Можно я с тобой сегодня?

Сначала спать в бункере в собственной комнате и собственной кровати было радостно и даже торжественно, Дин усиленно кусал губы из-за широкой улыбки и детского трепета, а потом… Потом стало одиноко. Очень сложно было себе признаться, но Дин привык к дыханию брата на соседней кровати, привык касаться его руки по пробуждении, привык втайне любоваться волосами, разметанными по подушке. А сейчас… Он всё ещё видел Сэма, каждое утро — встречал причесанным, собранным, переодевшимся, даже сделавшим кофе и, иногда, если Дин вставал раньше, вернувшимся с пробежки. Сэм каждое утро здоровался, одаривал улыбкой, каждое утро касался как прежде и всё было хорошо, ему всё ещё было тепло от такого домашнего брата, он подкалывал его на разные темы и веселился над этим, но только до того момента когда надо было идти спать. Дин тревожно смотрел в потолок и ощущение какой-то пустоты никак не хотело пропадать, всё хорошее настроение разом катилось к чертям при мысли о том, что его встретит молчаливая холодная комната. Это, ей богу, глупость, ведь он всё равно засыпал, правда, прижимая к себе подушку и закутавшись в одеяло, как в кокон, но то такое. А однажды, когда он проснулся в звенящей тишине с заполошно бьющимся сердцем, пусть ничего и не снилось, он какое-то время не мог понять, что вообще произошло. В таком состоянии он просыпался только после уезда в Стенфорд, и после того как их дороги «разошлись» и они решили что «так будет лучше». Ребёнку внутри было не по себе от огромного пустого бункера с кучей комнат, мигающих огоньков и братом, с которым его разделял ёбаный коридор. Это и стало спусковым крючком. Дин спешно, чтобы не передумать и не зассать, пошлёпал босыми ногами к мелкому. Открыл дверь и застыл. Сэм не спал. Бля, а это он не продумал. Сэм, расположившийся на кровати, тут же поднял голову и вскинул брови. — Салют. Думал, ты уже спишь. Ты что-то хотел? Дин прокашлялся и помотал головой: — Не, уже ничего. Сэм окинул его взглядом, нахмурился, увидев что он босый и какой-то несчастный и перепуганный, и спросил ещё раз твердым голосом, заставив замереть на полпути: — Дин. Что ты хотел? Он больно укусил внутреннюю сторону щеки. — Ничего особенного, давай завтра. Сэм встал, отложил книгу и молча сложил руки на груди, сверля взглядом. Дин потупил глаза и тихо прошелестел ответом, надеясь, что брат не услышит. Он и не услышал. Не то чтобы его это остановило. — Ещё раз? Дин, старший из братьев Винчестеров, пролепетал, как маленький: — Можно я с тобой с-сегодня посплю? Сэм как-то оценивающе на него посмотрел и Дина из холода бросило в жар. — Кровать-то одна. — Я знаю, я поэтому и говори… — А впрочем, ложись. Дин осекается на полуслове, ощущая как глаза лезут на лоб, и тупо моргает. Сэм возвращается обратно, садится в ту же самую позу, только теперь пододвигаясь и приглашающе откидывая кончик одеяла. — Кровати мы сдвигать не будем, так что давай. Дин неверяще на него смотрит: — Ты что, серьёзно? Сэм фыркает: — Похоже, что я шучу? Дин выдавливает «нет» и поспешно юркает под одеяло, сразу же поворачиваясь спиной и пытаясь скрыть пылающие уши. Сэм ещё какое-то время шарудит страничками в мягком свете ночника, а потом щёлкает выключателем и всё погружается в темноту. Он касается Дина, и тот непроизвольно вздрагивает. Сэм кладёт руку ему на плечо: — Тише, тише, чего такой пуганный? Я ж не съем тебя, в конце концов. Дин невнятно мычит в ответ, удерживаясь от желания податься назад и коснуться его. Сэм касается его сам, устраиваясь поудобнее и теперь прижимаясь боком вплотную. Дин немного расслабляется от ощущения тепла и переворачивается на другой бок, рассматривая его украдкой. Сэм встречается с ним взглядом в свете окна и подмигивает, больше ничего не говоря. Сердце у Дина ухает куда-то вниз, глаза расширяются, кадык нервно дёргается. Благо, Сэм не видит. Дин лежит, слушая медленно затихающее сердце и убаюкивающее дыхание брата, ощущая неожиданную лёгкость и вместе с тем эйфорию. Сэм здесь, рядом — протяни руку и коснись его будто нечаянно. Но он даже боится пошевелиться. Он просыпается где-то в шесть, ощущая на себе руки, прижимающие к себе, и слушая дыхание спящего брата. Он двигается и Сэм что-то протестующе бормочет. От Сэма, держащего его в своих руках, очень горячо и смущающе и Дин лежит, моргает в потолок и чувствует как нега затягивает его обратно к себе. Он делает глубокий вдох, наполняя лёгкие им, и отрубается. Снова он просыпается где-то в десять. Сэм уткнулся в него носом — как был, так и есть щенок — и оплёл его в довесок ещё и ногами. Дин изворачивается и смотрит, как дрожат его ресницы и как мирно вздымается грудь. Вздрагивает от: — Утра. Давно проснулся? Он мотает головой и бормочет: — Доброго. Они лежат какое-то время неподвижно, бессловесно переглядываясь. Сэм всё ещё как-то не по-братски обнимает его, не собираясь, по-видимому, отпускать. Дин постепенно плавится, ощущая себя каким-то… Маленьким так, прижатым к груди и окутанным теплом. Брат рассматривает его заспанное лицо с каким-то очень странным нежным выражением, а потом выдаёт: — Можно тебя поцеловать? Дин моргает. Сначала непонимающе, а потом панически. Не шутит же? Он смотрит на Сэма. Брат тоже замер и следит внимательно за эмоциями, сменяющимися на его лице. Дин смотрит ему в глаза и кивает. Прикосновение губ Сэма на своих — очень мягкое, уверенное и осторожное. Дин несмело отвечает, не осмеливаясь зайти глубже, и когда Сэм отстраняется трепещит, внутренне ожидает подвоха. Брат ухмыляется: — Кто из нас девчонка? Такое ощущение, что ты никогда на самом деле не целовался. Прежде чем Дин задохнётся в возмущении, он целует его ещё раз, жадно раскрывая губы и пробираясь внутрь. Дин переключается, набрасываясь на него в ответ и кусая, вплетая пальцы в волосы. Дин по привычке облизывает зацелованные губы и Сэма немножечко ведёт. Дин прослеживает его взгляд и ухмыляется. — Я в душ. Сэм окликает его на пороге: — Дин? — Да? — Вечером я хочу видеть тебя здесь. Дин, впервые на его памяти, краснеет. И кивает.