Смерть и золото

— Морндас, — с довольным прищуром янтарных глаз сообщает М’Зарра, вскакивает на стол и пялится на ворочающегося в постели Вейрена, — вставай, сосед, или этот уйдёт на рынок без тебя. Они закупались раз в неделю — это если Вейрен возвращался вовремя. М’Зарра надевал свой лучший жилет из серебристого бархата с вышивкой и широкополую шляпу, будто в Бруме хоть когда-то было достаточно солнца, чтобы от него защищаться, и они придирчиво рассматривали картофель, рыбу и травы, пока Вейрену не надоедала хитрая каджитская манера торговаться за каждый септим. — Может, хоть до рассвета подождёшь? Не видно ни скампа на улице, картошку нам гнилую подложат, — Вейрен широко зевает, потягивается и смотрит некоторое время в потолок, приходя в себя. — Пока этот растолкает соседа, солнце уже поднимется, — фыркает каджит. Вейрен, не желая спорить, слушается и вылезает из-под тёплого одеяла, шаркает ногами в шерстяных носках по деревянному полу, сжёвывает начинающую черстветь булку с куском варёного мяса, натягивает штаны, свитер и куртку и садится на корточки перед разодетым М’Заррой. — Это унизительно, — как и каждый раз, заявляет М’Зарра, — я личность, а не твой домашний попугай. — Хочешь семенить лапками по снегу, hla daesohn? — насмешливо спрашивает данмер, и М-Зарра забирается ему на плечо, устраивается так, чтобы не упасть, и они выходят в морозное зимнее утро, голубое от блестящего на солнце снега. Идут между рядами, присматривая всякую снедь — М’Зарра незаметным движением лапы делает так, чтобы круглая и румяная торговка вдруг улыбнулась Вейрену и продала внушительный шмат солёного мяса за полцены, да еще и подложила изогнутую дугой сушёную колбасу в хрустящий бумажный свёрток. — Это разве честно, личность? — скосив глаза на довольного каджита, спрашивает Вейрен. Тот только хмыкает: — От неё не убудет, сэра, — мягко раскатывая слоги, говорит М-Зарра, сверкая хитрыми глазами. — Не только же забалтывать этих невеж. В прошлый раз мне чуть не прилетело яблоком в голову от идиота, не знавшего, что каджит — совсем не кот. Вейрен вздыхает, поудобнее перехватывает свёрток и поправляет лямку рюкзака, наполненного сушёными травами, вялеными помидорами и ещё тёплыми божественно пахнущими булочками. Дома они разбирают и рассовывают по полкам купленное, Вейрен принимается за обед, а М’Зарра зачаровывает на продажу простенькие амулеты от болезней и холода. Отвлёкшись от бодро бурлящего супа, Вейрен кричит с кухни М’Зарре в его уютно обустроенное логово: — Завтра свали ближе к вечеру, сосед. — Гостя приведёшь? — тут же любопытствует каджит, высунувшись из-за стопки старых потрёпанных книг. — Господин Велас — негодник. — Молчал бы, — фыркает Вейрен. — Суп готов. Я туда плюну, чтобы ты место своё знал. Они обедают, обсуждают городские сплетни, Вейрен рассказывает, как дела в других графствах, и постепенно за окном начинает собираться синеватый сумрак — зимой темнеет совсем рано. Морндас подходит к концу — как почти догоревшая свеча, дрожит и мерцает, пока, наконец, ночной холод и мрак не берут верх над городом. Вейрен бестолково проводит остаток дня за книгами, выискивая новые рецепты исцеляющих мазей, и, наконец, захлопывает книгу. Глаза приятно пощипывает усталость. — Этот принёс хлеб, — тихо сообщает М’Зарра. Перед ним — две подрумяненные сбоку булки. Вейрен встаёт, разминает затёкшие мышцы, и вытаскивает из буфета бутылочку вина и две кружки. — Спасибо, hla daesohn, — улыбается Вейрен и откусывает от булки, разрезанной пополам и щедро смазанной густым персиковым джемом. Каджит смотрит на него с хитрым прищуром: — Я в неё плюнул, чтобы ты своё место знал, сэра.