Смерть и золото

Вейрен не умел играть в карты — в основном потому, что не умел врать. Довольный собой, но тщательно скрывающий это Мартин сгреб широкой ладонью поставленные на кон несколько монет, связку сушеных лекарственных трав, маленький камень душ и флакон с сонным зельем и отложил на свою кровать, рядом с которой, расположившись на полу, они и играли. — Это нечестно, — фыркнул Вейрен. — Ты знал, что я не умею играть. — Но ты согласился, — пожал плечами Мартин. — Ладно, — он кинул Вейрену в руки сонное зелье, — будет жестоко забрать его у тебя, а боги учат быть милосердными. — И ты в них веришь? — Вейрен был уже на ногах, собирая в рюкзак чистую одежду и пару одолженных у священника книг. — Мой статус обязывает, — тихо ответил Мартин. Он лежал на кровати, уставившись в потолок. Темные волосы разметались по красному покрывалу, и Вейрену пришлось приложить некоторые усилия, чтобы перестать смотреть, как поднимается и опускается грудь Мартина при дыхании. На улице светало. Вчера Вейрен вернулся из Имперского города с сапогами Быстроногого Джека и бутылочкой вина в подсумке и тихо пробрался в комнату Мартина. Они сыграли в «старого шамана», как в него играли в Альд’руне, потом — в «не буди медведя» и, наконец, Мартин обыграл его трижды в «колдовское зелье», забрав себе кошель с наградой за головореза на мосту, сладкий рулет и странную коробочку неизвестного происхождения, которую купец в торговом районе отказался купить и плюнул Вейрену на сапоги за такие дерьмовые шутки. Но всякая ночь кончается, и тогда пора уходить. Вейрен вздохнул, проверил еще раз содержимое своего рюкзака и посмотрел на Мартина. Тот сел на кровати, обхватив руками колени, и тихо предложил: — Может, еще партию? Дело было, конечно, в том, что Вейрен ненавидел карты и еще больше ненавидел проигрывать, но на улице начиналась метель, так что он присел, скрестив ноги, у кровати, налил себе остатки вина в тускловатый серебряный кубок и улыбнулся: — Ставлю свой амулет поглощения, что обыграю тебя меньше, чем за четверть часа, святоша. Раздавай.