Can you keep me close?

— Завтра вечером будет пир, — прошептала Хелейна. Ее взгляд был направлен в пол, будто она не обращалась ни к кому конкретному. Люк подумал, что она разговаривала сама с собой, пока Хелейна не добавила: — Я не знаю, уведомили ли тебя, — на этот раз она смотрела ему в глаза. — Пир изначально не планировали. — Твой дед уже сказал мне, тетя, — Люцерис даже не пытался скрыть презрение при упоминании Отто Хайтауэра. Позавчера Десница перехватил Люцериса в коридоре, пока стража сопровождала его в покои, и коротко сообщил о предстоящем пире с, очевидно, единственной целью: продемонстрировать растущее влияние Зеленых. — Со всего королевства съедутся лорды и леди, — она слегка улыбнулась. — Это значимое событие, мы все должны произвести хорошее впечатление. Она перевела взгляд на близнецов: Джейхейра выглядела весьма воодушевленной относительно предстоящего вечера. — Рад за них, — пробормотал Люк, возвращаясь к книге в попытках вновь сосредоточиться на тексте. До этого разговора день проходил неплохо: проводить время с Хелейной и ее детьми было наименее отвратительной частью его заключения в стенах Красного замка в качестве гостя, как любили повторять Алисента и Отто. Может, он даже постепенно привыкал к обществу тети, кузена и кузины, но ничто было не в силах усмирить его ненависть к этому месту, и, в особенности, ненависть к Эймонду за то, что он запер его здесь. — Итак, полагаю, ты знаешь и другое, — Хелейна продолжила более застенчиво. — Десница хочет, чтобы ты тоже пришел. Молчание затянулось — Люк наконец оторвал взгляд от книги и подозрительно покосился на Хелейну. — Что? — только и смог вымолвить он. — Десница хочет, чтобы ты… — Нет, я услышал и в первый раз, но, — Люцерис замешкался, — седьмое пекло, я ни за что не буду принимать участие в этом… Гнезде вероломных змей. Он хотел сказать это вслух, но переборол себя только ради Хелейны: не ее вина, что она родилась в семье, представлявшей из себя сборище ядовитых змей. Но заявление о том, что они хотят видеть его на пиру, было либо очень дурной шуткой, либо очередным унижением от Зеленых, как будто держать его здесь, вдали от собственной семьи, было недостаточно. — Думаю, они бы тоже хотели, чтобы ты пришел, — Хелейна взяла руку дочери в свою. — Детям нравится, когда ты рядом. Она сделала небольшую паузу. — И Эймонд тоже будет рад тебя видеть. При упоминании дяди Люк почувствовал, как краска против воли бросилась ему в лицо. Произнеси это имя кто-то другой, Люк бы не придал этому значения, но Хелейна была сестрой Эймонда и, несмотря на мнимую отвлеченность и наивность, она обладала исключительной проницательностью и — Люк был уверен — лучше многих в Красном замке умела замечать детали. — Мне все равно, чего он хочет, — воспротивился Люк. — Я не иду. — Я могла бы помочь тебе выбрать наряд, — предложила Хелейна, словно вовсе не услышала Люка. — Джейхейра хотела показать тебе свое платье на завтра. — Muña! — прервала девочка, краснея. Ее смущение заставило Люка улыбнуться: она была поистине очаровательна, и ему сложно было поверить, что этот ребенок имеет отношение к Эйгону или… к самому Эймонду. — Хорошо, — он отложил книгу в сторону и, встав, снова нахмурился. — Но это не значит, что я согласен присутствовать на пиру. Хелейна не ответила, встав и разведя руки, чтобы взять своих детей: Джейхейрис схватился за мамину руку, а Джейхейра подбежала к Люцерису и выбрала держаться за него. — Оно очень красивое, кузен. Девочка посмотрела на него, широко улыбаясь, и направилась вперед, не давая Люцерису времени на сопротивление: ему ничего не оставалось, как последовать за ней в покои Хелейны. Часть одежды уже была разложена на кровати, и Люцерис не мог не поморщиться при виде платья его кузины. Оно было маленьким, с золотым шитьем на оборках юбки и рукавах. Но большая часть ткани была зеленой. Люцерис перевел взгляд на тетю: ее платье тоже было зеленым. Зеленый Хайтауэров, с отвращением подумал Люцерис. — Тебе нравится? — с надеждой спросила Джейхейра, широко распахнув глаза. — Я… — А это для тебя, — перебила Хелейна, продемонстрировав элегантную тунику. Она не походила на одежду, которую привык носить Люк: туника определенно была очень мягкой, длинной, но не слишком. Бледно-зеленый прекрасно подчеркивал изящество вещи. Люцерис сузил глаза. — Я не надену это. — Но она такая красивая! — разочарованно воскликнула Джейхейра, посмотрев Люцерису в глаза. — Кузен обязан ее надеть! — Я не могу, — выдавил он, прежде чем отвернуться: взгляд кузины был таким пристальным, что он не мог больше его выносить. — Я все равно не пойду на пир. — Деснице не понравится… — Но, Люк! — прервала маму Джейхейра и подергала Люцериса за рукав. — Я хочу посмотреть на эту красоту на тебе, пожалуйста. Люцерис закатил глаза и взглянул на тунику еще раз. Его брат Эйгон часто упрашивал его сделать что-то, и он точно так же не мог отказать. Люк с неохотой взял одеяние из ее рук и тяжело вздохнул. — Ладно. Ну почему он не мог сопротивляться просьбам своей маленькой кузины? Он повернулся спиной и снял верхнюю одежду, чтобы примерить тунику: она приятно ощущалась на коже, и Люка удивило то, насколько она была удобной. Он развернулся к остальным лицом и получил счастливую улыбку от Джейхейры. — Теперь ты довольна? — хотел бы Люк звучать угрюмо, но восторг Джейхейры вызвал у него непреднамеренную улыбку, несмотря на собственное недовольство. — Очень мило! Он был готов возразить, но неожиданный стук в дверь покоев не дал ему шанса высказаться. Хелейна затем взглянула сначала на него, потом на дверь, будто не знала, стоило ли открывать, ведь она не ждала гостей. — Сестра, ты здесь? Черты ее лица разгладились, когда она услышала знакомый голос, напряжение покинуло ее тело, и она улыбнулась. — Да! Заходи, брат! Люцерис бросил на нее отчаянный взгляд, но у него не осталось времени выразить недовольство: в комнату вошел Эймонд. — Дядя! — радостно завопил Джейхейрис и бросился к Эймонду. Тем временем Люцерис замер на месте и, не говоря ни слова, посмотрел на дядю. Он не должен был вернуться так рано. Он должен был быть сейчас в Риверране, заниматься тем, о чем Люк знать попросту не хотел. — Ты вернулся, — улыбнулась Хелейна. Вернулся после того, как убивал людей моей матери. Слова так и рвались наружу, но Люк решил держать свои мысли при себе. Джейхейрис протянул к дяде маленькие ручки, и Эймонд погладил младшего племянника по голове. — Предполагалось, что я вернусь позже, но… Эймонд поднял взгляд на Люцериса, и слова застряли у него в горле. Люк все еще не сдвинулся с места: он обнаружил, что не мог пошевелиться под блуждающим по нему заинтересованным взглядом дяди. Сердце Люка неистово заколотилось, а щеки запылали. До этого Эймонд словно не признавал присутствия Люка хотя бы потому, что не ожидал застать его в покоях сестры, но сейчас он уставился на него единственным сиреневым глазом, и его нечитаемое выражение лица заставило Люцериса вздрогнуть. — Что ты здесь делаешь? — Эймонд наконец разорвал зрительный контакт, словно они и не провели несколько мгновений в безмолвном напряжении. — Мы показывали Люку наши платья для пира, — мягко ответила Хелейна. — Но кузен не хочет идти! — надулась Джейхейра. — Не хочет? — Эймонд вздернул бровь. Люцерис приоткрыл рот, чтобы объясниться, но понял, что не мог ничего придумать, пока все в комнате, включая Эймонда, пристально смотрели на него в ожидании ответа. Хелейна бросила взгляд на детей и прервала затянувшееся молчание. — О, как же я могла забыть, детей пора купать. Близнецы уже готовы были сопротивляться, но она взяла их за руки и быстро провела к двери, будто не заметив умоляющий взгляд Люка. Хелейна вышла из комнаты, тем самым сбегая от повисшей в покоях тяжелой атмосферы — там, где Люк и Эймонд оказывались рядом, неизменно возникало напряжение. Она всегда знала больше, чем показывала, и на этот раз ничем не выдала то, что ей было известно: перед тем, как закрыть дверь, она не обернулась и только пробормотала что-то о пауке, плетущем сети, пока добыча не смотрит. — Признаться, я не ожидал этого, — произнес Эймонд, как только они остались наедине, и сделал несколько шагов к Люку. Люцерис наклонил голову и взглянул на свою грудь — он и забыл о тунике, которую надел, пока явный взгляд Эймонда не напомнил ему об этом. Это ничего бы не значило, если бы не одно «но»: он в первый раз за все время пребывания «в гостях» надел зеленое. — Я собирался выбросить это. — И забыть о том, что ты решил дождаться моего возвращения в цветах моей семьи? — Эймонд ухмыльнулся, словно охотник, нагнавший добычу. — Может, мне стоит почаще покидать замок. Разумеется, он дразнился, но в глубине души Люцериса беспокоили вероятные отъезды Эймонда. — Ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя, Эймонд, — он цокнул языком и твердо посмотрел в лицо дяди. — Но вынужден тебя огорчить: дело совершенно не в тебе. Эймонд медленно приближался к Люку, пока не остановился почти вплотную. — Неужели? — в голосе зазвучала притворная обида, но во взгляде читалась насмешка. — Тогда в чем же дело? — Твоя племянница настоятельно меня попросила, — Люк приподнял уголки губ в дерзкой ухмылке. — Не все на свете зависит от тебя, дорогой дядя… Его самоуверенность испарилась в ту же секунду, как Эймонд обхватил его талию. Внезапно Люку в голову пришла мысль о том, как же давно он видел дядю в последний раз. — Пытаешься заставить меня ревновать к моей же племяннице, как грубо, taoba. Люцерис положил ладонь на грудь Эймонда, но не чтобы оттолкнуть, а чтобы удержать хоть какое-то подобие дистанции. — Это все дурацкий пир, — Люцерис закатил глаза. — Хелейна сказала мне, что твоя семья требует моего присутствия… в ваших цветах. — И ты отказываешься идти? — риторически спросил Эймонд, запуская одну руку под рубашку Люка. Люк резко вдохнул, ощутив холодные пальцы на своей коже. — Конечно, я не иду! — Какая жалость, с тобой вечер был бы не таким скучным. Эймонд пробежался пальцами по его груди, от чего у Люка подкосились ноги, а какая-то его часть захотела просто сдаться и прильнуть к телу напротив, но он взял себя в руки и немного отодвинулся, чтобы пересечься с Эймондом взглядами. — Я серьезно! — возмутился Люк. — Что твой дед задумал? Заставить мою семью поверить, что я перешел на вашу сторону? Эймонд хмыкнул, подтянув Люцериса к себе за бедра так, что их торсы соприкоснулись. Вторая рука тоже добралась до груди Люка, и эта близость позволила Эймонду прижаться губами к уху племянника. — Ты слишком много думаешь, однако, — прошептал он и запечатлел легкий поцелуй за ухом, — ты давно не спрашивал о своей матери. Люк залился румянцем до самых ушей, когда почувствовал, как губы Эймонда спустились вдоль его челюсти к шее — непроизвольный стон вырвался из его рта, но он не попытался отодвинуться. В этом была доля правды: он стал меньше спрашивать, когда услышал, что Караксес сжег целую деревню мирных жителей за то, что они встали на сторону Эйгона. Люцерис знал, что шла война, что люди погибали кроваво и жестоко, но мысль об убийстве невооруженных жителей словно затянула узел в груди. Конечно, эта история могла быть ложью или преувеличением с целью заставить Люцериса сомневаться в приемном отце, но часть его понимала: не бывает дыма без огня. — Я спрашиваю, но не могу верить всему, что слышу, — неразборчиво проговорил он, позволяя дяде кусать свою шею. — Что ж, тебе придется скучать на пиру в одиночестве, потому что я не иду. Эймонд перестал касаться его шеи и поднял голову, чтобы посмотреть Люку в глаза. — Ты наш гость, — пророкотал он, и их лица оказались так близко, что Люк почувствовал дыхание на своей коже. — Было бы невежливо не пригласить тебя. — Я ваш заложник, — огрызнулся Люцерис. Он ничего не мог с собой поделать, слово «гость» действовало ему на нервы с первых дней заключения. — Гость может уйти, когда захочет, что явно не соответствует моему положению. В комнате воцарилась тишина: Эймонд лишь поморщился, и Люцерис не сумел распознать его эмоции. Напряжение возросло до такой степени, что он почувствовал заминку в дыхании дяди, думая, что, возможно, перешел черту, но… Эймонд схватил его за подбородок и наклонился — их дыхание смешалось. — Ты не можешь уйти, потому что сейчас это самое безопасное место для тебя, — медленно проговорил он. — Представь, если бы ты остался со своей матерью: ты бы летал от лорда к лорду и в итоге погиб бы. В его голосе должна была звучать злость, но вместо этого в нем отчетливо слышалось беспокойство. Эймонд нежно поцеловал изгиб челюсти Люка — прикосновение заставило его вздрогнуть и закрыть глаза, втайне наслаждаясь тем, как вторая рука Эймонда ласкала его талию. Люцерис бросил на него взгляд из-под ресниц. — Но это мой долг, я должен служить интересам своей семьи… Он не успел закончить — Эймонд подхватил его за талию и перенес на кровать. Теперь Люцерис сидел на коленях своего дяди. — В этом нет смысла, если ты в конце концов убьешься, — Эймонд нежно коснулся щеки племянника. — Кроме того, я тоже твоя семья, — тихо добавил он, и последние слова повисли в воздухе. Мгновение они тихо сидели, отчаянно рассматривая друг друга, а затем Люцерис прижался губами к губам Эймонда. Люк не знал, почему инициировал этот поцелуй: был ли это способ унять беспокойство Эймонда, последствия разлуки, жажда его прикосновений или страх потерять дядю на одной из предстоящих битв. Эймонд отметил, что Люцерис не пытался отстраниться, и углубил поцелуй. Люк приоткрыл губы, чужой язык проник в его рот, и он почувствовал, как по всему телу разлился жар. Люк обвил руками шею Эймонда, а тот вернулся к груди племянника: одна ладонь скользнула под тунику, ласково поглаживая живот, а другая приблизилась к его заднице, что заставило Люка застонать в поцелуй. — Kepa… — Люку пришлось прервать поцелуй, чтобы застонать. — Я уже говорил тебе, что правильно «qȳbor», taoba, — поправил Эймонд и цапнул его за ухо. Люк положил руку на плечо дяди, а вторую прижал к его груди. — Какая вообще разница, — слова перемежались вздохами, когда Эймонд касался его. — Мне нравится «kepa», лучше звучит. — Упрямый наглец. Эймонд запустил руку в штаны Люцериса, и тот замер. — Это комната твоей сест… Еще один поцелуй. — Но ее здесь нет, — прошептал Эймонд в губы напротив. — Она может вернуться в любой момент. — Близнецы много шалят, у нас есть время, — он ухмыльнулся на то, как Люцерис был одновременно испуган и возбужден. — И я слишком редко вижу тебя таким, чтобы упускать возможность. Щеки Люцериса снова покраснели, а губы распахнулись, когда Эймонд схватил его за бедра и придвинул ближе к себе. Он покраснел еще сильнее, когда почувствовал чужое возбуждение. Правда в том, что… с тех пор, как они начали эти игры, которым не осмеливались дать название, они не делали ничего откровенно сексуального, особенно после того, как Эймонд был вынужден сражаться на войне своего брата. — Каким? — осмелился спросить Люцерис, слегка улыбаясь. — Одетым в зеленое, таким красивым для меня, — он немного приподнял бедра и прижался к Люцерису, мурлыкнув ему на ухо: — Ты же видишь, что делаешь со мной, милый племянник. Они снова поцеловались, прильнув друг к другу. Люк двинул бедрами, требуя более тесного контакта, и его лицо запылало сильнее, когда он осознал, что его собственное возбуждение прижалось к дяде. Люк зажмурился и немного отстранился. — Прости, я… — Жадный, избалованный мальчишка. Эймонд улыбнулся и поцеловал его в щеку, не давая отодвинуться. Он снова провел рукой по животу Люка, на этот раз остановившись возле брюк. — Хочешь, чтобы я помог тебе с этим? Люк ничего не ответил, только поцеловал Эймонда и кивнул — пальцы дяди обхватили его член, двигаясь вверх-вниз. Это был первый раз, когда кто-то, помимо самого Люка, касался его таким образом. Его глаза увлажнились, а изо рта Эймонда начали вырываться слабые стоны, пока Люк пытался заткнуть его поцелуем. Ощущения от прикосновений дяди были яркими и острыми, и Люк спрятал лицо в изгибе шеи Эймонда. Эймонд увеличил темп: мурашки пробежали по телу Люка, а в животе разлилось тепло. — Kepa, — сказал он, задыхаясь, — я скоро… Он не смог произнести это вслух, осознавая, что устроит беспорядок в чужой комнате. Люцерис намеревался вывернуться из объятий, но Эймонд не позволил ему, удерживая на месте свободной рукой. — Все в порядке, dōna mirre, — он заставил Люцериса поднять взгляд. — Ты можешь кончить. Может, дело было в похвале, или в чарующем голосе дяди, или во всем сразу, но, данное шепотом разрешение довело Люцериса до кульминации, и он кончил в кулак Эймонда. Люк тяжело дышал, вскинув взгляд из-под увлажнившихся ресниц на Эймонда. Стыд пришел следом: он осознал, что они натворили. Что натворил Люцерис, рискуя быть пойманным. — Ты по-особенному красив сейчас, — невзначай заметил Эймонд. Люцерис только сейчас обратил внимание на то, как он выглядел: бедра разведены над коленями Эймонда, штаны слегка спущены, а изящная туника сбилась, обнажая кожу на животе и спине. Одного взгляда хватило бы, чтобы понять, чем они занимались. Несмотря на жар и возбуждение, он все равно нахмурился в бесполезных попытках прикрыться. — Это из-за тебя мне приказали надеть зеленое на пир, — даже задыхаясь, он умудрился звучать раздраженно. — Как умно с твоей стороны, племянник. — Ты ужасен, — пробормотал Люк, пытаясь слезть с коленей Эймонда. — Но ты все еще сделаешь это для меня, не правда ли? — Я скорее вовсе отклоню предложение, — часть его удивлялась, как он еще не поддался. — Не думаю, что твоя мать или брат будут в восторге. — Ты удивишь их — в конце концов, зеленый тебе к лицу, — Эймонд издал смешок. — Я уверен, что Хелейна и близнецы будут рады увидеть тебя. Люку пришлось наклонить голову, чтобы скрыть румянец. — Она мне так и сказала. — Потому что ты им нравишься: Джейхейра уже выбрала тебя в любимчики. Это было похоже на правду: он проводил с ними большую часть времени, когда Эймонда не было рядом. Не раз и не два Люк представлял, как заберет их на Драконий камень, подальше от Королевской гавани и ее безумия, хотя сейчас задача и казалась невыполнимой. Ему было жаль близнецов, ведь о них на самом деле никто не заботился, за исключением их мамы: Эйгон едва обращал на них внимание, а Отто видел в них скорее инструмент для получения власти, чем правнука и правнучку. Только Эймонду, помимо Хелейны, было не все равно. Он менялся рядом с сестрой и детьми — снимал маску безжалостного драконьего всадника и позволял проявиться мягкой стороне, о существовании которой Люцерис и не подозревал. В отличие от Эйгона и Визериса, близнецы на самом деле не нуждались в Люке: за ними уже присматривали родители и другие старшие родственники. Люк поднял голову, вспомнив, что он до сих пор не дал четкий ответ. — Я не хочу, чтобы мама неправильно меня поняла, — протараторил он. — Может, она поймет, что не готова править, — Эймонд небрежно хмыкнул, погладив щеку Люцериса. — Трон принадлежит ей по праву рождения, — невнятно ответил Люк, прекрасно зная, что подобный аргумент не произведет впечатления на Эймонда. — Моя сестра жила вдали от Королевской гавани долгие годы, она не имеет представления о здешних порядках. — И все же она справится лучше, чем твой брат, — Люк избегал взгляда Эймонда, словно пронзающего изнутри. — С этим я не могу поспорить, — Эймонд растянул губы в издевательской улыбке. — Получается, проблема в моем брате. Что, если бы трон занял кто-то другой? Люк распахнул глаза: даже после всего, что говорил ему Эймонд, он не был готов к такому заявлению. — Что? Эймонд мазнул пальцами по щеке Люка, погладил его губы большим пальцем и поднял голову за подбородок. — Джейхейрис еще слишком мал, а между тем, — он сделал паузу, понизив голос до шепота. — Я следующий в линии престолонаследия. Если считать Эйгона законным правителем, то в такой очереди на трон не было ничего удивительного, но все же Люк был ошеломлен: мысль об Эймонде в роли короля никогда не приходила ему в голову. Эймонд был воином, человеком, который не ждал, пока другие выполнят его долг; он стал бы тем королем, который самостоятельно сражался бы в собственных битвах. Люцерис не нашелся с ответом: он мог только сказать, что это тоже противоречило желанию его покойного деда, о чем Люк и так ежедневно напоминал Эймонду с тех пор, как тот привез его сюда. — Значит, мне стоит начать называть тебя вашим величеством, дядя? — поддразнивание, сорвавшееся с языка, оказалось единственным ответом, который не напомнил бы о расколе семьи. Воцарилось молчание, и Эймонд убрал руку от щеки Люка. Прежде чем он успел понять, что произошло, Эймонд взял его за запястье и притянул еще ближе. — На твоем месте я бы выбирал слова аккуратнее, племянник, — черты лица Эймонда заострились, и Люцерис не был уверен, крылась в его словах угроза или что-то иное. — Ты же не хочешь этого на самом деле, да? — Люк приподнял брови. — Если бы я сидел на Железном троне, не было бы нужды тебя прятать, — его взгляд на мгновение смягчился, и Люк подумал, что сейчас последует поцелуй, но Эймонд только клюнул его в висок. — Все бы знали, что ты принадлежишь мне, и никто бы не посмел причинить тебе вред. Властность, звучащая в его голосе, должна была обеспокоить Люка, но вместо этого он не мог не поддаться искушению и поинтересовался: — И что тогда? Все будут думать обо мне как о любовнике короля? Люк подумал, что в сложившихся обстоятельствах это было не самой плохой перспективой. — Нет, — искренне ответил Эймонд. — Мы бы обменялись клятвами перед лицом Богов, закрепив наш союз, и ни один смертный не осмелился бы пойти против своего короля. Он звучал настолько серьезно, что Люк позволил себе погрузиться в мечтания, пока слова Эймонда не перестали казаться далекой сказкой и не стали чем-то вроде обещания о жизни после войны, данного любимому. Люк закусил нижнюю губу и отвел взгляд. — Это обещание? — Возможно, хотя бы в конце войны, если я выиграю все сражения моего брата, он будет в долгу передо мной, — он цокнул языком и крепче обнял Люцериса. — Я смогу потребовать все, что захочу, и у него не останется выбора, кроме как выполнить мою просьбу. У Люка словно вышибли почву из-под ног. Он обхватил лицо дяди обеими руками. — Значит, все же обещание, — на выдохе произнес он, едва понимая смысл собственных слов. — Между прочим, — Эймонд ухмыльнулся, поглаживая кожу Люцериса большими пальцами, — я могу заставить тебя носить зеленое каждый раз, когда ты выходишь из своих комнат. — Что будет проблематично, учитывая, что я ненавижу этот цвет. — Предлагаю начать с завтрашнего вечера, — он приблизился настолько, что они соприкоснулись носами. — Или я избавлюсь от остальной твоей одежды. Люцерис снова залился краской — у него ушло несколько секунд на осознание, что жар вызван отнюдь не смущением. Он улыбнулся. — Тогда мне, пожалуй, стоит принять твое приглашение, дядя.