Плохой и плохая

Billie Eilish — my strange addiction

      — Расскажешь о своих проблемах, Малфой?       Она, вся раскрасневшаяся, ещё и имела силы на продолжение разговора. Драко потерял форму? Нет, он только начал. Драко всматривался в её лицо.       — Ненасытная женщина, почему они тебя интересуют?       И, правда, почему? Она потянулась, встала с грубой ткани, по-кошачьи прогнувшись, и Драко всматривался в красные следы на спине Гермионы.       — Во-первых, — она подняла волосы от шеи, — я уже говорила, что чувствую себя с тобой, — Гермиона подарила ему укоризненный взгляд, — как на допросе, когда разговор идёт в одни ворота. Во-вторых, — она встала на ноги и оказалась на непродолжительное время выше его, Драко даже захотелось, чтобы она поставила ногу на его плечо, — ты знаешь обо мне больше, чем рассказываешь о себе. В-третьих, — Гермиона от него отвернулась, и взгляд Малфоя скользил по её ягодицам, — для продолжения предлагаю перебраться в более удобное место, хотя бы на матрас в моей временной спальне.       Гермиона забавная. Она вызывала в нём улыбку. Это ли не самое важное для женщины после соблазнительности?       — У тебя ещё нет кровати? — он поднялся следом за ней.       — Есть, но она ещё не собрана, — Гермиона нагнулась за своими вещами, и Драко открылся прекрасный вид на её, выставленные напоказ, розовые ягодицы, к которым прилип небольшой мусор, и прогнутую поясницу, на которую хотелось положить ладони, провести по тонкой талии до рёбер, надавить на её позвоночник, посчитать её позвонки пальцами. Кровь вновь приливала к члену. — Но сначала в душ.       Драко не стал возражать. Он был из тех, кто не прочь заняться грязным сексом, но всё зависело от настроения и уровня брезгливости партнёрши.       — Почему тебе не нравится сзади? Почему это для тебя унизительно? Я не понял. Объясни. Мне интересно.       Драко быстро поднял свою одежду и обувь и последовал за хозяйкой. Он оглядывал её стройное тело сзади, её распушившиеся волосы, буйными локонами ниспадающие до талии, которые Гермиона постоянно трогала руками, пытаясь то ли пригладить, то ли растрепать. Драко до зуда между пальцев захотелось их накрутить на руку и натянуть, крепко и сильно зажимая, натягивая так, чтобы кудряшки распрямились. Член окончательно встал и уже ныл, пульсируя, будто секса и не было.       — Сначала расскажи о своих проблемах, а потом я отвечу, почему сзади — это унизительно.       Опять она за старое. Драко не нравились подобные грубые манипуляции, скорее, схожие с шантажом. Нет, ему подобное даже претило, если бы их отношения длились дольше, Драко точно разорвал их из-за подобного стиля общения.       Какая бы она горячая ни была, но это занудство, это характерное упрямство, эта тяга быть спасательницей… раздражали.       Они прошли в ванную комнату на первом этаже. Гермиона зашла в душевую кабину и поманила к себе Драко пальцем.       — Когда я вспоминаю о своих проблемах, у меня падает член, — недовольно сказал Драко, вступая в душевую и заполняя собой почти всё свободное пространство, — а мне бы хотелось провести время с тобой более продуктивно и с большим удовольствием, — он ткнулся вставшим членом в её бедро. — И потом, малышка Грейнджер, манипулятивное общение строится не так. Это я сейчас ощущаю себя как на допросе.       Она включила душ и усмехнулась, глядя исподлобья на него:       — В этом и проблема, Драко, здоровые отношения не строятся на манипуляциях.       Он закатил глаза и гортанно рассмеялся:       — Эти занудные и расплывчатые «здоровые отношения» убивают всю романтику романа. И что это вообще такое — эти ваши «отношения», Грейнджер? — доля иронии, достаточно болезненной, всё-таки осталась в его словах. — Отношениями можно назвать всё, включая твои отношения с продавцом на кассе в супермаркете. Уж я-то тебе знаком лучше, чем продавец.       Гермиона достала гель для душа и губку прежде, чем ответить ему:       — Поэтому есть прилагательные — романтические, дружеские, рабочие, семейные и так далее.       — Серьёзно? — она до жути занудная и смешная, наивная девочка, любящая всё усложнять в и так сложной жизни. — Ты произносишь два слова, чтобы назвать то, у чего и так есть определение, — Драко забрал из её руки мочалку, пахнущую цитрусами и розмарином, чтобы искупать её и, возможно, себя. — Ты говоришь канцеляризмами вместо того, чтобы общаться на человеческом языке.       — А, знаешь, — Гермиона огладила его грудь мыльной ладонью, — я согласна, у нас роман, — её указательный палец остановился на его ключице, и Гермиона вдруг так посмотрела на Драко снизу вверх, что всё раздражение мигом пропало. Он бы хотел её прямо сейчас сфотографировать. — Доволен?       Драко скрыл все сильные эмоции за простой улыбкой и искренними словами:       — Счастлив, что ты это признала, а то быть другом как-то не по мне.       Гермиона несколько раз моргнула, зрачки сначала расширились, потом сузились, сфокусировавшись на Драко.       — Тебе ближе роль любовника?       Её игривые ладони скользнули по его торсу вниз, она вжалась в него, придавливая Драко к стеклянной стенке спиной. Им бы поменяться местами, но она слишком горяча прямо сейчас, когда Гермиона будто освободилась от ещё одной скрепы, пока он, в свою очередь, ими обрастал.       — Да, — Драко попробовал на вкус её губы, всё такие же, как несколько пререканий до этого, только вот теперь они были ещё и влажными от воды, — определённо, мне ближе роль любовника. Не люблю быть парнем. «Парень» так же расплывчато, как и «отношения», а я люблю конкретику.       Теперь была её очередь: Гермиона встала на цыпочки, обхватила его лицо ладонями и притянула к себе, чтобы чувственно поцеловать. Она ощущала себя всё свободнее, ему нравилось, как она исследовала его губы и встречалась с его языком — непринуждённо, будто это их тысячный поцелуй.       А в конце она скользнула по головке члена пальцами — до того острое и неожиданное прикосновение, что Драко не смог сдержать ответную дрожь.       — У тебя такое необычное имя, и весьма конкретное, — её янтарная радужка будто светилась изнутри. — Драко, почему именно Драко?       — Старая семейная традиция, — хрипло отозвался он, вылавливая ладонь Гермионы и возвращая её на свой член.       Гермиона поцеловала его в плечо, касаясь вытатуированной кожи кончиком языка, и провела медленно вдоль члена, сжимая пальцы в кольцо.       — А что означает твоя татуировка?       Драко закрыл глаза. Ощущения смешались. Мысли о значении татуировки, воспоминания о том времени, в итоге накрыли его с головой, и вставший член всё-таки стал раздражающим фактором. Она не отстанет от него. Можно было сказать что-то банальное, чтобы она отстала от него, но Драко решил дать этим отношениям шанс.       — Не всегда татуировка что-то означает, — он следил за её мыльными руками, прикасающимися к члену, — но я сделал её не только потому, что мне нравятся татуировки. В то время я ничего не чувствовал, — Гермиона остановилась. — Знаешь, что это такое?       — Что такое бесчувствие? — уточнила, отнимая от него руки.       — Да, — голос, неожиданно для Драко, прозвучал хрипло.       — Не совсем понимаю, но, должно быть, тебе было плохо, — её алые щёки выдали всё, о чём она думала: все сожаления о своей разговорчивости и нелепых вопросах во время прелюдии.       Это было обычным делом, особенно во время начала отношений, поэтому Драко успокаивающе погладил её по спине прежде, чем сказать правду:       — Моя невеста покончила с собой, — Гермиона не знала ни о самоубийстве, ни о невесте, поэтому губы девушки задрожали, а Драко вспомнил, что он может, пока говорит, её искупать. — Она была долго больна, а я об этом даже не догадывался, — Драко поймал ещё более сочувствующий взгляд, полный сожаления, поэтому ему пришлось пояснить. — Тяжёлая депрессия. Она сбросилась с крыши. Видимо, подумала, что если умереть, то так, чтобы наверняка, чтобы не спасли.       Намыленная мочалка стала будто продолжением его руки. Драко натирал кожу спины Гермионы, а та касалась сосками верха его живота, её дыхание холодило его ключицы и основание шеи. Слишком близко и интимно, но по-другому он не мог.       Не просить же её развернуться к нему спиной?       Но всё ещё болезненная тема разговора, всё ещё не до конца зажившая рана в нём, и говоря о прошлом, Драко будто пытался разорвать рану, вскрыть всю накопившуюся внутри боль как гнойник.       — И тебе было плохо, — заключила Гермиона.       Драко почувствовал, как её дыхание прервалось, когда он собрал одной рукой волосы девушки и стал намыливать шею. Значит, это одна из её чувственных точек — заметил он для себя, надавливая большим пальцем совсем рядом с пульсирующей сонной артерией.       Ему хотелось прошептать: какая же ты красивая и соблазнительная.       Разговор же шёл в иную сторону, и его член то опадал, то вновь поднимал голову. Это было мучительно. Приятно и дискомфортно одновременно, что-то сродни пытки.       — Не совсем, — Драко улыбнулся, правда, улыбнулся, но вот только эта улыбка была… пластмассовой, — мне было… никак. Не всё равно, а никак. В один момент будто выключили свет, — он запрокинул голову, его внутренний взор был обращён в воспоминания, принёсшие травмы. Руки же ощущали её влажное мыльное тело, его член касался её бёдер, вода шумела. Тело находилось здесь и сейчас, животные инстинкты были наготове, но вот душа, разум, психика, личность… — всё в прошлом. — Я тогда был далеко. Гонки. Моё увлечение забирало много времени, — Драко пояснил дежурно, ведь все далёкие от мотоспорта люди считают, что, на самом деле, всё очень легко и просто, что это баловство, как считала и Астория. — И даже если бы я был рядом, я был глуп и слеп, чтобы хоть что-то понять, чтобы спасти. И вряд ли моя близость к ней хоть что-то изменила, но всегда есть «но».       — И ты не перестаёшь об этом думать, — голос Гермионы звучал всё более сдержано и холодно, что контрастировало с их физической близостью и неожиданной больной и откровенной темой.       Когда она так манипулятивно хотела вытащить его на разговор о его проблемах, конечно, она не подозревала о возможности таких проблем.       Но кожа на её груди, покрытая мурашками, стоявшие пиками соски, их горошенки так перламутрово и соблазнительно переливались под мыльной пеной, Драко так нравилось их массировать, это был самый лучший антистресс в его жизни.       — Думать в сослагательном наклонении, — уточнил Драко, облизывая пересохшие губы. — Да, я не переставал об этом думать, — подтвердил и для самого себя, подвёл черту мысленно. Член болезненно дёрнулся. — Тогда объявили карантин, я был в своей квартире. Большой квартире, с винтовой лестницей, панорамными окнами и кучей стен. Ни одной живой души, ни одного растения, даже рыбки. Только мёртвое дерево, пластик, металл, керамика, стекло, ткань и бетон. И город внизу, — Гермиона шумно выдохнула, когда он сжал её соски, но после, будто опомнившись, нахмурилась. Драко же резко отнял от неё руки и спрятал за спину. Его беглый взгляд еле сконцентрировался на одной точке — её расширенных, но медленно сужающихся зрачках. Они завораживали. — И я в безэмоциональной коме с бутылкой виски на диване у телевизора, — ему было стыдно. Кровь от члена стала отливать. Драко сглотнул, вспоминая, что именно было следующим. — И так немногим больше месяца, а потом что-то щёлкнуло. Я подставил к панорамному окну стол, выломал стекло и долго стоял, обдумываемый ветром. Незабываемые ощущения и первые чувства, точнее одно отчётливое желание — я не хочу умирать. Переломный период личности — опускаешься на самое дно, чтобы с него подняться.       — Крыша была закрыта? — уточнение или интерес, а, может быть, поиск логики в нелогичном поступке для любого здравомыслящего человека — Драко всё равно, для чего этот вопрос был задан Гермионой.       Мочалка выпала из его руки в поддон. Драко ощутил холод и влагу стекла лопатками.       Всё его тело говорило о том, что это была больная тема. Это сильно раздражало и бесило. Её внимательный-сочувствующий-пронзительный взгляд бесил.       — А я тогда о ней не подумал, — неестественно расслабленно. — Помнишь, в те времена мы открывали дверь только курьерам и врачам, а сами не переходили через порог. Возможно, под алкоголем начала развиваться лёгкая форма агорафобии, и я просто заранее подсознательно отмёл этот вариант.       Он нагнулся за мочалкой. Стал ополаскивать под лейкой. Она достала с полки шампунь. Видимо, Драко всё-таки испачкал её волосы мылом.       — И что? Ты жил с разбитым стеклом? — Драко её тон показался грубым.       — Какое-то время, — улыбаясь, пожимая плечами, припоминая подробности быта. — Я залепил его скотчем, — Драко всё думал: «Зачем она хочет это знать?». — От холода не спасало, но вот от сквозняка — да, — в голову приходило только одно единственное: «Не доверяет? Не верит?». — Но потом, когда появилась такая возможность, я первым делом вызвал строителей, и они поменяли окно, — непринуждённо.       — И что ты потом делал? — холодный интерес.       Вся фантазия с сексом в душевой кабине превратилась в психологическую драму, совершенно не располагающую ни к чему, кроме разговора, действительно, больше похожего на покаяние во всех грехах или психотерапию.       Драко, конечно, в подростковом возрасте и о сексе с монахиней фантазировал, и с врачом в кабинете, но не думал, что случится такой забавный кроссовер в душевой, правда, совсем без желаемого.       Это было настолько разочаровывающим опытом, что ему даже в моменте стало смешно.       Драко хотел просто расслабиться с ней. Почему всё так далеко зашло? Почему он позволил?       — Смотрел фильмы, точнее двадцать четыре часа в сутки работал телевизор, а я ставил все фильмы по списку от самого верхнего к нижнему. Не дошёл до конца, но был близок, — Драко, вроде, рассказывал правду, но умудрялся иронизировать. Защитная реакция? Защитная реакция. — И читал книги, я много читал. Скачивал электронные книги по психологии и читал, не отрываясь. У меня в тот момент поехала крыша, — неловкий смех. — Бум, и вот я из яркого представителя безответственной золотой молодёжи стал осмысленным придурком-прилипалой с опасным увлечением в кармане, — он криво усмехнулся, будто прочитав её мысли. — Я бы, может, поменял стиль, в смысле, оделся бы, как следует, более формально, напялил очки, заказал латте на миндальном молоке и подкатил к тебе в таком виде, и тебе бы понравился больше, чем такой, какой я есть, но от этого двуличия блевать тянет. Не моё.       Он выворачивал себя наизнанку, а она:       — Скорее всего, карантин и алкоголь всё усугубили, если бы ты был в тот момент в окружении близких людей, то всё было бы лучше, — это занудство убивало что-то внутри.       И для кого он старался? Драко не знал точно, чего ожидал от неё. Определённо чего-то ожидал.       — Вероятно, но когда карантин сняли, я записался к крутому татуировщику. И я тогда всё ещё плохо слышал чувства, они доходили до меня как звуки из-под толщи воды, то есть очень-очень глухо. Ты знала, что в таком безэмоциональном состоянии даже вкусы становятся совсем непонятными? Вся еда была на вкус как бумага. Но я сильно хотел жить и подумал, что, вероятно, татуировка — это больно. А боль приводит в чувство. Есть много способов привести себя в чувство быстрее, например, подраться, но я выбрал другой и более символичный. Эта татуировка — просто хаотичные линии. Мне нравится думать, что одна из этих линий — ты, — Драко же дал этим отношениям шанс, поэтому одна из множества линий на его коже — Гермионы. — Большая скорость тоже приводит в чувство. И секс, — горечь осталась осадком в грудине. — Секс — самое лучшее лекарство от разбитого сердца.       Цитрус и розмарин смешались с удушающим паром. Драко стало дурно. Он первым выбрался из душа.       — Полотенце?       — Возьми в той коробке, — Гермиона указала пальцем на коробку, стоящую на стиральной машине. — Бери любое.       Выбирая между розовым и лавандовым, Драко выбрал то, что было больше.       Пока он вытирался, Гермиона смыла волосы и вышла из душа. Она сняла полотенце с крючка и завернула в него волосы, после чего укуталась в большое полотенце и, проскользнув мимо Драко, который решил, что стоит надеть свою одежду, открыла дверь. Он следил за ней.       Их взгляды встретились.       — Спасибо, что поделился прошлым.       Не успел Драко застегнуть джинсы, как Гермиона ушла. Ситуация казалась сильно напряжённой. Драко было некомфортно, но в тоже время приятно — озвучить свои мысли и поделиться ими.

***

      Дом Гермионы был небольшим, необжитым, но всё равно тёплым и приветливым. Даже среди коробок, чемоданов и оклеенных упаковочной плёнкой предметов мебели всё казалось живым. Драко ощущал себя внутри это пространства по-настоящему нужным.       Гермиона надела бархатный халат, полотенце на её голове скрывало волосы. Она стояла на кухне, ставила на газовую плиту чайник. Голубой яркий цветок светился на антрацитовом фоне.       — Голоден?       Драко сел за стол и подпёр ладонями голову.       — Достаточно, чтобы пообедать. Скажи, где лежит посуда?       Гермиона задумалась, потом с точностью указала на коробку, стоящую рядом с угловым шкафом:       — В ней столовые приборы и часть керамической посуды.       — Интересно, а тарелки не побились? — Драко с сомнением посмотрел на коробку.       — Думаю, нет, но мы сейчас проверим.       Она взяла красный мультитул со столешницы и подошла к коробке, чтобы разрезать скотч.       — Знаешь, — Гермиона достала свёрток плотной серой ткани, — верхние тарелки целые, — и положила его на столешницу рядом с коробкой. — Здесь столовые ножи, вилки и ложки, — после она открыла шкаф и начала доставать по одной тарелке и ставить их на полку в стопки. — Это тарелка, которую я купила на блошином рынке в Париже, — она показала Драко тарелку с нарисованным зелёной краской домиком в лесной чаще. — А вот её пара, — такая же по мотиву, но расписанная красными чернилами, домик и лес отличались.       — Любишь красивые вещи?       Гермиона покачала головой.       — Да, но не совсем, это скорее об уюте, комфорте и приятных воспоминаниях, чем о красоте, — она достала ещё тарелки, и каждые из них, пусть по диаметру были стандартными, имели свои отличия по цвету, орнаменту и материалу. Иногда это были парные тарелки. — Хотя, конечно, они очень красивы сами по себе, но не настолько, чтобы иметь какую-то огромную ценность среди коллекционеров. Я не коллекционер в том самом понимании, что бережёт каждую коллекционную вещь и сдувает с неё пылинки, а сам пользуется вещами из Икеи, — Гермиона фыркнула, ставя пустую коробку в угол комнаты и приступая к следующей. — Мне кажется, что вещи должны служить по назначению и тому же фарфору грустно стоять одиноко в шкафу, да и пространство — один из самых ценных ресурсов, поэтому каждая лишняя вещь, не выполняющая своё предназначение, груз.       — Тогда ты за функциональность и красоту?       Гермиона обернулась на Драко перед тем, как начать доставать вещи из коробки:       — Я бы сказала, что восемьдесят на двадцать, — она задумчиво посмотрела вверх. — То есть, да, я на четыре пятых за функциональность и красоту, а на одну пятую либо функциональность, либо красоту, — её взгляд сфокусировался на Драко. — То есть, я имею ввиду, что есть утилитарные вещи, как, допустим, ёршик для унитаза, который может быть симпатичным, но вряд ли может быть каким-то уж произведением искусства, или половая тряпка… — Гермиона объясняла так, будто бы он не понимал все эти обыденные вещи. Возможно, ей казалось, что настолько богатые, как Драко, или мужчины думают иначе. — Что может быть более простым? Но есть так же ёлочные игрушки, рождественский декор, живопись, статуэтки. Они просто красивы. Конечно, они могут быть и функциональны, — для Драко в этот момент Гермиона была очень милой и сексуальной, и это объяснение ему казалось маленькой лекцией, читаемой исключительно для него. — Например, бронзовые статуэтки могут держать ряд книг, а картина закрывать электрический щиток, но в своей массе они просто красивы, — она так увлекалась темой разговора, что совсем не контролировала мимику и движение рук — они становились более живыми, расслабленными и открытыми. Это подкупало. — Поэтому мне кажется глупым окружать себя эстетикой во всём, но стремиться к тому, чтобы иметь особенные для себя вещи — мне кажется правильным.       Драко хотелось купить и подарить ей всё, что она захочет, если Гермиона будет так же восторженно говорить с ним потом на кухне или в гостиной, расставляя свои находки и подарки. Драко хотелось окружить её всем. Абсолютно всем. Создать самые комфортные условия, воздвигнуть оранжерею только для неё.       И это желание пугало его. Это желание было, как казалось Драко, нездоровым.       Гермиона доставала глубокие чашки. Чайник закипел и засвистел, и Драко поднялся со своего места и выключил его.       — Твоя микроволновка работает?       — Да.       Драко пошёл в кладовую, открыл холодильник, достал еду, что привёз с собой, и поставил один из контейнеров в микроволновку. Он поставил его разогреваться на три минуты, после чего подошёл к Гермионе, встал за её спину и достал те самые парные тарелки с домиками.       — Они созданы для нашей лазаньи.       — Только их нельзя ставить в микроволновку, — предостерегла Гермиона.       — О, я в курсе, — он мимолётно поцеловал её в шею. — Твоему парню не нравилось, как был устроен ваш быт?       Гермиона снова задумалась. И какое-то время на кухне была тишина, разбавляемая шумом работы микроволновой печи и звоном стекла и керамики.       — Странно, но я никогда не спрашивала, что нравится Рону. Когда он меня познакомил со своими родителями, я сразу нашла общий язык с его мамой. Она очень увлечённый творческий человек — и вяжет, и шьёт, и вышивает. У них всегда очень по-домашнему уютно, пусть даже многим будет казаться, что пёстрых вещей слишком много.       — А он носил вещи, которая она шила или вязала для него?       — Надевал раз или два, а потом все они лежали в шкафу в сумке. Знаешь, я вдруг поняла, что ему совсем не нравилось подобное.       — Это объясняется психологически, — Драко достал контейнер с лазаньей из микроволновки и переложил её на тарелку, а потом поставил другой контейнер. — Дети, жившие в более минималистичных интерьерах, любят более необычные и яркие интерьеры, а жившие в обилии красок, наоборот, стремятся к монохрому. Это как принцип от обратного, только работает в том случае, если ребёнку было некомфортно в семье, и он видит причину дискомфорта не в отношениях в семье или к нему, а в «неподходящем» интерьере. Обилие ярких пятен его, действительно, могло раздражать.       — В нашей съёмной квартире были совершенно базовые белые стены. Они казались мне слишком пустыми, — Гермиона открыла новую коробку и начала доставать из неё кружки и стаканы. — Белый — практичный цвет, я люблю его, но я не ощущала себя в белых пустых стенах уютно, поэтому приносила находки с блошиных рынков и антикварных магазинчиков, находила яркие постеры и картины. Всё, лишь бы наполнить интерьер собой, сделать его подходящим мне, ощутить эту съёмную квартиру своим домом, — она вздохнула. — Однажды Молли, мама Рона, подарила мне на Рождество потрясающее стёганное лоскутное покрывало. Кстати, оно всё ещё со мной, так как мне дарила его именно Молли, а не Рон, — она широко и довольно улыбнулась. — Я знаю, что подобное изделие очень трудозатратное и качество работы высочайшее. И я с огромной радостью приняла этот подарок, заправляла им постель, но, когда Рону приходилось заправлять постель, он никогда не стелил его. Он предпочитал простой серый плед, — Гермиона поджала губы. — Рон всегда ходил в простой базовой одежде и старался выделяться характером и достижениями, чем внешностью, — Гермиона убрала пустую коробку в сторону и поставила новую на её место. — У него всегда было много друзей, а я ощущала себя одинокой в их компании, потому что во мне было что-то от отшельницы, — она неловко рассмеялась, закрыв рот ладонью. — Это было ужасно. Я уставала от его друзей, хотя мы выходили просто пообщаться. И потом, когда мы возвращались домой, я надевала свою самую большую одежду, брала плед и уходила на лоджию, чтобы побыть несколько часов в одиночестве и перезагрузиться, — Гермиона расставляла бокалы и фужеры с золотыми каёмками, стоя на цыпочках, так как она не доставала до самой верхней полки. — В один вечер я плакала в клубе от бессилия и опустошения, — Драко подошёл к ней и взял из её рук бокалы, чтобы поставить их вместо неё. — Ещё тогда я боялась себе признаться, что мы не подходим друг другу, потому что я всегда мечтала об одном человеке на всю жизнь, чтобы мы были близки и подходили друг другу, поэтому я не могла принять, что всё это было большой ошибкой, — её лицо вновь порозовело. По Гермионе было видно, что она только училась безмолвно принимать помощь, и это даже возбуждало в Драко больший хищный интерес, чем её заплаканные глаза. Ему безумно нравились её хрупкость и стойкость. — И если бы не пандемия, не карантин, скорее всего, мы бы поженились с Роном, — она нахмурилась. — Но эта изоляция в одном пространстве стала лакмусовой бумажкой: ни я, ни Рон не смогли выносить общества друг друга.       — Ты большая молодец, что в итоге набралась смелости и разорвала эти отношения.       — На самом деле, Рон был инициатором разрыва.       — Но ты же его отпустила.       — Да, я выбросила его подарки и вещи, — Гермиона поёжилась. — Да, я его отпустила. Это было нелогично и глупо, то есть так взрослые люди не поступают, — Гермиона подняла глаза на Драко. — Мне даже стыдно признаваться в этом, но если ты спросишь — жалею ли я…       — Жалеешь? — Драко ответил ей уверенной и открытой улыбкой.       — Боже, нет, — она рассмеялась, было видно, что после этого будто бы она сбросила тяжёлый груз со своих плеч. — Я бы сделала это снова. Я плохой человек.       — Я тоже плохой человек, — Драко протянул ей руку.       Гермиона пожала её со словами:       — Очень приятно.       — И мне.       — Будем вместе гореть в Аду.       — В одном котле, зато в хорошей компании.       Драко положил на талию Гермионы руки, притянул к себе, склонился над ней и нежно поцеловал. Микроволновая печь настырно и громко запищала, но Драко её проигнорировал. Он посадил Гермиону на кухонную столешницу, огладил её открытую кожу шеи ладонью и резким движением расширил вырез халата, освобождая молочную грудь с розовыми сосками.       — Божественно, — выдохнул он, склоняясь к груди.       — Ты же голоден?.. — Гермиона попыталась воспротивится, но тут же с её губ сорвался полустон от его нежных движений кончика языка вокруг ореола соска. — Нет?..       — Еда… — он усмехнулся. — Да, ты права, — он отстранился и поправил её халат, вернув в прежнее положение. — Нужно поесть.       Он вернулся к микроволновой печи, достал вторую порцию лазаньи, которая простояла предостаточно, выложил её на другую тарелку, а потом принёс и поставил на стол. Он достал из свёртка ножи и вилки, ополоснул их в кране и положил приборы перед тарелкой Гермионы.       — У меня есть вино. Красное. В холодильнике, — она спрыгнула со столешницы и поправила свой халат. Ей явно хотелось продолжения, но ей было стыдно о нём просить — всё читалось по лицу и поведению. Драко слишком нравилось её смущение, оно заводило даже больше, чем вид её обнажённой груди. — Достань бокалы, а я принесу вино.       — Любишь вино?       — Не особо, — Гермиона скрылась в кладовой. — Мне нравится эффект раскрепощённости от него, но, честно говоря, мне непонятен вкус алкоголя и неприятно утреннее недомогание.       — Ты ощущаешь себя зажатой?       — Есть такое, — она вышла с открытой и начатой на одну четверть бутылкой вина. — Под алкоголем всё проще: я ощущаю себя свободнее в поступках и действиях.       — То есть, ты предлагаешь опробовать что-то новое для тебя после того, как мы покончим с вином?       Гермиона хихикнула.       — Ну, можно, — она неуверенно пожала плечами.       — Или поговорить на неудобные темы? — предложил Драко, рассматривая её бёдра, выглядывающие из разреза халата.       Он взял из её рук вино, достал крышку и разлил по бокалам.       — Лазанья уже остыла, — попробовав кусочек, заключила Гермиона.       — Можем разогреть снова, — Драко привстал, но Гермиона покачала головой.       — Нет, не нужно, иначе мы никогда не доедим.       — Ты знаешь, что красное и белое вино, в отличии от игристого, не пьют холодным? — спросил Драко, наблюдая, как Гермиона поднесла бокал к губам.       — Почему? — она не сделала глотка, остановилась, глядя на него.       — Опьянение приходит быстрее, а вино пьётся легче, — Драко наблюдал за тем, как Гермиона всё-таки отпила вино. — Можно перепить. К тому же, букет вина не раскрывается в полной мере.       — Букет? — Гермиона непонимающе смотрела на него.       — Аромат. Возьми бокал так, как взял его я. Твоя ладонь должна согревать дно бокала. Взболтай так, чтобы вино покрывало тонким слоем бокал. Осторожно, не разлей. Остановись, поднеси бокал к себе, склонись к нему и вдохни аромат. Запах этого вина — это смесь эфиров, которые улетучиваются во время нагревания и обогащают восприятие вина на вкус. Чем для тебя пахнет это вино, Гермиона?       — Похоже на смесь сухофруктов, — она ещё раз вдохнула запах, — но оно ещё вчера пахло вином.       — Не совсем, скорее оно пахло винным спиртом, уксусом и танинами. Кстати, именно из-за танинов есть этот неприятный вкус, так как вино слишком молодое, и танины не успели смягчиться и стать единым целым с основным вкусом вина, его букетом, текстурой. Но согласись, что так вкуснее?       Гермиона сделала ещё один неторопливый глоток и улыбнулась.       — Я всё равно не понимаю этот вкус, но он приятнее, чем раньше.       — На самом деле, это вино посредственно плохое и от него будет болеть голова. Я привезу другое, и тебе оно понравится больше, ты сразу поймёшь разницу.       — Так тебе нравится вино?       — Нет, в целом, мне не нравится саморазрушение посредством алкоголя, но я с четырнадцати лет раз в неделю пил бокал вина за ужином вместе с родителями, и отец мне много рассказывал о виноделии и энологии — науке о вине. Вино стало ритуалом, частью культуры моей семьи. И, на самом деле, я никогда не видел в своей семье каких-то нездоровых паттернов с алкоголем, в том числе и с вином.       — Да не оправдывайся, — Гермиона рассмеялась, её щёки приятно порозовели. — Я всё понимаю, мне стало просто интересно. А какой алкоголь тебе нравится? На вкус?       — Думаю, что мне на вкус больше нравится джин в классических английских коктейлях двадцатых годов.       Гермиона долго рассматривала Драко, облизала губу, когда он подлил в её бокал вина, и сказала, вперив взгляд в его кадык:       — То есть от тебя по ночам пахнет можжевельником?       — Не только.       — Предпочитаешь малину?       — Смотря какое настроение. А ты хочешь узнать, как от меня пахнет по ночам?       — Ты же мой любовник. Я всё равно это рано или поздно узнаю. Останешься у меня переночевать? Закажем доставку, купим джин под твоё настроение или сразу два, пиццу или с чем там его едят?       Она поймала руку Драко, пытаясь сконцентрировать абсолютно всё его внимание на себе, хотя куда уж больше. В джинсах уже минут десять было тесно и дискомфортно.       — Пьют, Гермиона, — он поправил её, гортанно рассмеявшись. — Ну, хорошо. Тебе понравилась лазанья?       — Очень.       — Но ты не съела и половины.       — Ох…       Случился очень содержательный разговор после второго бокала вина, но Драко не удержался и подлил ей ещё вина, ведь она достаточно выжидательно смотрела на бутылку, быстро допивая своё вино.       — И куда ты спешишь?       Гермиона облизала губы. Её взгляд ощущался на теле Драко.       — Я просто очень сильно хочу тебя. И не понимаю, почему именно ты, за что именно ты. Мне кажется, я тебя не заслуживаю.       — Ты сейчас хочешь расплакаться?       — Очень хочу. А можно?       — Можно, если хочешь. И что тебя во мне возбуждает так сильно?       — Искренность. — Она вздохнула. — То, что ты гораздо больше и тяжелее меня. Твои руки такие большие, сильные и красивые. У тебя длинные пальцы. Я бы хотела их облизать и…       — И?..       Гермиона тыкнула в лазанью вилкой, поднесла кусочек ко рту, сомкнула губы и долго держала вилку между губ, а потом запила лазанью вином.       — Взять в рот и пососать их.       — Их?       — Твои пальцы.       Она вновь поймала его ладонь и поднесла её к своим губам. Драко коснулся её полной нижней губы большим пальцем. Он встал со своего места, чтобы быть гораздо выше, чтобы видеть больше и в нужном ракурсе — самом эффектном.       Драко так захотелось записать это куда-то себе на подкорку: Гермиона слегка приоткрывает губы, он мягко проталкивается большим пальцем вглубь, она закрывает глаза, её влажные и слипшиеся от слёз ресницы дрожат, когда он исследует её ряд зубов подушечкой, а потом она принимает его глубже, запрокинув голову и, Господи, протяжно стонет, когда его палец проходит по шершавому языку почти до конца.       Такая маленькая и узкая. Такая горячая и влажная.       Так хотелось взять её за волосы, и Драко сбросил её тюрбан из полотенца на пол, чтобы осуществить задуманное.       Волосы влажные и скользкие. Их гораздо легче натянуть. И Драко тянет на себя, вверх.       — Хочешь сделать мне минет?       — Разбудить тебя утром минетом.       Драко хохотнул, впиваясь в её губы жарким и жадным поцелуем.       — Развратница, — прошептал он ей в губы, помогая Гермионе снять с себя одежду. — Тебя нужно наказать.       — И как же ты меня накажешь? — она спустила его джинсы к полу вместе с трусами, а он развязал пояс на её халате и сбросил с плеч.       — Так тебя возбуждает моё большое тело?       — Да.       — Тогда крепко возьмись за мою шею.       — Ой, нет, — Гермиона взвизгнула, когда Драко взял её за бёдра и поднял.       — Обвей меня ногами и держись.       — Ты меня уронишь! — она выкрикнула ему куда-то в шею.       — Не уроню, но если тебе настолько страшно, то стена может стать ещё одной поддержкой, — Драко развернулся так, чтобы Гермиона упиралась обнажённой спиной в стену. — Так лучше?       Гермиона нервно рассмеялась:       — Лучше.       — Прекрасно.       Драко, беря член в руку, поздно вспомнил, что не надел презерватив. Гермиона о контрацепции вообще не думала.       Она сейчас влажно выцеловывала его шею.       — Чёрт.       Гермиона прошептала в его кадык:       — Что?.. — и принялась его вылизывать и посасывать языком, от чего вся кожа Драко покрылась мурашками. Думать становилось ещё немного сложнее.       — Презерватив, — пояснил он.       — Можешь не надевать, — она выдохнула ему в ухо. — Я пью контрацептивы. У меня не было парня очень давно. И я… здорова.       — Но… — Драко сглотнул.       Без презерватива было бы гораздо приятнее.       — Забей, — она подула на влажную кожу на его шее, и Драко едва подавил стон. — Я верю тебе. Ты здоров, и всё в порядке. Так?       — Вроде бы.       — Разберёмся завтра, — Гермиона крепче прижалась к нему. — Я тебя хочу прямо сейчас. Войди в меня. Твой член без презерватива более…       Драко раздвинул головкой её половые губы.       — Более? — медленно толкнулся в неё.       Чем медленнее входишь, тем лучше и больше чувствуешь. И это ощущение захватывает, его становится мало, когда входишь до конца.       Драко жадно поцеловал её в шею, оставляя багровый цвет на коже. Он же давно не подросток, но… Драко желает покрыть всё её тело засосами. Особенно шею, грудь, живот и бёдра. А спину и ягодицу кусать до беспамятства. Но он только вжимался в неё, вдавливал в её ягодицы пальцы. Она мягкая и упругая как тесто. Гермиона сносит крышу и сводит с ума.       Чистое безумие — сдерживать в ней своё животное начало. Идеальная.       Она такая для него идеальная. Неужели она реальна?       Драко долго не двигается, наслаждаясь нахождением в Гермионе.       А когда начинает медленно двигаться, то уже не может остановиться, потому что её грудь прижимается к его груди. Потому что она впивается ногтями в его кожу. Потому что Гермиона стонет его имя прямо в ухо. Потому что так хорошо, что почти невозможно. Это такое дикое собственническое желание, обжигающее лёгкие изнутри сильнее, чем живой огонь.       Дикое. Абсолютно дикое.       Его странная аддикция, привязывающая к себе крепко и сразу, быстрее, чем любой наркотик.       — Гермиона?.. — позвал он её, немного глядя со стороны.       Изображение перед глазами в расфокусе, и если бы сейчас врезался в землю астероид размером с Марс, Драко всё равно бы не смог от неё оторваться.       — Смотри на меня.       Он впился в губы Гермионы поцелуем. Снова. Она была вся его, и этот жгучий горьковатый вкус с её языка кружил голову. Драко полюбил переплетать с Гермионой язык.       Это не просто хорошо.       Это безумно.       Незаконно.       Запретно.       Гермиону Грейнджер должны запретить через суд.       — Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза, когда будешь кончать.       А она была близка, и когда Драко резко почти вышел из неё, Гермиона содрогнулась прямо в его руках, а её глаза были почти чёрными, как чёртова чёрная дыра. Она чёрная дыра.       Маленькая дрожащая чёрная дыра.       Драко ускорился. Он просто врывался в неё так быстро, что она не просто стонала, а кричала и чертовски сильно дрожала. Драко ощутил горячую влагу на своих бёдрах и лобке. Услышал отчётливый звук, как жидкость стекает на пол.       И его едва хватило на одну фрикцию, чтобы вскоре последовать за ней.       Немного отдышавшись, Драко вышел из Гермионы и аккуратно поставил её на пол, наблюдая, как тут же по её влажным бёдрам начала стекать сперма.       Она обняла себя руками.       — Что это такое? — Гермиона испуганно смотрела на себя, Драко и лужу жидкости на полу.       — Думаю, сквирт.       — С-сквирт?.. — её глаза распахнулись. — Я…       — Это был мощный оргазм, — Драко поцеловал её в висок. — Ничего страшного. Я всё уберу, а ты иди в душ.       Гермиона еле стояла на ногах и была вся, абсолютно вся, алая от стыда, но ничего, сейчас он разберётся с последствиями и расскажет ей, что в этом нет ничего плохого и это нормально, даже очень хорошо.       И обязательно похвалит.       И извинится за несдержанность.       Но сначала… Сначала небольшая катастрофа на полу.