Грязь

      Кажется, мой рассудок окончательно разлетелся на тысячи мелких осколков, не собрать, даже если хорошенько постараться. Дождь барабанит по поверхности окна и я кутаюсь в одеяло, не имея возможности нормально пошевелиться - Сора, внезапно решивший в эту ночь уснуть, крепко обнимает меня, обхватив рукой моё худощавое тельце и я выдыхаю, стараясь отвлечься от холода его кожи, вороша самые разные воспоминания. В голову резко приходит наш самый первый диалог недалеко от Горна. Тогда я задела его за живое, натянула между нами нить, вокруг которой вилось пресловутое "враги", а теперь вот лежу голышом у него под боком и абсолютно точно не понимаю, как вообще до этого дошло. Все наши встречи была пропитана сарказмом и давящим напряжением и честно, каждая в глубине души я ждала, будто находя в этом нечто живительное, доселе недосягаемое, но такое нужное. Влюбилась с первого взгляда? Видимо, да, сейчас я это понимаю, как никогда прежде. Глупо, по детски, словно старшеклассница на школьном балу, но на душе так тепло становится, уютно даже, не отнять. Сказитель - последняя мразь и отрицать правду бессмысленно. Сора - настоящий, принявший в себя все тропы своего собственного "я", принявший своё прошлое. Он одновременно и доверчивый Кабукимоно, и отчаянный Куникудзуши, и невыносимый Шестой Предвестник. И я выберу его любым, даже если по итогу мне самой будет тошно от извечных стенаний. Я стараюсь выбраться из крепкой хватки, аккуратно беря чужое запястье и чуть выдыхаю. — Ты могла просто попросить отпустить тебя, — доносится до меня тихий шепет и я чуть дергаюсь от неожиданности. — Я тебя разбудила?, — спрашиваю я, переворачиваясь на другой бок лицом к нему, когда чувствую, как он чуть ослабляет хватку. — Я не спал, — значит, все таки не уснул. А я уже думала, что сегодня день необычностей. После того, как Сора периодически начал видеть во снах проекцию его прошлого, а точнее, чёртовых бесчеловечных пыток Доктора, он почти перестал спать. Отнекивается постоянно, мол, сон ему не нужен, а сам ходит уставший и вечно понурый. Вижу, что врёт, я отчего-то чувствую его состояние, даже если снаружи он выглядит как статуя, с застывшей на лице безэмоциональностью. Я вновь чувствую едва заметное движение и зачем-то хватаю Сору за руку, прикладывая ледяную ладонь к пылающей коже на животе. Он окидывает окидывает меня скептическим взглядом, явно намереваясь что-то сказать, но я прикладываю пальцы к его губам, призывая к молчанию. Сомневаюсь, что он что-то почувствует, я сама едва-ли улавливаю что-то в такие моменты, но его чувствительность поражает, когда я замечаю, как его брови чуть дёргаются и он поджимает губы, отводя взгляд. Я знаю, насколько сильно он ненавидит своего ещё не родившегося отпрыска, но отчего-то не теряю надежды изменить его мнение в один момент. — Я знаю, как ты к нему относишься, — я касаюсь его щеки кончиками пальцев и чуть улыбаюсь, — но его вины в этом нет. Все, что происходит с моим телом никто из нас не в силах контролировать. — Он забирает из тебя жизнь. — Он не намеренно это делает. Возможно, есть способ снизить этот... эффект. — И поэтому ты решила, что все хорошо? Джо, я не могу на тебя смотреть. Что с тобой стало? Куда делись все те качества, которые ты проявляла каждую нашу встречу? Ты зациклена на этом ребёнке и это меня пугает. А ещё меня пугает осознание того, что это моя вина. Я отвожу взгляд. Его слова задевают за живое , чувство, словно ножом по горлу. Сора мягко целует обветренные губы, будто неосознанно оглаживая чуть выпирающий живот и я теряю саму суть. Он ненавидит его или же нет, черт возьми? Отстраняюсь, заглядывая в синие глаза и чуть шмыгаю носом, слезы подступают как-то слишком неожиданно. — Я был воодушевлен, — его слова оказываются слишком внезапными в сложившейся ситуации и я внимательно смотрю на него, стараясь вслушиваться сквозь нарастающий в ушах шум, — когда ты только сказала мне. Я злился на твоё молчание, но, возможно даже был рад. Но ты с каждым днём начала увядать и эта ненависть появилась сама собой, бесконтрольно, будто постепенно накапливалась. И я не могу её унять. — А если все обойдётся? Ты продолжишь его ненавидеть?, — в носу предательски сильно щиплет и я всхлипываю, словно обиженный ребёнок. — Я не знаю, — отвечает до ненавистного больно, но зато честно, отчего я прикрываю глаза, стараясь унять нарастающую от обиды боль. Я словно разделилась надвое. Одна часть меня понимает, что он прав. Другая, пропитанная до противного сильными материнскими чувствами, рьяно защищает этого ребёнка, игнорируя его губительное действие на мой организм. Сила Соры, заложенная в нём Электро Архонтом, вероятно, передалась и плоду, полностью ли или частично, непонятно, но факт остаётся фактом: моё тело не выдерживает мощи божественной силы. Можно ли назвать этого ребёнка полубогом? Возможно, частично. Будет ли он бессмертен? Черт его знает. Что он вообще такое? Одному Богу известно. Сора зарывается пальцами в мои волосы и вновь прижимает меня к себе, в этот раз куда сильнее, словно боясь, что в один момент я просто растворюсь в воздухе и бесследно исчезну. Я целую ледяные щеки, будто ища в этом спасение, и окончательно перестаю сдерживать слезы. Слишком эмоционально, слишком эмоционально, слишком эмоционально, слишком... Он действительно прав, я словно растеряла всю свою прямолинейность, саркастичность и очарование. С годами отполированный шарм стёрся в одночасье, канув в лету. — Пообещай мне, — он звучит крайне серьёзно, я чувствую, как от холода его голоса внутри все сжимается, — что как только ты почувствуешь, что окончательно перестаешь держаться, ты скажешь мне и я избавлюсь от него. — Ты мог сделать это в любой момент. — Я не хочу действовать против твоей воли. Дождь продолжает барабанить по окну, скатываясь по стеклу вниз, впитываясь в совсем чужую и одновременно родную мне землю, унося все мои надежды прямиком к корням вековых растений. Я вновь ежусь от холода и утыкаюсь носом в родное плечо, вдыхая знакомый аромат ветра и холода. А его пальцы все ещё касаются горячей пульсирующей кожи.