we were born to die.

      Soundtrack: Born To Die — Lana Del Rey

★★★

If you're gonna break my heart this is a good start.

      — Ты думаешь, у нас получится?       Ноги Вегаса свисали с дощатого мостика, легко касаясь водной глади подошвами потертых кроссовок. Пит следил за прыжками уходящего за горизонт солнца, которое оставляло последние ласковые лучи на их сцепленных руках.       — Я не знаю.       Пит отвечал ему честно.       Вегас смотрел на него с тоской, собранной из слез одиноких звезд. Пит смотрел на него в ответ, пытаясь быть солнцем, крепче сжимая его руку, чтобы передать ту часть надежды, которая в нем еще теплилась, которая в нем еще осталась:       — Война семей близко. Мы, скорее всего, будем на разных сторонах.       Вегас посмотрел на него с ужасным осознанием. С чем-то, что умерло под куполом сумерек, спустившихся на их безопасное место пуховым, холодным одеялом. Он не отпускал руки Пита и долго о чем-то думал, пока не произнес:       — Я найду решение. Если все еще можно исправить — я остановлю отца. Я обещаю, sunshine.       Он прижался прохладным лбом ко лбу Пита, и Пит улыбнулся ямочками, чувствуя то, как почти погибшая в нем самом надежда все же постепенно оживала. Грелась. С Вегасом. Они обнимались, сохраняя этот миг, как их собственный, как самый драгоценный момент, и на небе зажглись искры пламенных падающих звезд.       Пит пихнул Вегаса в плечо, показывая на расписанное ими полотно:       — Смотри, Вегас, падающая звезда! — Пит улыбнулся краями мягких губ. — Хочешь загадать желание?        — Да. — коротко ответил Вегас, поднимая глаза на скопление движущихся искр на темном небе. — Уже загадал.       — И что ты загадал?       Пит игриво заглянул ему в глаза, надеясь отыскать в них ответ на свой вопрос.       Может, Вегас загадает, чтобы они все вместе смогли отметить следующий день рождения Макао на Пхукете? Только Вегас, Пит и Макао. Только отдых в домике у моря, вечер у костра, большой клубничный торт и куча подарков.       Никакой войны семей. Никакой крови, убийств, сложного выбора — и разлуки.       Но взгляд Вегаса был серьезным, он был холодным, из-за него дрожали кости и сама душа — он означал, что Вегас думал явно не о клубничных тортах в эту самую секунду. Пит крепко сжал его руку, не переставая смотреть на него, и Вегас, проследив взглядом за звездой, упавшей куда-то за горный горизонт, выдохнул:       — Я загадал, чтобы мы с тобой никогда не стали людьми, которыми придется сказать «прощай».       Глаза Пита ярко блеснули.       Он почувствовал жжение в груди, он почувствовал возвращение миллиона мыслей в свою голову, почувствовал боль, которую они ему причиняли.       Вегас уже говорил ему что-то, по боли и смыслу сравнимое с этим. Кто-то из нас должен будет умереть, когда все случится.       Пит тогда злобно пихнул его в бок, рассердившись, ругая его за такие неуместные шутки. Но Вегас не шутил. В такие моменты он серьезно смотрел на Пита, выдерживая длинные паузы и подбирая слова всегда так, чтобы бить по их сердцам одновременно — сильно и больно. Если все сложится плохо — я бы хотел, чтобы ты убил меня, Пит.       За это Вегас получил еще сильнее, и Пит спрятал скопившиеся в уголках глаз слезы, продолжая отрицать.       Отрицать то, что ждало их обоих. Отрицать то, что совсем близко подкрадывалось к ним, дыша в спины скорым расставанием. Он отрицал свой долг перед главной семьей, отрицал долг Вегаса перед его отцом, но всему рано или поздно приходит конец. Я серьезно. Я бы хотел, чтобы это был ты, Пит, если мне все же суждено умереть — пожалуйста, сделай это для меня.       Слезы адски жгли глаза, склеивали мокрые ресницы между собой. Пит смотрел на Вегаса, пока он смотрел на него в ответ, одними только глазами называя его своим солнцем.       Одной только улыбкой показывая, что он — самое дорогое, что у него есть прямо сейчас.       Одной только рукой, которой Вегас притянул Пита к своей груди, позволяя ему плакать в свою футболку, как он спрятал его от жестокого мира, обнимая и не позволяя даже звездам смотреть на его слезы прямо сейчас, он показывал все свои чувства.       Вегас любил его.       — Тише, darling. Это пустяки для нас — правда же? Тупоголовые старые кретины делят свои деньги и власть, но это же не значит — что это касается нас, так?       — Я главный телохранитель в штабе главной семьи. — гулким, отражающимся от поверхности воды голосом произнес Пит свой самый главный минус, все еще марая футболку Вегаса слезами.       Вегас прижал его к себе крепче, губами зарываясь в волосы на его макушке:       — Да хоть пришелец. Мне все равно, кто ты. Теперь — все равно. Пока ты со мной, мы справимся со всем. Даже если нас осудят, если ты останешься со мной, мы выстоим.       — Ммм, осудят — еще мягко сказано. Кинн готов был порвать нас с тобой, когда узнал, что ты похитил меня и спрятал здесь.       — Пусть попробует порвать меня, если у него хватит смелости. Но тебя он и пальцем не тронет. Я защищу нас обоих, Пит. Обещаю.       Пит грустно улыбнулся в складку его футболки. Грустно потому, что Вегас действительно любил его.       Он так же не спросил о том, какое желание загадал сам Пит. Я бы хотел, чтобы мы оба выжили. Я бы хотел, чтобы мы оба были счастливы. Даже если у нас ничего не выйдет.       Пит знал, что у них ничего не выйдет.       Он просто оттягивал неизбежное, он просто нежился в объятиях Вегаса по утрам, после того, как они преодолели ту черту ненависти друг к другу, убрав в сторону плети, цепи, клички и избиения. Когда они находили губы друг-друга, они оставляли на них утешение и любовь, и Вегас, очевидно, был тем, кто и не догадывался, что все закончится совсем скоро.       Когда они тонули в постели вдвоем; пока где-то там, далеко — две семьи объявляли друг другу жестокие войны, они делали вид, что за пределами их тихого домика на окраине озера не существовало никого и ничего.       Но Вегас не знал о желании. И о том, что Пит уже все спланировал: что он уже вычислил, на какой лодке он смог бы добраться до противоположной стороны острова, чтобы покинуть их безопасное место раз и навсегда.       Упавшая на землю звезда украла его желание, и сам Пит позабыл о нем очень быстро. вегас обнимал его сейчас это было лучше любого желания, любых богатств и любого долга.       Только в эту ночь.       Для того, чтобы они оба выжили — Пит уже принял решение.       Пит уже знал, что выбрал бы Вегаса при любом другом раскладе событий. В любой другой ситуации. Вселенной. С другим именем, внешностью, другого его, или если бы он сам был кем-то другим.       Но не в этой жизни.

★★★

      Кинн был в ярости.       Он был так зол из-за Вегаса, который провернул за их спинами целую аферу, который сбежал, прихватив с собой их самого верного телохранителя — и теперь этот телохранитель вернулся к ним.       С побитым взглядом, с синяками на теле, с отпечатками пальцев на шее и бедрах и молчанием в ответ на любые вопросы.       — Где Вегас, Пит?       Кинн спрашивал его много-много раз, но Пит хранил молчание. Он чесал свои руки, покрытые лиловыми следами, на которых еще вчера таяли прикосновения от пальцев Вегаса, и так и не произнес ни слова. Кинн кидал в стены книги, смахивая все вещи со своего стола, и только Порш был способен удержать его, не позволяя ему перейти и на Пита, который по-прежнему не отвечал ни на один вопрос.       — Как так получилось? Ты сбежал с ним — а теперь вернулся и не хочешь говорить мне, где он? — ударив кулаком по столу, разгневанный Кинн продолжал допрос.       Но Пит держался стойко.       Даже под дулом пистолета — он не скажет.       Поршу пришлось вмешаться снова. Он оттащил Кинна в сторону, сурово всматриваясь в его глаза и произнося полушепотом:       — Отстань от него. Ты разве не видишь, в каком он состоянии?       Кинн раздраженно пихнул его в ответ, выливая свою кипящую злость и на него:       — В каком он состоянии?! А в каком я? — он взмахнул рукой, указывая на Пита, сидящего на стуле в отстраненной позе и смотрящего в окно. — Мой самый лучший и верный телохранитель трахался на стороне с моим врагом, блять. И зная об этом, ты собираешься жалеть его, а не меня?       Пит неуклюже ковырял свои пальцы, раздирая кожу до крови в месте торчащих заусенцев.       Ему, в целом, было плевать на то, что Кинн думал по поводу их ситуации.       Он вернулся не для того, чтобы продолжить быть его собачкой. Он вернулся для того, чтобы не сделать все еще более ужасным, чтобы остановить все до того, как наступила бы точка невозврата.       Поэтому он бросил Вегаса одного, в их комнате в безопасном месте. Он знал, что Вегас проснется и будет искать его, знал, что он будет чувствовать себя ужасно, заметив его отсутствие.       Знал, что Вегасу будет больно.       Ему было больно тоже.       Кинн продолжил кричать на Порша, и Порш кричал на него в ответ. Их спор бил по ушам, и Питу хотелось лишь принять горячую ванну и хорошенько выспаться, чтобы проветрить свои запутанные мысли.       Пит думал о нем.       Он ощущал мягкость волос Вегаса на своих ладонях, словно он прикасался к ним прямо сейчас. Словно перебирал их медленно, пропускал сквозь пальцы растрепанные пряди, легонько их ерошил, вызывая улыбку на чужих губах.       Чем больше Пит думал, тем больше ему казалось что его душа поделилась на два мира — на две разных, сцепившихся в конфликте стороны. Его тело извергло эту самую душу, стараясь пресечь то, что она звала Вегаса, не переставая.       Так больно Питу не было никогда.       Кинн снова вернулся к нему, нависнув над ним мрачной тенью, и проговорил без капли жалости в голосе, скорее с тоном, который возник только потому, что он уступил Поршу в этот раз:       — Можешь идти к себе. Я поговорю с тобой позже.       Пит прочувствовал режущую сталь в его голосе, но на этом ужасный допрос закончился, и Порш отвел его в ванную, чтобы отмыть его. Остался с ним, долго рассматривая пятна от грубых касаний и поцелуев на его коже, ничего не спрашивая.       Пит лишь смотрел вперед, расфокусированно и без каких-либо чувств. Он ожидал со стороны Порша допрос, и чувствовал приближение вопросов все сильнее, и Порш, не выдержавший молчания первым, ободряюще прикоснулся к его плечу и посмотрел в глаза:       — Ты любишь его?       Пит вздрогнул.       Так, словно Порш только что ковырнул его открытую рану, забравшись через нее прямо в его запятнанную душу. Он перевел на него рассеянный взгляд, ожидая увидеть подвох, ожидая осуждение или ненависть на его лице, как это было с Кинном, но не заметил на лице старого друга ничего фальшивого. Порш был искренним.       Мягким.       Поршу можно было открыться. Совсем чуть-чуть — показать то, что, наверное, уже было очевидно для всех в этом доме, и Порш был не исключением.       Во вранье и отрицании не было никакого смысла, поэтому, набрав побольше воздуха в тяжелую грудь, Пит совсем тихо, только для них двоих, ответил:       — Люблю.       Порш слегка отодвинулся, вздыхая, но никак не комментируя этот факт. Было очевидно, что он заранее знал ответ. Возможно, он думал над тем, чтобы что-то сказать, думал долго, пытаясь подобрать слова, которые не задели бы Пита, хотя самому Питу было плевать на его мнение об их ситуации.       Конечно: Порш и Кинн были на одной стороне. Пока все ненавидели Пита за то, что он добровольно остался в плену Вегаса, что он выбрал его, пока они осуждали его, пока они грозились провести штурм их отдаленного укрытия, как только они бы его нашли, превратив их обоих в кровавую кашу, Порш жил в доме главной семьи со своим братом и встречался с Кинном без какой либо угрозы их отношениям.       Когда Пит послал письмо в дом главной семьи, тогда решившись на обратную связь и объясняя, что он не вернется сейчас, пока Вегасу нужна помощь, и что не нужно их искать — их продолжали искать. Его босс, его коллеги — все наплевали на его просьбу и выбор, вынуждая его вернуться, пока не стало слишком поздно.       Кинн посылал сотни телохранителей на их поиски, так сильно взбешенный из-за того, что Вегас забрал его лучшего и до недавнего времени самого преданного работника. Питу было смешно с него: он так спокойно послал Пита в дом к Вегасу, за информацией, которая смогла спасти их задницы, и сразу же забыл о нем, как только все закончилось.       Он ожидал от Пита все такой же преданности, но сам не заботился о своих людях должным образом. Он не вспомнил о Пите, попавшем в плен. Он не отправил людей на его поиски тогда, когда Пит нуждался в помощи, оставшись один на один с тем жестоким Вегасом, не знающим пощады.       Теперь он пытался спасти? его — что бы это для него не значило — он правда думал, что Пит продолжит закрывать глаза на все, что было, что он вернется к нему, как его сторожевой пес, о котором забудут сразу же, как предоставится такая возможность.       Нет уж, спасибо — Пита до рвотных позывов доводила одна только мысль о том, чтобы стать прежним собой, чтобы стать глупым, слепым телохранителем Кинна, который его ни во что не ставил и ставить в дальнейшем не планировал.       Пока они с Вегасом проживали в страхе последний месяц, гадая, как скоро главная семья найдет их укрытие и расстреляет их обоих за предательство, Порш и Кинн могли быть вместе открыто, могли идти по одному пути: да, очевидно, Порш никогда не смог бы понять Пита.       Поэтому Пит не особо переживал о том, что Порш мог бы ему сказать. Их дружба подорвалась давно, в какой-то определенный момент, может, тогда, когда Пит полюбил Вегаса. Все изменилось: он больше не мог относиться ко всем в главной семье так, как прежде, зная, что все эти семьи и кланы погрязли в грязи. Зная, что Вегас так много страдал, чтобы получить место под солнцем среди всего этого кошмара.       Пит не мог простить его мучений никому. Порш, конечно же, не имел прямого отношения ко всему, что происходило, но Пит решил для себя: все, кто связан с Кинном, все, кто представлял опасность Вегасу — его враги.       Пит расправил затекшие плечи, чувствуя то, как жесткая мочалка проходилась по его телу, пока Порш продолжал мылить его спину, осторожничая с ранами от плети, оставшимися на его коже красными кривыми шрамами. В ванной снова наступила тишина, нарушаемая лишь шумом воды и шуршанием одежды, и Пит думал, что Порш больше ничего не скажет.       Но он, задержав взгляд на тех самых шрамах слишком надолго, опустил ресницы и посмотрел на Пита серьезно:       — Он сделал тебе больно.       Пит, не настроенный на разговор, вяло отмахнулся, используя нервную улыбку, как защиту:       — Все нормально, Порш. Это не то, чем кажется.       Но Порш не понял намека и продолжил давить, еще не зная, насколько эта тема триггерная для Пита:       — Пит. Когда ты смотрел в зеркало в последний раз? Твое тело… Ты думаешь, это нормально?       По лицу Пита проскочила мрачная тень, которой Порш удивился, но было уже поздно.       Пит раздраженно повел плечами, сбрасывая его руку с себя:       — А ты думаешь, нормально то, что вы с Кинном творите за нашими спинами?       — Пит… Что с тобой случилось за этот месяц? Я не узнаю тебя.       Порш выглядел так, словно жалел его. Словно знал его. Желание нервно рассмеяться прямо ему в лицо стало невыносимым. Он смотрел на него так, словно действительно знал его настоящего, но такой шанс предоставился только Вегасу.       Его Вегасу.       Которого главная семья хотела убить. Которому главная семья хотела снести голову, как и предателю Кену, чтобы принести ее Корну прямо на блюдечке.       Мрак после возвращения этих мыслей в голову заставил Пита сорваться на злость:       — Не узнаешь? Отлично, Порш, блять, просто прекрасно. Не узнаешь меня потому, что я просто пытаюсь спасти Вегаса? Вы все хотите оторвать ему голову, вы настраиваете всех против него, чтобы главная семья оказалась в выигрыше — и ты продолжаешь плясать под их дудку. Это я не узнаю тебя, Порш.       Пит вывалил сумасшедшую бурю эмоций, которую он подавлял в своем сердце слишком долго, глядя прямо на Порша, который внимательно слушал его все это время.       Лицо Порша исказилось холодной тенью. Он убрал мочалку, стряхивая с рук капли воды. Потом разогнулся, устремляя на Пита серьезный, слишком серьезный взгляд:       — Когда тебя похитили я беспокоился о тебе. Кинн звонил твоей бабушке, он узнавал о тебе — когда мы поняли, что на самом деле ты не возвращался на остров, мы начали бить тревогу. А потом ты написал письмо, что остаешься с Вегасом, с Вегасом, который похитил и пытал тебя, который стал самым главным врагом всей главной семьи — думаешь, это так просто принять?       — Это был мой выбор.       — Тогда зачем ты вернулся сейчас? — спросил Порш, упираясь руками в колени и всматриваясь в его глаза, словно все еще пытаясь отыскать в них ту прежнюю преданность главной семье, тот удобный для всех ответ, который он хотел бы услышать от него.       Пит поджал губы.       В груди горел один единственный — правильный ответ.       Он был прост: главная семья никогда не позволила бы им быть вместе.       Пит был готов вытерпеть ненависть Вегаса после своего побега. Он был готов закончить все, чтобы спасти его. Пока не стало слишком поздно, он сделал выбор, и он не хотел бы, чтобы Порш, который не был на его месте, осуждал его за то, что Пит чувствовал и за то, что он считал верным в их ситуации.       Никто и никогда не смог бы понять его.       Даже если они останутся порознь, если они будут жить незнакомцами, знающими друг о друге все, под этим бескрайним небом, хранящем их секреты — Пит сможет вынести это. главное, чтобы Вегас выжил. это самое главное для него прямо сейчас.       — Я вернулся, чтобы защитить Вегаса. — проговорил он еле слышно, и его голос будто бы звучал прямо из глубины его потрепанной, несчастной души. — Если бы я остался с ним, он пытался бы защитить меня, ради меня он хотел выступить даже против своего отца. Я вернулся, чтобы спасти его от ошибки.       Глаза Порша потускнели, очевидно, он не был доволен его ответом, но он, кажется, и не осуждал его. Порш был сложным человеком со сложной судьбой, и Пит просто надеялся, что Порш все же догадается о том, что сложная судьба есть и у других людей.       Что есть те, кто идут своей дорогой, и что не стоит пытаться лезть в их душу, если твоему вторжению не рады.       Поэтому он лишь оборванно выдохнул, слабо махнув рукой:       — Ладно, я больше не буду ничего спрашивать. Прости.       Он извинился, но Пит не понял, за что. Точно не за свою точку зрения, так как он, очевидно, всегда будет на стороне Кинна и его семьи. Пит провел ладонями по своим холодным плечам, ощущая дрожь из-за того, что вода в ванной, в которой он сидел, уже остыла, и настало время вылезать из нее.       Пит натягивал на себя чистую одежду, думая, что на этом все, и что Порш больше ничего ему не скажет. После их разговора он ощущал себя еще более вымотанным, поэтому не горел желанием обмениваться даже прощанием перед тем, как Порш закрыл бы дверь и оставил его одного.       Но старый друг встал в проеме, придержав дверь, и посмотрел на Пита, проговаривая напоследок:       — Иногда одной любви недостаточно, Пит. Ты не сможешь усидеть на двух стульях одновременно, а я вижу, что ты делаешь это прямо сейчас. Я не осуждаю тебя, я просто хочу предупредить, потому что волнуюсь. Скоро тебе придется сделать свой последний выбор. Либо ты за главную семью, либо ты за него.       Порш покинул ванную и хлопнул дверью, а Пит обессиленно присел на бортик ванной.       Раны после ударов плети все еще болели. Синяки ощущались ярко, как ноющие вспышки горячки при каждом неосторожном движении. Нижняя часть тела все еще помнила ощущения от искр и ударов тока, словно это было вчера. Словно искры так и остались в его теле, причиняя боль при каждом мысленном возвращении в тот день.       Все это был Вегас.       Вегас, сделавший ему больно.       Вегас, ставший его новым домом. Пристанищем. Спасением.       Порш, конечно же, был прав.       Иногда одной любви было недостаточно.

★★★

      Пит снова увидел Вегаса в клубе.       Порш с Танкхуном потащили его туда насильно, пытаясь вывести его на эмоции и в целом, наверное, они надеялись, что после его возвращения все снова будет, как и всегда. Пит не сопротивлялся, не разглядев в этом странном внезапном походе в клуб Йок никакого подвоха.       Да, он ожидал всего, но точно не этого.       Не такой подставы от судьбы, от которой он так усиленно скрывался все эти дни.       Вегас, которого Пит оставил там, в безопасном месте, был здесь, и смотрел на него с такой болью, которую Пит думал, что сможет вынести — но в момент, когда Вегас подошел у нему, когда он посмотрел прямо на него, Пит понял, что переоценил себя.       Он выронил сигарету и неуклюже достал свой пистолет из кармана, даже не зная, зачем он это делает, наставляя дуло на Вегаса и ненавидя себя прямо в этот самый момент.       Вегас продолжал смотреть на него, полностью игнорируя уставившееся на него дуло. Игнорируя то, что Пит мог выстрелить в него в любой момент, так как Вегас был в розыске главной семьей, в черном списке у всего мафиозного мира за свои махинации и предательства, его искали все, его хотели убить все.       Но Вегас не боялся пистолета, он не боялся жирного дула, способного убить его одной холодной пулей, он совсем не беспокоился о том, что Пит держал его под прицелом.       Что Пит мог убить его здесь и сейчас.       Возможно, он просто знал, что Пит не сделал бы этого.       Вегас криво усмехнулся, покосившись на пистолет в дрожащих руках Пита.       — Ты так внезапно ушел. — начал он, и его голос спустя несколько дней всколыхнул в Пите все те чудовищные чувства и ненависть к себе, которые он пытался похоронить раз и навсегда, закопать их там, где никто не отыскал бы. — Я думал, что с тобой что-то случилось, но ты просто сбежал к ним? И теперь держишь меня на мушке?       Пит крепко сцепил зубы, пытаясь игнорировать боль в глазах напротив. Он понимал, что смотрелся глупо с пистолетом, наставленным на Вегаса, так как они оба знали, что он не смог бы выстрелить в него. Все это делало ситуацию до невозможного напряженной, и Питу хотелось выстрелить в себя, чтобы прекратить эту пытку взглядами.       Вегас сделал шаг первым, и Пит дернулся, необдуманно наставляя пистолет прямо на его грудь. С губ Вегаса сорвался горький смешок, и он опустил глаза к дулу, которое прикасалось к его сердцу.       — Выстрелишь в меня?       — Уходи.       Одно единственное слово сорвалось с губ с непосильным трудом, и Пит так сильно надеялся, что Вегас просто послушает его и уйдет, что он перестанет делать все еще более сложным.       Но это был Вегас.       И Пит знал, что Вегас никогда не сдавался так просто. Он не боялся.       Из них двоих — трусом был именно Пит.       — Я помню, что просил тебя убить меня, когда все зайдет слишком далеко. — продолжил Вегас. Он вскинул руку и провел пальцем по холодной стали ствола Пита, и телохранитель сжал пальцы на спусковом крючке. Его руки дрожали так сильно, что казалось, он мог совершенно случайно скользнуть подушечкой пальца на курок. Этого Пит боялся больше всего на свете.       На лбу собрались жемчужины пота, а сердце билось о ребра так сильно, словно пыталось выломать их. Оно дрожало в узкой клетке, вырываясь навстречу ему одному.       — Но я не думал, детка, что ты решишь прикончить меня так скоро.       Голос Вегаса дрогнул, он пытался сделать его стабильным, но Пит уловил тоску в нем, то, как Вегаса ломало. И пистолет, направленный прямо в его грудь, пусть по прежнему и не пугал его, но определенно точно менял все между ними раз и навсегда.       Хотя, все, что было между ними, изменил Пит, когда сбежал из убежища.       Хотя, может, все изменил сам Вегас: когда он снял с Пита наручники, когда он принял решение больше не сковывать его запястья: это превратило их жизнь в кошмар.       Все пошло наперекосяк тогда, когда они были в той комнате: без оков, с пустыми мыслями, с желаниями, которые обращались друг к другу.       Вегас не надевал на него наручники с той самой ночи.       Да, определенно, Вегас тоже был виноват.       Может быть, если бы на Пите были цепи в тот момент, ему бы не пришлось выбирать между тем, чтобы сбежать и тем, чтобы остаться. Если бы его удерживали ледяные оковы, он был бы лишен выбора, он мог бы не думать о том, что предает кого-то, может — ему было бы легче.       Но было уже поздно.       Вегас доверился ему, Вегас не приковывал его больше, он думал, что Пит не оставит его, но теперь Пит, сбежавший от него в самый сложный для них момент, держал оружие прямо напротив его сердца.       — Я не буду осуждать твой выбор. — снова продолжил Вегас с улыбкой. — Я же говорил тебе, sunshine. Я не буду против, если ты убьешь меня, я буду даже рад. Умереть от твоей руки — лучшее наказание для меня за все то, что я сделал. Раз уж ты решил не временить с этим, то можешь стрелять.       Пит замер.       Он широко распахнул глаза, смотря на Вегаса, который выглядел готовым к тому, чтобы Пит убил его, и в сердце Пита колыхнулась бесчеловечность. Пальцы поразила ледяная дрожь, он нервно сжал губы, он хотел искусать их до крови, чтобы сделать себе больно, ему хотелось выстрелить в себя же, чтобы откатить время назад.       Он боялся этого момента сильнее всего в своей жизни.       Сильнее гнева своего отца в юношестве, гнева своего босса, даже гнева самого Вегаса. Он пережил бы ненависть Вегаса, но пережить это — Пит понял прямо сейчас, что он не сможет.       Вегас подставил свое сердце прямо под дуло, и Пит сделал шаг назад. Он хотел отойти, сбежать, выкинуть пистолет, но Вегас сомкнул пальцы поперек оружия, потянув его на себя и не позволяя прицелу сместиться ни на сантиметр от собственного сердца, и Пит начал неистово вырываться первым, не выдерживая этой пытки.       — Стреляй. Ну же. Давай! — прикрикнул Вегас, дергая его, и между ними завязалась драка за пистолет.       — В-Вегас, хватит!       Пит тянул пистолет на себя, но Вегас еще контролировал свои движения, поэтому он быстро добрался до рукоятки, делая так, чтобы надавить пальцем Пита прямо на курок, и глаза Пита распахнулись из-за неописуемого ужаса.       Казалось, что еще секунда — и он услышит звук пули.       Звук, который изменил бы все раз и навсегда.       — Стреляй!       — Хватит! — Пит пытался сопротивляться, его ноги путались, а мысли зажглись, кидая его прямо в пожар, состоящий из бешеного страха и желания, чтобы все это прекратилось, но Вегас продолжал требовательно смотреть на него, опуская брови и умоляя об одном:       — Убей меня прямо сейчас, разве это не то, чего ты хочешь? Shoot me!       Его руки поверх рук Пита обжигали, они продолжали попытки нащупать курок и выстрелить в себя же, и Пит делал все, чтобы скинуть с себя его хватку. Он оттолкнулся назад, ударяясь спиной о колонну, и Вегас навалился прямо на него.       Перед глазами Пита все застыло, и времени думать не было.       — Вегас! Пожалуйста…       Вегас посмотрел на него в ответ, и между их прижатыми грудями был пистолет, теперь повернутый прямо на Пита. Пит улыбнулся слишком нервно и сжал пистолет до боли в пальцах, теперь чувствуя дуло, упирающееся в его собственную грудь.       Тогда Вегас остановился.       Он перевел взгляд вниз, теперь понимая, что любое неосторожное движение могло подтолкнуть пулю к тому, чтобы попасть прямо Питу в сердце, и его руки тоже задрожали.       — Пит… Я… Я…       — Ты говорил — только один из нас останется. — со слабой улыбкой произнес Пит, проходясь подушечками пальцев по холодной стали оружия. — Почему ты решил, что из нас двоих — умрешь именно ты? Почему ты, блять, думаешь, что ты можешь просто умереть, оставив меня одного с вечным сожалением? Ты чертов эгоист, Вегас.       Лицо Вегаса было потерянным, нечитаемым, покрасневшим, Пит не видел его таким очень давно — последний раз тогда, когда умер его безымянный ежик, последний раз в ту самую ночь, когда они впервые открылись друг другу и стали ближе настолько, что поняли, что уже никогда не смогут отпустить эти чувства.       Вегас смотрел то на пистолет, то на Пита, его зрачки лихорадочно бегали по двум местам, словно он боялся пропустить момент, в который палец Пита скользнул бы вглубь спускового крючка, забрав у них все, что они имели.       В горле Пита собрался горький комок из слюней, смешанных со слезами, которые в один момент просто потекли по красным щекам, делая голос сорванным и дрожью ударяющим по горлу:       — Не думай, что ты имеешь право решать за двоих, Вегас.       — Пит… Я… Подожди. Давай поговорим. Убери пистолет, love, я прошу тебя.       Вегас снова вцепился в сталь, не собираясь отступать. Пит горько усмехнулся, понимая, что со стороны они выглядели нелепо и странно, хотя это было не то, о чем стоило думать в данной ситуации.       — Поговорим? Ты не относишься ко мне, как к человеку. Никогда не относился. Думал, я буду сидеть с тобой в безопасном месте всю свою жизнь? И если ты вдруг решишь умереть и оставишь меня — считаешь, я буду должен тебе? Буду продолжать жить один, без тебя? Разве я заслуживаю это, Вегас, скажи мне? Это так жестоко.       — Пит…       Собственное имя с губ Вегаса звучало как молитва.       Как оружие, поражающее насмерть, и Пит чувствовал, что ломался каждый раз, когда Вегас звал его по имени. никто не умел так, как умел вегас.       Вегас приблизился к нему, опаляя лицо дыханием, он был так близко и одновременно с этим так далеко, но никто и никогда не понял бы, каково это. Каково это чувствовать его рядом, видеть его, прикасаться к нему, зная, что все это — не вечно.       — Я хочу чтобы ты понял, какую боль ты причинял мне своими словами.       — Мне жаль. Мне так жаль, honey. Я бы хотел, чтобы мы были нормальными людьми. Чтобы мы могли быть вместе, только вдвоем. — холодный лоб Вегаса прижался к его щеке, он сделал это, словно котенок, пытающийся отыскать тепло у солнца, оставляющего смертельные ожоги. — Но это невозможно.       — Невозможно. — подтвердил Пит, безысходно улыбаясь.       Он проводил пальцами по спутанным волосам Вегаса, утешая его и принимая его печаль в свою шею, пока тот плакал, больше не сдерживая себя.       Он рыдал как ребенок.       Как маленький Вегас, которого лишили матери.       Как маленький Вегас, не знающий, что такое — родительская забота.       Как Вегас подросток, кинутый в жестокую братскую войну.       Как взрослый Вегас, так и не дождавшийся отцовского признания.       Как его Вегас, которому не повезло даже в его искренней, настоящей любви.       — Что я могу сделать, Пит? Если есть хоть что-то, что я мог бы… Сделать для тебя. Скажи мне, пожалуйста.       Вопрос, к которому было невозможно подобрать ответ.       Пит дрожал, наблюдая за тем, как Вегас медленно уводил пистолет от его тела, чтобы дуло смотрело в сторону, чтобы оно не смело бросать даже единый жестокий взгляд на грудь его любимого.       Это было слишком.       — Будь со своим отцом. — произнес Пит, зная, что это решение было единственным. — А я буду там, где я должен был быть с самого начала. На этом все.       — Пит…       Губы Вегаса коснулись губ Пита, и телохранитель закрыл глаза, позволяя этому произойти в последний раз. Вегас был таким же, как и всегда: мягким, внимательным, он казался таким правильным рядом с ним, но в то же время чем-то недоступным и запретным.       Пистолет с громким лязгом упал куда-то им под ноги, и Вегас прижал Пита к колонне, руками грубо проходясь по его шее, по плечам, словно запоминая все его тело жаром своих ладоней. В последний раз.       Тело к телу, душа к душе, губы Вегаса поверх его: навсегда в сердце, потому что Вегас — единственное, чего Пит бы хотел. По отношению к нему ему хотелось быть жадным, хотелось быть эгоистом, но Пит не имел власти в этом мире, не имел возможностей и достаточной смелости, чтобы встать против всех рядом с ним. он жалел о своей трусости, но, наверное, уже было поздно.       Губы Вегаса накрывали его собственные раз за разом все более размашисто и неуклюже, зубы покусывали, а языки сплетались так, как им было необходимо прямо сейчас. Слезы попадали прямо в рот, а руки, прижатые к колонне, чувствовали тепло и силу ладоней Вегаса.       — Я люблю тебя.       Вегас произнес это шепотом, более тихим, чем дыхание неба, и но Пит услышал его.       Он лишь провел трясущейся ладонью по его щеке, улыбаясь и притворяясь, что все хорошо, что он признается сейчас вовсе не потому, что больше у него не будет такой возможности, а потому, что просто захотелось:       — Я тоже тебя люблю, Вегас. Так сильно, что мне тяжело дышать.       Вегас понимающе посмотрел на него, улыбаясь сквозь слезы и сжимая его в своих руках. В его глазах Пит увидел так и не погасшую надежду — Вегас, на самом деле, был тем еще мечтателем.       Он мечтал о том, чтобы отец признал его, он хотел, чтобы семьи перестали враждовать.       Он уже придумал план для них с Макао, для их поездки на Пхукет через несколько месяцев — если бы все закончилось хорошо, они, наверное, смогли бы переступить через прошлое и стали бы нормальными людьми, отмечающими праздники, гуляющими, ходящими на свидания и делающими все прочее, ванильное и милое, как это делали другие парочки.       Вегас спланировал их медовый месяц заранее.       Но теперь это не имело никакого значения. Порш все же был прав: одной только любви недостаточно.       Питу хотелось спросить у жестокого мира, почему же им все же было не суждено. наверное, потому, что они родились, чтобы умереть. умереть в этой жизни, в которой у них ничего не получилось. может, получится в следующей?

★★★

      — Нет, господи, нет, нет.       Холодный шепот достигал ушей молчаливых окаменелых львов, возвышающихся на мраморных высоких статуях. Глубина ночного неба пожирала все сильнее своей широкой звездной пастью, пока Пит водил руками по изрисованной узорами рубашке Вегаса, стараясь представить, что она не разорвана жестокими пулями, и на коже его любимого нет вязкой крови.       Он касался дрожью своих рук его прохладного лба, мягко, нежно дотрагивался до шеи, не ощущая пульса на кончиках пальцев, прикладывал голову к груди, чтобы услышать биение сердца — но ничего не было. Только одинокие слезы капали на пропитанную кровью рубашку Вегаса, скатывались по его острым скулам, достигая разбитого плиточного пола. Вода беспокойно билась о кафель, залитая кровью Вегаса, попавшей в бассейн. Пит не мог сделать и вдоха, ощущая пролившуюся на внутренности горечь, сожаление, отчаянье, холод и смерть. Он целовал ледяные, но такие мягкие губы, пытался вдохнуть в Вегаса жизнь, но его тело, пробитое жестокой пулей в районе затылка, не двигалось, а губы, с которых Пит ожидал сорвать хотя бы один вздох — замолчали навсегда.       Вегас застрелил себя.       Он сделал свой выбор.       — Пожалуйста, Вегас. Пожалуйста… Не бросай меня.       Пит думал о том, что теперь и он должен был сделать выбор.       Кончики пальцев проводили линии по лбу любимого, стряхивая налипшую мокрую челку, чтобы поцеловать его в прохладный висок. Ночная небесная гладь заглатывала Пита, пережевывала, сплевывая в ледяной бассейн одни только косточки — Вегас по прежнему не откликался, хотя Пит звал его уже в тысячный раз — но его сорванные мольбы доходили лишь до каменных статуй и бескрайнего равнодушного небо.              Отец так и не признал Вегаса.       Вегас, внутри которого жила его детская версия, имеющая надежду на то, чтобы это когда-нибудь случилось, умер, так и не выполнив мечту маленького себя.       — Прости, так нужно… Прости меня, ладно?       Соленая дрожь добежала до языка, срываясь с губ очередными рыданиями, грудь быстро вздымалась, а руки не слушались, когда Пит тянулся к пистолету в своем кармане. В ладони появился холод ствола — холод его решения, прожигающий глаза новыми слезами. Он наблюдал за умиротворением на лице Вегаса, его укалывающей прямо в сердце бледностью, доводящей до тошноты — он мертв.       — Мы встретимся с тобой там? В другой жизни? Встретимся же, да? Я очень голоден, Вегас… Я люблю тебя.       Дуло уставилось в висок и решительная пуля прошла насквозь, превращая все переживания Пита в кровавую кашу.       Его тело вывернуло прямо у воды, которая продолжала беспокойно биться о потресканный кафель — об их сцепленные руки, упавшие в бассейн. подари мне свою любовь, даже если мир готов сжечь нас до тла. сделай это, пока не стало слишком поздно. сделай это, даже если станет слишком поздно. Я люблю тебя, мое солнце. прощай.