Прелести чрезмерного гостеприимства

      Первым пришлось расстегнуть ремень, обтянувший живот по кругу и прилегающий так, что между ним и джинсами нельзя было просунуть даже тонкого черенка вилки, которой Антон уже битый час пытался доесть неубывающие, казалось, с тарелки хинкали. Как же легче стало, когда лишнее давление исчезло с и без того напряженного живота, где уже покоились несколько первых смен блюд.       Хинкали, сочные, огромные, размером с хороший кулак, были третьими в этом бесконечном круговороте еды на столе. И для злосчастного ремня стали последней каплей. Жаль, не для Антона, который уже без всякого аппетита укусил нежный хинкальный бок и выпил заполняющий тесто бульон, чтобы добраться до мяса. Вот его заполняло примерно так же, только, если хинкаль был до проделанной с ним процедуры тугим и круглым, то живот парня еще мог вмещать в себя пищу, чувствуясь тяжелым, но всё же способным к растяжению.       Как же Тоша сейчас благодарил свои приёбнутые кинки, благодаря которым в худом костлявом теле был достаточно растянутый желудок, чтобы всё это вместить и оставить место для большего. Иначе он бы не выдержал еще пять хинкалей назад - порции, которые ему радушно накладывали со всех сторон, были не то, чтобы скромными. Скорее конскими, и что, что тут ели так почти все. "Почти все", не считая пары человек за столом, весили явно раза в два больше, сразу видно, что могут позволить себе такое обжорство без вреда для желудка. А вот Антон уже который раз проклинал свою уступчивость, из-за которой он не просто сейчас ел уже седьмой по счету хинкаль, а этим количеством раньше можно было бы накормить двух с половиной таких, как он... Нет, из-за которой он вообще тут оказался.       Если бы девушка не заебала мозг своим "давай поедем к моим родителям и познакомимся нормально, ну Антон, ну че тебе стоит", этой хуйни бы не было. Сто процентов не было, если бы он отказался.       Нет, отрицать, что он определенно приебнутый на голову фетишист, было невозможно. Не зря приход зарплаты означал, что Тоша опять обожрется до скрипа в переполненном животе, наслаждаясь болезненным ощущением наполненности. Только вот, предаваться своему умосхождению дома, в привычной обстановке и приятной компании из "я-его-девушка-но-уже-почти-жена"-Элины было все же спокойнее. Точно спокойнее, чем в чужом доме за столом размером с саму комнату. Нет, серьезно, чудо, что у стола еще не подломились ножки от того, сколько на него наставили. Хватило бы закормить целый полк, хотя знакомиться с новым-старым членом семьи, что несколько лет до этого не давал о себе знать, пригласили не многим меньше.       Если Антон надеялся, что на неловкости первого получаса и приглашениях выпить за здоровье будущей жены, которые еще и приходилось аккуратно отклонять, словно гуляя по минному полю, всё закончится, он крупно ошибался. Очень. Крупно. Зато стало понятно, почему Элине не дала толком пожрать перед поездкой, заставив трястись в такси на голодный желудок. Сюрприз фетишисту, так сказать, кушай, не обляпайся. И он явно удался.       Честно сказать, Антон охуел. Вытаскивать даже через три года совместной жизни и шесть - знакомства, инфу о семье из Элины надо было клещами. Впрочем, так было со всем, в первые два года Тоша знал лишь, как её зовут, и что у них почти одинаковый размер обуви, потому что однажды она натерла ногу в босоножках, и пришлось одалживать свои шлепки. Делать сюрпризы у Элине явно получалось охуенно. От одного такого в виде старшего братика ростом под шкаф и такой же шириной плеч Антон аж присел при знакомстве. Особенно, когда тот пригласил тощего поцика с сережками в ушах на минуточку в коридор, пока сестренка помогала принести жратву в зал. И очень прямо так намекнул, что шесть лет знакомства - это охуенно, но лучше бы Тоше его сестру не расстраивать ни разу в жизни, иначе Тоха станет аккуратной мясной лепехой.       Наверное, надо было валить еще в тот момент, но социофобия Антона как всегда дала по газам, and here we are.       Хотя, самым главным сюрпризом оказалось все-таки количество еды, которую наготовили на стол. Такое ощущение, что тут пахала бригада профессиональных поваров. Вот только различать оттенки вкуса Антон перестал еще после двух тарелок наваристого шурпе, которые почему-то посчитали за одну смену блюда.       На секунду даже закралась мысль - а не знает ли радушная семейка с кое-чьего болтливого языка, что будущий муженек у их доченьки немного куку, то есть, с кукукнутыми на всю голову кинками. Мало ли, бывают же люди, которые на "а я вот мечтаю обжираться каждый день и весить как Жигули" реагируют без отвращения и предложений сходить до ближайшей дурки, как было с немногочисленными знакомыми ранее в его жизни. По крайней мере, такая теория вписалась бы в происходящую сейчас вакханалию с едой, в которую его втянули. Но побег между порциями под предлогом толчка и яростная пятиминутная переписка оттуда разложили, что можно спокойно выдохнуть и не бояться спалиться. Фетиши оставались надежной тайной, а Антон узнал о такой фигне, как среднеазиатский гостевой менталитет. Узнал и даже не понял, радоваться или рвать когти в срочном порядке.       С одной стороны, ему явно повезло, и это не его девушка оказалась такой же на голову контуженой, что поддержала его кинки. А целая нация. Много. Наций. С другой - ну, ему объективно пиздец. Ужин должен был закончиться только через полтора часа, а живот уже распирало до искр перед глазами, и отнюдь не искр радости, см. пункт, почему жрать в чужом доме неуютно.       Антон предпринял было робкую попытку поставить точку в этой истории так же, как это работало в его обычной жизни, не менее робким:       - Мне, наверное, хва... - Которое прервалось, не успев начаться. Ему с заботливо-вежливым "Антон, вот это попробуйте, пожалуйста" тупо положили нихуевый такой кусище пирога размером, собственно, с сами пироги, которые пацан до того видел в жизни. Ага. Тактика отказа, которую он пытался провернуть который раз, нихуя не работала. Пришлось скорчить милую лыбу, словно так и было задумано, и выдавить жалкое: - Да, конечно.       Где-то сбоку раздался смешок, и Тоха с осуждающим лицом повернулся к давящей хохот Элине. О, если бы взгляды могли убивать... Но от его злобного выражения в смеси с набитыми пирогом щеками, делавшего парня похожим на насупленного хомяка, та нисколько не испугалась, к позору антониного эго. А просто тихо заржала и легла головой на стол, пряча лицо в ладонях. Вот кто точно получал удовольствие от происходящего - так это она. В отличие от своей семейки, ее липофилия была вполне осознаваемой и незамаскированной под традиции. Ну и в конце концов, что может быть приятнее, чем видеть, как кто-то проебался. Разве что видеть это десятый раз за вечер.       Но самым обидным было не это. Обидно было, что, едва-едва близкая к границе легкой пухлости, она была избавлена от токсичного гостеприимства. То ли Антон для окружающих считывался как "критический уровень веса, срочно откормить", то ли на него обращали всё внимание, потому что он был в этой семье совершенно чужим, а потому пиздец интересным и нуждающимся в особом отношении по каким-то там традициям, то ли это девушка у него была такая бойкая, что в своё время выбила себе право не доебывать её за столом. Но факт оставался фактом - к Элине особо не лезли и не предлагали "ещё кусочек". Антон так ебейше ей завидовал, особенно, когда с трудом протолкнул последний укус пирога внутрь. Тот, конечно, был вкуснее всего, что он ел до этого, нежный и с рассыпчатым сочным фаршем, так и сочащимся бульоном.       Но всё это было откровенно лишним.       Последний раз Антон так наедался года так три назад, когда всеми силами растягивал желудок, радуясь каждому новому грамму, что выходило съесть. Но после достижения "съесть в одну харю сет роллов на полтора килограмма" всё как-то остановилось. Видимо, сегодня вселенная решила вернуть его на путь истинный. Пояс стал нестерпимо давить, стоило выпить остатки натекшего с пирога бульона, и Тоша без сил откинулся на стул, чувствуя себя огромной нафаршированной уткой на новогоднем застолье.       Живот округлился даже на вид, выпирая из-под футболки тугим округлым шаром, где уже лежала целая прорва пищи. Край ткани натянулся наверх, не в силах его прикрыть, так что стало хорошо видно блестящую от пота кожу и уходящую куда-то вниз блядскую дорожку волос. Ещё немного, и он сойдет за беременного на среднем сроке. А потом и разродится. Едой. Внутри сладко, но больно потянуло от удовольствия при этой мысли. И тут же стало до пылающих ушей стыдно за то, о чем он думает среди абсолютно чужих людей. Если бы мысли можно было читать - Антон сгорел бы со стыда. Особенно, когда всё-таки решился и последовал примеру своего соседа с другой стороны, расстегнув тугую до невозможности пуговицу, которую с силой вдавило в растянутое пузо. Пришлось даже его втянуть, не то, чтобы удачно. Но этого маленького свободного расстояния хватило, чтобы расстегнуть пуговицу. И, к ещё большему ужасу парня, вслед за ней моментально разъехалась застежка джинс, позволяя животу сильнее выкатиться вперед.       Дышать сразу стало легче, да и плотно сидящие джинсы вроде не собирались падать даже, реши он в них пройтись... Но блять, он же хуй застегнет их обратно. Придется так и выходить из-за стола, идти по улице и ехать в такси. Антон мысленно посочувствовал будущему себе. Если, конечно, он переживет этот вечер - места оставалось всё меньше, а застолье и не думало закругляться. Зато округлялся он, словно напившийся крови клещ, которого вот-вот разорвет от обжорства. Воображение услужливо подкинуло картинку, от которой невольно пронзило возбуждением: живот, выросший до размеров огромного сочного арбуза, трещит ничуть не менее похоже, пока его продолжают фаршировать, делая вид, что так всё и должно быть. Словно цель всего этого вчера - заставить дорогого гостя лопнуть от обилия еды, не выходя из-за стола. Да он бы тогда и встать не смог, не то, что выйти. И Антон лопнул бы. С полузадушенным стоном, закатывая до боли глаза, хотя это не сравнилось бы с тем, как горел живот. Выгибаясь в спине в надежде, что это поможет, и из-за надежды же держась за натянутые бока, что в момент ослабнут, когда съеденное вырвется наружу.       Блять, он пиздец больной, конечно. Руки сами собой легли на горячий живот, осторожно поглаживая чуть натянутое брюшко. Если бы не нервозная обстановка и куча незнакомых людей, он бы насладился этим вечером сполна, но толпа вокруг изрядно отбивала охоту. Но из успокаивающей фантазии резко вырвало - к ладоням на центре пуза присоединилась третья. Элине незаметно протянула руку под столом и дразняще огладила живот, словно никого вокруг не было, и они просто сидели на очередной кинк-сессии одни. У Антона аж сердце в пятки ушло от ужаса, что вот сейчас все это заметят и повернутся к ним с осуждающими взглядами.       Но ничего не произошло. Мир не рухнул, и никто даже не додумался посмотреть под стол, где Элине, вообще бровью не поведя, болезненно сжала выпирающий сильнее всего центр живота, заставив Тошу сжать уже зубы. Вот так он и правда чувствовал себя натянутым, как струна. Хотя, соперничать со струной по тонкости он бы сейчас не смог. Разве что с басухой.       Но следующей подлянки он от Элины не ожидал.       - Тош, раз ты уже всё съел, давай ещё кусочек? - Сверкая кристально чистыми и вообще непалящимися глазами, она убрала руку с только переставшего ныть брюха. И шлепнула Антону ещё один нихуевый такой кусок пирога. Прямо хороший, с тарелку размером. Внутри всё сжалось от злости и отчаяния. Его разорвет к концу вечера просто сто процентов, хоть к гадалке не ходи. Судя по состоянию всех остальных, расходиться никто не собирался. И его никто не выпустит из-за стола первым, потому что по ебучим обычаям не принято. А вот, что принято - так это фаршировать гостя своей стряпней, пока в него не перестанет влезать. Антону даже показалось, что он уловил на себе несколько масляных, довольных взглядов. И это была не только одна Элине, время от времени ласкающая глазами растущий живот парня. Будто его оценивали, примеривались, сколько же он ещё выдержит, и каждый раз убеждались, что дорогой зять ещё в состоянии есть и даже цел.       И Антон не посмел отказаться, на радость присутствующим вгрызшись в кусок пирога.       Судя по ощущениям, до того, как он лопнет, осталось несколько секунд. В горло теплым потоком лился сладкий, словно чистый сахар, молочный чай. Тоха уже даже не держал кружку - он держался за живот. Огромный, выкатившийся на колени и густо порозовевший от натяжения, тот тихо булькал с каждым глотком, выдавливая все остатки воздуха в ноющем желудке. Кружку, больше походящую по объему на термос, держала Элине, раз в несколько секунд отнимая её, чтобы Антон мог отрыгнуть последний воздух, что ещё позволял его чреву растягиваться. А потом сделать вдох и снова пить. На ставший почти плоским пупок давило неимоверно. Чай давно заполнил все пустоты между еды, и теперь просто растягивал стенки желудка на их максимальный размер.       И сам живот тоже уже достиг максималочки - кожа зудела с боков, потому что там появилась пара новых растяжек, и честно тянулась из последних сил, сделав брюхо похожим на огромный тугой шар, что скрипит, пока его надувают. Ещё глоток, ещё. Его уже нехило так подташнивало, не говоря о рези внутри, но этот чай был последним блюдом на этом торжестве чревоугодия.       Антону даже позволили не есть никаких сладостей к чаю - он напиздел, что у него аллергия. Что удивительно, Элине поддержала легенду. Видимо, потому что при последнем поглаживании её пальцы не смогли продавить тугую кожу и на миллиметр. Пузо её парня было заполнено под завязку, и видеть, как он мучается от острой, ведущей к скорому отказу желудка, боли, было все-таки тяжело. Хотя следить за тем, как он, тяжело дыша и тихо скуля через зубы, ест щедрый кусок покупного пирога или огромного кекса, было соблазнительно, но его здоровье явно выигрывало. Если ещё у него не будет проблем с жкт после этого вечера, что уже было бы неплохо... Собственно говоря, из-за всего этого он просто пытался осилить хотя бы чай, сам аж покраснев от смеси жара жидкости и болезненной натуги.       Последний глоток был буквально облегчением, и Тоша едва ли не оргазм испытал, когда от его губ убрали кружку. Отличное, наверное, зрелище он сейчас представлял со стороны: с располневшим, словно у беременной кобылы, брюхом, краснющий и с текущей по подбородку струйкой чая.       Вокруг кто-то что-то говорил, может быть, даже спрашивал, но всё это мешалось с шумом крови в ушах, отчаянным урчанием желудка и рвущейся из горла икотой. Может быть, Антон даже что-то отвечал, но мозг у него плавал в туманной дымке из чрезмерной сытости и боли, что не давала немедленно провалиться в пищевую кому. Наверное, так бы он ни на что толком и не реагировал, пока сквозь хор голосов не пробился тот, что мог достучаться до него всегда.       - Антош. - Элине чуть отодвинулась с позиции, в которой всё это время сидела, незаметно наглаживая свободной рукой натянутую кожу на животе парня. Это едва ли не заставило заскулить - она просто отлично угадывала, где именно жгла очередная судорога, и принималась разминать напряженное место, словно всю жизнь этим и занималась. Из Элины выходил просто идеальный фидер, по одному вздоху подопечного угадывающий, что тот испытывает. И теперь это ласковое тепло чужих рук его покидало. А через секунду Элине и вовсе встала, освобождая проход из-за стола.       - Антош, пошли, я тебе комнату на ночь покажу, а то уже поздно. - И блять. Она потянула его за руку, понуждая встать вслед за собой. Хотя, встать было громко сказано. Во-первых, мозг у Антона еще нихера толком не осознал и не отдал затекшим ногам приказа идти. А во-вторых... Тоша чувствовал себя огромным китом, которого выбросило волной на берег и нещадно раздуло от газа, угрожая рвануть при любом удобном случае. Нет, он мог идти - тяжесть хоть и придавливала к месту, но всё же не лишала подвижности полностью. Но внутри всё так сдавило, стоило опереться и привстать, что Антон аж резко проснулся от боли. То, что он не треснул, пока вставал, было просто чудом - стоя весь вес съеденного пришелся на низ желудка и растянутый пупок, кожа вокруг которого налилась розовизной.       Убедившись, что Антон не собирается лопнуть от следующего шага, Элине решительно, словно ледокол во льдах, проложила курс через заполненную гостями и столом комнату, на ходу прощаясь с знакомыми за себя с парнем вместе, потому что говорить тот мог сейчас с трудом. Скорее он лишь едва успевал перебирать ногами, придерживая бурлящий тугой живот, к которому было приковано множество взглядов.       - Куд-да? - Вырвавшись из плена гостиной с давящей в прямом и переносном значении атмосферой, Тоха едва сумел выговорить заплетающимся языком слабое: - Элин, а такси?       Но, кажется, отпускать его отсюда не собирались, несмотря на глубокий вечер. Отличный ход, чтобы познакомиться с парнем дочки поближе - достаточно лишь накормить его так, чтобы он не влез в такси. Дойти хотя бы до прихожей самостоятельно Антон бы не рискнул, перебирая ногами с такой аккуратностью, словно нёс хрустальный шар, а не набитое брюхо. Про то, чтобы спуститься вниз по лестнице, добраться до машины и потом подняться домой и речи не шло. Живот пульсировал и жалобно булькал от каждого шага по, кажется, бесконечному коридору, и за его целостность было откровенно страшно. Мало было Антону плохого смыкания верхнего сфинктера от переедания, из-за чего изжога из редкой стала обыденностью, так еще и сейчас натруженое чрево было в реальной опасности разрыва.       - Не дури, тебе уже постелили в моей спальне, какое в жопу такси? - Элине даже остановилась на секунду, и показательно щёлкнула по ставшей почти плоской впадинке пупка. Живот Антона отозвался на это радостным скрипом, словно готовый расколоться арбуз. По твердости он бы сейчас мог с ним посоперничать, и Антон взял свой вяк насчет такси назад. И тут же заныл снова:       - Давай чуть медленнее, не могу, меня сейчас либо стошнит, либо разорвет.       В комнату, не то, чтобы большую, но внезапно обладающую двуспальной кроватью, на которой можно было разместить и изнывающего от обжорства Антона, и её хозяйку, ввалился первым не сам Тоша, а его пузо. Какое счастье, что он не был жирным, иначе в таком состоянии узкий дверной проход зажал бы его намертво.       - А всё потому что кто-то кинки в штанах не держит. - Констатировал этот факт сам обладатель пуза. И с довольным вздохом облегчения сел на постель, переводя дух. - И так обожрался с легкой, ик, руки твоих родителей, еще и ты помогла.       - Не то, чтобы это не было конечной целью. - Элине плотно прикрыла дверь, зайдя следом, и все звуки с гостиной словно отсекло. Как и их от остальной квартиры, давая Антону, постанывающему от боли, сохранить достоинство вместе с их общей тайной. Все-таки, традиции традициями, а пиздеть о липофилии дальше комнаты не следовало. Даже людям с похожим менталитетом трудно было бы объяснить, почему сейчас у него едва ли не стояло от удовольствия.       - Охуенная цель, я уже понял. - А он и не был против - обхватив бока руками, Тоша с силой их огладил и не удержал восхищенного вздоха. Сейчас, только вдвоём, его наконец-то отпустил едкий страх, и он вдруг почувствовал, как ему хорошо. На бока давило, верх живота нещадно ныл, покрасневший и тугой даже на взгляд. Ещё немного, одна тарелка тех сладостей, что накладывали другим - и внутри у Антона точно что-то бы лопнуло, либо желудок, либо не такой эластичный кишечник. За несколько часов беспрерывной еды мышцы уже в бесплотной надежде на облегчение, нафаршировали и тонкий кишечник, делая живот идеально округлым и натянутым. Конечно, это ничем не помогло. - Потом с утра у вас снова начнется игра "Доведите гостя до пищевой комы за пять секунд", вы ж мне хуй дадите уехать, а я не смогу и не захочу.       Да и правда, Антон не хотел, чтобы это заканчивалось. Если бы не незнакомые люди и чужой дом, то этот вечер был бы одним из лучших в его жизни. Элине не хватало яиц накормить его до такого - он бы еще на половине начал ныть и сопротивляться. А сейчас у Антона попросту не было шанса не набить себя до скрипа. И результат повергал его в настоящий шок с восторгом напополам, когда он снова опускал руку и не мог дотянуться до едва ли не выпирающего пупка. За него это сделала девушка, присевшая рядом. Ладонь Элины ощущалась на коже контрастным холодом, и, чуть помяв твердую от внутреннего давления область, она осторожно принялась стаскивать с Тохи узкие джинсы, чтобы он мог лечь.       - Антон, сам подумай, зачем тебе сейчас куда-то ехать? - А голос - ну чистый мёд, сложно было в него не провалиться. Антон и провалился, концентрируясь на нем и нежных ласках, чтобы отвлечься от боли при движениях. - Конечно, до такси, может быть, с большим трудом и моей помощью ты и доползешь, и тебя даже не стошнит по пути. Но в такси тебе уж точно станет нехорошо, тебя растрясет. Логично ведь?       Нет, такого ему точно было бы не надо. Едва представив, как сейчас пришлось бы ехать, чувствуя тряску, Антон ужаснулся. Он всегда был слабым на укачивание, да и просто одной-единственной ухабины, чтобы из-за неё ткнуть коленкой в живот со всей силы, хватило бы для плохого исхода. Хех, какого было бы водителю, если бы он узнал, что у его пассажира разорвался от обилия еды желудок? Уже жалея своё многострадальное пузо, будто там уже был виден операционный шов, Антон послушно кивнул, заслужив ещё одно поглаживание по чувствительному животу.       - Вот, молодец, сам всё понимаешь. - Девушка сложила джинсы на стул и помогла ему, не без труда, перевалиться ногами на кровать, чтобы удобнее улечься. На нижней части растянутого пуза не было ни слоя мягкого жира, но красные заломы там остались, болезненные и яркие настолько, что корёжило при одном взгляде. И это ещё всё было расстегнуто. - Тем более, ты же сам все время жаловался, что хочешь растолстеть, но не можешь. А тут для этого самые лучшие условия. Тш, не спорь.       Внутри невольно поднялась жалость, и Элине наклонилась, коснувшись одного такого губами на мгновение, словно поцелуй мог всё излечить. На деле стало ещё больнее от прикосновения, но Тоша мужественно сдержал злое шипение. Условия ему и правда устроили хорошие, ещё б выжить после таких. Живот остался целым по невъебенной удаче, но последствия ему разгребать долго.       Если организм примет всю эту пищу - как минимум искать джинсы на размер побольше.       - Утром ты встанешь поздно после такого обжорства, как раз к завтраку. После этого тебя снова прижмет к месту, да и день только начинается, куда тебе ещё ехать... - Не оставила ему выбора Элине. Её тон и ласкающий набитый живот любимого взгляд как бы обещали - в следующий раз джинсы треснут прямо на Антоне, какими бы свободными они не были. Будет есть до тех пор, пока не разнесет достаточно. Потому что иначе так масляно и многообещающе смотреть было нельзя. Тоха был готов поспорить - если бы Элине была компьютером, то при виде него у неё высвечивалось бы незакрываемое окошко "Срочно заполнить", отмечая его пустой желудок ошибкой.       - Ну, а ты же не хочешь обидеть маму? Она всегда так старается, когда готовит. - И она надавила на больное, как иносказательно, так и буквально. Антон почти ощутил ту неловкость отказа и остро осознал, что ему пизда - он из-за стола не будет вылезать сутками, если для этого нужно ответить "нет". И моральная боль дополнилась физической, когда чей-то настырный палец переполз на середину живота. И, вместо того, чтобы ласкать заломы от одежды, игриво надавил на завязь пупка. Даже, если бы очень захотел - после такого Антон бы не встал, на себе поняв, как его бы вернули на место за трапезным столом. А Элине хоть бы что - лишь улыбка мелькнула при взгляде на его нахмурившееся от боли лицо. - Ну вот. Разделишь с нами обед, который наложится на остатки завтрака, через пару часов чаю со сладким попьем в качестве полдника.       И, хитро хмыкнув, потрепала набухший верх живота со всей возможной любовью. - А там и снова ужин, снова вечер.       - И сбежать из этого, ох... - У Тоши чуть глаза не закатились от удовольствия. Причем, как от прикосновения, так и от рисуемой воображением перспективы. Если бы не средний достаток, в котором выкроить на переедание можно было все же ограниченное число денег, попробовать проводить в переполненном состоянии каждый выходной он был бы очень не против. Одна из самых сокровенных фантазий включала в этот комплекс все дни недели - от мысли, что его держали бы наполненным 24/7, у Антона екало сердце. - Порочного круга у меня нет никаких шансов?       Будь фантазия реальностью - он бы надеялся на то, что его не отпустят. Возможно, где-то в глубине Антон был немного мазохистом, но он бы согласился даже на то, чтобы его удерживали насильно, чтобы закормить до скрипа, как сегодня. И взгляд Элине многообещающе на это намекал. Видимо, не зря она перед поездкой в семью прихватила свой дорожный рюкзак - выходные только начинались, и впереди Антона явно ждало ещё два дня обжираловки. Не своими руками, так чужими, их общую мечту она собиралась исполнить, хоть и в лайтовой версии:       - Ни единого. Ты же наш гость, тебя полагается кормить от пуза, чтобы оно аж трещало.       - Теперь я понимаю, почему к вам не часто ходят гости. - Ну конечно, когда выйти из-за стола с ноющим от боли животом становится подвигом. И то, что Тоха его совершил, вовсе не значит, что ему удастся выползти в следующий раз. Кажется, было в восточных традициях что-то о том, что каждый день пребывания гостя подобен празднику для хозяев. И сегодняшний стол явно будет повторяться все выходные. - Те, кто все-таки зашел, потом из дверей выкатиться не могут, а остальные стараются не попадаться в такую ловушку.       - А всё, а надо было раньше, ты уже зашел. - Девушка шутливо развела руками и потянулась, разминая затекшие плечи. Пришлось подвинуться, чтобы пустить её на освободившийся край кровати - брюхо прижимало сверху так, что можно и правда было лишь перекатиться в сторону. Но делать этого Антон не рискнул. Живот хоть и резало чуть меньше, но давить на него своим весом было всё ещё опасно. - Обратно тебя можно будет только выкатить, но делать этого никто не будет. Откормленный гость - украшение любого застолья, чем толще, тем лучше. Вот смотрю на тебя сейчас - и прямо сердце радуется.       - Если такие походы к твоим родственничкам станут нормой, то через пару лет т... - От слишком активных для состояния движений желудок свело болью, а в горло поднялся кислый пузырь воздуха. Немного из оставшегося, но Антона всё равно на секунду перекосило. Возможно, если бы не обжорство, то никаких проблем с желудком не было бы, но он был готов пожертвовать частью здоровья ради исполнения кинков. - Угх, блять, ебучая отрыжка. ...Ты будешь катать обездвиженного ожирением меня на усиленной коляске.       Правда, ожирение такой степени уже предполагало бы куда больше проблем. Как минимум, хоть и сильная, но всё ещё не слишком высокая и выносливая девушка с трудом управилась бы за двоих с такой тушей. Да и не то, чтобы сердце Антона выдержало больше сотки лишнего веса. Но никто не мешал обоим помечтать. Одной, делая пассы на нежном натянутом животе любимого, как того разнесет, словно на дрожжах, от её стараний, помноженных на чужую помощь. Картинка выходила красивая - у Элине определённо был пунктик на толстых парней, не важно, личные ли это были предпочтения, или семейный подарочек. А у другого почти стояло от мысли об откармливании и желании на себе узнать, как ощущается постоянная заполненность.       Которая, возможно, однажды перерастет в нечто большее, чем просто лишний вес.       - Ну или однажды у меня желудок не выдержит и лопнет. - И Антон не смог не поделиться этой мыслью. Был бы девушкой - аж коленки бы задрожали. Почему-то все его фантазии неизменно заканчивались именно мыслью о разрыве, иногда реалистичной, когда психосоматически что-то ёкало в желудке от представления того, как он не выдержит съеденного. А иногда не очень реальной, но почему-то приятной фантазией, сходной с мучавшей его за столом. И сбежать от нее было невозможно. Хотя бы потому что её подхватила Элине.       - Треснуть прямо за столом, в процессе еды? - Она ударила по самому больному, самому мучающему с сегодняшнего вечера. Но эта боль была приятной, словно кубик сахара для хронического сладкоежки. И манила примерно так же. Девушка тоже не смогла не поддаться ей и ласково провела пальчиком по ноющему апоневрозу, скрытому за мышцами живота. Именно по этой линии расходилось в фантазиях Антона его чрево, и прикосновение лишь разожгло их сильнее. Элине определенно знала, какое влияние оказывает на психику парня, и это ей явно льстило: - Ну, это второй вариант того, как заканчивают наши гости. Либо не выдержишь набранного веса ты, либо в итоге съеденного - твой живот.       Если не затрагивать реальность, возможно, ей бы даже польстил такой исход, сразу по нескольким причинам. Лишний вес, взращенный собственными руками на Тохе, порадовал бы, конечно, больше, но было что-то порочно-притягательное в том, чтобы любимый человек не выдержал этой самой любви и заботы, выраженных с помощью еды. Его тяжелые вздохи, нервно обнимающие живот руки и полностью осоловелый взгляд сегодня едва не снесли у Элины башню к херам. Антон выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание или разойдется по швам, не вставая из-за стола, от излишка внимания к своей персоне.       Вторая причина заключалась во впитанных с детства восточных правилах, и отказ от еды ощущался не то, чтобы неприятно, но болезненно. Поэтому лопающий за обе щеки Антон ласкал сердечко своей послушностью и согласием съесть всё предложенное. Готовила, конечно, не сама Элине, но после кормежки парня с рук его наполненный живот был почти личным комплиментом. Чем больше он становился - тем приятнее было, довольно прямая взаимосвязь. Оттого фантазии Тоши откликались внутри без неприятия. В конце концов, лопнувший от обжорства гость - это как кончивший от одного твоего вида в неглиже любовник - комплимент, подтвержденный на практике.       Да и ей просто нравилось, как Антон выглядит в таком состоянии, кого она обманывает. Распухший от съеденного живот был почти так же приятен, как и складки жира, которыми он обзаведется когда-нибудь. Возможно, после знакомства с родителями, это будет не самое далёкое будущее. Кормить будущего мужа у семьи было не просто дешевле, но и куда как действеннее.       - И что именно ждет меня, м? - А Тоху эта невысказанная, но понятная без слов мысль могла только порадовать. Даже брюхо его предвкушающе заурчало, прогнозируя, как часто придется теперь так же трудиться по выходным над очередной горой пищи. Может, какую из них и не осилит, сбудется мечта идиота.       - Выбор варианта будет зависеть от того, найдешь ли ты силы сказать "нет" очередному предложению и будешь ли спокойно лежать, переваривая съеденное в новые килограммы. - Элине очертила в воздухе воображаемые объемы. Вышло даже больше, чем в мыслях - в планах она тоже не скупилась, как и в кормежке любимого. А потом наклонилась поближе, отчего у Антона по спине промаршировал полк приятных мурашек, от которых сладко потянуло в паху. - И, как понимаешь, похудеть тебе никто не даст. Будешь набирать вес, пока сердце не откажет.       Вот честно - если бы Тоха не был чересчур переполнен для стояка, у него бы встало, подпирая набитый живот. Просто от этого проникновенного тихого тона, которым можно было записывать либо асмр, либо секс по телефону. Его словно прошило молнией, жаль, организм уже не мог вывезти возбуждение от сегодняшних переживаний и остатков боли в медленно работающем над пищей желудке. Видимо, на и без того красном лице все эмоции выдали Антона с головой, потому что девушка придвинулась ещё ближе, так, что ухо обожгло дыханием, и зашептала:       - Ну или ты включишь режим социофоба и будешь есть через боль всё, что тебе наложат. - Элине хищно улыбнулась, и от этой улыбки что-то внутри вспыхнуло ярким пламенем, залившим Тошу румянцем вообще по самые уши. Показалось, что он слушает порно-подкаст - голос девушки нарисовал перед глазами картинки настолько яркие, что казалось, Антон увидит их даже в полной темноте, а Элине даже не собиралась прекращать этот странный вид соблазнения. - Я их останавливать не буду, ты не сможешь - так твоё пузо и разорвет в какой-то момент.       И бля, она сделала определённо запрещённый в таком состоянии приём. Рука Элины снова коснулась его пупка, но куда как нежнее, словно он был отлит из хрусталя. На секунду Антону даже показалось, что его скорее пытаются своеобразно выебать, настолько это нежное поглаживание и надавливание почти плоского пупка походило на нечто другое. А потом просто размазало ощущениями, вышибая все мысли из головы напрочь. Элине отлично знала все его слабые, как в прямом, так и в переносном смысле, места и отлично использовала своё знание - массаж был приятен до того, что Антона просто размазало бы в тонкий слой удовольствия, если бы не вздымающееся вверх брюхо. Не вымотайся он от обильной еды - и оргазм бы его догнал, но и без него ощущения просто зашкалили.       У него всегда была высокая тактильная чувствительность, а сейчас Элине словно поставила себе цель довести его до съезда кукухи от удовольствия. Организм едва ли не разрывало, как буквально, так и в переносном смысле - давление на живот ощущалось судорогами в растянутых мышцах, но эта же боль в смеси с удовольствием от прикосновений превращалась в ядерный коктейль наслаждения. Словно все его синапсы нервных клеток взболтали в шейкере с перцовой водкой, а потом щедро залили сахарным сиропом, оттеняющим жгучую горечь.       И отпустила эта смесь не сразу, напоследок пройдясь по струнам нервов утихающим возбуждением, от которого Тоха чуть не взвыл и без сил сполз по подушке, стоило убрать от него руки.       - Это ебануто, но мне очень нравятся правила преб-бывания гостей в этом доме. - Кажется, даже голос у него стал ещё слабее, а глаза окончательно остекленели от чувства отупляющей неги, что нахлынула после такого напряжения. Антон было попытался поднять себя чуть выше на подушку, чтобы не лежать кулем с мукой. Но руки по ощущению размякли в дрызг, и он махнул негнущейся конечностью на всякое движение. Всё равно девушка сейчас могла разобраться со всем сама.       - А мне нравится видеть тебя с таким тугим полным животом... - Элине аж на секунду подвисла, глядя на то, как тяжело, с хрипом едва вздымается и тут же опадает от мелких вздохов пузо Антона. Тот выглядел так, будто пробежал ещё километров пять после ужина, и отчего-то от его беспомощности и подернутых поволокой глаз приятно защемило сердце. Она сказала абсолютную правду - в таком состоянии Тоша походил на стеклянную игрушку, требующую к себе ювелирно нежного обращения, и его почти мазохистское доверие было ценнее всех денег мира. Антона хотелось мучить, проверяя на прочность границы чревоугодия, хотелось видеть неподвижным от раздутого брюха, чтобы он не имел возможности уйти от слишком болезненных прикосновений, похожий на бесправного раба своего желудка и чужих желаний. И при этом обласкать, как дорогую вазу, сдуть все пылинки ради этого чуть отупевшего от сытости взгляда и довольной улыбки. - Хоть начнешь есть нормально.       Наверное, если бы не сегодняшний вечер, то они бы не ощутили этой садомазохистской динамики так остро, но семейное застолье будто сняло ошейник с внутренних демонов. И оказалось, что омут-то без дна, и есть, куда ширить горизонты кинков. Ну и горизонты тошкиного живота в том числе - хотелось надеяться, что он наконец-то наберет хоть немного "лишнего" веса. Желательно, конечно, много - уж слишком трогательно и в прямом, и в переносном смысле Антон выглядел. А, чем его больше - тем более трогательно.       - Я так в итоге превращусь в шарик жира на ножках. И буду перекатываться от стола к кровати, пока не разорвет. - А сам откармливаемый с любовью примерил эту роль на себя, посмотрев на раздутый живот так, словно тот должен был от одного его взгляда обрасти складками тяжёлого жира. Живот, конечно, отвечать немедленной взаимностью его желанию не стал, но до концовки "он лопнул" почти дотягивал и так.       Хотя, не факт, что в будущем это не изменится. В реальности фантазии о разрыве воплощать они бы не стали, так что тохиному пузу ничего не грозило. Кроме новых килограмм, которые на нём наконец-то образуются. Элине улыбнулась этой мысли и оставила на натянутой коже, где налились цветом новые растяжки, еще один поцелуй.       - Именно, Антош, именно.