Ходячий замок Ника Кларка

Старый закон предусматривает смертную казнь за прыжки с крыши здания. Нью-Йорк

      Ник покачался с пяток на носки, от чего железо на крыше заходило гремящей волной, а его собеседник недовольно поморщился.       – Ты ее сломаешь.       – Крышу?       Полные губы растянулись во внезапной улыбке.       – Шею. Так и будешь стоять там? Заходи, попьем чай.       Ник поправил лямку, поглубже запихивая рюкзак на плечо.       – В другой раз.       Неуловимое разочарование нуждалось в пояснении. Проскользив кедами к краю, он заглянул через водосток, прикидывая расстояние до внутреннего двора. За ним наблюдали так же спокойно, как раньше.       – Высоко, – он присел на краю.       Чтобы осторожно и не соскользнув отступить по рифленому железу обратно к коньку сарая, требовалось больше времени, чем для пары стремительных шагов по ровной земле. Рамси стоял, безмолвно опираясь о шест с проволочным затягивающимся кольцом. Ник не раз наблюдал, как он ловко им орудует, отлавливая животных в загоне. Успел бы он отступить по скользкой крыше, преодолей тот разделяющее их расстояние? Ник этого не знал, и это побудило его устроится поудобней, сев на пятую точку и упершись подошвами в водосток, демонстрируя беспечную неуязвимость.       – Есть лестница, – прозвучало в ответ нейтральное. – И ворота.       – Я думал, они теперь не открываются, – пожал он плечами.       – Эти нет.       Лаконично.       – А в главном блоке да.       Ник почувствовал, как острый взгляд холодит шею. Его не тянуло к главным воротам. Он хотел чай, а не экскурсию по производственному комплексу.       – Лестница годно, – сказал он, прищурившись. – В другой раз.       – Не соскользни, – предупредил его собеседник. – Водосток не…       Левая нога, которой Ник упирался в трубу, внезапно поехала вперед и вниз вместе с вывернувшимися из гнезд болтами. Ник даже испугаться не успел, только попытался сохранить хоть видимость равновесия и спрыгнуть, приземлившись на ноги, а не спиной или боком. Извернувшись в падении, как ласка, он сумел-таки вцепиться руками в водосток, попутно обрезая пальцы о нешлифованный край металла. Секунды три ему удалось удерживаться, болтая ногами в воздухе в полутора метрах над землей, но потом следующее проржавевшее крепление благополучно выехало из пазов под тяжестью его веса, и он шлепнулся вниз, от неожиданности преждевременно разжав ладони. Обнаружить себя сидящим на земле внутри двора с растянутой лодыжкой было не лучшим моментом дня.       – Не выдержит, я хотел сказать, – услышал он мягкий голос, отплевываясь от пыли и все еще не в полной мере осознав произошедшее.       Рюкзак валялся рядом, край термоса поблескивал, словно вещица с другой планеты. Некстати вспомнилось, как Алиша утром по-эльфийски тонкими, легкими руками заворачивала покрепче крышку – она всегда боялась, что недовернет и чай прольется в рюкзак. Теперь термос, скорее всего, разбился и стал бесполезен. Ник почти на сто процентов был уверен: потряси его, и услышишь серебряный шорох осколков. Хотя с виду этого не скажешь, колба-то внутри.       С этого ракурса ноги Рамси были ближе к нему, чем глаза, и он пялился на рамсины шлепанцы и щиколотки в подвернутых джинсах, заляпанные грязью, не решаясь взглянуть пригласившему его в лицо.       Надо было срочно подумать о собственной жизни, а он вместо этого думал о чертовом термосе в розовый горошек. Забавно, насколько целой может казаться испорченная вещь. Можно даже наливать в этот термос воду. Просто теперь он не будет хранить тепло.       Любой ценой скрывать осколки внутри – это давало какое-то подобие опоры – если не ему, то тем, кому приходилось иметь с ним дело. Но учитывая его повторяющиеся маршруты по крышам коровьего городка… он мельком послал Рамси один-единственный взгляд, постаравшись наполнить его независимым и нечитаемым выражением, и вызывающе произнес:       – Фермер, – терять было уже абсолютно нечего, и осознание этого даже приносило некоторую легкость. – Неси свою лестницу теперь.       Ногу дернуло болью, когда он попробовал поменять положение и принять более уверенный вид. Дотронувшись до горящей лодыжки, он попытался незаметно, чтобы это не слишком бросалось в глаза, прощупать опухающие мышцы. Вывиха не было, ему повезло.       – Это не… – Ник умолк на секунду, – этого не было в плане на день, – сказал он. И подумал о матери, которая ждала их с Алишей к вечернему пирогу. И о колледже. И о сияющих горных вершинах. И только потом осознал, что обитатель двора к нему не подошел.       – Надо же, – усмешка в ответ на вопросительный взгляд мерцала, скрывая дно. – Птенчик выпал из гнезда. Принимаешь приглашение? Все-таки, быть может, чай?       Ник представил, насколько было бы просто и естественно шагнуть вперед и помочь ему подняться. Но Рамси просто стоял, сцепив руки на торце своего ловчего шеста и слегка им покачивая, словно пребывал в раздумьях – почти так же, как пятью минутами раньше в раздумьях Ник раскачивал пятками проминающееся железо. Потом перехватил шест за середину, утяжеленным концом вниз. Ник напрягся, но отползать не было смысла, и он подавил это трусливое желание в зародыше. Его окатило волной острой беспомощности и ледяного страха – он знал, как легко ткнуть свинцовым наконечником ему под ребра и накинуть петлю на плечи. Но сдаваться и не попробовать заговорить этой бледноглазой сирене зубы он не собирался.       – Мне нужна теперь лестница, потому что я не собираюсь выходить через главный вход, – отчетливо и нахально-раздраженно объяснил он. – Тащи лестницу.       Кровь шумела в ушах.       «Или я не играю с тобой в малыша и карлсона, неа».       Ник не боялся. Точнее, он не боялся в общепринятом смысле слова. Все застыло в каком– то странном полуравновесии, в котором никто из них еще не понял, что себе можно разрешить. В сравнении с их предыдущими встречами, не было никакого словесного трепа, этих ограждающих перил. Он думал о том, что сейчас Болтон может сделать шаг вперед. И еще шаг. И взглянуть ему в глаза. Близко. И после этого можно будет уже не возвращаться, потому что он себя выдаст. Все, о чем он думал. Все, что он чувствовал, что он хотел чувствовать. Можно будет сделать еще шаг, и все покатится вниз. А он даже не решил еще, хорошо это или плохо. Надо это ему или не надо. Лучше было подождать лестницу и спуститься к чаю, чем вот так все получить сразу. Но Рамси не подошел к нему, наооброт. Он уходил, по дороге прислонив шест с петлей к сене хозблока.       – Эй! – пересохшими губами выдавил Ник.       – Я за лестницей, – скучно донеслось в ответ. Рамси и скучный текст был очень плохим сочетанием. Как будто перешагивание в иное пространство, причем они перешагнули в него одновременно, не отвлекаясь на то, что развлекало прежде.       И действительно, он принес лестницу. Блестящая, как снег, трехсекционная, она легко выдвинулась, достав почти до конька. Рамси упер ее понадежней в камни, обернулся и приглашающе похлопал по ступенькам. Ник, как в трансе, смотрел на толстые пальцы, вспоминая, как они ковырялись в кишках свиньи, уверенно извлекали печень, желудок, легкие… хотя это было уже полнейшим бредом, он не мог сказать, что он не хотел бы, чтобы Болтон коснулся его так же.       – Моргни, Ник, – сказал вдруг тот и ухмыльнулся. – Тебя заждались дома.       Ник ответил убийственным взглядом, но заставил себя подняться, и, прихрамывая, ухватился за сверкающий алюминиевый блеск. Он не сильно верил в то, что происходит. Казалось, еще секунда, и все обернется розыгрышем и откатом назад.       Пока он забирался, шепот мазнул на самым ухом его имя. Ник.       Он оглянулся, вспоминая древние мифы. Почему-то вся эта история так и тянула его к островам Греции. Родос, Саламин. Путешествие Одиссея среди чудовищ. Путешествие Орфея. Повсюду стояли предупреждения.       Рамси протягивал ему забытый рюкзак. В светлых глазах гасли насмешливые искры, как звезды, поглощаемые волнами темноты – словно за одной целью проступала следующая. И следующая. Как лестница в подводное царство. Как фотографический снимок, осуществленный методом наложения кадров – пейзаж просвечивает сквозь пейзаж, одно лицо поглощено другим. Как специально устроенный дезориентирующий три дэ эффект с нарушением перспективы, при котором непонятно, какой из предметов ближе.       Когда Ник взял рюкзак из рук Рамси, пальцы последнего скользнули, огладив его кисть в едва уловимом двусмысленном жесте, предназначенном, как он интуитивно угадал, в другие, менее перспективные моменты раздавливать сопротивляющуюся волю. Теплые и спокойные пальцы, словно разжиженное гретое железо. В этом не было ничего противного, как в кошачье-львиной лапе с убранными когтями. На миг ему показалось, что сейчас когти обнаружат себя и сдернут его вниз, в сценарий пиршества саванн. Но это было все.       Если бы лестница не была такой длинной, с растянутыми связками вскарабкаться обратно стало бы проблемой. Только готовясь сползти на другую сторону, к дороге, он обернулся. Рамси, складывая секции, помахал ему рукой.       Неловко проделав тот путь, который обычно давался ему без труда, Ник, вместо того чтобы идти на дорогу, сполз в траву, прислонившись спиной к полураскрошенному бетону. Его наконец затрясло с такой силой, что он выпустил рюкзак и обхватил колени. Запрокинув голову, он рассмеялся летнему небу.       Одиссей, проплывая мимо сирен, велел привязать себя к мачте, чтобы услышать пение.       Упустив его, обреченные проклятьем, сирены погибли, превратившись в морские утесы.       «Сколько я тебя помню, ты всегда находил какую-нибудь гадость», – раздраженно сказала ему мать после очередного курса реабилитации. Но то, что происходило сейчас… это было даже веселее, чем бродить с мертвецами.