Пара для пришельца

      “Он лапает меня, не переставая”.       Дин в который раз за прошедшую неделю проснулся от того, что Ян уже не спит, а исследует его тело. Горячие ладони скользят по ткани на груди. Пальцы забираются под ворот футболки и гладят впадинку между ключицами, поднимаются к кадыку, очерчивают линию челюсти. Нога, закинутая на его ногу, упирается коленом в пах, создавая давление на утренний стояк. Грудь Яна прижимается к его плечу, и Дин ощущает, как сердце синего начинает стучать чаще, когда смелые руки пробираются под футболку на животе и начинают обводить кубики пресса по одному сверху-вниз.       — Ты ведь уже не спишь, — говорит он и, шумно сглотнув, притирается ближе, а Дин бедром чувствует — он уже твёрдый.       У тела это вызывает однозначную реакцию. От предвкушения будущего удовольствия по нему проходит тёплая волна, нега, которая сосредотачивается в паху. Дыхание ускоряется, ладони становятся влажными, а во рту наоборот — пересыхает. Горло сжимается, напрягается живот. Дин открывает глаза и поворачивает голову, тут же сталкиваясь с горящим взглядом золотых глаз, от которого внутри всё переворачивается.       Неделя. А ничего не изменилось.       После открытия нового себя десять дней назад, он проснулся в объятиях Яна. Первой мыслью было спрятаться, оградиться и прежде всего вырваться из рук того, кто точно представляет угрозу. Кто делает его неправильным. Говномесом. Дин так крепко обхватил тело Яна, прижимая к себе, что разбудил его. Синий наверняка подумал, что человек старается его задушить, поэтому забился в чужих руках, и мужчина поспешил чмокнуть его в висок. С таким же успехом Дин мог его туда ударить, ибо от такого Ян буквально онемел и вытаращился на своего сокамерника, будто… Будто он всё время был психом, а тут вдруг стал вести себя как нормальный человек.       — Мне сон хуёвый приснился, — ляпнул он и, глянув на часы, которые были выставлены по местному времени, как выяснилось недавно, предложил, — ещё рано, давай немного доспим.       Схватив синего за руку, он повернулся спиной и прижал его ладонь к своей груди, как бы вынуждая обнять. Ян, конечно, опешил, но всё же устроился рядом, прижимаясь своим телом. Дин был бы и рад заснуть, однако оказался слишком взбудоражен близостью инопланетянина. После того, что между ними произошло, как он может теперь смотреть на Яна… ну, без определённых мыслей? Его запах окутывал со всех сторон, к аромату обыкновенного мыла примешивалась ещё какая-то нотка, естественная, и от неё рот наполнялся слюной. В таком состоянии не подремаешь!       — Почему ты себя так ведёшь? — Какие у тебя есть версии? — спросил мужчина в ответ, не дав себе промямлить жалкое “что ты имеешь ввиду?”       Ян или удивился его вопросу, или стал обдумывать свои дальнейшие слова, не торопясь говорить хоть что-то. Дин перестал чувствовать его дыхание на шее сзади, будто инопланетянин на мгновение исчез. А потом резко пришёл в движение. Он отодвинулся, сел и вдруг включил командный тон, какой-то смутно знакомый.       — Свои версии я оставлю при себе. Сядь и повернись, я хочу видеть твоё лицо. Пожалуйста.       Он как чувствовал, что если не добавить вежливое слово в конце, то прямо захочется взбунтоваться, но раз так, Дин сделал, что просили. Он скопировал позу синего, который сидел, скрестив ноги перед собой, и теперь они касались голенями. Ян снова смотрел на него с прищуром, с открытым подозрением, и Дин вдруг осознал, что ему это не нравится. Хотелось, чтобы он смотрел иначе, как вчера. Играл с мужчиной и флиртовал, а не сверлил взглядом словно тот следователь, который однажды поймал Дина за воровством сигарет на заправке, куда просто отлить заехал в неподходящее время. И работать неохота, и игнорировать нельзя.       — Мне не нравится, что ты меня в чём-то подозреваешь, — выдал он, самому себе позволяя молоть всё, что в голову прийдёт и будет по теме.       А почему нет? Сколько он по жизни врал? Можно ведь и опустить секиру, которую он мысленно держал занесённой над самим собой сколько себя помнил. Плечи расправились как по волшебству. Он больше не должен следить за каждым словом, “есть банан ложкой”, лишь бы никто ничего не заподозрил.       — Ты резко меняешь своё поведение, — значимо ответил Ян, сделав акцент на каждом слове. — Сначала кричишь и доказываешь, что не пидор, а потом обниматься лезешь.       — Между криками и обнимашками кое-что произошло.       — Три раунда безудержной ебли во всех позах?       Лицо Дина обожгло так, словно он наклонился прикурить от газовой конфорки. Даже показалось, что синий именно этого и добивался. Он почувствовал, что стремительно краснеет. Сердце загрохотало в грудную клетку, как пьяница по барной стойке, требуя добавки, когда он придумал ответ. Часть его буквально взмолилась о том, чтобы не говорить этого, но то была та самая, ссыкливая часть, коей здесь больше не место. Поэтому он ответил нарочито громко, чтобы самому себе доказать — “мне на это достаёт мужества”.       — А между тем ты научил меня сосать, но я не об этом.       Ян надел маску удивления на лицо и, судя по всему, не мог снять. Хоть брови он и опустил, но глаза так и остались на выкате, а кончик хвоста, что до того описывал круги в воздухе, так и замер на одном месте. Глубокомысленно хмыкнув, он склонил голову набок.       — А о чём ты?       — Я понял, что я ебаная ссыкливая мразь.       Синий аж вперёд наклонился, а хвост его снова заметался, выражая интерес настолько явный, что только слепой не заметит.       — Да ну?       — Ага. Я ж был пидором всю жизнь, вроде с этим сразу рождаешься, но такая проблемка была — мои родители решили, что я им нахуй не нужен, и отдали меня в приют. А там, поверь, с “такими” разговор короткий. Очень, знаешь, не хотелось быть избитым, — поделился Дин и прибавил, — хотя я тогда мало что о себе понимал. Это было вроде “я не такой, как остальные ребята”. А вот когда я точно понял, так это когда вступил в банду. Я говорил, кстати, что состоял в банде?       — Да я так и знал, что ты преступник, — закатил глаза инопланетянин, — по лицу ясно, несмотря на милые кудряшки.       — Тогда для тебя это не новость. А новость, что в банде за пидорство не бьют, а убивают?       — Могу предположить.       — Так и есть. В армии, которую я выбрал вместо тюрьмы, кстати, заложив там ублюдков всяких копам, тоже не особо любят заднеприводных, хотя такие есть. Знаешь, в чём прикол? Я, блять, больше не в приюте. Я, блять, не в банде. Я, сука, больше даже не в армии! Так какого хуя я дальше ссыкую? По инерции что ли?! — взмахнул руками Дин, а потом развёл их, как бы отвечая, “а хрен его знает”.       — Это так не работает, — энергично затряс головой Ян. — Ты не можешь просто вести себя всю жизнь так, а потом вдруг понять, что это нелогично, и тут же начать вести себя иначе вот так просто.       — И совсем не вдруг. И вообще не так просто, — ответил Дин и вытянул вперёд руки ладонями вниз — пальцы заметно дёргались и дрожь шла дальше по предплечьям. — Это только то, что ты видишь. У меня сердце колотится, я вспотел и борюсь с собой каждую секунду. Мне было бы проще вести себя как раньше, но я больше этого не хочу. Пусть будет сложно, дай бог не сдохну.       — Ты на первую часть не ответил, — напомнил синий, который так настроился на приём информации, будто мысленно записывал, — золотые глаза стали менее подвижными и остекленели.       — А, ну, как бы выразились уёбки из-за стекла, здесь благоприятная среда. Меня здесь не осудят. Теперь я бы сражался за себя, будь это надо, но мне не с кем. Думаю, поэтому они меня и выбрали. Понимали, что для меня здесь в этом плане будет просто “рай”, — ответил мужчина, изобразив кавычки пальцами. — Я только не понимаю, как они это поняли.       — Да вы, люди, не особо загадочные, — отбрил инопланетянин, но не стал задаваться, добавив, — мы, в сущности, тоже. Тест-системы любого разбирают на атомы. Чем больше ответов на определённые вопросы ты дашь, тем лучше компьютер тебя узнает, и следующую партию тестов выдаст, уже основываясь на твоих ответах. Обмануть такие штуки очень сложно, надо быть незаурядного ума и специально тренироваться, но всё равно нет гарантии, что не проколешься, а вопросов дохуя, и машина продолжит их выплёвывать, пока не закроет этот прокол с каждой возможной стороны.       — Нахуя ж вы придумали такую адскую машину?       — Для профориентации. Нас мало, а технологии не могут заменить всю живую силу, наоборот — за всем нужен хотя бы минимальный присмотр. У нас нет такого, что идёшь учиться, куда хочешь, работать, где заблагорассудится. Хуй тебе, будешь заниматься тем, к чему есть способности и предрасположенность.       — Пиздец какой-то.       — Да не то, чтобы, — пожал плечами Ян, — вы ведь тоже любите то, что хорошо получается, ну и мы. Уверен, тебе понравилось сосать хуй, потому что у тебя хорошо получается.       Дин дёрнулся как от удара и отпрянул. Это было неожиданно. Кулаки сжались, а лёгкие наполнил воздух для едкого грубого ответа.       Стоп.       Это же очевидная провокация. Дин даже смог распознать скрытую улыбку в уголке тёмных губ. Он повёл головой, избавляясь от навязчивых мыслей, а потом спросил:       — Нахуя ты пытаешься меня шокировать?       — Смотрю реакцию.       — И как тебе?       — Не знаю, сложно сказать, — поделился Ян, снова склоняя голову к плечу как в начале. — Я думал, ты не особо умный, а рассуждаешь как… Будто другой человек.       — А если до этого я тупил годами, больше похоже на меня?       — Да, — съязвил он, но тут же признался, — нет. На самом деле я не считаю тебя тупым, ты просто долго думаешь, это заметно, и вроде тебя моё замечание задело в первый раз, так что…       — Я и правда долго думаю, — пожал плечами мужчина, — спроси ща что не по теме — начну жёстко тормозить.       — Не будем травмировать тебя больше, чем нужно.       Дин улыбнулся, синий чуть приподнял уголки губ в ответ, а тогда загорелось дневное освещение — наступило утро или, вернее, нитзенское утро, ведь на самом деле солнце уже клонилось к горизонту. Когда они ещё лежали в постели “ночью”, Ян буквально прочитал его мысли, увидев взгляд направленный на окно, которое больше не заслоняла стальная пластина и показал свою руку. Между костяшками на правой кисти виднелись некрасивые покрывшиеся коркой раны, а вокруг кожа была натянутой и гладкой как от ожога.       — Даже не думай, там электрическое поле. До экрана и дотронуться не успеешь, ебанёт как электроном. Экраны от солнца очень дорогие, дешевле тебя немного покалечить.       Он доступно, на свой манер, объяснил всё про излучение, экраны и световой день, Дин аж устал и задремал под конец — слишком много информации и новых определений.       Теперь ему не терпелось хоть выглянуть наружу из этой тюрьмы, убедиться, что мир за ней вообще существует.       — Мать твою, ну нихуя себе! — воскликнул он и чуть носом не уткнулся в “стекло”, но вовремя вспомнил и отпрянул назад, едва со стола не грохнувшись, куда забрался коленями, распихав чужие вещи. — Какое у вас всё разноцветное! Не, у нас, конечно, тоже есть яркие цвета, но чтоб вот на такую маленькую площадь… Растения у нас зелёные в большинстве своём.       — Да, я в курсе.       Ян шуршал своими вещами, что-то расставлял на полках, но Дина полностью увлёк дивный новый мир: солнце светило под острым углом, озаряя своими лучами лазурную как море траву; тяжёлые розовые цветы на тонком стебле качались словно головы болванчиков; плотный тернистый куст оттенка неба перед бурей захватили синие лианы; серебристый песок блестел словно драгоценное напыление. Мужчине до боли в груди захотелось наружу, коснуться этой красоты, вдохнуть чистый воздух, почувствовать тепло солнца на коже. Он так же страдал на секретной базе в Висконсине, где-то в глубине себя, но находил силы в распорядке, а здесь… Хоть часы вернули и какие-никакие вещи, теперь и окно открыли.       Дин стиснул зубы и захотел ударить что-нибудь, ведь на секунду даже ощутил благодарность к своим тюремщикам. Он скинул какие-то тетради, когда слезал с крышки стола, и развернул одну, устраняя беспорядок. Страницы были пластиковые, ну типа того, ибо материал был очень тонким, но при этом несгибаемым и не просвечивался. Хоть язык и был инопланетный, однако легко узнавалась парящая рука и легкая небрежность как во время написания конспекта.       — Слышь, это чё лекции? — спросил Дин, подняв вверх руку с тетрадкой, а Ян не торопился отвечать, осторожно прилаживая странного вида стеклянную сферу на самый верх книжной полки. — Тебе помочь?       Стекло совсем прозрачное, а в некоторых местах от стенок к центру, словно в очень большое сердце, тянулись чёрные неровные сосульки. Дину даже показалось, что он видит взрыв какого-то вещества в пространстве сферы, которое застыло в момент реакции, образовав такую интересную фигуру.       Скульптуру.       Он вдруг понял, что она не одна такая, просто самая крупная — около метра в диаметре. Кое-где между книгами прятались разные стеклянные фигурки: дерево с коротким коричневым стволом и раскидистой красной кроной, изумрудный жук, очень похожий на майского, но с фиолетовым брюшком, жёлтый как сливочное масло цветок на голубой ножке, чьи лепестки складывались в звезду Давида. Дин аж рот раззявил, разглядывая растения, животных и насекомых, которых никогда в жизни не видел. Загребущие руки потянулись и посадили на ладонь маленькую птичку с длинным клювом как у колибри, но небесно-голубого цвета с белой грудкой. Хоть она и была стеклянной, но настолько реалистичной, что казалось того и упорхнёт с руки.       — Главное — сферу не трогай, — предупредил Ян, слезая со стула, — этой моя лучшая работа. Я не шучу, сдохнешь на месте.       — Это всё ты сделал? — всё ещё рассматривая птичку, поражённо спросил Дин.       — Это моя специализация.       — Но как? Как такое можно сделать из стекла?       — Это не стекло. Это всё даже не один и тот же материал. Как бы тебе объяснить? — сам себя спросил синий и закусил губу, а хвост его запрыгал на самом кончике, выдавая возбуждение. — Представь 3D-принтер. Так вот, это совсем не похоже. В вашем устройстве по сути робот просто создаёт не очень красивую модель, которую до этого построили на компьютере.       — Вроде, не так и просто, — пожал плечами мужчина, осторожно пристраивая птичку на место, теперь сосредотачивая своё внимание на красном дереве. — 3D-принтер, кажется, послойно работает. Не вижу у тебя никаких слоёв.       — Их и не должно быть. Принтер создаёт модель постепенно, а эта модель, — он указал на дерево, — была создана меньше чем за три секунды.       — Чего?! Как?!       Ян самодовольно улыбнулся. Видимо, чужое замешательство ему было по вкусу.       — С помощью КУБа. КУБ — куоролное устройство Борерра. Не спрашивай, что такое “куорол”, это физико-химический прорыв даже для Нитзена, человеку этого не понять. О чём я? Ах да, устройство похоже на куб, на английском очень красивая аббревиатура получилась, но вообще можно создавать такие штуки как сфера и без самого куба.       — Так, я уже запутался, — помотал головой мужчина, — как можно использовать КУБ без КУба?       — Нет-нет, куб — просто коробка. Высокотехнологичная, но всё равно коробка. КУБ — это технология внутри неё.       — Так.       — Она заключается в предсказании и программировании реакций с высочайшей точностью. Высочайшей. Недели планирования, а сама реакция занимает всего пару секунд. Это как взрыв, только спланированный взрыв, который принимает определенную форму.       — Как дерево?       — Да, как дерево, птица, жучок, но это всё ерунда. Вот моя лучшая работа, — ответил синий и снова указал на сферу на верхней полке.       Дин нахмурился, не особо впечатлённый, ведь шар идеальной формы с чёрным сердцем внутри выглядел плевком современного искусства в душу классикам, по сравнению с остальными потрясающими фигурками. Что в нём лучшего?       — Чёрное полупрозрачное внутри — это карбегон-9, — стал пояснять Ян, — очень противный материал для работы, его сложно запрограммировать, потому что он ведёт себя по-разному в разных условиях. Работать с ним опасно, неправильно запрограммированный, он стенки куба пробивает и летит тебе прямо в ебало.       — А чё делать, если поймаешь такое лицом?       — Ну, надеяться, что умрёшь сразу. Боль адская, ведь разогретый до расплавленного состояния, он едкий как кислота. Если хоть капля отлетит в незащищённый механизм КУБа — всё, считай, ты попал на бабки.       — Хуясе. Нахера ж ты с ним работал, в долговое рабство захотел?       — Поэтому я и создавал его без защитного куба.       — Да ты ебанутый на полную катушку, — выдохнул Дин и прикрыл рот рукой, глядя на прекрасное синее лицо так, как никогда до этого.       — В нашей лаборатории есть только маленькие кубы, а я хотел создать сферу именно этого размера. Мне пришлось делать его с шитоновой поверхностью, только она может отразить любое излучение. Экраны делают из шитона, — сообщил он, указывая на окно, — но он очень непрочный, а вот карбегон-9 наоборот — он очень плотный, его нельзя просканировать, осмотреть полости, всё накладывается друг на друга.       У Дина аж мозг закипел от обилия информации. Он смотрел на красивые фигурки, что казались творением стеклодува, а не выстроенной химической реакцией, которая облекла такую форму за пару секунд. Ян дал ему немного времени на осмысление, а после заглянул в глаза, говоря чётко и с расстановкой.       — Так что даже пальцем не трогай эту сферу. Если я увижу, что ты хоть дышишь на неё — я замочу тебя нахуй, и меня никто не остановит. Я потратил на неё целое состояние и рисковал всем, чтоб её сделать. Считай, что от неё зависит моя жизнь.       — Пиздец ты умный, я бы зассал таким заниматься, — выдохнул мужчина, на что синий довольно улыбнулся, ероша волосы на затылке.       — Спасибо, я был уверен в себе на 99,9%.       — Так, а что это? Вид искусства у вас такой?       — Нет конечно, — выкатил глаза Ян, — КУБ позволяет создать дохера всего. Это просто тренировки, учебные проекты, демонстрация того, что я могу. Это дерево — уменьшенная копия реально существующего дерева, я каждый день ходил мимо него на учёбу.       — Так ты студент. А лет тебе…       — Не бойся, не посадят, — усмехнулся синий и похлопал по плечу, уходя от ответа, а Дин и не настаивал.       — Классный материал, — переключился он, помахав пластиковой тетрадкой, — а мы на бумаге пишем.       — Никогда не понимал нахуя. Это ж деревья вырубать.       — Ну, а твой пластик не разлагается.       — Ты чё, это не пластик. Он перерабатывается. А нахер вы создали материал, который не разлагается?       — Ну-у-у, — протянул Дин и потёр шею сзади, — хороший вопрос.       — Не-не, стой, а когда вы поняли, что создали такой материал, вы прекратили его производить?       — Чувак, мы за территории друг друга хуячим. Думаешь, чистота планеты для нас в приоритете?       — Ничего, — махнул рукой синий, — когда-нибудь перерастёте. Тогда, может кто из нас в гости к вам заглянет. Шучу, конечно.       — Не полетел бы посмотреть Землю?       — На планету с ядеркой я ни ногой. И не только я. Мы тут прячемся от солнечной радиации, спутники на орбиту запускаем, чтоб они фильтровали излучение, и мы хоть в часть светового дня могли нос на улицу высунуть. А люди такие — о, а давайте будем использовать радиацию как источник энергии. Что может пойти не так?       — Сказал тот, кто мог взорвать этот ебучий карбегон-9 себе в лицо.       — Но от моей ошибки сдох бы только я, а от ошибки на станции — миллионы умрут, — ответил Ян. — Нас с каждым годом становится всё меньше. Нельзя рисковать.       За следующие три дня Дин ещё много всего узнал о Нитзене и его порядках. Синий вдруг изменился, стал словоохотлив, подкалывал только по-дружески и стал понемногу учить языку. Он удовлетворённо кивал, когда мужчина правильно “напевал” типа, “как пройти к ближайшей транспортной станции?” или “который час?” или “какой сегодня уровень излучения?” и говорил, что у Дина исключительное произношение для того, кто раньше не изучал языки. Мужчина вспыхивал от этой честной похвалы и старался ещё усерднее.       В свою очередь, он научил синего разгадывать судоку. Вырвал ему пять первых страниц из своего сборника, где были квадраты с одной звездой, которые Дин никогда не заполнял — слишком просто и скучно. Теперь они валялись вместе на кровати и заполняли клетки числами с помощью одинаковых оранжевых карандашей с розовой резинкой. Время от времени Ян советовался с ним по поводу цифры или заглядывал через плечо, наблюдая как решает задачку Дин, у которого в условии было намного меньше изначально заполненных клеток.       Его теперь не били, а водили на какие-то тесты и брали кровь. Он усмехался и говорил:       — Уёбки проверяют, соблюдаю ли я условия нашей сделки.       — И ты соблюдаешь?       — А как же! — отвечал Ян, но по его тону нельзя было понять, сарказм это или серьёзное заявление.       Он вообще не очень-то стремился делиться чувствами и чем-то у себя в голове, с желанием говорил только то, что не касается его лично. Думал, наверное, что Дин не замечает, как он бывает уткнётся взглядом в одну точку, не моргает, сидит, словно залагавший робот, даже не дышит, а потом вдруг вздохнёт резко, как человек выплывший на поверхность из глубины, и снова продолжает заниматься своими делами. Он каждый день листал свои конспекты, книги читал, объяснял, что готовится к экзаменам, которые должен был сдавать в конце года, но Дин ему не особенно верил — внимательные и живые глаза Яна стекленели, направленные в книгу. При чтении такого не бывает, они наоборот — движутся быстро, бегают по странице. Он будто что-то обдумывал, делая вид, что занимается. Может, побег?       Ну, он же умный, вдруг к чему-то придёт? Поэтому мужчина и не заострял на этом внимание, а старался тоже не быть бесполезным. Ничего умного он придумать не мог, но был и другой путь. Что не возьмёшь мудростью — то покорится силе. Дин качался ещё усерднее, что было даже более результативно с нормальной едой, богатой белком, который помогает строить мышцы намного лучше пустой каши с парой овощей. Ян изредка тоже к нему присоединялся, но больше по части "лесенки". Дин делает одно отжимание — синий два, Дин — три, а он — уже четыре. Тогда мужчина более всего отдавал себе отчёт, что его сокамерник старается казаться слабее чем есть на самом деле. Усыпляет бдительность наблюдателей? Поговорить прямо они не могли, поэтому оставалось только догадываться.       Столько времени в закрытом пространстве и та близость, что была между ними, сделали своё дело — Дин осознавал, что Ян с каждым днём нравится ему всё больше. Нравилось буквально всё: как он говорит с напевом, как матерится, как улыбается, как играют мышцы на его руках, когда он отжимается. Нравилась его внешность, острые ушки и подвижный хвост с чёрной пикой на конце. Неужели это правда возможно, с помощью теста найти в пару для человека представителя инопланетной расы? Они ведь должны быть совсем разные! Блять, почему же тогда Ян так нравится? И Дин начинает верить в тест.       Они всё ещё спят в одной постели, но без секса или хоть какого-то подтекста. Наблюдатели не командуют, а просто так он не смеет приблизиться к синему. Как это будет выглядеть? Яна ведь заставляют, с его стороны не может быть желания и настоящей симпатии. Для него это риск взять на себя самое важное в жизни обязательство. Дин с ужасом думает о том дне, когда прозвучит знакомое сообщение из динамика, и то прекрасное удовольствие, которое мужчина бережно хранил в своей памяти, превратится в каторгу. Вот бы они могли встретиться не так! Не здесь. Сложилось бы у них что-нибудь?       Может, всё осталось бы по-прежнему, но на четвертый день Ян после душа не вернулся в камеру как обычно. Сначала Дин не волновался, спокойно жевал себе завтрак, который всегда приносили раньше чем сокамернику. Блинчики с малиновым джемом были просто супер, он себе весь судоку закапал и оттирал порозовевшие страницы, чертыхаясь. Уже отмывая липкие и жирные пальцы, он понял, что по ощущениям, синий задерживается. Глянул на часы — так и есть, минутная стрелка остановилась на цифре восемь.       Мужчина мгновенно облился холодным потом, представив сразу самое худшее. Яна притаскивают избитым, бросают через порог словно мешок с кукурузой. Но он не встаёт. Если он как-то смухлевал в тот раз, то его брат тоже пострадал. Возможно, даже больше чем он сам. Тогда его это подкосило, а сейчас… Короче, Дин накрутил себя по полной программе и никак не мог успокоиться. Мысль о том, что, возможно, Яна пытают в этот самый момент, сводила с ума.       Его втолкнули в дверь спустя час, когда Дин уже замаялся ходить из стороны в сторону, а светлое облако кудряшек почти высохло, закручиваясь тугими пружинками. В первое мгновение он выдохнул, даже не осознавая, что задержал дыхание, когда двери со знакомым сигналом отъехали в сторону. Ян не разбрызгивал ихор, как раненое божество, напротив — он казался здоровым, его золотые глаза блестели, а кожа выглядела мягкой и увлажнённой. Но что-то было не так, ведь синий со злостью пнул закрывающуюся дверь. Выставив средние пальцы, он шагнул к стеклу и с такой силой ткнул зеркальную поверхность, будто был пловцом, который прыгнул с трумбы, и вот-вот разрежет водную гладь своим телом.       Дин подобное поведение уже видел, поэтому знал что делать. Ян тоже знал, что он знает, а в свою очередь, и он знал, что синий знает, что он знает. Только это помогло мужчине увернуться от удара ногой, который мог заставить его голову звенеть как церковный колокол. Ян никогда не выбирал позицию защиты. Если он видел, что его собираются атаковать — атаковал первым.       Поэт сказал бы, что они танцуют диковинный танец. Пригнуться, подпрыгнуть, заблокировать удар. Контратака, попытка сделать захват, неудача. Ян не жалеет, бьёт в полную силу. Завтра на бледной коже расцветут синяки. Ничего, Дин всегда принимал это за комплимент. Инопланетянин видел в нём сильного противника. Это не игра, настоящий спарринг, только единоборства разные. Ян бьёт, а Дин старается провести удачный захват.       Бой нельзя назвать равным, ведь синий кило на пятнадцать его легче. Даже со своей инопланетной техникой, он был грушей для битья все те недели, когда мужчина тренировался и набирал массу. И всё равно, Ян гораздо быстрее. Он внимательный, а потому скользкий как мыло. Дин успевает устать, прежде чем ему удаётся провести не надёжный захват.       “Трата времени”, — успевает подумать он, когда вдруг перед глазами появляется кончик хвоста с чёрной пикой на конце.       Действие было быстрее мысли. Дин хватает его ртом, ласкает чёрную пику, кончиком языка, прижимая к нёбу. Так, как синий научил его ласкать уздечку, пока этот же хвост обнимал его горло словно причудливый чокер. Ян стонет без капли сдержанности, кажется, даже стекло завибрировало, а его колени подкашиваются. Мужчина не ожидал такой результативной реакции. Жарко становится уже не только от схватки.       — Сука, — цедит синий сквозь зубы, — это против правил, мать твою.       — Прости, я уже устал, — честно отвечает Дин, продолжая “обнимать” его со спины, прижимаясь к его заднице боком, чтобы не дать почувствовать хуй, твердеющий с каждой секундой.       Невозможно оставаться спокойным, ощущая это тело в своих руках, вдыхая неповторимый аромат свежести так близко, чувствуя как жёсткие тёмные волосы щекочут подбородок. Хвост прижался к середине его груди, а кончик устроился во впадинке между ключиц. Мужчина чуть было не ляпнул “успокоился?”, но вовремя вспомнил, что ничего хорошего с ним после таких вопросов не случалось. Ян, конечно, не женщина, но кое-что общее у них точно есть. Может, и это тоже? Лучше не рисковать.       — Ну всё, пусти уже, — забился в его руках синий, но без прежней ярости, поэтому Дин с неохотой подчинился.       Ян не вернулся к своим занятиям. Он вдруг стал ходить из стороны в сторону, абсолютно точно так же, как это делал Дин до его возвращения. Хоть схватка уже закончилась, он всё ещё тяжело дышал. Синяя кожа блестела от пота, но ещё ярче блестели глаза. Был он каким-то взбудораженным, взгляд шальной, а чёрные губы приоткрыты. Мужчина сузил глаза.       — Что случилось?       — А случилось, — взмахнул руками Ян и часть прежней ярости вернулась к нему, — что эти уёбки, мрази эти… Ненавижу!       — Что? Что они с тобой сделали?       Синий откатал рукав футболки на плече, будто это обо всём говорило. Дину пришлось подойти и прищуриться, тогда он заметил едва заметный след от укола на влажной коже.       — Вкололи тебе какое-то дерьмо, я понял. Что оно делает?       — Как мне тебе это объяснить?! — вспылил он и снова принялся ходить туда-сюда.       — Начни сначала, — предложил мужчина, бессознательно похлопывать себя по бёдрам, будто в стремлении успокоить.       Мало ли что ещё придумали эти мудилы?       — Хорошо, окей, я постараюсь. М-м-м, знаешь, мы, нитзенцы, эволюционировали как вид столетия назад. Это было очень быстро, не без помощи, но не суть, так всегда бывает в неблагоприятных условиях. Нам пришлось адаптироваться, чтобы выжить.       — Адаптироваться к чему?       — Мы пережили… Чуму восемнадцатого века, как на Земле у вас было, только масштабы были ещё ужаснее. Большая часть самцов, так их назовём, вымерла, а часть тех, кто остался, стали бесплодны.       — Так.       — Они не могли удовлетворить наши нужды, треклятый зов природы, животное начало.       — Я не понимаю о чём ты.       — Блять, — выдохнул он, зарывшись пальцами в волосы, а потом зажмурился. Его лицо потемнело, кулаки сжались до хруста костей. — Ты знаешь про течку и гон?       — Как у собак что ли?       — Да, как у ебаных собак, — процедил Ян сквозь зубы. — У нас тоже это было. Было и прошло, потому что самцы перестали впадать в гон, а нас осталось слишком много. И численность наша только росла, тогда как их становилось всё меньше. Мы должны были эволюционировать, иначе было не выжить. Учёные придумали как толкнуть развитие в эту сторону. Мои предки пиздец как мучились, чтобы я сегодня не зависел от велений своей дырки, а уроды эти, эти уёбища… Они откатили прогресс на сотни лет. Я даже не знал, что это возможно!       Мысли постепенно складывались в красивый карточный домик, и Дин стал понимать, почему вид Яна его так торкнул. Он потеет и не может найти себе места не только от ярости, а и от возбуждения. Странно, но гнев делает его ещё более сексуальным. Жилистые мышцы на его руках напрягаются, линия челюсти очерчивается яснее, а движения тела резкие, наполненные внутренней энергией.       Мужчина понимает, что должен возмутиться в унисон, крыть наблюдателей матами и злиться, но его сердце стучит всё быстрее и во рту пересыхает вовсе не поэтому. Ян вдруг замирает на месте, как человек, который вдруг понял, что идёт не туда, и… и засовывает руку под пояс штанов сзади. Словно в замедленной съёмке Дин наблюдает, как его ладонь появляется на виду: блестящая и мокрая от смазки. Синий рычит так, что в груди вибрирует.       — Блядство, как же это унизительно!       А тогда смотрит на Дина, который до сих пор не говорил ни слова. Как он мог хоть что-то сказать, когда в рот будто риса насыпали? Язык стал сухим камнем и припал к нёбу словно к реверсивному дну пруда. Засохшего пруда. Он не мог думать ни о чём, кроме как о новом шансе прижать Яна к себе, коснуться желанного тела и получить отклик. Судя по всему, свободные штаны больше не могли скрыть масштаб его заинтересованности, поэтому взгляд золотых глаз и опустился туда. Дин ощутил как жар стыда заполняет лицо и спускается по шее к вороту футболки. Он ожидал, что синий вскипит как чайник и, возможно, снова придётся драться, но Ян вдруг улыбнулся.       — Ха! Я и забыл, что здесь для тебя словно рай. Знаешь что? Уже ничего не изменится, так что похуй на правила, я столько вытерпел. Я тоже хочу в рай.       Дин успел подхватить его, но инерция инопланетного прыжка заставила его врезаться в стол, а общий напор — сесть на него задницей, пока синий мостился сверху, расталкивая коленями свои конспекты. Он целовался жадно, прижимая к губам, схватив за волосы на затылке. Дыхание мгновенно сбилось у обоих, поэтому поцелуй был шумным и влажным. Ян настолько торопился, что никто из них не разделся полностью: Дин только стащил штаны с трусами до середины бедра, а синий задрал его футболку до груди, оставив собственные штаны болтаться на одной ноге.       Тот раз был быстрым, неистовым, утоляющим острую потребность в близости. Мужчина только-только получил дозу возбудителя из слюны, а резкие движения Яна скоро подогнали к пику их обоих ещё до того, как член успел занеметь от смазки. Тяжело дыша и срывая мокрую от пота одежду, они рухнули на кровать и уже гораздо дольше кувыркались поверх синего покрывала, испортив его потрясающую чистоту, а потом занялись простынью.       Наверное, со стороны это походило на соревнование — кто кого хочет больше, и здесь никто не хотел уступать. Они пробовали и так, и эдак, подсказывали друг другу и торопили, или просили немного замедлиться, чтобы растянуть удовольствие. Вернее, верховодил процессом именно Ян, а Дин оставался ведомым, наслаждаясь своей новой ролью не меньше, чем синий наслаждался его беспрекословным подчинением.       Ночью и на следующее утро мужчине не было так плохо, как в первый раз. Возможно, потому что он проснулся уже укрытый и в горячих объятиях. Или потому что Ян снова залез на него после обеда. Ну, а Дин, хоть всё ещё ощущал слабость, влился в процесс. Странно, но здесь оказалось как с опохмелом — уже к ночи он чувствовал себя намного лучше, а не хуже, хотя торкало так же. С каждым новым разом негативные эффекты сглаживались, а уж о количестве Ян позаботился, не стесняясь выступать инициатором.       В душ их теперь водили дважды в день.       Синий всё время был на расстоянии вытянутой руки. Он словно проверял границы, следил за реакцией настороженно, даже на самые простые действия, будто только и ждал получить отказ. Какой там отказ? Дин жмурился как кот, когда синий накручивал его светлые кудри на пальцы, или когда ложился ему на грудь горячей щекой. Он такие условные рефлексы сформировал, собака Павлова бы обзавидовалась! Спустя неделю если Ян вдруг будил его, то ещё до того как открыть глаза, мужчина уже начинал снимать трусы. Инопланетянину будто всё время хотелось или было мало, сколько ни дай. Его логика становилась всё понятнее, когда они бывало лежали мокрые и горячие после недавнего секса, сплетясь ногами и руками, и разговаривали, узнавая друг друга всё лучше.       — До тебя? Было пару раз, — ответил Ян, вырисовывая какие-то символы на широкой груди, а потом остановился и закатил глаза. — Ладно, кого я обманываю? Раз. Было лажово. Ты не понимаешь, как у нас всё устроено. Сначала по программе цветы, конфеты, ухаживания длиной не в одну неделю, ты понял, и всё для чего? Он, блять, просто лежал бревном и ни звука.       — Да ладно?!       — Сказал, что я плохо над ним старался, и должен быть доволен, что он вообще согласился. И всё это во время процесса. Мне так мерзко стало. Он как будто пытался подрочить об меня, ничего при этом не делая, уверенный, что я никуда не денусь. Активность он стал проявлять, когда я слез. Пытался меня заставить.       — Ебаный же… — начал Дин, не зная, какое подобрать слово. Руки сжались в кулаки, тело напряглось, а Ян ткнул его в грудь и приподнялся на локте, чтобы заглянуть в лицо.       — Ты чё вскинулся? Меня разве легко заставить сделать то, чего я не хочу? Я пнул его по яйцам так, дай бог, хоть одного выстрогать сумеет. Он был не особенно сильным, не чета тебе, — осклабился синий, тиская мощный бицепс Дина, который мужчина поднапряг для пущего эффекта. — Какие там мышцы, кубики, плечи широкие, только бы хуй стоял, вот и все требования, которые можно иметь. Ух, вот они прихуеют, когда сладкая жизнь закончится! Ты не представляешь, сколько подарков и отсосов надо сделать, чтобы хоть дотронуться, когда хочется. По волосам погладить, взять за руку. Не заработал баллы — просто забудь.       — Хуйня тупо, — высказал своё мнение мужчина, укладывая Яна обратно на своё плечо, — это бартер уже какой-то, а не отношения.       — У нас пиздецки разные культуры, вот тебе и невдомёк. И не только тебе, — добавил синий, крепче обхватывая хвостом чужую ногу выше середины бедра. — Знаешь, я думаю здесь в лабе все уже перетрахались. Представь сколько недоёбанных среди наших учёных, а они ведь ещё и не дауны. Наверное, быстро сообразили, что стоит побросать намёки, задницей покрутить, и у ваших пышущих тестостероном охранников уже хуй стоит. Бесплатно.       — Ха, знаю я одну такую парочку, — усмехнулся Дин, вспоминая как флиртовали Хрипун и Зануда, — точно ебутся.       — Так, а чё не? Такие возможности на дороге не валяются.       — Получается, я у тебя второй?       — Да какой там! Запишем, что первый. Тот секс и сексом не назовёшь, забыть бы его как страшный сон. А вот про твой огромный член я никогда не забуду.       Дин хмыкнул, стараясь скрыть смущение от этого откровения.       — Я рад, что тебе нравится.       — Мне ахуеть как нравится.       И так не сильно хотелось, но теперь прям подмывало ни в чём ему не отказывать. Так что этим прекрасным утром мужчина первым втянул Яна в поцелуй и стал избавляться от одежды. Зачем он вообще её надел? У этой кровати теперь дресс-код “Адамс сьют онли”.       Синий обжигал своими поцелуями, а ещё больше своим телом. Уже абсолютно голый он забрался сверху, тяжело дыша. Золотые глаза сверкали как янтарь на солнце, и Дин задержал руку на его щеке, наслаждаясь красотой этого необычного лица. Сердце Дина могло посоревноваться с двигателями люксовых спортивных машин, настолько быстро из нормального состояния оно разогналось от одного намёка. От одной только мысли, что…       С утра это всегда было иначе. Ещё немного сонные и ленивые они не торопились, даря друг тягучее удовольствие. Ян двигался медленно, плавно, едва-едва выпуская партнёра из себя. Видеть его таким чувственным, Дину нравилось ничуть не меньше, чем ощущать на себе жадную страсть нитзенца.       Теперь они в самом деле походили на идеальную семейную пару: просыпались одновременно, ласкали друг друга и шли в душ, хоть каждый в свой. После завтрака разгадывали судоку, а Ян проверял у Дина знание чисел на нитзенском, пока не решил, что пора приступить к письму. Выделив ему одну из своих незаконченных тетрадей, он заглядывал мужчине за плечо, наблюдая, как он справляется.       Некоторые рисунки-иероглифы были проще некуда, например, вода и солнце, но вот слова вроде “птица” — требовали нарисовать птицу. В буквальном смысле. По рисованию у Дэвиса всегда стояла “С” с двумя минусами, поэтому изобразить кракозябру, в которой зашифрована формула ебаного карбегона-9, он пытался раз двадцать, но безуспешно. Синий смеялся и подкалывал ученика, который “дует губки, будто это поможет”.       Настроение Дина пошло в гору после обеда, когда он без единой ошибки предложил ещё позаниматься на певучем языке синих инопланетян. Ян аж зажмурился от удовольствия.       — Потрясающе! У тебя точно талант. Знаешь, забавно, я точно так же быстро прогрессировал в английском. Совпадение?       — Не думаю.       Сидя друг напротив друга за ужином, пока лучи рассветного солнца рисуют светлый квадрат на двери камеры, Дин воображает её просто комнатой. Обычным номером в отеле люкс на Нитзене, где одним нажатием кнопки можно заставить этот серый потолок отъехать, а за ним будет прозрачный экран, позволяющий осмотреть инопланетные пейзажи во всей красе, не выходя наружу. Ян тоже о чём-то задумался, но точно не о приятном — между бровей у него залегла складка.       — О чём ты думаешь? — спросил Дин, надеясь на честный ответ, но в то же время понимая, что некоторыми мыслями просто нельзя поделиться во всеуслышание.       — Мне не дают видеться с братом, — выдохнул синий, ковыряя розовую инопланетную картошку. Ну, на вкус, она была как картошка, Дин пробовал. — Сначала обещали, что это будет частью сделки, если оба будем ходить по струнке, но теперь — только кормят завтраками. Говорят, что для нашей встречи ещё не всё готово. Что для неё вообще можно готовить?       — Не ебу. Волнуешься, что они могли что-то с ним сделать? Может, он не выполняет условия?       — Он точно выполняет. Я бы первый узнал, если бы нет, — покачал головой Ян и закусил губу. — Должен предупредить — скоро мне снова придётся бунтовать.       — Но… — начал мужчина, отложив вилку, не глядя, так что она съехала с края тарелки, — они снова станут избивать тебя.       — Мне поебать, — отбрил Ян, — я должен знать, что мой брат в порядке. Они требуют от меня создания полукровки, первого в своём роде. Мои требования — проще некуда. Нехуй мухлевать, мы же договорились.       Дин не знал, что на это ответить. Вернее, знал, но сказать вслух не мог.       “Они не считают нас за людей, мы для них просто мышки. Мышке не договориться с лаборантом, ведь он в любой момент может взять своё слово назад, ничем не рискуя. Надо валить отсюда. Бежать, куда глаза глядят, пока они не получили, что хотят”.       Но как же это сделать?       Мужчина сгорбился под тяжестью старой ноши — неволи. Как он мог так легко забить, купиться, попасться в эту ловушку для детей? Идиллия была разрушена как дешёвые декорации. Серые стены как никогда стали давить на голову, а красочные пейзажи на картинах показались изощрённой насмешкой.       Он посмотрел на недоеденый ужин, растеряв весь аппетит, а тогда поднял глаза на синего, который и половины не съел, только ковырял еду так, будто хотел методично разщепить на атомы. Его плечи были так же опущены. Может, Дин даже не заметил, что он горбится уже со вчера или даже дольше? И ничего не говорит. Получается… Он ведь… Разве теперь между ними что-то поверхностное?       “А как ты хотел?” — едко спросил внутренний голос. “Разве вы — настоящая пара?”       “А это важно? Неужели двух людей парой делают условности? Обстоятельства? Мы сами решаем”, — кивнул своим мыслям мужчина, а тогда поднял голову. “Или вовлекайся полностью, или даже не начинай”.       — Ян, — позвал он и протянул раскрытую ладонь, — я с тобой. Устроим голодовку. Прямо сейчас. Может, если я присоединюсь, им придётся уступить. Двое больше одного, простая математика.       Золотые глаза расширились. Бессознательно синий распрямился, хоть и не полностью, будто его ноша стала немного легче. Он сжал руку мужчины недоверчиво, будто тот мог её отдёрнуть, и это говорило о его отношении всё. Даже то, чего не хотелось знать.       Внутри кольнуло тонкой, но очень длинной иголкой.       “Ничего”, — повёл головой Дин и улыбнулся ободряюще, хоть и через силу.       Горячая ладонь Яна в его руке ощущалась как будто… Будто он снова греет руки у камина, в гостиной того красивого дома с большой деревянной верандой, где у мальчика был красно-зелёный рождественский носок с его именем у края. Тогда Дин уже знал, что его новой маме удалось забеременеть, и понимал, что это значит для него.       Так близко, и так далеко.       Но тепло от того огня из-за осознания не становилось менее приятным.