first love, last love, only love

1

            Минхо похлопывает куклу по спине, покачиваясь из стороны в сторону, как делает мама с его маленькими кузенами. Он думает, что у него замечательно получается, правда, укачивая пластмассового ребенка одной рукой, а второй вынимая маленький пирог из духовки в игровой. Он заранее накрыл на стол, и теперь всё, что ему нужно, это дождаться, когда его муж Сынмин вернется с работы.       Он поддевает ногой коляску, чтобы притянуть её к себе, не отходя слишком далеко от кухни (он не хочет испортить обед!), и аккуратно укладывает ребёнка. Минхо подтыкает тонкое одеяло и тыкает в носик ребёнка, хихикая. Кукла смотрит на него теми же неподвижными глазами и вмятиной на голове, появившейся, когда Минхо случайно ударил ею по столу.       – Я дома!       Сынмин заходит, держа огромный портфель, который его отец одолжил ему, чтобы играть с Минхо. Он почти с него размером и набит камнями (всё из-за очень важной работы на заднем дворе), но он умудряется затащить его в дом, используя всю свою силу шестилетки. Минхо выпрямляет спину с улыбкой.       – Привет! – щебечет Минхо, подбегая к Сынмину, чтобы обнять. Щека к щеке, они крепко обнимаются пару секунд, прежде чем Минхо отстраняется. – Я скучал!       – Эм, я тоже, – говорит Сынмин. – Что у нас на у– Что ты делаешь!?       Минхо моргает, смущённый, пока его губы всё ещё на пути к поцелую. – Целую тебя?       – Почему ты хочешь поцеловать меня? – спрашивает Сынмин, остолбенев. Он делает шаг назад, подальше от объятий.       – Ну, моя мама всегда целует отца, когда он возвращается с работы, – объясняет Минхо с логикой семилетнего, которым он и является. – И ты только что вернулся с работы, поэтому я подумал, что должен это сделать.       – Только взрослые целуют друг друга! – восклицает Сынмин.       – Но мы уже взрослые люди, – говорит Минхо, указывая на забытую коляску с ребенком в ней. – У нас ребёнок! И дом! И ещё я пирог испёк.       Сынмин хмуро осматривает все эти доказательства. Подбитая кукла в качестве дочери, их скромное жилище, пластиковый пирог. Минхо прав: они уже взрослые. Он думает, что поцелуи имеют смысл.       – Хорошо, – говорит Сынмин, приближаясь к другу.       Минхо улыбается. Он закладывает руки за спиной и слегка наклоняется вперед, показывая, что готов, но позволяет Сынмину сделать решающий шаг. Красный румянец смущения распространяется по всему лицу младшего без каких-либо усилий, как у детей со школы, которые выходят цветом за рамки. Тем не менее, он смело надувает губы и прижимает их к щеке Минхо не более чем на две секунды, прежде чем они отпрянут.       Они смотрят друг на друга с похожими эмоциями на их маленьких пухленьких лицах, как будто они оба хотят задать один и тот же вопрос: Что за шумиха вокруг поцелуев? Учитывая, как их родители спешат закрыть глаза, когда люди делают это в фильмах, они думали, что это будет нечто более захватывающее. Вместо этого поцелуи легко можно назвать самой скучной вещью на свете. Им не требуется больше минуты, чтобы отмахнуться от момента и сесть за стол Винни-Пуха обедать.       Когда отец Минхо стучится в дверь детской, чтобы сказать сыну, что пора идти домой, они оба уютно сидят в углу с куклой, лежащей между ними. Минхо читает Золушку вслух, в то время как Сынмин упорно борется со своими закрывающимися глазами, умоляя их держаться открытыми, и у отца Минхо не хватает смелости разрушить этот момент. В итоге он ждет, когда Минхо закончит сказку, прежде чем упомянуть об их отъезде, и когда он это делает, Ли просит ещё пять минут точно так, как он и ожидал.       – Мамочка ждёт нас дома. Разве ты не хочешь поздороваться с ней? – пытается он. Минхо дуется. Он любит свою маму, но он также любит Сынмина – его отец несправедлив.       – Хорошо, – вздыхает Минхо. Он поднимает куклу и оставляет поцелуй на ее лбу. – Пока, малышка, – ещё одним быстрым движением он громко чмокает Сынмина в щёку. – Пока, Сынминни.       – Пока, хён, – Сынмин сонно потирает место кулаком.       – Я вернусь завтра! – объявляет Минхо, когда они с отцом выходят из крошечного пространства и идут к машине.       – Минхо, ты не можешь прийти завтра, – говорит его отец. – У твоей тёти день рождения, помнишь?       – А можно Сынминни прийти? – спрашивает Минхо, напряжённо сжимая руку своего отца в надежде.       – Сынмин не племянник твоей тети, не так ли?       – Мне всегда тааак скучно, – жалуется Минхо. – И я буду скучать по Сынминни, если не увижу его. Пожалуйста, папа.       Его отец хихикает, открывая дверь, чтобы Минхо запрыгнул на заднее сиденье. – Что, если Сынмин не хочет?       – Он определенно согласился бы! – говорит Минхо. Когда дверь захлопывается, он ждёт, пока его отец обойдет машину и сядет на водительское сиденье, чтобы продолжить: – Потому что он тоже будет скучать по мне. Мы всегда хотим быть вместе.       – Всегда?       – Вс-всегда.       

      2

            У двенадцатилетних детей странные представления о веселье, философствует Сынмин, человек, проживший ни много ни мало двенадцать лет. Сидя в кругу подростков, он с отвращением наблюдает, как Феликса, двоюродного брата Минхо и сегодняшняшнего именинника, берут «на слабо» облизать пульт ради глупой игры, в которой даже нет победителей. Он пачкает кнопки блестящей слюной, и Сынмин решает больше никогда не смотреть телевизор у Феликса.       – Сынмин, твоя очередь, – говорит Феликс. Прежде чем Сынмин успеет произнести то же, что он повторял каждый раунд, Феликс добавляет: – И ты не можешь выбрать правду снова.       – Почему нет? – жалуется он. Он не хочет облизывать подозрительные грязные поверхности или кричать ругательства из окна, чтобы соседи услышали (Джисон получил полный шока вздох от прохожего, когда он крикнул ПЕНИС И ШАРЫ во все горло два раунда назад) И он вполне доволен ответами на безобидные вопросы.       – Ну же, Сынминни, – Минхо слегка ударяет его локтем в бок с веселой улыбкой на лице. – От одного раза ничего не будет. Обещаем не заставлять тебя делать всякие гадости.       – Эй-, – пытается возразить Феликс. Минхо вытягивает ногу, чтобы пнуть его по колену. – Ай!       – Обещаем, – Минхо повторяет решительно.       Сынмин смотрит в глаза Минхо, игриво распахнутые и сияющие, и понимает, что такие глаза никогда не соврут. Он вздыхает в поражении. – Ладно. Действие, полагаю.       – Да! – Феликс поднимает кулак в воздух в знак победы. – Дайте мне придумать что-то хорошее. Хм...       Пока Феликс перебирает варианты действия для Сынмина – наверное, очень неловко, когда требуется так много времени для размышлений – Минхо мягко ударяет его плечом в знак молчаливой поддержки. Сынмин закатывает глаза, делая вид, что ему это не нужно, но замечает, что уверенность, которую он этого получает, помогает сидеть ровно. Это глупая игра, им двенадцать, и ничего не может быть хуже того, что он видел, строго выбирая правду.       – Придумал, – Феликс щёлкает пальцами, чтобы сообщить о своей новой идее. – Я приказываю тебе поцеловать человека, сидящего справа от тебя.       – В губы! – добавляет кто-то. Феликс кивает, поддерживая эту озорную идею.       О, нет. Сглазил. Потому что это – это плохо. Сынмин медленно поворачивает голову и натыкается на удивленное выражение лица Минхо, и на мгновение всё, что они могут сделать, это задержать дыхание и увидеть, как щёки друг друга окрашиваются в цвет спелых помидор. Феликс должно быть шутит. Поцеловать... его лучшего друга? В губы?!       – Нееет, справа от тебя, – тянет Феликс. Сынмин использует междометие в качестве извинений и попытки вытереть свои потные ладони о шорты. Почему у него возникло такое чувство, будто в желудке полно муравьев? Затем Феликс указывает на то, что явно не справа от Сынмина, по его скромному мнению, на незнакомую девушку с двумя косичками, завязанными резинками с бабочками, и говорит: – Минхо-хён слева от тебя.       – Эй! – громко кричит Минхо. – Феликс, идиот, это твоя левая сторона.       – Что? – Феликс с хмурым видом скрещивает руки на груди. – Хватит выдумывать, здесь только одно лево.       – О Господь, – стонет Минхо. – Я справа от Сынмина, но слева от тебя, потому что ты сидишь перед ним, и это разные стороны.       – Фигня какая-то. Ты такой лжец, – Феликс морщит нос. – Я расскажу тёте Минджу.       – Прекратите ругаться, – встревает Сынмин. Он чувствует, как лицо горит, когда Минхо оборачивается после его слов, и думает, может ли он позвонить своей маме, чтобы сказать, что у него лихорадка. В конце концов, он правда чувствовал себя немного странно после того, как съел пятый хот-дог час назад.       – Итак, что будем делать? – Джисон говорит громче, метаясь взглядом между тремя парнями. – Если право Сынмина – это лево Феликса, а Минхо сидит и слева, и справа… – глаза Джисона внезапно расширились, губы в неожиданности приоткрылись. – Погодите, у меня есть третье лево? Сколько левых?       – Только один, – говорит Сынмин, когда, по крайней мере, половина круга чешет головы, пытаясь уловить нить разговора.       – Пофиг. Тогда просто поцелуй Минхо, – Феликс поднимает руки вверх в раздражении.       Сынмин сглатывает, когда чувствует, как стадо мурашек появляется на его коже в такт быстрому ритму его сердца. – Эм…       – Т-ты можешь отказаться, – Минхо рядом с ним заикается, давая шанс отступить. Сынмин осмеливается посмотреть ему в глаза: всё ещё до откровенного честные и сияющие, как всегда. Минхо поворачивается, чтобы посмотреть на Феликса. – Ты облажался, поэтому ему не нужно...       За секунду Сынмин чувствует игровой настрой, который, казалось, дремал в нем до этого момента, и в его голове рождается мысль: Я не могу отказаться. Это игра, не так ли? Он не может проиграть, кто любит проигрывать?       Не поцеловать Минхо – всё равно что проиграть.       – Я могу это сделать, – говорит Сынмин, удивляя всех, кто сидит на ковре с изображением Человека-паука, покрывающем пол в комнате Феликса. – Если… Если хён не против, конечно.       Минхо пожимает плечами, но его напускное спокойствие быстро рассеивается, когда Сынмин замечает кончики его ушей, окрашенные в ярко-розовый цвет. Приятно знать, что он тоже нервничает. – Конечно.       Внезапно игра стала намного интереснее для всех присутствующих. Остальные дети разрывают круг, чтобы собраться в кучку вокруг Феликса, и уставиться широко открытыми глазами, наполненными детским удивлением. Для двенадцатилетних это самая эпатажная вещь, которая может произойти на дне рождения – поцелуй. Сынмин чувствует, как его шея горит.       – Ты всё ещё можешь отказаться, – шепчет Минхо, и, вау, он намного ближе, чем когда-либо помнит Сынмин. Минхо косит глаза и высовывает язык, делая смешное лицо и заставляя его смеяться.       – Всё в порядке, – уверяет его Сынмин, его поза становится более расслабленой. – Я просто... не знаю, что делать.       – Я тоже, – тихо хихикает Минхо. – Давай просто попробуем.       – На счёт три?       – Понял. Раз, – Минхо садится на свои ноги, чтобы смотреть ему в глаза.       – Два, – Сынмин сжимает края своих шорт в кулаках.       – Три!       Минхо закрывает глаза, двигаясь вперёд, пока Сынмин дует губы, и они встречаются немного резко где-то посередине. Глаза Сынмина закрываются, когда присутствующие вздыхают, будто это волшебным образом скроет его от них, и пытается сосредоточиться на контакте его рта со ртом Минхо.       Это не неприятно, их теплые губы прижимаются друг к другу неподвижно, но они чувствуют напряжение. Сынмин сидит неподвижно и ровно, в то время как Минхо слегка наклоняется вниз, чтобы исправить разницу в пару дюймов их роста, и, когда Сынмин приоткрывает один глаз в середине поцелуя, он видит ресницы Минхо, прикрывающие румянец на его щеках... как и Феликс со всеми присутствующими на его дне рождения. Его пальцы сжимают ткань его шорт сильнее.       Когда Минхо кладет руку на колено Сынмина для равновесия, его желудку становится так же плохо, как и от хот-догов, поэтому он отстраняется первым. Минхо застывает ещё на секунду, а потом внезапно открывает глаза. Неуклюже он возвращается в позу лотоса возле Сынмина – только в этот раз немного дальше, чем до этого. Наконец, они улыбаются друг другу и заключают негласный договор никогда больше не говорить об этом.       После дети возвращаются на свои места в круге один за другим, готовые продолжать быть глупыми и отвратительными для следующего раунда.       – Я всё ещё считаю, что Минхо был слева от тебя, – внезапно озвучивает Феликс. Затем он указывает на Джисона. – Твоя очередь.       – Действие, – гордо заявляет Джисон, выпятив грудь.       – Лизни подошву своего ботинка.       – Фуууу!

      .

            Странное чувство в его желудке сохраняется даже после того, как они прекращают играть в Правду или Действие, увеличиваясь экспоненциально, когда Минхо берет его за руку и тащит на кухню петь поздравительную песню Феликсу. Они не отпускают друг друга до конца песни.       В конце концов, Сынмин звонит своей маме и просит забрать его до окончания вечеринки. Когда она спрашивает, случилось ли что-то, он просто говорит, что переел..             

3

      В тот момент, когда Ли Минхо обнял Сынмина, он понял, что его попросят стать частью чего-то, что ему не понравится. Минхо пытался замаскировать это под нуждой в большем количестве игроков для игры, но теперь они подростки, и игры перестали основываться на имитации персонажей или взрывов, которые, по крайней мере четыре года назад, были похожи скорее на плевок, чем на взрыв. На самом деле, игры подразумевают вещи, которые Сынмин не любит, например, ненужное смущение или смех людей над его попытками.       Первое его «нет» не восприняли всерьёз.       – Я тусуюсь с Хёнджином, – говорит ему Сынмин.       У Хёнджина, сидящего перед ним, расширяются глаза при упоминании своего имени. Минхо его немного пугает, – потому что он такой крутой, как он однажды объяснил Сынмину. Сынмин фыркнул, а потом замолк, когда понял, что Хёнджин не шутит. О, ты серьезно, – сказал он тогда удивлённо. Ранее в тот день Сынмин видел, как Минхо засунул палец себе в нос с огромным энтузиазмом, а затем не помыл руки. Минхо? Крут?       – Он тоже может пойти, – говорит Минхо. Он сильнее обнимает Сынмина и трясет его, как будто это перевернёт мысли в мозгу Сынмина в его пользу и заставит его согласиться. – Давай, Сынминни. Всего на пару раундов.       – Хён.       – Ты как, Хёнджин? – Минхо пробует подойти с другой стороны, и Сынмин сразу же понимает, что потерял единственное оправдание, которое у него было. – Не хочешь поиграть?       – Конечно! – Хёнджин кивает, ликуя от возможности потусоваться с Минхо и его старшими друзьями. Предатель.       И вот они здесь, и, как обычно, Сынмин был прав. На поле у здания школы обнаруживается круг из подростков, в последовательности, слишком понятной для Сынмина, чтобы не догадаться, что это за игра, как только он замечает горизонтально расположенную бутылку посредине: мальчик, девочка, мальчик, девочка. В момент, когда до него доходит, Минхо оборачивается, чтобы убедиться, что он всё ещё следует за ним, и быстро хватает Сынмина за запястье, дабы не дать сбежать.       – Всего пару раундов, – повторяет Минхо. Сынмин совершает ошибку, посмотрев в его глаза, когда солнце находится высоко в небе и отражается в зрачках Минхо так ярко, что ему приходится щуриться. Минхо принимает это за нерешительность. – Ты, наверное, даже не коснёшься бутылки – здесь много людей.       – Тогда почему я здесь? – спрашивает Сынмин, следуя за Минхо даже когда тот отпустил его руку.       Минхо похлопывает девочку по плечу и просит её подвинуться и освободить место. Как только появляется немного места, он давит на плечи Сынмина, заставляя сесть, пока его задница не касается земли. – Нам нужно было больше мальчиков.       Сынмин скрещивает руки на груди и смотрит на Минхо, сбежавшего на своё место через пару нервных подростков. Минхо ловит его взгляд и шепчет: «Три раунда», держа в воздухе столько же пальцев и заканчивая надутыми губами. Сынмин хмуро смотрит вниз, глядя на свой покалывающий живот.       Первый раунд начинается с шумного парня, который крутит бутылку прежде, чем кто-либо другой смог бы попытаться взять её. Она указывает на девушку, которую Сынмин видел раз или два в коридоре и обменивался лишь парой вежливых кивков, и при таком поверхностном уровне знакомства странно видеть её целующейся с кем-то прямо перед своим лицом. Он отворачивается из уважения.       Второй раунд проходит так же, с касанием губ и раздражающими детьми, улюлюкающими на заднем плане – они вообще в курсе, что им шестнадцать лет, а не двенадцать? Сынмин вздохнул с облегчением, когда начался третий раунд, и приготовился уйти, как только он закончится, желая в отместку сказать Минхо идти домой в одиночку. Ох, как же глупо будет выглядеть его кошачье лицо. Сынминни, нет, подожди меня! Ха.       – Минхо, – говорит кто-то. – Твоя очередь!       Сынмин поднимает взгляд. Минхо наклоняется вперед и тянется к зелёной стеклянной бутылке без каких-либо признаков застенчивости на лице, прокручивая её достаточно сильно, чтобы она вращалась четко посередине. Кто-то жалуется, что чья-то нога помешает и поменяет результат, но она кружится непрерывно и целенаправленно, пока подростки наблюдают в ожидании. Сынмин не знает, почему он так нервничает, или почему его так волнует, на кого она укажет. Он будет пялиться куда-нибудь в сторону, потому что знает Минхо слишком хорошо, ведь он его лучший друг, и это будет неловко…       ...но точно не так неловко, как это. Бутылка медленно останавливается, застыв перед Сынмином. Она не кривая, не указывает ни влево, ни в пространство между Сынмином и девушкой, сидящей рядом с ним. Её узкое горлышко направлено прямо на него, уверенное в своем выборе, и внезапная тишина обрушается на ранее болтливый круг.       – Всё в порядке, чувак, просто покрути снова, – говорит парень через мгновение. Несколько других отзываются гудящим хором. – Так иногда бывает.       – Зачем мне это делать? – Минхо хмурится.       – Потому что она указала на парня? – парень нервно смеется. Он оглядывается, чтобы найти поддержку в чьих-то глазах. – Это странно.       – Неправда. Это просто поцелуй двух людей, – говорит Минхо, его взгляд уверенный, ему не нужно искать поддержки у других, когда он отчаянно верит своим собственным словам. – Я буду крутить, только если Сынмин не захочет участвовать.       Может быть, Минхо действительно настолько крут, как говорит Хёнджин, настолько уверен в себе и уверен в своих убеждениях, что готов пойти на край света, чтобы защитить их кулаками и колким словом; настолько, чтобы поцеловать своего лучшего друга, бороться с гомофобными замечаниями перед всеми одноклассниками. Сынмин редко ошибается, но он признает и эту ошибку, и ту, что он совершил ранее: солнце не просто отражалось в глазах Минхо – оно горело в них, и он чётко видит это, когда он поворачивается, чтобы найти ответы в распахнутых глазах Сынмина.       – Я- Я сделаю это, – заикается Сынмин.       Три года назад он отдал свой первый поцелуй лучшему другу. Они никогда не говорили об этом, но Сынмин уверен, что и у Минхо он тоже был первым. С тех пор на губах Минхо побывало много других, но опыт Сынмина начинался и заканчился на старом коврике в виде Человека-паука под его коленями в комнате Феликса, и прикосновением Минхо к его ноге, что ввело его в ступор. По крайней мере, сейчас он знает, что это. Определенно, не хот-дог был причиной тошноты.       – Хорошо, – Минхо приближается, игнорируя всех остальных в круге. – Иди сюда, Сынминни.       Это огромная проблема, – думается ему. Минхо, возможно, стёр все сынминовы следы с себя, но губы Сынмина всё ещё дрожат, когда он появляется в поле его зрения, будто они отстранились всего две секунды назад, а не давно ушедшие тысячи. Этот Минхо совсем не похож на себя тринадцатилетнего, а Сынмин чувствует себя точно так же, как двенадцатилетний. Дерьмо. Охуенно большая проблема.       Они ползут на коленях в центр, судьбоносная бутылка отодвинута в сторону, и Минхо выглядит таким спокойным. В детстве они чувствовали нервозность друг друга, ладони потели одновременно и одинаково краснели щёки, но теперь Сынмин остался один – эти чувства только его и ничьи больше. Для толпы это развлечение. Для Минхо игра. Для Сынмина его личный Большой взрыв.       Его лучший друг берёт его лицо в ладони (О. Боже. Мой) и улыбается. – На счёт три?       Ли Минхо всегда такой проницательный. Он знает Сынмина настолько хорошо, что бесит. Небольшой толчок во время первого поцелуя помогает Сынмину сейчас взять себя в руки, решив стоять так же твёрдо, как Минхо, несмотря на то, что это пошатнуло его мир внутри. Он закатывает глаза (известное движение с его стороны, когда дело доходит до динамики их дружбы) в попытке разрядить обстановку, кладет руки на ноги Минхо и движется с закрытыми глазами.       Рука Минхо неожиданно слетает с его кожи, оказавшись где-то рядом с головой Сынмина. Сынмин позволяет поцелую длиться в общей сложности пять секунд, прежде чем отодвинуться и в спешке подняться, отряхивая штаны там, где они касались земли. Он ненавидит это: слишком громкие шёпоты окружающих, широко распахнутые глаза Хёнджина, что смотрят на него. Минхо, который всё ещё стоит на коленях и смотрит на него, склонив голову в непонимании.       – Что ты делаешь? – спрашивает он.       Сынмин думает, что это очевидно: сбегает. – Ты сказал три раунда. Это был третий.       Минхо пытается дотянуться до его руки. – Сынминни-       – Я... Знаешь, мне нужно вернуться домой, хён, – заикается Сынмин, улыбаясь скорее уязвимо, нежели успокаивающе. – Увидимся позже.       – Хм, хорошо. Напишешь мне?       (По дороге домой он решает, что не напишет. По крайней мере, до конца дня, или до тех пор, пока не выяснит, почему Минхо выглядел таким грустным, когда он уходил. Но оказывается, он правда, правда не может найти логического объяснения этому, даже если он никогда прежде так сильно ни для чего не старался. А теперь:              Минхо-хён       три дня прошло       мы можем поговорить???        

      сынмин

      ага

      извини, что вёл себя странно

              минхо-хён       всё норм       я просто скучал

             сынмин

      я тоже скучал

            Но сейчас он думает, что это не важно.)       

4

      Они немного взрослые для ночевок, но что мы имеем: Сынмину восемнадцать лет и он стучит в дверь дома Минхо с подушкой подмышкой и зубной щёткой в руке. Отец Минхо открывает ему дверь и отправляет наверх в комнату сына, где его лучший друг сидит на кровати с ноутбуком на коленях. Мелодия The Sims для режима строительства звучит из динамиков в перемешку с кряхтением и жужжанием компьютера, который делает всё возможное, чтобы запустить игру.       Сынмин объявляет о своем прибытии словами: – Тебе нужно купить нормальный компьютер для игр, прежде чем твой ноут сдохнет.       – Не нужно, – говорит Минхо, не отрывая глаз от экрана. – Она крепкий орешек.       Сынмин запрыгивает на матрас и ложится на спину рядом с Минхо. Он поглаживает рукой заднюю крышку компьютера, будто ласкает чьё-то лицо. – Если он обращается с тобой плохо, брось его, королева.       – Простите? – Минхо поднимает ноутбук вверх, подальше от него, с театрально оскорблённым выражением лица. – Я – всё, о чем она когда-либо мечтала. И ей нравится, когда её называют принцессой – для справки.       Сынмин смеётся, и вскоре к нему присоединится Минхо, его кошачьи глаза прищурены. Он заканчивает ремонт своего виртуального дома и сохраняет изменения, прежде чем вскочить и побежать в туалет, по-видимому, терпев более получаса, чтобы максимально использовать своё вдохновение на дизайн интерьера. Сынмин называет его глупым, когда он выходит из комнаты, и Минхо кричит ему, чтобы он не промывал мозги компьютеру и не уговаривал порвать с ним, пока он отошёл.       – Подумай об этом, – всё, что говорит Сынмин устройству перед тем, как вытащить свой телефон. Будучи немного неразговорчивым, всё, что он делает – это отвечает мелодией из The Sims.       На самом деле это приятная мелодия, даже если она повторяется, и Сынмин начинает двигать ногами, одетыми в носки, из стороны в сторону в такт мелодии, пока листает соцсети. Ничего особенного не появилось с тех пор, как он последний раз проверял их двадцать минут назад, прямо перед тем, как сесть в машину мамы и приехать к Минхо, так что ему быстро становится скучно. Со вздохом он бросает телефон на живот и слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть на экран компьютера, следуя за симом-Минхо по дому, как будто это реалити-шоу.       Сим-Минхо стоит перед унитазом и невнятно говорит с ним, расстроенный тем, что он залил ванную водой, которую он теперь должен убирать. Затем он смотрит на себя в зеркало и проводит рукой по волосам, оценивая увиденное коротким ах. Он убирает, делает себе закуску и смотрит телевизор, пока, к удивлению настоящего Сынмина, сим-Сынмин не приходит домой с работы.       Их виртуальные версии приветствуют друг друга взмахом руки и начинают разговаривать, диалоговые пузыри меняются в течении разговора: газета, лицо какого-то другого сима, которое у обоих, кажется, вызывает неприязнь (если огромный красный Х на его лице означает именно это). Сынмин поворачивается, чтобы лечь на бок с заинтересованной улыбкой, и получше разобраться в сплетнях. Бокал шампанского, кольцо, а затем…       Сим-Минхо хватает сим-Сынмина за бёдра и утягивает его в страстный, киношный поцелуй, который кажется абсолютно привычным для них. И правда, сим-Сынмин обхватывает его руками, когда сим-Минхо поднимает его и, кажется, не собирается отпускать. Символы рядом с их головами сигнализируют, что действие оказало положительное влияние на их отношения, и когда Сынмин ищет панель, он должен прочитать их статус три раза, чтобы поверить в это.       Парень. Сим-Сынмин – романтический партнёр сима-Минхо. Они целуются ещё три раза за то время, что требуется реальному Минхо, чтобы вернуться из ванной, и Сынмин, безусловно, сильно краснеет от мысли, что его лучший друг создаёт его, а затем строит отношения с ним в чёртовой игре.       – Хочешь посмотреть фильм или что-то типо того? – спрашивает Минхо, не зная, что только что обнаружил Сынмин.       Он отвечает вопросом на вопрос. – Ты создал меня в Симс?       – Эм, – Минхо останавливается, упираясь коленом в кровать, его рука находится на матрасе, остановившись до того, как он смог полностью забраться.       – И мы... встречаемся, – продолжает Сынмин.       – Это, эм… – Минхо облизывает губы и нервно сглатывает. Он имитирует смех, слишком высокий и структурированный (три ха-ха подряд), чтобы походить на настоящий. – Очень смешно, на самом деле. Видишь, я... шутил. Это шутка.       – Шутка, – Сынмин моргает.       – Я сделал это смеха ради? – пытается Минхо, но это больше похоже на попытки убедить себя. Сынмин пялится, и Минхо ломается за десять секунд. Он опускает голову в поражении. – Хорошо. Я облажался.       Он закрывает ноутбук и отодвигает его в сторону, чтобы сесть рядом с Сынмином, который в это время поднимается и прислоняется спиной к изголовью кровати. Уши Минхо горят огненно-красным, и он не может смотреть в глаза Сынмина больше секунды, ограничиваясь лишь короткими взглядами, которых просто недостаточно. Сынмин должен увидеть это – успокаивающий блеск честности, который привёл их туда, где они сейчас. Иначе он не поверит, что это правда.       – Сынминни.       – Если ты собираешься сказать это, мне нужно, чтобы ты смотрел на меня.       Минхо поднимает глаза вверх, прямо к потолку. – Это очень смущает.       – Хён, – настаивает Сынмин.       – Ты мне нравишься, – говорит он. Минхо берёт его лицо в свои ладони до того, как посмотреть Сынмину в глаза, как он и просил. – Ты мне нравишься.       Сердце Сынмина бьется радостно, каждый клапан заставляет уголки его рта растягиваться в большую широкую дразнящую улыбку. – Симс, реально?       – Замолчи, – стонет Минхо.       

+1

      Сынмин находит руку Минхо и берёт её в свою, пальцы складываются в идеальный пазл. Минхо всё ещё позволяет ему смотреть в глаза, даже если от этого румянец распространяется на его шею. Этот знакомый блеск в глазах напротив притягивает Сынмина, как и всегда. Всё, что он может видеть и чувствовать сейчас, – это детство, прожитое вместе, и близость, что выражается в бесконечном потоке их воспоминаний. Губы Минхо соприкасаются с его, и Сынмин наклоняет голову, чтобы прижаться к ним – на этот раз по-настоящему.       – Твой сим утопил моего, – сказал Сынмин, когда они отстранились. – Типа, сбил его с ног. Это было очень романтично.       – Хочешь, чтобы я записывал? – Минхо закатывает глаза.       Он не кружит Сынмина в воздухе, когда льёт дождь в звездную ночь, но он скользит вниз, чтобы лечь на спину и дёрнуть рубашку Сынмина, заставляя сделать то же самое. Лицом к лицу, голова младшего покоится на вытянутой руке Минхо, и Сынмин понимает, что, подобно виртуальной версии себя, он предпочел бы никогда его не отпускать.