Техниколор

      — Дазай-сан такой романтик, — усмехнулся Гарри, водя пальцем по кромке своей чашки с чаем.       — О боже... — потерянно простонал Ацуши, пряча лицо в ладонях.       После работы они сразу направились в кафе, и во время легкого ужина Накаджима сбивчиво рассказал, что и как Осаму сделал. Гаррисон слушал внимательно, не перебивал, но, когда Ацуши пошел по третьему кругу рассуждать, что он чувствует или не чувствует к наставнику, парень мягко его приостановил.       — Давай сначала, хорошо? Тебя беспокоит, что вы, ну... оба парни. Верно?       — Да. То есть, нет... — Накаджима не мог собраться ни с мыслями, ни с чувствами. — Не знаю, — выдохнул он, откидывая голову на спинку дивана, и обхватил пальцами свою теплую чашку, из которой он так ни разу не отпил. — Разве это не странно?       — Ну, — пожал плечами сидящий рядом Гарри, — в приюте в свадьбу играли не только мальчики с девочками, так что я никогда не считал однополые отношения чем-то странным, даже после уроков биологии и психологии, типа... — Парень ощутил на себе тяжелый взгляд Ацуши. — А, да. Прости.       Гаррисон отвел взгляд, невольно вжимая голову в плечи. Ацуши не играл с другими детьми — никто не хотел водиться с тем, кого наказывали чаще и жестче всех. По сути, Накаджима стал для директора и воспитателей козлом отпущения и средством контроля других детей. Все зарабатывали за счет Ацуши очки, но в то же время, наблюдая за его частыми публичными наказаниями, вели себя тише воды, ниже травы, не желая однажды оказаться на его месте. На уроках Накаджима сидел в одиночестве за самой последней партой. Во время прогулок он сжимался под деревом, обняв колени, и никто к нему не подходил. В свободное от учебных и общественных занятий время он где-то пропадал — директор просто брал его за руку и куда-то уводил. Ночами он тоже не всегда присутствовал. Все знали, что иногда в качестве наказания его запирали где-то в подвале.       Боль, одиночество, голод и унижение — вот и все друзья, которые у Ацуши на тот момент были. Гарри не понимал, почему Накаджима — такой же ребенок, как и они все! — должен был так страдать. Тогда у Ацуши появился новый, единственный приятный друг.       Они общались тайно: парень не хотел, чтобы об их связи с Гаррисоном узнали и начали порицать, ненавидеть и наказывать его так же. Гарри все удивлялся, как после стольких пыток и бесконечного отчаяния Накаджима все еще мог улыбаться ему и не таить обиды на других детей, но ответ лежал на поверхности: у него просто было бесконечно доброе сердце.       — На самом деле я так же, как и ты, просто не был в курсе, что это возможно, — произнес Гаррисон мягко, выводя Ацуши из транса болезненных воспоминаний. — А как узнал, ну, просто принял это.       — Я... Я тоже принимаю. Но речь идет о моих чувствах, — сказал Накаджима как-то грустно, все-таки делая глоток чая. — Ты в приюте влюблялся, и не раз, и ты знаешь, каково это. Я о любви читал только в книжках. Я даже... — парень едва покраснел и склонился к Гарри, отвернув ото рта ладонь. — Я даже сексуального влечения никогда не испытывал, — сказал он и опустил руку. — Тебе же нравится Йосано-сенсей?       — Хех, ну да, — смущенно проговорил Гаррисон, почесывая щеку.       — И ты считаешь ее, ну... Привлекательной. То есть, очень привлекательной, — завуалированно уточнил Ацуши, не решаясь назвать ее «сексуальной».       — Да, она горяча, — тихо признал Гарри, подперев щеку кулаком. — Конечно, она не из моей лиги. Да и она старше нас на семь лет...       — То есть ты в нее не влюблен, — заключил Накаджима.       — Нет, ты что! В такую женщину даже страшно влюбляться. Но когда она во время лечения снимает блузку, чтобы не испачкать ее кровью... — парень прикрыл глаза и мечтательно заулыбался, видимо, погрузившись в фантазии, и Ацуши закатил глаза.       — Ну вот ты можешь оценить ее привлекательность, а я нет! — обреченно выдал он и рухнул головой на стол, прямо рядом с чашкой.       — Может, тебе просто девушки не нравятся? — скучающе предположил Гаррисон, и Накаджима язвительно буркнул, не поднимая головы:       — Думаешь, в моей жизни случалось такое, что я смотрел на парня и думал: «Да, он горяч»?       — М-да... — вздохнул Гарри, и Ацуши наконец выпрямился. — Может, тебе попробовать посмотреть порно?       Накаджима подскочил на месте, пискнул и закрыл другу рот, глядя на него с осуждением и смущением одновременно. Гаррисон тихо засмеялся, медленно отводя от себя чужую руку.       — Не говори такие непристойные вещи в общественных местах!       — Ой, да ладно, тут нечего стыдиться, — Гарри небрежно махнул рукой. — Я просто предлагаю варианты того, что может помочь тебе понять, что тебе нравится.       — ...Я смотрел, — тихо признался Ацуши, закрывая ладонями лицо.       — И?       — Ничего.       — Совсем?! — воскликнул Гаррисон удивленно, и Накаджима возмущенно забил его кулаками по плечу.       — Да не кричи ты! — выдал Ацуши недовольно, и Гарри чуть отклонился в сторону, пытаясь избежать несерьезные, но ощутимые удары, глухо посмеиваясь.       Наконец парень успокоился и прекратил лупить друга за такие откровенные разговоры. Но на самом деле... На самом деле, наверное, Накаджиме это было нужно. Отсутствие осуждения, понимание, предложения решения проблемы...       — ...Нет, что, даже не встал? — спросил Гаррисон тихо, и Ацуши вспыхнул с новой силой, мученически воя и закрывая полыхающее лицо руками.       — ...Встал, — почти шепнул парень и вновь опустил ладони, тут же хватаясь за чашку и опустошая ее на треть. — Но я ничего не почувствовал, понимаешь? У меня... встать, — полушепотом, — может в любой момент времени. Думаешь, я что-то чувствую, когда Куникида-сан проводит еженедельный брифинг?       — Да, понимаю. Да и по утрам-то особо не с чего возбуждаться... — кивнул Гарри и наконец допил свой чай. — А ты смотрел «парень-девушка» или «парень-парень»? — он не мог унять своего любопытства, а Накаджима не мог смириться с тем, что тот так просто об этом говорил!       — Боже... И то и другое! Какая разница?! Ох...       Ацуши тяжело вздохнул, сцепив из ладоней замок и упершись в него лбом. Оказывается, проблема была даже не в том, что он испытывал или не испытывал к Дазаю — он в принципе не знал, может ли он хоть что-то к кому-то испытывать. Эрекция при виде чьих-то гениталий естественна — в конце концов, именно эти части человеческого тела были сексуализированы и всегда прикрыты. Накаджима ощущал физическое возбуждение, но моральное? Эмоциональное? Представлял ли он себя хоть когда-нибудь на месте одного из актеров тех взрослых фильмов и хотел ли?       — Ты что, и не мастурбируешь? — после недолгого молчания продолжил Гаррисон, и его вдруг резко захотелось придушить.       — Гарри, еще одно слово!.. — возмутился Ацуши, пихнув его локтем, и парень тихо захихикал. — Вообще не смешно!       — Нет, серьезно, — ответил Гарри, стараясь сдержать смех, — если ты это делаешь, значит должно быть что-то, что тебя возбуждает. Что ты представляешь? Ну, во время... Ты понял.       — Ничего, — ответил Накаджима сдавленно, и Гаррисон приподнял в удивлении брови.       — В смысле?       — В смысле буквально ничего, — сказал Ацуши с угрюмым видом. — Я просто... Делаю это... Ни о чем не думаю и... заканчиваю. Все. Боже, почему я вообще это тебе говорю...       Сегодня ладони Накаджимы рекордное количество раз за день накрыли его лицо. Может, этот разговор и был полезным, тем более, ни с кем другим, кроме как с лучшим другом, Ацуши вряд ли смог бы такое обсудить, но смущение от этого никуда не девалось.       — Попробуй в следующий раз представить, как Дазай-сан что-нибудь с тобой делает, — предложил Гарри, подмигивая, и поднялся со своего места, быстро удаляясь в сторону выхода до того, как Накаджима снова его ударит.       — Ты! Какой же ты! — сбивчиво прокричал Ацуши ему вслед, но в итоге тяжело вздохнул, вновь откидываясь на спинку дивана.       На самом деле он был благодарен Гаррисону за этот разговор. Возмущенный, смущенный, так и не решивший свою проблему, но хотя бы облегчивший терзания своей души.       Несмотря на стыд, Накаджима в итоге попробовал последовать чужому совету — представил Осаму обнаженным, представил, как тот его целует, трогает, представил его руку вместо своей... и разочарованно откинулся на подушку, даже не кончив. Физическая стимуляция работала. И она никак не была связана с Дазаем.       Следующий день, как и все предыдущие, Ацуши провел в разочаровании, нескончаемых размышлениях и сомнениях. На Осаму было больно и стыдно смотреть, но, благо, долго находиться вместе с ним и другими коллегами в одном помещении не пришлось: Накаджиме и Гарри поручили дело, и расследование немного отвлекло от гнетущих мыслей.       — А вообще, тебе бы не стоило игнорировать Дазай-сана, — сказал Гаррисон, держа в руках папку и просматривая материалы дела. — Если ты ничего не чувствуешь, так и скажи. Ты разве не заметил, какой он нервный?       — Ты думаешь, сейчас подходящий момент это обсуждать? — спросил Накаджима, морщась то ли от вновь поднятой острой темы, то ли от запаха. Они находились на месте преступления, а труп, который лежал в закрытой квартире, находился там не один день и даже не два.       — По-моему, очевидно, что это бегунок, которого устранил наркокартель. Дело не особо сложное, даже мы можем управиться за день, — хмыкнул Гарри, захлопывая папку. Ацуши бы вздохнул, но даже со всеми открытыми в квартире окнами дышать было тяжело.       — Я не хочу сейчас думать о Дазай-сане, — буркнул Накаджима. — Я все понимаю, но... Боже, дай сюда, — и он выхватил из чужих рук папку.       С делом они действительно расправились за день. Ацуши с помощью своей способности смог выследить логово наркокартеля по резкому запаху химикатов для изготовления наркотиков, они передали информацию военной полиции и вместе с прибывшим нарядом отправились на рейд. Гаррисон был наблюдательнее и смекалистее, поэтому почти сразу понял, почему бегунка устранили, а все остальное дело зависело только от сил Накаджимы, который не понимал, что шутки о том, что он прямо как поисковая собака, всего лишь шутки.       — Если бы я применил свою способность, мы бы быстрее со всем разобрались, — устало проговорил Гарри, и дверь лифта открылась. Они уже возвращались в Агентство — поднимались на четвертый этаж.       — Ты помнишь, что говорил Куникида-сан? «Не растрачивай время жизни на мелочи», — сказал Ацуши, спародировав тон и жестикуляцию Доппо. — В конце концов никто кроме того бегунка не пострадал. А мы с полицией устранили целый наркокартель!       — Да... Да, наверное, ты прав, — сказал Гаррисон будто бы виновато, но после мгновения тени на его лице будто бы не бывало. — Ты проделал больше работы. Давай я напишу отчет?       — Не откажусь, — тяжело выдохнул Накаджима. — Я устал и очень хочу есть и спать. Прости, что нагружаю тебя, — виновато проговорил он, и двери лифта открылись на нужном этаже.       — Да все нормально, не переживай, — подмигнул парень, и они наконец-то добрались до Агентства. — Мы вернулись, Куникида-сан!       Ацуши и Гарри сдали оружие и расписались для отчетности. Накаджима поклонился, забрал свою сумку и попрощался, разворачиваясь к двери; даже несмотря на то, что Гаррисон принял на себя бумажную работу, Ацуши все равно ощущал, будто должен был остаться и помочь. Хотя... Дазай был в Агентстве. А их рабочие места буквально располагались друг рядом с другом. Такого напряжения парень вынести бы не смог.       Он еще не успел дойти до лифта, как тут же позади хлопнула дверь офиса, а затем и послышались частые быстрые шаги.       — Ацуши-кун, постой! — но, заслышав знакомый голос, Накаджима рванул к лифту, будто от этого зависела его жизнь.       Дазай поймал его за запястье, тяжело дыша. Видимо, бежать уже не было смысла.       — Ацуши-кун... Фух... — Осаму чуть отдышался и отпустил Ацуши, который все-таки развернулся к нему лицом. — Можно с тобой поговорить?       Сердце часто забилось и защемило. Накаджима боялся только, что вдруг расплачется от бессилия и отчаяния; вызывать чужую жалость своим поведением он совершенно не хотел.       — Д-да, — Ацуши обнял себя руками, нерешительно заглядывая Дазаю в лицо. В конце концов он не мог игнорировать его до конца жизни.       — Ты уже целую неделю меня избегаешь, — насупился Осаму, засовывая руки в карманы своего плаща. — Это обидно, вообще-то, — теперь он надул губы, и Накаджима невольно ощутил укол вины.       — Простите, Дазай-сан, просто...       Ацуши замялся, не найдя слов. Он просто не знал, что сказать. Парень пытался, честно пытался как-то охарактеризовать свои чувства к Осаму, пытался понять, привлекателен ему наставник или нет, но так ни к чему и не пришел. За целую неделю. Накаджима, черт возьми, за целую жизнь так и не понял, его привлекают девушки? Или парни? Или и то и другое? Или вообще никто? Он не мог понять своих чувств... и не представлял, как это объяснить Дазаю.       — Я же все еще жду ответа на свое признание, — грустно проговорил Осаму, склоняя голову набок. — Если ты не можешь принять мои чувства, все нормально, я готов к отказу. Но игнорирование разбивает мне сердце сильнее, — жалостливо признался он, и Ацуши весь съежился от вины. Он не хотел давать отказ. Но и принять чужие чувства он тоже не мог.       — Я... — выдохнул Ацуши, напрягаясь всем телом. — Дазай-сан, я не знаю, что вам ответить. До сих про не знаю, — сказал он отчаянно, старательно пряча взгляд. — Вы мне нравитесь, как человек... но вы же имели в виду романтическую любовь, да? — спросил он неуверенно. — Я никогда и ни к кому ничего подобного не испытывал, я совсем такие вещи не понимаю...       — Мы можем проверить, — сказал Осаму тихо, — чувствуешь ты ко мне что-то или нет, — и Накаджима удивленно поднял на него глаза, несмотря на неуверенность, несмотря на стыд.       — Проверить? — спросил Ацуши горько, но с некоторой надеждой. — Как?       Дазай усмехнулся. И распахнул руки в очевидном призыве:       — Обними меня!       Накаджима смерил его нерешительным взглядом, крепко стискивая пальцами собственные плечи. Он выдал самое логичное, что только мог сказать в такой ситуации:       — ...Я думал, вы не любите объятия.       Осаму невинно усмехнулся.       — Ну... Да. Я не люблю излишнего проявления чувств, — признался он, но Ацуши все равно изогнул бровь в непонимании. Дазай в порыве своих гиперболизированных эмоций кидался на шею кому угодно, но что-то более глубокое, искреннее и поддерживающее он избегал категорически. Иными словами, Осаму мог задушить объятиями того, кто угостил его в кафе, однако не мог принять объятия в благодарность за спасенную жизнь. — Но, знаешь... Тебя я бы обнимал с удовольствием.       Кровь прилила к лицу. Накаджима опустил смущенный взгляд; чужое внимание было очень приятным и вызывало тучу бабочек в животе — что ж, по крайней мере, теперь он на собственной шкуре ощутил, что означало это выражение, которое он видел только в книгах.       — Мы можем попробовать, но, — сказал Ацуши, опуская напряженные руки, — я не понимаю, как это должно помочь.       — Если ты что-то ко мне чувствуешь, ты поймешь, — добродушно улыбнулся Дазай, и Накаджима, чуть повременив, все-таки сделал шаг навстречу мужчине.       Он медленно и мягко обнял Осаму за талию, прислоняясь щекой к его мерно вздымающейся груди. Чужое сердце билось на удивление ровно, и от этого почему-то становилось легче и спокойнее — Ацуши с тихим выдохом расслабился, чуть прикрывая глаза. Рубашка Дазая приятно пахла легким мужским парфюмом, стиральным порошком и едва-едва — какими-то лекарствами. Мужчина обнял его в ответ, одной рукой обхватив плечи, а другой зарывшись пальцами на затылке, и у Накаджимы подкосились ноги; он прижался чуть теснее, погружаясь в нежность и заботу, которыми Осаму ласково окружил его всем собой. Это совсем не было похоже на то, как Дазай шутливо обнимал, чуть потрясывая, в благодарность за какую-то мелочь. Это... Это было намного глубже.       — Ну как? — спросил Осаму тихо, и Ацуши будто вышел из транса, нервно вздыхая и осторожно отстраняясь. Он сжал рукой свое плечо и сглотнул, стыдливо пряча взгляд.       — Ну... Это было приятно, но, — Накаджима запнулся, боясь разочаровать Дазая. — Это просто объятия. Вас приятно обнимать, конечно! — сразу начал оправдываться парень. — Но... Это так же приятно, как обнимать Кеку или Гарри. А к ним я точно не испытываю ничего романтического.       — Хм... — Дазай серьезно задумался, сжав пальцами свой подбородок. — Может, попробовать что-нибудь более романтическое?       — Н-например? — и у Ацуши перехватило дыхание. Он уже предполагал, что мужчина ответит, и теперь судорожно думал, как бы отказаться, но...       Сердце так часто билось из-за страха? Стыда? Волнения? Или все-таки из-за влечения?       — Например, поцелуй.       Ожидания Накаджимы подтвердились. Захотелось зажмуриться, закрыть пылающее лицо руками, закричать, убежать — да просто провалиться сквозь землю! Но Ацуши стоял, широко раскрытыми глазами глядя Осаму в лицо, и часто дышал, не в силах сказать и слова.       — Я понимаю, это твой первый поцелуй, — неловко проговорил Дазай, почесывая щеку и отводя взгляд, — но посмотри на это с другой стороны. Либо ты осознаешь свои чувства и получишь первый поцелуй от любимого человека, либо... Что ж, хотя бы от любящего. Тоже неплохой вариант. — Накаджима молчал, теперь уставившись мужчине в грудь невидящим взглядом. Он так сильно сжимал свое плечо пальцами, что, наверное, на том месте скоро проступят синяки.       «Я уже сотню раз мог отказать Дазай-сану... — нервно думал Ацуши. — Почему я этого до сих пор не сделал? Я и сейчас могу, но... Не хочу. Вдруг у меня правда есть к нему чувства? Вдруг, если я не попробую, я упущу что-то важное?»       — Хорошо, — выдохнул Накаджима и вновь опустил голову. — Ч-что мне нужно делать?       — Я все сделаю.       И Ацуши весь сжался, мелко подрагивая. Он зажмурился, будто в ожидании удара, и подбородка коснулись чужие пальцы, медленно приподнимающие его голову.       — Ацуши-кун, — ласково позвал Осаму. — Открой глаза.       Накаджима подчинился. И, глядя в чужие, сияющие чистой и искренней любовью, внутренне умер.       Дазай приблизил свое лицо к его.       Коснулся губами губ. Мягко смял.       И Ацуши чуть ли не рухнул, ощутив неожиданную щемящую слабость, от которой и руки опали, и ноги подкосились, и вообще все тело расслабилось, прижавшись к чужому. Накаджима нашел в себе силы только для того, чтобы уложить ладони Дазаю на грудь и задрать голову повыше. Он дышал прерывисто, неуверенно, будто одним дыханием боялся помешать Осаму, а тот все прижимался к его губам, ласкал, приминал, выбивал дух одним только мягким соприкосновением.       А потом меж губ проскользнул язык. Пальцы оттянули подбородок, и Ацуши раскрыл рот, тая от новых ощущений, горячих, влажных, ни с чем не сравнимых. Пульс набатом отдавал в висках, сердце пыталось пробить ребра, низ живота налился пульсирующей тяжестью; Накаджима тихо простонал, вливаясь в горячечный поток, прожигающий его изнутри. Дазай не напирал, не углублялся, но даже легкого скольжения языков было достаточно, чтобы Ацуши не смел прерывать наслаждение, не отстранялся, хотя и не отвечал, стремился навстречу этому теплому влажному чувству, которое погрузило его в себя с ног до головы. С Осаму было приятно, чертовски приятно целоваться. Хотелось, чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался...       Но это единение вдруг прервали.       Послышался звук открывающейся двери Агентства, и Накаджима инстинктивно отпрянул с тихим чмоком, тут же оглядываясь. Он схватил Дазая за запястье и потянул его в туалет, резко ворвавшись, но в итоге тихо закрыв за ними дверь. Он только надеялся, что в туалет никто не собирался. Когда пара человек прошла мимо в сторону лифта, парень облегченно выдохнул, вжимаясь спиной в дверь.       — Фух, чуть не попались, — выдохнул Осаму, потирая шею. — Ну так что?       Выйдя из состояния паники, Ацуши резко прижал к своим бедрам сумку, чтобы скрыть очевидное, и нервно выдохнул, наконец решаясь поднять на Дазая глаза.       — Я... Не уверен, — сказал парень честно, вжимая голову в плечи. — Я не могу понять, это просто мое тело просто реагирует на прикосновения, или я действительно что-то чувствую. За восемнадцать лет никто и никогда так меня не трогал, не удивительно, что у меня, эм... повышенная чувствительность, — неуверенно договорил Накаджима, пряча взгляд. — Черт, да я слово «гей» узнал всего неделю назад... — проговорил он тише, жмурясь от стыда.       И над ним нависла тень.       Дазай встал напротив, близко-близко, упершись ладонью в дверь совсем рядом с головой Ацуши.       — Что ж, по крайней мере мы точно знаем, что ты не испытываешь отвращения от близости со мной. Многим парням противно даже просто представить поцелуй с другим мужчиной, не то что его ощутить.       Накаджима смотрел на него не мигая. Его сердце сегодня перестанет так часто биться?       — Я думал, вам нравятся девушки.       — Мне может понравится кто угодно вне зависимости от пола, — объяснил Осаму с тонкой улыбкой, и Ацуши нервно понятливо кивнул. — Значит, ты так и не можешь ответить на мое признание?       — Я же говорю, я не уверен... — по второму кругу начал объясняться парень, и Дазай мягко провел пальцами по его щеке.       — Скажи мне, Ацуши. Когда мы целовались, у тебя, случаем, не возникло желание, чтобы это длилось вечно? — Накаджима распахнул глаза в удивлении; Дазай попал в яблочко. — В этом и есть влюбленность. В желании, — сказал он, опасно приближаясь. — Желание быть рядом. Желание обнимать и целовать. Желание отдать свою жизнь за возлюбленного. Желание доверять... — все продолжал Осаму, пока его губы не оказались напротив чужих. — Ты спрыгнул с Моби Дика, веря в то, что я буду ждать тебя вместе с куклой. Я не могу игнорировать такой силы доверие.       Ацуши молчал, чувствуя напряжение от чрезмерно близкого контакта, но ощущая облегчение от чужих слов. Дазай был прав. Теперь все сложилось по полочкам, и парень наконец осознал свои истинные чувства.       — Вы... мне нравитесь, — выдохнул Накаджима неверяще. Действительно тяжело было поверить, что он способен ответить на чувства Осаму.       — Хочешь, чтобы я еще раз тебя поцеловал?..

***

      Ацуши не успел ответить, как проснулся. Тело пробивала мелкая дрожь, слезы лились из глаз ручьем — даже после пробуждения они не остановились.       Время было пять утра.