотом опускается на металлический стол.       — Ты рисковал жизнью, Уилл. И своей, и моей. И с какой целью? Чтобы ты как бешеный пес разорвал его на части, отринув свою утонченность? Это и есть новый ты? Зверь и ничего более?       Уилл долго молчит, перед тем, как тихо ответить:       — Но тебе же это нравится? Когда я предаюсь инстинктам, разве нет?       Ганнибал резко разворачивается, сокращая расстояние между ними.       — Будь это твои инстинкты, — рычит он, — ты был бы слишком прирученным, чтобы на них полагаться.       Он начинает нервно расхаживать по комнате.       — Я видел, как ты следуешь инстинктам. Но это? — Он качает головой. — Ты был безрассуден сегодня. Совершенно легкомысленен. Объяснить это я могу только тем, что ты перестал воспринимать все всерьез, или же бумаги не обманули, и Уилл Грэм, которым я так восхищался, действительно погиб в море.       Глаза Уилла остекленели, все еще запачканное кровью лицо побледнело. Ганнибал уже не может остановиться.       — Я просто… увлекся… — слабо возражает Уилл. Его голос дрожит и вот-вот сорвется, и Ганнибалу больно от этого, но раздражение копилось слишком долго, чтобы его всплеск можно было обуздать. Под его натиском всегда безупречный контроль над эмоциями окончательно дает трещину.       Он снова поворачивается к телу и достает инструменты, стоя к Уиллу спиной.       — Ты не можешь позволить себе увлечься. Я был о тебе лучшего мнения, Уилл.       — Га… Ганнибал…       Звук удара о землю прерывает его нотацию. Обернувшись, он видит Уилла, рухнувшего на пол с устремленным в потолок невидящим взглядом. Его рука прижата к боку.       — Уилл?       В подвале гробовая тишина. Только Ганнибал, мертвое тело, и Уилл.       Уилл Грэм, любовь всей его жизни, недвижно лежит на земле.       Ганнибал бледнеет, кровь стынет в жилах. В ту же секунду он бросается на колени рядом с ним, бережно поворачивая к себе его лицо в надежде сконцентрировать на себе его внимание.       — Уилл? Посмотри на меня, дорогой.       Уилл моргает, дыша неглубоко и прерывисто. Он смотрит на Ганнибала, но его взгляд расфокусирован. Тревога разрастается, но он старается не поддаваться панике и берет на руки полубессознательного возлюбленного.       Уилл бледен — болезненно бледен. И его трясет. Ганнибал делает глубокий вдох. Вдыхает прекрасный запах Уилла Грэма вместе со страхом, кровью и потом от волнения. Он все еще чует запах крови их добычи с момента неудачной охоты. Просчет Уилла внес суматоху в их изначальный продуманный план, и вместо того, чтобы обездвижить и потом спокойно создать произведение в собственном доме, им пришлось убить сразу, чтобы не усугубить ситуацию. Он был вооружен, пытался защищаться. Это было бесполезно, и Уилл убил его практически в одиночку. В своем неистовстве он устроил настоящий хаос. В крови было все — и труп, и место убийства, и даже машина Ганнибала.       Он отодвигает обмякшую руку Уилла, ощупывает его бок. Рубашка так сильно пропиталась кровью их жертвы, что прилипла к коже.       Ганнибал застывает.       Все еще тепло. Все еще влажно.       Это кровь не только их жертвы.       — Уилл? — снова зовет он, отчаяние в его голосе очевидно, как торчащие нити в неидеальном шве. Никакого ответа. Глаза Уилла полузакрыты.       — Уилл! — он мягко шлепает его по щеке, оставляя следы крови на щетинистой щеке. — Останься со мной, любимый. Посмотри на меня…       Уилл слабо кивает ему, явно сражаясь за то, чтобы остаться в сознании. Ганнибал бросается к медицинскому оборудованию, хватая нож и аптечку.       Он делает глубокий вдох, стараясь усмирить хаотично сменяющие друг друга мысли. Заглушить голос на задворках его сознания, что насмехается над ним.       Если твой Уилл сейчас умрет, ты будешь жить с этим до конца дней своих.       Он разрезает промокшую от крови ткань рубашки Уилла, осторожно осматривая рану. Она глубокая, их жертве, видимо, удалось пырнуть Уилла в ходе борьбы. Судя по всему, ничего жизненно важного не было задето. Тогда главная угроза для него — потеря крови. Наверное, ему было невыносимо больно, и все же он ничего не сказал ни по дороге домой, ни во время выговора Ганнибала.       — Почему ты не сказал, что ранен, mylimasis? — спрашивает он, судорожно сворачивая обрывки рубашки и крепко прижимая их к ране. Уилл морщится, но не издает ни звука. — Держи это вот так, Уилл. Так крепко, как только можешь.       Он смачивает тряпку в раковине и возвращается к Уиллу, чтобы начать очищать его кожу от крови, пытаясь увидеть целостную картину раны, чтобы зашить ее.       Этот человек был так милостив, чтобы придать смысл твоей пустой жизни, и твои последние слова ему будут исполнены злобой.       — Я… я виноват, — бормочет Уилл.       — Ты ранен, любимый, — Ганнибал озабоченно сдвигает брови, — неважно, кто виноват, я хочу позаботиться о тебе.       Его руки непривычно дрожат, когда он вдевает нить в одну из стерильных игл.       — Мне нужно зашить рану. Будет больно, пожалуйста, кричи, если нужно.       Уилл тихо и жалобно скулит, когда Ганнибал начинает работать, но все равно держит себя в руках.       «Я был о тебе лучшего мнения». Это было последним, что ты сказал тому, кому клялся в любви.       Ганнибал пытается его успокоить, хоть его самого душит сокрушающий страх.       — Все будет хорошо, дорогой. Скоро ты будешь в порядке.       — Я… — Уилл делает слабый и хриплый вдох, не находя в себе больше сил, — я….       Ганнибал нежно его успокаивает.       — Тише, Уилл, а то будет шок. Просто лежи и старайся дышать, прошу тебя. И все будет хорошо.       Он благодарен, что у него получается звучать уверенно. Нельзя определить, сколько крови потерял Уилл из-за того, что она смешалась с чужой, но то, что рана до сих пор кровоточит и пачкает его трясущиеся руки, не обнадеживает.       — Мне-мне жаль, — шепчет Уилл, снова устремляя взгляд наверх.       Ганнибал хмурится, концентрируясь на своем деле.       — Я был несправедливо строг с тобой, — признает он. Не то чтобы у него самого не было неудачных убийств, а Уилл и вовсе новичок в этом деле. В любом случае ответственность за пострадавшего в схватке Уилла лежит на нем.       — …я хотел показать тебе… показать, что я сейчас… лучше…       Он склоняет голову, глядя любовнику в лицо, параллельно обрезая нить и еще раз вытирая оставшуюся кровь с содрогающегося тела.       — Лучше? — вторит он эхом.       Уилл закрывает глаза, на его скорчившемся лице читаются мука и страдание.       — Я раньше… раньше был не…недостаточно хорош, я лучше сейчас…       — Дорогой, твои слова совершенно… дорогой? — Ганнибал берет Уилла за подбородок, вглядываясь в его черты. — Уилл?       Тишина. Он потерял сознание.       Ганнибал разворачивает рулон бинтов, аккуратно оборачивая их вокруг торса Уилла. Он поправится, уверяет он себя. Несколько теплых покрывал. Внутривенное вливание. Постельный режим. И он поправится.       Слова Уилла гремят в голове Ганнибала набатом. Недостаточно хорош. Я стал лучше.       Это не может не шокировать. У Уилла нет ни одного повода думать, что он «недостаточно хорош». Уилл Грэм — самое поразительное создание, которое он когда-либо видел. Ганнибал готов поклоняться земле, на которую ступала его нога, да почему он вообще…       Конечно, Ганнибалу нужно было снять с Уилла его человеческий костюм, вывести возлюбленного на свет его становления. И конечно, он часто действовал сомнительными способами, но Ганнибал знал, что Уилл стоил любых усилий. Он должен знать об этом.       Кончиками пальцев он проводит дорожку к широкому шраму на животе Уилла. Тот самый след, который он оставил в невыразимой муке, сломленный от того, что возлюбленный причинил ему такую боль. Так его предал…       Ганнибал проводит пальцами по шраму, ласково, как и всегда.       …и разочаровал.       Нет, Уилл должен был знать, что он никогда не сможет разочаровать…       «Я преподнес тебе редкий подарок, но ты отверг его».       Это Уилл был самым бесценным даром на свете.       Шрам на лбу. Тогда вера в Уилла оставила его. Теперь Ганнибал мог лишь радоваться, что план не удалось довести до логичного финала. То было еще одно последствие его гнева из-за разбитого сердца, из-за Уилла, который заставил его чувствовать себя нелюбимым, презираемым единственным созданием, что завладело его сердцем.       Оба раза он пытался объяснить Уиллу свои чувства единственным возможным на тот момент способом — физическим насилием. Чтобы Уилл понял, каково быть настолько уязвимым и разбитым, чувствовать такую же боль и унижение, как Ганнибал тогда.       «Я был о тебе лучшего мнения, Уилл».       Недостаточно хорош.       О Господи, что же он наделал.       — Все будет хорошо, любовь моя, — шепчет он, бережно поднимая Уилла на руки и баюкая его безвольное тело.       Он укладывает Уилла на кровать, снимая с него обувь и брюки, чтобы ему стало удобнее, укрывает дрожащее тело одеялом и достает из бельевого шкафа еще одно, чтобы подоткнуть под него оба.       Только когда Уиллу поставлена капельница и кажется, что он в норме, Ганнибал переводит дух. Он садится на свою сторону кровати и берет Уилла за руку.       На щеке Уилла засохшая кровь. Это напоминает Ганнибалу ту ночь, когда они убили Великого Красного Дракона. Напоминает о том, как кровь сочилась из плеча и щеки Уилла. И как они разделили момент первого поцелуя, трясущиеся от ночного холода и осознания победы над смертью в море. Ганнибал был так счастлив в те минуты. Так самозабвенно восхищен взаимностью Уилла.       Он знал. Уилл не мог не знать, как он важен для Ганнибала. Как он изменил его вселенную, став ее центром. И как он не похож на всех людей в целом мире.       Ганнибал облизывает подушечку большого пальца, и на манер заботливой матушки стирает пятно. Обычно, когда он себя так ведет, Уилл закатывает глаза, но все же улыбается. Тронутый и раздраженный одновременно. Покоряющая сердце неоднозначность, в этом весь Уилл.       И все же, не раскрывая своих страхов, его милый, любимый Уилл счел себя несовершенным. Решил, что ему нужно отстоять себя перед Ганнибалом, заслужить эту всепоглощающую, вечную любовь и преданность.       Те шрамы — Уилл видел в них наказание? Знак, что если он подведет снова, Ганнибал причинит ему боль? Неужели Уилл все еще боялся не оправдать ожиданий?       Невыразимый ужас охватывает его при этой мысли. Уилл так сильно сомневался в его любви, хотя Ганнибал сожалел о причиненной боли в стократ больше, чем можно выразить словами…       А он ведь даже не пытался сказать.       Ганнибал Лектер не из тех, кто сожалеет и извиняется. Это просто не в его природе, чувствовать вину. Да и в конце концов, ошибается он так редко.       Но если Уилл считает себя хоть немного недостойным, тем более для Ганнибала — тогда он совершил роковую ошибку.       Ганнибал делает единственное, на что сейчас способен. Он прижимает Уилла к себе, готовый держать его так часами, не в силах оторваться от своего прекрасного возлюбленного. Внизу портится мясо. Пятна крови въедаются в обивку сидений их машины. Здесь и сейчас Уилл Грэм дышит, его кровь не сочится сквозь бинты, и он любим. Безмерно любим.       Ганнибал зарывается носом в волосы Уилла, поглаживая его ладонь и прислушиваясь к его дыханию. Он непрерывно бормочет слова любви, смея лишь надеяться, что Уилл все слышит.       — Я люблю тебя, Уилл, — шепчет он, — я часто думаю, что я был послан на эту землю, только чтобы любить тебя. Были времена, когда одна мысль об этом приводила меня в гнев, но всякий раз, когда я ловлю на себе твой взгляд… Уилл, ничто не способно сделать меня счастливее.       Он целует Уилла в макушку, вздыхая.       — Ты так талантлив, любовь моя. Я восхищаюсь твоей страстностью, твоей смелостью, твоим упорством. Твой разум ослепителен.       Он чувствует, как глаза наполняются слезами.       — Ты напугал меня сегодня. Знаю, что скоро ты вернешься, но в то мгновение я думал, что потеряю тебя, — он вдыхает Уилла, прижимается к нему щекой, как беспомощный котенок, надеясь оставить свой запах на нем. — Без тебя я ничто, Уилл Грэм. Ничто. И если я заставил тебя в этом усомниться, то я…       Он сглатывает, изо всех сил пытаясь не сломаться.       — Ханни? — бормочет Уилл, переплетая их пальцы, даже не осознавая это.       Ганнибал ломается.       — Прости меня, — шепчет он.       Он не может сдержать рыданий, сотрясающих его грудь, что, кажется, пугает их обоих. Уилл раньше уже видел, как плачет Ганнибал — пуская скупую мужскую слезу во время накала эмоций между ними. Но Ганнибал не помнит, когда в последний раз буквально разваливался на части на глазах у другого человека. Он едва может дышать из-за прилива чувств, сокрушающих его тело.       Уилл сжимает его руку.       — Все хорошо, — говорит он, в его голосе звучат замешательство и тревога, и от этого чувство вины грызет Ганнибала еще сильнее, — Ханни, милый, все в порядке.       Ганнибал целует Уилла в лоб, вжимается в его шею, чтобы скрыть покрасневшее заплаканное лицо и ощутить запах Уилла и его тепло. Кажется, это единственное, что помогает ему самому не лишиться чувств.       — Ганнибал, успокойся. Я в порядке, все хорошо, я-черт, да что случилось, пока я был в отключке? — Уилл пытается утешить его, хоть сам еще не полностью пришел в себя.       — Прости меня, — повторяет он, уткнувшись в шею Уилла. — Прости, Уилл. За все.       Ганнибал чувствует, как Уилл качает головой.       — Ты не должен извиняться, детка. Это я действовал не по плану, а потом из-за гордости не смог признать, как подвел нас обоих. Я виноват, и только я.       Когда Ганнибал снова всхлипывает, Уилл гладит его рукой по волосам.       — Дыши, любовь моя. Плакать можно и нужно, но не забывай дышать.       — Нельзя было быть таким жестоким с тобой, неважно, что случилось.       — Ты был прав, — Уилл слабо пожимает плечами. — Я был безрассуден.       Ганнибал издает небрежный смешок.       — Я часто безрассуден. С тобой.       Уилл напрягается, когда пальцы Ганнибала касаются шрама на животе.       — Я простил тебя за это, Ганнибал, — говорит он с легким вздохом.       — Но я не извинялся.       — Ты можешь быть прощен не извиняясь.       — Думаю, сейчас еще не поздно, — мягко произносит Ганнибал.       Он немного приподнимается, держа одну руку на животе Уилла, и поднимает другую, чтобы убрать в сторону непослушные кудри. Когда наконец он набирается смелости, чтобы взглянуть ему в глаза, то видит в них смесь удивления с долей испуга.       — Прости меня, Уилл. Ты заслуживаешь большего, чем я тебе дал и даю. Я только надеюсь, что смогу исправить свои ошибки в будущем, и молюсь, чтобы ты позволил мне любить тебя так, как ты того заслуживаешь.       Уилл улыбается, теперь и в его глазах блестят непролитые слезы. Перед тем, как заговорить, он нервно сглатывает.       — Что ж, — произносит он, переворачивая руку Ганнибала. Он подносит запястье к губам и целует прямой бугристый рубец. — Тогда и я прошу извинений.       — Я уже давно простил тебя, — выдыхает с облегчением Ганнибал. Уилл снова пожимает плечами.       — Самые страшные раны, которые я тебе нанес, не оставили шрамов. Я не смогу поцеловать тот темный угол твоего разума, который остался запертым в клетке. Если бы я только мог, я бы это сделал.       Он подвигается ближе, целуя Уилла в губы со всей любовью, на которую способен.       — Что ж, попробуем начать заново?       — Без шансов, — смеется Уилл.       Ганнибал фыркает. Уилл приподнимает бровь.       — Ты в самом деле этого хочешь? Быть парочкой мирно влюбленных стариков? Ты сумасшедший, Ганнибал Лектер. Хорошо, что я тоже. И даже не думай, что можно избавить меня от этого безумия, я без него уже не смогу.       Ганннибал усмехается, снова подаваясь к нему за поцелуем. Что за замечательный мальчик.       — Прекрасно. Если тебе будет достаточно хорошо, то и мне тоже.       Уилл улыбается и ложится обратно на подушки, прикрывая глаза, чтобы предаться заслуженному отдыху.       — Не переживай, лучше, чем хорошо.