прикоснись

      Юнги с каждым днём и с каждой неделей удивлялся, как тот, кого он когда-то принял за безответственного избалованного мальчишку, так рьяно доказывал свою любовь. Почти три месяца прошло с того дня, как они решили быть вместе, но это ничего не изменило в их чувствах друг к другу. Конечно, Чимину приходилось также сложно, как и Юнги, помимо того, что они вместе боролись с гаптофобией, так и у будущего актёра это были первые отношения и тот так переживал о художнике, что это вечно выбивало слёзы умиления.       Чимину стало неуютно в своей квартире быть одному, поэтому он решил её сдавать, а сам переехал к Юнги, потому что теперь только здесь он ощущал себя дома. Иногда это утомляло художника, потому что Чимин говорил, говорит и, вероятно, будет говорить очень много, но эта проблема решалась довольно легко, стоило только попросить быть потише. Обид на эту просьбу не возникало, потому что, ну, в конце концов каждый имеет право на личное пространство.       Чимин сравнивал себя с дрессировщиком, совсем невольно, но именно так и выходило. Он часто был очень близко с Юнги, почти прикасался к нему, водил его по людным местам, но всегда оберегая, чтобы какой-нибудь человек не тронул его самого близкого человека и благодарный взгляд Юнги был самой драгоценной наградой. Круг знакомых увеличивался, а самого художника иногда узнавали люди, которым нравилось его творчество (в такие моменты Чимин немного ревновал, но сам же на себя фыркал, понимая, что это очень глупо).       В один из дней Чимин пришёл гораздо раньше Юнги, убрался в квартире, не трогая те комнаты, в которых Юнги рисовал, боясь что-то сдвинуть и тогда, ему думалось, что вся работа его парня пойдёт в мусорку. Юноша заказал славный ужин и с волнением сидел в кресле, часто вдыхая-выдыхая. Чимин вздрагивает, когда Юнги хлопает входной дверью и зовёт его. Первое, что видит художник, когда проходит по коридору, это накрытый стол на кухне. Молодой мужчина не может не напрячься, потому что особенного повода для праздника не было, а просто так чествовать праздность у них было не принято. Когда он заходит в зал, Чимин вскакивает на кресле, обнимая себя ладонями, потому что пальцы предательски дрожат. — Что-то случилось? — Юнги всегда хмурится, если подмечает в своих близких что-то, что им не свойственно. Чимин несколько раз кивает и отводит взгляд. Он дрожит, он взволнован и явно хочет что-то сказать. — Нам надо поговорить. — Чимин перебарывает себя и идёт на кухню. У Юнги сердце уходит в пятки и кровь отливает от лица. «Вот оно» думает он с чувством безвыходности. Конечно, молодому парню нечего делать рядом с медленно покрывающимся плесенью психически нездоровым человеком, у которого панические атаки случаются чаще, чем меняется погода. — Ладно, давай поговорим. — Юнги садится за стол и ждёт оглашения своего приговора. Невольно даже голова склоняется театрально. — Я долго думал об этом, как ты на это отреагируешь, сначала даже и говорить не хотел, но Хосок говорил мне никогда тебе не лгать и я не стану. — Чимин вздыхает. Юнги поджимает губы и отводит взгляд на шкафы, с преувеличенным интересом разглядывая узоры. — Ну? — Юнги хочет, чтобы Чимин сам сказал это. — Я бросил универ, отчислился, больше не хочу давить себя этим. — Чимин выпаливает это и напряжённо замирает. Юнги шокировано моргает. Чувство радости, что его не бросают сначала окатило его, лишив на несколько мгновений способности говорить, но потом осознание того, что сказал его парень быстро отрезвило его. — Э-это смело, я рад, что ты решил уйти оттуда, где тебе не нравится. Как отреагировали твои родители? — Юнги знает, что Чимин страшно дорожит их мнением, поэтому беспокоится, чтобы они не причинили боли. — Они устроили мне грандиозный скандал, потому что я им сразу и про тебя рассказал, так они так взбесились, ух…я теперь без денег, хорошо хоть, что квартиру сдаю, пока будет хватать. Сказали, что то, что дали мне до этого — моё, а дальше они мне и гроша не дадут. — Чимин успокаивается, на губах появляется самодовольная ухмылка. Всё, что он хотел, он рассказал, а Юнги его не осудил и поддержал. Чего ещё желать? — Ничего, и моих денег нам пока вполне хватает. А ещё ты очень смелый, что рассказал о нас, я своим пока так и не рассказал, никак не могу решиться… Ну, а чем планируешь дальше заниматься или пока отдохнёшь? — Юнги обожал то место, где он учился, но с ужасом представлял себе ситуацию, если бы родители настояли, чтобы он стал каким-нибудь доктором или бухгалтером. Такая работа кому-то и нравится, и уж точно необходима обществу, но это было никак не тем, что любил художник и чему желал посвятить жизнь. Понять Чимина в этом плане было очень легко. — Пока и не рассказывай, я боюсь, вдруг они тебе сделают больно. Или тоже отберут деньги. — Чимин белозубо скалится и потом хохочет, Юнги вторит ему тихим смехом. — Мне тут Хосок подсказал танцевальную студию, где он сам занимается. Я думаю всё-таки вернуться к танцам, если всё пойдёт хорошо, то это станет моим новым заработком. — У Чимина такое вдохновенное лицо, что Юнги не может сдержать продолжения радостного смеха. — Отлично! Ты наконец-то займёшься тем, что тебе нравится! Я так рад за тебя! — Юнги кладёт свою руку рядом с рукой Чимина и улыбается самой шикарной улыбкой из всех.       У художника и мысли не возникает сомневаться в том, что Чимин чего-то не достигнет. Фанбаза самого Юнги давно разрослась, а группы в соцсетях всё чаще получают новых подписчиков, которые готовы восхищаться чужим творчеством и платить за него. Художник опускает взгляд, чтобы сморгнуть слёзинки радости. В последнее время он часто стал позволять себе яркое проявление эмоций, чем не мог не радовать своего парня и своих друзей.       Одним утром Юнги разбалтывал сахар в кружке с чаем, аккуратно, редко задевая стенки, не любя лишнего шума по утрам. Он думал о Чимине, сидящем перед ним. Сколько такой тактильный человек протянет без прикосновений? Они вместе уже такой огромный срок, который выдержит далеко не каждый, за что, Чимин, без условно, заслуживал всяческого уважения и хоть какой-нибудь награды, но Юнги почти в отчаянии, потому что не знал, чем угодить человеку, который так ради него старается. Всё, что он мог — восхищаться им, боготворить его, сообщать ему об этом и писать с него картины. Чимин довольствовался и этим, но Юнги чувствовал себя всё чаще неуютно и испытывал вину за то, что его парень спит в другой постели, пусть и в одной комнате, не может обнять его и поцеловать.       Чимин смотрел в это время на руку художника, с привычной вьевшейся краской на пальцах и под ногтями, на Юнги, так спокойно смотрящего на чай, опустив ресницы. Чимину так хочется выразить этому прекрасному человеку всю поддержку, на которую только способен. Они в отношениях уже достаточно долго, по его собственным меркам, а никак не могут совладать с собой. Юнги ставит кружку на стол и руки складывает по бокам от неё. Он по-прежнему молчит, да и что сейчас говорить не знает.       Утро выдалось такое славное: на улице пасмурно, только чернильно-синие тучи, собирающиеся разразиться грозой и интимный полумрак кухни. Вдруг Чимин робко кладёт свою руку около ладони Юнги, и тот поднимает напуганные глаза. — Ты хочешь попробовать? — Юнги и доверяет человеку, с которым он третий год под одной крышей, и нет. — Да. Давай? — Чимин не станет делать ничего без согласия Юнги. Однако художник кивает, немного поджимая пальцы от волнения, и Чимин своей дрожащей рукой накрывает чужую.       Секунда, две, три. Ощущение чужой холодной кожи под ладонью спустя три года воздержания кажется самым нежным бархатом из всех возможных. Юнги напуган и взволнован, чёлка быстро прилипает к взмокшему лбу, но ужаса и панической атаки нет. Ничего нет из того, что предполагалось ожидать. Возможно им стоило попробовать раньше, ведь столько времени иначе утеряно? Но Чимин, так лучисто улыбающийся, осторожно поглаживая чужое запястье, кажется, не сожалеет ни об одном прожитом дне. В таком случае Юнги тоже. Он разворачивает немного ладонь, и переплетает свои пальцы с чужими и это похоже на волшебство.       Теперь это внезапно стало чем-то необходимым, как воздух. Чимин постоянно касался Юнги и охотно позволял трогать себя. Это было совсем невинно: погладить по волосам, ущипнуть за ухо, погладить по плечу, коснуться сгиба локтя, взять за руку и часами лежать, наконец-то, в одной постели. Юнги всё ещё боится чего-то большего, но Чимин его не торопит. Три года позади, а сколько ещё впереди!       Чимин пишет Хосоку каждый день, потому что тот стал для него таким же другом, как и Тэхён. К сожалению, они-то расстались, как только художник ушёл в армию, а актёр честно сказал, что ждать столько не готов, а ещё ему интереснее оказался серьёзный и собранный Намджун. Сейчас они были славными бывшими друг другу, которые восхищались платонической любовью Чимина и Юнги. И оба были за них счастливы.       Вернувшись с репетиции, Чимин думает, что Юнги ещё в мастерской или опять даёт где-нибудь мастер-класс для ребят, чаще маленьких детей, желающих начать рисовать, однако Юнги лежит на диване, явно только вышедший из душа и укутанный в плед. — Я хочу попробовать поцеловаться. — Говорит Юнги вместо приветствия, и Чимин молча несколько раз моргает. Неожиданное и серьёзное заявление. — Уверен? — Слишком он привык беречь чужую психику, чтобы так резко продолжать их «терапию», всего месяц прошёл, как они начали друг к другу прикасаться, однако художник упрямо кивает и поджимает губы. — Мне всяко лучше знать как я отреагирую. — С этим утверждением Чимин не берётся спорить и подходит к Юнги, садясь рядом с ним на диван. Боже, сколько лет он не целовался что, кажется, даже забыл как это делается!       Чимин робко наклоняется к художнику и касается его губ. Юнги дрожит, но упрямо приоткрывает рот, позволяя поцеловать себя глубже, но Чимин недовольно отстраняется, смотря на круглые глаза художника. — Рано пока, ты вон дрожишь весь. — Чимин качает головой, обнимая Юнги. Тот шепчет тихое «прости», но Чимин ни в чём и не винит своего человека. — Может начнём пока что с совсем нежных поцелуев? — Предлагает альтернативу Чимин, осторожно целуя макушку художника. В такие моменты он кажется себе гораздо старше Юнги, что является временной иллюзией, однако сути не меняет. Молодой мужчина давно смирился с тем, что из секса ему светит только собственная рука, а вот Юнги всё время мучается сомнениями о том, что он ломает чужую жизнь. В этот момент Чимин немного обижается, потому что это, в конце концов, его выбор и его жизнь и он прекрасно осознаёт куда его завела судьба. — Давай. — Юнги грустно смотрит в пол, а потом Чимин целует его в шею и всё перестаёт иметь значение.       Это становится новым этапом в их совместной жизни. Теперь Чимин целовал то в шею, то горло, то тонкое запястье, то плечо, выцеловывая сердечко под смех Юнги, потому что это было щекотно, и обнимал-обнимал-обнимал так, что дух захватывало. Это даёт художнику больше вдохновения на создание своих полотен и только некоторые эскизы Юнги хранит у себя в комнате, показывая их изредка Чимину, ведь на листах, изрисованных дрожащей от возбуждённого вдохновения рукой, везде нарисован танцор и Чимин не скрывает, что ему это очень нравится.       Спустя три недели они всё-таки целуются. По-настоящему. Юнги дрожит, но совсем чуть-чуть и больше от лёгкого и приятного волнения, заставляющее трепетать сердце, нежели от страха. О панических атаках и антидепрессантах он давно не вспоминал. Теперь он кусался в поцелуях или подрагивал, когда Чимин нетерпеливо целовал под челюстью, оставляя алеющее пятнышко. Чимин всегда нежен и осторожен, он бережёт Юнги и окружает самой нежной заботой, а художник открывает в себе страсть к бесконечным укусам, но Чимин ему это, конечно же, позволяет, молясь всем богам, чтобы неуместное возбуждением им не помешало, иначе всем было бы неловко.       Юнги загорается азартом, что было ему несвойственно, на самом деле. Он не может пойти против реакции своей психики, но ему интересно, как далеко они могут зайти и позволяет Чимину расширять немного границы дозволенного, иногда теперь тот мог поцеловать и под коленкой, пока они в шутку дерутся по утрам или трогать бедро, пока смотрят какой-нибудь фильмы. Юнги восхищался эстетичностью своего парня, он часто бывал на репетициях коллектива своего парня и о! какой же Чимин прекрасный танцор и как же художник смотрел на Чимина. Последний стремился быть лучше только ради этого взгляда. Он теперь не жалел о том, что вступил в конфликт с родителями (которые, однако, спустя год смирились, но собираться на семейный ужин всё ещё отказывались), не жалел и о том, что когда-то пришёл с Тэхёном на вечеринку к Хосоку и встретил там самого прекрасного (по его скромному мнению) человека из всех возможных. Кстати, билеты на свои выступления, Чимин обязательно выкупал для Юнги, с пустыми по бокам местами, на самом первом ряду, чтобы совершенно ничего не отвлекало внимания от того, что происходит на сцене.       Вечером после всех оконченных дневных забот, Чимин посвятил всё своё восхищение телом Юнги, целуя везде-везде, заставляя художника закрывать глаза, стыдливо краснеть и закрывать рукой то лицо, то рот, боясь случайных стонов. Дальше они пока так не заходили, потому что Чимин чувствовал, что Юнги не готов, а сам Юнги точно знал, что он не готов. Но что ж, их всё устраивало, а времени у них было ещё очень много.       Ведь их абсолютно всё устраивало.