The sight of you makes me mad (why do I keep seeking it out ?)

      — Завались нахуй       Комната замирает, все головы поворачиваются к ней. Она не знает, почему они так удивлены, правда. Было чертовски пора, чтобы кто-то сказал Дэю…       — Извините меня? — спрашивает он голосом, похожим на гром, назревает буря, даже несмотря на то, что недоверчивое выражение его лица говорит о его глупости.       Эллисон оглядывается на него, совершенно не впечатленная. Она старается сохранять нейтральное выражение лица, но ее ногти впиваются в ладонь, как когти, а челюсть слишком плотно сжата.       — Я сказала, завались нахуй — повторяет она, и со второй попытки это звучит еще более оскорбительно. Рене смотрит на нее и, даже не оборачиваясь, чувствует ее беспокойство. Она понимает, правда. На этой неделе она была в странном, неудобном настроении. Это была дерьмовая неделя.       Но это не о ней, на этот раз. Это про Кевина Дэя и его громкий ебанный рот.       — Я была именно там, где должна была быть — утверждает она, потому что так оно и было, а Кевин может сколько угодно ругать командную работу и должности, на этот раз у него нет доказательств. — Как и все остальные.       —Ты была слишком медленная и отстала — холодно констатирует он. — Может быть, если бы ты сосредоточились на тренировках, а не на вечеринках каждые два дня…       — О, так мы теперь об этом говорим? — говорит Эллисон, поднимая брови, чувствуя, как гнев растекается по ее рукам и сжимается в кулаках. Она не прочь прибегнуть к насилию, чтобы столкнуть его с пьедестала, особенно когда он ставит под сомнение ее причастность или веру в Лис или экси.       Прежде чем она успевает начать говорить правду, в комнату входит Ваймак. Один взгляд на ситуацию, на то, как Эллисон смотрит на Кевина, на то, как Мэтт и Дэн обеспокоенно переглядываются между собой, пока Эндрю небрежно вертит в пальцах нож — где, черт возьми, он его взял, — на тщательно пустое выражение лица Нила и совершенное спокойствие Рене, ему достаточно отметить напряжение.       — В чем дело? — спрашивает Ваймак, уже недовольно хмурясь.       Они ничего не могли сказать, как они всегда, всегда делают. У Ваймака уже достаточно проблем, чтобы справиться с ними и их проблемами, не будучи втянутым в их мелкие ссоры. Но Эллисон злится, а бывший Ворон смотрит на нее так, будто бросает ей вызов, и она никогда не отказывалась от вызова. И на этот раз она стремится причинить боль.       — Твой сын ведет себя как говнюк — выплевывает она, полностью ожидая, что все тело Кевина вздрогнет, прежде чем он шевельнется.       Яростный удар ее головой о шкафчик не стал неожиданностью, учитывая грубую силу Кевина, но все равно пиздетски больно. Особенно, когда Дэн и Мэтт начинают громко протестовать, от чего у нее начинает кружиться голова. Но Эллисон вонзает ногти в предплечья Кевина, вызывающе глядя на него с расстояния в несколько дюймов.       — Что ты собираешься делать, большой парень? — Она издевается, достаточно тихо, чтобы только он слышал ее. Ярость на его лице, мягко говоря, нагоняет страх, который обычно характеризует его черты. Он такой напуганный маленький мальчик, Кевин Дэй, всего боится. Боится Рико, Воронов, наследия его матери, боится разочароваться, боится, что люди укажут на его родство с тренером Ваймаком, и именно поэтому она так и поступила.       Когда становится ясно, что он на самом деле ничего не сделает, ни ударит ее, ни плюнет в оскорбления, ни вовлечет свою маленькую банду монстров, Эллисон решает прервать это. Она вспотела и хочет в душ, а когда он вот так прижимается к ней, она чувствует себя еще более отвратительно.       — Убери от меня руки, Дэй, — говорит она низко и опасно, предупреждая, насколько это возможно.       Кевин отскакивает назад, как будто его обожгли, его глаза немного расширились от удивления собственным действиям, если ей нужно было догадаться. Она полагает, что он привык к людям, которые не хотят, чтобы к ним прикасались, к Эндрю и Нилу в его уделе и к своим бесконечным проблемам. Она также предполагает, что он не привык бросаться руками с девушкой, но она не прочь его оттолкнуть, не прочь и наносить удары. Это обычное поведение Лисов.       В любом случае, Кевин смотрит на своего отца, который хмурится и наклоняется вперед, как будто собирался вмешаться, но передумал.       — Усаживайтесь поудобнее — говорит тренер, отпуская ее, с явным гневом в голосе. Так и есть, Эллисон вызывающе смотрит на него, а Кевин изо всех сил избегает ее взгляда.       На его руках кровавые отметины от того места, где она вонзила ногти, и Эллисон смотрит на них весь оставшийся вечер.       Противоположная команда такая же малобюджетная, как и их, команда, в которой никто не ищет драки, что делает игру еще более жестокой. Но они надирают задницы. Лисы, по-видимому, не знают, когда сдаться, и Эллисон не может не гордиться своей командой, наблюдая, как они отдают столько же в любом матче, как и в матче против Воронов и мудака Рико. В настоящее время она столкнулась с парнем, который был агрессивен с самого начала, огрызаясь оскорблениями, но она ни на что не реагировала. Судьи объявляют перерыв, и Эллисон срывает шлем, не в силах сдержать улыбку. 4:1, они почти уверены, что выиграют второй тайм. Она собирается пробраться к своим товарищам по команде, когда ее останавливают.       — Папина девочка, что ли? — Парень огрызается из ниоткуда, и ее дыхание замирает в легких.       Она издалека замечает, что Рене и Нил уже приближаются, но Кевин ближе.       Без всякого предупреждения он хватает парня за горло левой рукой, а затем его правый кулак бьет по скуле.       Парень издает какой-то звук, в то время как Эллисон восстанавливает контроль над телом и разумом, а Кевин плюет ему в лицо какими-то словами, чего она не слышит, позволяя ему упасть на землю.       — Ты в порядке? — спрашивает Рене, стоя прямо у ее локтя и встревоженно глядя на нее снизу вверх. Прямо над ее плечом стоит Нил, выглядящий так же обеспокоенным. Эллисон отмахивается от их беспокойства взмахом руки, прежде чем развернуться и направиться к шкафчикам, чего она обычно не делала бы.       Тренер ловит ее на полпути, широко указывая на суматоху, которой они едва избежали.       — Что это было? — восклицает он, и в любых других обстоятельствах она искренне рассмеялась бы.       — Это был Кевин Дэй — огрызается она в ответ, не дожидаясь, пока он повернется к звездному игроку, который, как она знает, следует за ней.       Она торопится к раздевалке, не собираясь тратить половину времени на то, чтобы насытить проклятое эго Дэя, поблагодарив его — хотя благодарить его не за что. Присутствие Ваймака просто напоминает ей об этом, и то, как Кевин даже не останавливается рядом с ним.       Да, возможно, она ревнует. И что? У этого ублюдка есть отец, который сделает для него все, заберет из Эвермора, сражаясь голыми руками, если это потребуется. Хуже того, его отец на самом деле единственный положительный отец, который у нее когда-либо был в жизни. На самом деле тот, кого она считает таковым.       И этот мудак, он принимает это как должное и тянет дерьмо, на которое никто не посмеет, лгал годами, а потом отступил, поджав хвост. Она ненавидит его за это и немного ненавидит Ваймака.       Этот мужчина, она не знает, как он может быть таким добрым. Он подбирает бездомных и не задает вопросов, держится подальше от их драк, драк и проблем, пока это не становится слишком много, и он не вмешивается, не заботясь о собственной безопасности.       Смотрел на синяки, шрамы, туфли за тысячу долларов и слезы, в которых Эллисон пыталась утонуть, и все равно приветствовал ее в своей команде. Дал ей место, чтобы остаться и есть за что бороться. Где-то принадлежать, где деньги и внешность не имеют значения. Для нее эта свобода была всем. Все еще.       Дверь раздевалки хлопает о стену, когда она входит, но она не сразу закрывается, и поэтому она знает, что он последовал за ней. Это не похоже на него. Эллисон оборачивается.       — Ты в порядке? — Кевин спрашивает, как будто ему не все равно, но, вероятно просто для того, чтобы знать, не собирается ли она закатить истерику, которая помешает ей играть до конца игры.       — Мне не нужна твоя блядская защита, Дэй, — огрызается она, надеясь, что выглядит такой же сумасшедшей, какой она и есть.       — Ты одна из Лис — просто говорит он, как будто это объяснение. — Ты часть этой команды.       Пошел он, пошел он, пошел он. Она не хочет слышать это прямо сейчас, не хочет, чтобы ее гнев успокоился, не хочет, чтобы ее утешали во всем. Нет, ей нужно что-то ударить, но Кевин здесь один, и он просто защищал ее, и даже Эллисон не такая уж и тварь.       — Я бы сама его ударила, — снова огрызается она, сжимая челюсти и скрещивая руки.       — И ты, вероятно, избила бы его в месиво, и тогда нам не хватило бы игрока.       Эллисон смеется, горько и резко, в противовес слезам, предательски наворачивающимся на ее глаза. Она отворачивается, сосредотачивается на том, чтобы поправить рубашку, а затем носки.       — Всегда командный игрок, а? — Она издевается. — Всегда ебучая команда. Какое-то время он блаженно молчит. Она не знает, что он мог бы сказать на это, учитывая, что это правда. Экси — это все, что, черт возьми, важно для Кевина, и, хотя Эллисон не была бы полной без нее, это не вся цель ее жизни. Но Кевин Дэй и его чертова одержимость.       — Ты не в порядке, — говорит он, как глупец, которым он и является. Эллисон закрывает глаза, собирая все свое терпение, которого он не заслуживает.              — Отъебись, Дэй.       Слава Богу, он это делает, иначе она бы действительно нанесла удар, и тренеру пришлось бы отчитать ее и…       Эллисон упирается локтями в колени и закрывает лицо руками.       Они не говорят об этом, как не говорят о том, что он ударил ее о шкафчики, или что они не говорят буквально ни о чем, кроме экси. Она говорила с Дэн и Рене о своем отце, только самый минимум, и она не собирается признаваться Дэю в проблемах своей жизни.       Это было бы слишком низко.       Но ссора остается с ней на протяжении всех недель, которые требуются, чтобы это завершилось полным кругом.       Неудивительно, что Лисы дерутся на корте, но все же. Это становится привычкой.       Вот почему ее удивляет, когда Кевин замирает, разговаривая с игроком из другой команды, Бобров, в то время как остальные уходят с корта. Игра только что закончилась, 6:4 в пользу Лис, и ему не о чем разговаривать с противоположной командой. Особенно с таким загнанным взглядом на его лице.       Но эй, это не ее дело. Пока Ваймак не машет ей диким жестом и не кричит между сложенными ладонями:       — Командный отчет, вперед!       Эллисон вздыхает, поворачивается на каблуках и подходит к локтю Кевина, явно оставаясь незамеченной, пока не говорит, выгнув бровь при виде странного дуэта:       — Командный отчет, тренер хочет, чтобы мы были внутри.       Кевин выглядит бледнее обычного, а ухмылка на лице собеседника никому из них ничего хорошего не сулит. Несмотря на ее присутствие, Кевин не двигается, его челюсти сжаты, а руки сжаты вокруг ракетки, как будто он собирается использовать ее в качестве оружия, но Эллисон знает, что он скорее разобьет себе лицо, чем сломает ракетку.       — Дэй —резко говорит она— двигай своей задницей.       Это, кажется, вытряхнуло его из головы, взгляд на мгновение нашел ее, прежде чем кивнуть и пройти мимо нее к тренеру. Она собирается последовать за ним, когда слышит, как их противник язвит:       — Ага, беги к мамочке, теперь, когда ты больше не можешь быть сукой Рико.       Эллисон даже не должна думать об этом.       Жест кулака знаком для ее руки и приносит облегчение, кричащую о насилии и кричащую домой, когда она ударяет его по носу парня, чувствуя удовлетворяющий хруст под ударом.       Сразу же начинается хаос, Лисы и Бобры толкают друг друга, судьи свистят изо всех сил, и ей кажется, что она слышит крики Ваймака. Она встряхивает руку, проверяет свой облупившийся маникюр, а затем встречает совершенно ошеломленное лицо Кевина и почти улыбается.       — Я должна была тебе — бросает она ему, поджимая губы. Секундой позже ее толкают на землю.       Ваймак кричит на них (несколько раз демонстративно глядя на нее) более получаса после того, как охране наконец удалось остановить драку. Эллисон воспринимает все спокойно, едва сдерживая улыбку, от которой сильно болит щека, прижатая локтем. Кевин ни на кого не смотрит, сосредоточившись на своих руках. Особенно на своей левой, она даже готова поспорить.       Оказавшись в автобусе, она всю дорогу разговаривает по телефону, отстраненно слушая, как Дэн и Мэтт болтают о последнем просмотренном ими фильме, а Рене вмешивается то тут, то там. Ники и Аарон тоже о чем-то говорят — она научилась отключаться от Ники и не слушать то дерьмо, которое обычно исходит из уст Аарона, — Эндрю и Нил — они странные маленькие личности в конце автобуса, и, несмотря на ее многочисленные желания, они не целуются, в результате чего Кевин остается странно молчаливым.              Она никогда не видела, чтобы Кевин молчал после игры. Он либо разъясняет все, либо пересматривает пасы, либо что-то еще, что он извергает.       Но не сейчас. Эллисон не зацикливается на этом.       Через несколько часов — игра состоялась утром — она возится за столом в общем месте общежития, нанося синий гель лак для ногтей, который она просто обожает, когда раздается стук в дверь. Первое — это чертовски странно, в общежитии никто не стучит, тем более в их команде. Никто из них не знает, что такое границы или личное пространство.       — Открыто! — Она раздраженно кричит, когда снова раздается стук, сосредоточившись на своих ногтях. Когда дверь открывается и закрывается, Эллисон поднимает голову, ожидая Дэн, которая она ждала, чтобы примерить новую золотую подводку для глаз, которую она только что купила, или Мэтта, когда Рене в супермаркете покупает съедобные овощи, чтобы заменить просроченный мусор в холодильнике. Но это не они. Вместо этого это Кевин, выглядящий неуместно в их комнате. Выглядит неуместно и в своей одежде: красная рубашка и черные джинсы вместо ярко-оранжевой униформы. Эллисон хмурится, засовывая руки в карманы джинсов, выглядя слишком неуверенно для такого калибра.       — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, вопросительно приподняв брови. Она чертовски надеется, что это не благодарность.       — Я хотел спросить тебя кое о чем.       А, так лучше. Так же сбивает с толку, учитывая, что они никогда не были близки или открыты друг с другом, но все же лучше. Эллисон скрещивает ноги и поворачивается к нему, осторожно кладя руки на стол, чтобы не испортить свою работу. Его взгляд прикован к синяку, расцветающему от ее глаза до щеки. Она не может прочитать его выражение лица, да и не хочет. Она просто рада, что удар не попал ей в глаз, потому что синяк под глазом гораздо раздражительнее замазать консилером, чем этот синяк. Когда Кевин ничего не говорит, она наклоняет голову вперед, чтобы еще раз привлечь его внимание, и насмехается:       — В общем, продолжай.       — Ты скучаешь по Сету? — спрашивает он из ниоткуда.       Эллисон на мгновение думает о том, чтобы дать ему пощечину, ее рука покалывает от фантомного ощущения этого.              — В основном секс — лжет она, просто чтобы увидеть, как его глаза закатываются. Он фыркает на ее отношение, что является личной победой, прежде чем провести рукой по лицу.       — Почему ты спрашиваешь? — спрашивает она, несмотря на свои лучшие инстинкты несмотря на то, что каждый нерв кричит о том, чтобы сбежать от этого разговора. Но он здесь, и он пришел к ней, и она думает, что выбор стоит между ней и бутылкой водки или тремя.              При ее согласии, а не явном отказе, как он ожидал, Кевин опускается на стул напротив нее. Она выгибает бровь при выборе места, учитывая, что намного дальше от нее есть отличный диван, но не комментирует это.       Он до сих пор не ответил, но его взгляд, устремленный на собственные руки, свисающие между его коленями, был понятным ответом.       Ей снова хочется дать ему пощечину, потому что как он посмел? Как он посмел прийти к ней за утешением, когда скорбит о чудовище, убившем Сета? Другая часть ее понимает это.       — Дай мне руку, — приказывает она.       Кевин подчиняется, несмотря на странность ее просьбы, и его теплая ладонь ложится на ее ладонь. Осторожно, чтобы не испортить лак для ногтей,              Эллисон проводит по белым линиям, которые замечала уже сотни раз, предпочитая игнорировать его дрожь. Проходя по отметинам, она говорит:       — Ты скучаешь по нему?       Она может быть открытой, но не будет произносить его гребаное имя. Она отказывается, тем более, когда они в ее общежитии, где…       — Будет ужасно, если я скажу «да»?       — Ага, — просто отвечает она, не встречаясь с ним взглядом, пока он грустно смеется. — Но это больше о том, как он испортил тебя, а не о твоей собственной вине.       — Он был таким чертовым монстром.       — Но он был всем, что ты знал годами.       Эллисон даже представить себе не может, каково это, застрять с Рико. Она подумала, что она могла представить после того, как она увидела чертово лицо Нила после его недолгого пребывания в Эверморе.       После этого она увидела Кевина по-другому, не могла остановиться. Потому что Нил был там несколько недель. Кевин был там много лет, и ему больше некуда было идти. Снаружи у него ничего не было, только его комната, его ракетка и жестокость Рико. Может быть, теперь она иначе относится к его одержимости Экси. Это было все, что он знал, все, что его заботило, и, что более важно, все, для чего он был хорош. Это была буквально причина, по которой он был жив.       Имеет смысл, что теперь это будет и его спасательным кругом. Змея не может сбросить кожу, если под ней ничего нет.       Когда Кевин больше ничего не говорит, по-видимому, довольствуется тем, что барахтается, Эллисон бьет по столу своей свободной рукой. Это заставляет его подпрыгнуть, но его левая рука остается в ее руке. Расчесывая морщины, которые пересекают его костяшки и поднимаются по пальцам, как ядовитый плющ, Эллисон смотрит на него.       — Мы лисы; у нас нет будущего. У нас есть только настоящее, так что перестаньте жить прошлым. Ее движения замирают, когда он сжимает ее руку, пальцы почти в два раза больше, чем ее, и сжимает ее. Эллисон не смеет смотреть вниз, но он тоже не смотрит вниз, он смотрит прямо на нее и, кажется, не смущается тем, что делает, не то, что это за их зоной комфорта, оно даже не на этом поле. Эллисон восстанавливает дыхание и заключает:       — Это только убьет тебя быстрее.       Забавно, правда, как легко Кевину нажраться в одиночку, несмотря на его питомца-монстра. Эллисон догадывается, что этот последний обычно занят тем, что сосёт лицо Нила. Хорошо, кто-то должен был.       Это также означало, что она могла войти в комнату Кевина и украсть его бесконечную стопку алкоголя. Как этот парень мог так одержимо следить за своим питанием, но так напиваться при каждой, мыслимой и не очень, возможности, она никогда не могла понять.       Но на этот раз ей не нужно прокрадываться и открывать шкафчик с алкоголем. Нет, на этот раз они напиваются всей компанией — сплочение команды, — пел Ники, когда Дэн сморщила нос, — у Райских Сумерках. Потому что, видимо, есть только один ебаный клуб, который заслуживает их внимания, не так ли?       В любом случае, Нил продлил приглашение с согласия Кевина, а Эндрю не вытащил ни одного из своих ножей, так что Дэн воспринял это как представившуюся возможность.       И вот они. Если честно, все идет лучше, чем она когда-либо ожидала. На самом деле она не ожидала, что они доберутся до Райских Сумерек, но эй. Она скептик.       И на самом деле все идет хорошо, половина из них уже напилась алкоголя, Роланд - самый дружелюбный бармен, которого она когда-либо встречала, большинство Лис сходят с ума на танцполе без всякого стыда - что, как им и следовало бы, они совершенно ужасные танцоры. (кроме Дэн, по понятным причинам). Все идет хорошо, до одного момента.       Вот в чем дело: Эллисон не вмешивается в большинство драм, особенно когда это касается Монстров. Она не ищет ответов, не задает вопросов. А когда она в клубе или в баре, где к ней обязательно будут приставать мудаки, не знающие значения слова «нет», она довольствуется тем, что показывает средний палец или отгоняет парня от бедной девушки.       Но Кевин и Нил находятся в баре, последний ищет все намерения и цель на грани панической атаки, когда парень делает слишком близко к нему жест, Кевин полностью отстранен от разговора. Она сомневается, что он вообще знает о Ниле рядом с ним.       И это Нил; он один из них. Более того, он Нил, испорченный Нил, который умрет, чтобы защитить всех, и позволит растоптать себя, чтобы добиться этого.       Конечно, он может защитить себя, если до этого дойдет, но Эллисон слишком много раз беспокоили, чтобы не обращать внимания на то, как мучительно он выглядит. Кроме того, этот мужчина не имеет ни малейшего представления о социальных сигналах, поэтому она вздыхает и с трудом пробирается к бару, следя за тем, чтобы ее напиток не сутулился и не проливался, когда она прижимает его к груди, как ребенка. Не то чтобы она умела баюкать детей, она же не гребаная няня.       Кевин все еще там, когда она приходит, хотя он смотрит в свой напиток, как будто вся его семья утонула там, так что он явно бесполезен для очень неудобного Нила, парень показывает пальцем на его лицо, когда он явно указывает на свои шрамы.       — Привет, Нил, — перебивает она, безжалостно проталкиваясь между ними и мысленно давая себе пять, когда выражение лица Нила выражает явное облегчение. —Ты хорошо себя чувствуешь?       — Да, я впо… — начинает он, замечает ее стальной взгляд и проглатывает его обратно. Она ставит свой напиток на прилавок и прищуривается, глядя на него. — Я просто собираюсь… мм… — говорит он, указывая пальцем на танцпол, и она кивает ему. Выбирать первый путь — его привычка, и она рада, что смогла дать ему этот. Даже если это оставит ее с Кевином в баре. Эллисон вздыхает и машет рукой Роланду, ожидая, что ее заметят.       — Черт, — присвистывает гад справа от нее, заставляя ее повернуться, чтобы заметить, как он обсматривает ее — ты не плоха.       — Я абсолютно идеальна, — надменно фыркает она, взъерошивая волосы и отвлекая внимание.       Кевин смотрит на нее, когда она наклоняет голову набок. Они больше не одурманены алкоголем, и он выглядит более сосредоточенным, чем всю ночь, чем обычно, когда выпивает так много. Она поднимает на него бровь.       — Какого черта ты думаешь, что делаешь? — внезапно спрашивает Кевин, совершенно ниоткуда. Эллисон хмурится, но он не смотрит на нее, он угрожающе смотрит поверх ее руки. Она поворачивается в сторону, встречая безучастное выражение лица парня. Тем не менее, нельзя не заметить руку, которую он быстро отдергивает от ее напитка.       — Ты ублюдок, — выплевывает она, выплескивая свой напиток с наркотиками ему в лицо. Он бормочет, но, когда она поворачивается, чтобы убраться отсюда, его рука выворачивает ее запястье. Она стоит лицом к лицу с Кевином, а это значит, что она видит убийственное выражение его лица и то, как он обходит ее стороной, чтобы лучше рассмотреть ситуацию.       Опять же, ты серьезно, думает она, как раз перед тем, как кулак Кевина сокрушает челюсть мужчины. Этот последний спотыкается, но, похоже, он этого и ожидал, учитывая, как быстро он восстанавливается. Его рука отведена назад, и Эллисон готовится ударить его по голени или по яйцам, на выбор дилера, но ей это не нужно.       Эндрю оказывается там через долю секунды, приставив нож к подбородку чувака. Это было бы смешно, разница в росте, если бы она не знала, что маленький монстр на самом деле убийца, и не боится прямо сейчас пролить кровь.       — Давай, — говорит он совершенно пугающе, и Эллисон вспоминает, как он сжимал ее шею, как пальцы слишком сильно впивались в ее кожу. Но на этот раз она не собирается жаловаться. Вместо этого она впервые доверяет Эндрю, чтобы заставить парня отступить, и обхватывает когтем руку Кевина, таща его обратно к их пустому столу. Ники, Мэтт, Дэн, Аарон и Кейтлин все еще на танцполе, скорее всего, не подозревая о суматохе, поэтому она усаживает его прямо посреди кабинки. Она прижимается к нему, игнорируя его пристальный взгляд, и тянет его левую руку вверх, чтобы изучить ее вблизи. Выглядит нормально — насколько это возможно, — просто немного крови там, где кожа потрескалась.       — Ты такой чертовски тупой, — шипит она, слегка проводя по его костяшкам пальцев, по белым линиям на его фалангах.       Он ничего не говорит, что она принимает за согласие. В любом случае, он не может не согласиться с ней, после того дерьма, которое он только что натворил. Он мог легко сломать руку, учитывая, насколько хрупкой она стала после инцидента. С тех пор, как Рико сломал его руку чертовой дверью. Эллисон внезапно чувствует себя очень плохо, как будто кулак схватил ее внутренности и дернул.       Это не… Это действительно нехорошо. Либо он бьет этого парня (которого, кстати, она хотела бы, черт возьми, бросить в тюрьму — она все еще может, со всеми свидетелями), либо ее прижимают к его боку, чтобы убедиться, что он в порядке и в целом заботится.       Не думая об этом, она целует его там, в шраме, идущем от его сустава к запястью. Резкий вдох прямо ей в ухо заставляет ее поднять голову.       — Лучше? — застенчиво спрашивает она, улыбаясь шире, когда его глаза не отрываются от ее губ.       Неудивительно, что Кевин хватает ее за челюсть и подносит ко рту. Она целует его в ответ на несколько мгновений, сомкнув губы и настолько невинно, насколько это возможно, но ее юбка тесна, слишком жарко, а алкоголь звенит в ушах.       — Плохая идея, — бормочет Эллисон ему в губы, только сейчас заметив, как его рука сжимает ее волосы.       Он кивает, не отстраняясь, но и не целуя ее. Эллисон размышляет, прежде чем, в конце концов, вздыхает и откидывается назад. Он выглядит ошеломленным даже в ослепляющих вспышках клуба, его глаза сияют алкоголем и похотью, и Эллисон приходится потирать бедра, прежде чем отойти подальше. Его рука не двигается вместе с ней, оставаясь вертикально в воздухе, будто скучая по прикосновению ее волос.       — Плохая идея, — снова заявляет она. Он пьян, и она тоже, немного, и обычно это не имело бы значения, но сегодня имеет значение. Потому что несколько минут назад парень собирался накачать ее наркотиками. Это потому, что все Лисы здесь, и если эта глупая, глупая идея случится, они не смогут ее прикрыть, не тогда, когда Эндрю дышит Кевину в затылок, а Рене время от времени проверяет Эллисон.       Кевин кивает, отступая в свой угол, как будто он может сгибать свои бесконечные конечности как можно дальше от нее. Они смотрят друг на друга, немного затаив дыхание, пока Эллисон кое-что не осознает.       — Дерьмо, — стонет она, потирая указательным и большим пальцами виски. — Я должна тебе еще один. Кевин хохочет, и весь кадр расслабляется вместе с ним; такой он ей больше нравится.       —Как насчет того, чтобы смириться и перестать наносить удары? Эллисон ухмыляется ему, поднимая один из множества шотов, стоящих на столе, и наклоняет его к нему в тосте.       — Где в этом веселье?       — Это отвратительно — говорит Мэтт, бросая попкорн в экран. Эллисон смотрит на него и решает, что не она будет поднимать это дерьмо.       — Ага, — соглашается Ники, слишком быстро кивая от выпитой им текилы, — сиськи. Отвратительно.       — Нет, — небрежно возражает Мэтт, — не сиськи. То, как это снято, это так…       — По-сексистки? — Эллисон заканчивает за него, сдерживая улыбку, когда Мэтт машет ей рукой в ​​жесте «спасибо».       — Я даже не понимаю, как можно снимать что-то подобное сегодня — вмешивается Дэн, бросая попкорн в телевизор. Эллисон смотрит на пару. На этой неделе она не будет дежурить по уборке.       — Как независимый наблюдатель, я могу сказать, что это чертовски смешно.       — Спасибо, Нил! — снова кричит Ники, всплескивая руками и выплескивая текилу на рубашку. Однако ему, кажется, все равно, даже когда Нил указывает на это.       — Я имею в виду, что режиссер снимает так, как будто он никогда не трахался — неожиданно участвует Аарон. Лицо Эндрю не смещается с того места, где он сидит рядом со своим парнем — и ох, это чертовски странно — но Кевин откидывает голову назад со стоном в предвкушении.       — Кстати, о том, чтобы никогда не трахаться — медленно начинает Ники с улыбкой, как по сигналу. Эллисон закатывает глаза, когда он поворачивается к ней, полностью игнорируя фильм, который заставил их выбрать. — Как дела в соло-городе?              — Я сделала все, что могла, так что все идеально — с гордостью отвечает она.       — Может быть, если ты хорошенько попросишь Кевина, — говорит Ники, шевеля бровями, как будто это самая смешная хрень, которую он когда-либо говорил, а не то, что он уже тысячу раз шутил. Эллисон даже не утруждает себя ответом, просто показывает на него средний палец.       Это шутка, которую он говорил, и она не знает, почему, потому что, честно говоря, трудно посеять такую ​​неприязнь между двумя людьми. Может быть, это потому, что они на самом деле единственные одинокие в группе, или потому, что они самые горячие (что, честно), или потому, что они единственные бронируют сингл каждый раз, когда уезжают в отпуск и снимают жилье.       Но в это время.       На этот раз Кевин реагирует как обычно, слегка фыркая и закатывая глаза, но, несмотря на свое самоуважение, она задается вопросом; хотел бы он, чтобы она вежливо попросила?       Глупая мысль, глупее большинства ее обычных мыслей. Это то, о чем она не хочет думать, даже с затуманенным текилой разумом.       Разве что она думает об этом.       На протяжении всего гребаного фильма она думает об этом. Она наблюдает за Кевином краем глаза, оценивая сгибание его рук, когда он делает глоток водки или когда кладет в рот свои дурацкие палочки сельдерея. Красивый рот тоже.       Кевин Дэй, объективно, очень сексуален. Эллисон более чем горяча, она просто офигительно великолепна. И однажды они уже целовались, хотя это был не самый страстный поцелуй в ее жизни. Они целовались, и она была возбуждена, и он горячий, когда берет на себя управление, и у них был бы отличный секс. Так что, может быть…       Дерьмо. Она действительно рассматривает это?       Толчок в бок пугает ее, и она встречает вопросительную бровь Рене. Эллисон качает головой, показывая, что все в порядке, и снова переключается на фильм.       Это точно не работает. Но все равно.       Она абсолютно отталкивает себя и уловки собственного ума. Конечно, Кевин красавчик — эти тренировки должны быть полезны где-то еще, кроме корта, — но все же, Кевин Дэй? С его плохим отношением, болтливостью, алкоголизмом и неспособностью постоять за себя и проблемы с отцом?       На самом деле, последнее у них общее, хотя она бы перерезала себе вены, прежде чем признаться в этом вслух.       Одного его отношения достаточно, чтобы оттолкнуть ее, и все же она здесь, лелея безумную идею проклясть свою гордость к черту и броситься на него.       Ее разрешение длится несколько дней максимум.       По какой-то непостижимой причине Эллисон оказывается в комнате Кевина посреди дня и слушает, как он комментирует оборонительную линию команды, с которой им придется столкнуться через два месяца, если они выиграют свой следующий матч. Честно говоря, некоторое время назад она перестала слушать музыку в пользу прокрутки своей ленты в Instagram. Даже комментарии Кевина со временем поблекли, и теперь каждый из них занимается своим делом: он сидит на кресле-мешке с компьютером на коленях, а она лежит на дерьмовом ковре. Аарон у Кейтлин, Ники работает, а Эндрю и Нил… ну, на самом деле она не хочет знать, что делают эти уроды. И, как было установлено ранее, ее мозг - предатель, застрявший на том факте, что она возбуждена, Кевин горяч, и теперь у них есть прекрасная возможность, потому что его комната пуста, чтобы трахнутся один раз.       —Возможно, Ники прав — говорит она вслух, внезапно принимая решение.       — Эм-м-м? — уклончиво говорит Кевин, застыв на своем компьютере, как будто это любовь всей его жизни. Как будто он когда-нибудь сможет заменить экси.       — Может быть, мне следует попросить очень вежливо.       Это привлекает его внимание. Брови высоко подняты, руки застыли, он поднимает к ней голову. Встав на четвереньки, она приближается к нему, чувствуя, как улыбка растягивает ее губы, когда он отрывает от нее глаза только для того, чтобы взглянуть на ее декольте, откуда из-под рубашки открывается великолепный вид. Затем он тут же перемещает их обратно, но к тому времени она уже близко и выключает его компьютер. Она тоже отбрасывает его, и это свидетельствует о его удивлении, что он не ругает ее за это. Эллисон кладет руку ему на челюсть, наклоняясь еще ближе, и это прикосновение, кажется, выводит его из ошеломленного состояния.       — Чт...       — Что не так, Кевин? — Она шепчет, делая свой голос более хриплым. — Хочешь, я вежливо попрошу?       — В тебе нет ничего хорошего, — отвечает он, немного ошеломленный, но она чувствует, как он сглатывает, его кадык качается под ее пальцами. Она улыбается, дразнит языком раковину его уха.       — Но я могу притвориться, — выдыхает она, наслаждаясь его дрожью. —Тебе бы этого не хотелось? Я говорю красивое «пожалуйста»?       Она ни разу в жизни ни о чем не просила и не собирается начинать сейчас. Она никогда не будет умолять, и уж тем более Кевина, черт возьми, Дэя, но это не имеет значения. Особенно неважно, когда его руки на ней, сжимая ее талию и помогая ей забраться к нему на колени, а не ползать между его ног. Эллисон устраивается там поудобнее, ее колени по бокам от него. Ей легче, когда она его не видит, понимает она, ее пальцы скользят по его челюсти, горлу, обвивая его плечо.       — Ага, — выдыхает он в ответ на вопрос, который она почти забыла.       — А ты бы говорил «пожалуйста»? — Она говорит, чувствуя дразнящие слова на своей улыбке, когда он быстро кивает, сжимая руки на ее бедрах, где они упали.       — Да, — повторяет Кевин. Она намеревается дразнить его еще несколько мгновений, но затем он толкает ее назад ровно настолько, чтобы по-настоящему поцеловать ее.       Это совсем не похоже на их первый поцелуй. О, нет, это глубоко, грязно и влажно, оба рты открыты в приглашении.       Его руки сжимают ее задницу, побуждая ее прижаться к нему, и она начинает делать именно это. Если честно, она думала об этом, так что она уже довольно возбуждена, и, судя по тому, что она чувствует под собой, он тоже. Его руки снова сжимают ее задницу, и это почему-то доходит до нее. У него такие хорошие руки, Кевин, теплые ладони и мощные пальцы, которые касаются ее кожи и могут оставлять следы, которые останутся на ней на несколько дней. Эллисон как бы теряется в этом ритме, его тело твердо под ней и вокруг нее. Боже, кто бы мог подумать, что в Кевине так легко заблудиться?       — Полегче, — говорит он ей в лицо, хрипло и раздраженно, при этом его губы цепляются за ее губы. Эллисон не может сдержать смех.       — Ты так давно хотел поставить меня на место, не так ли?       Но смешок застревает у нее в горле, когда он возражает:       — Неа. Честно говоря, мне очень нравится такое отношение.       Она кусает его за подбородок, вызывая смех.       — Хотя не помешало бы немного манер.       — Хочешь научить меня им? — снова спрашивает Эллисон, слыша, как сбивается его дыхание, наклоняясь, чтобы поцеловать кадык. Кевин откидывает голову назад на кресло-мешок, чтобы дать ей больше места, и она ползает над ним поплотнее, чтобы по-прежнему видеть его лицо.       — Боже мой, — стонет он, и она чувствует, как сквозь нее эхом отдается грохот, — ты дразнишь или действительно любишь подчинение?       — Зависит от того, как ты себя поведешь.       Как будто она щелкнула выключателем. Она может видеть осознание на его лице, когда он складывает воедино все, что она ему сказала.       — Больше зависит от того, как ты себя ведешь, не так ли?       И Эллисон, если честно, изменчивая, любит доминировать, а также подчиняться, но есть что-то в его голосе и в его поведении, когда он начинает командовать, что цепляет ее, ясно?       Тем не менее, она могла бы сбить его с ног на несколько ступеней.       Кроме того, она не собирается вставать на колени, называть его папочкой и просить о шлепках. Она просто любит...       — Ты такая красивая — говорит он ей на ухо, сладко, как мед, и Эллисон сдерживает стон.              — Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — отвечает она, но у нее перехватывает дыхание, и она может это слышать, тем более что он проводит губами по ее лицу.       — У тебя такой красивый рот, — шепчет он. — Я мечтал о нем.       — Трахнуть его?       — Среди всего прочего — он не стал отрицать, от чего по ее венам прокатилась еще одна горячая волна. — Ты такая хорошая девочка.       О нет, вот оно, ее достоинство. Кевин Дэй, разобравшийся с ее хвалебным извращением за 10 минут, — это, черт возьми, худшее, что может быть. «Такая хорошая девочка, такая великолепная».       Ладно, может быть, не самое худшее.       — Ты собираешься трахнуть мое лицо?       Как будто она когда-либо говорила «нет». — Если это заткнет тебя.       Кевин фыркает, кладя руки на ее задницу, подталкивая ее вверх и ближе, прежде чем она, задыхаясь говорит:       — Эй, не… не здесь.       Это занимает несколько секунд, но затем он встает на ноги, прижимая ее к себе, чтобы не дать ей упасть. Это безумие, как внезапно ей понадобилась секунда, чтобы дышать, когда она смотрит на него. Он раскрасневшийся, бездыханный и такой чертовски соблазнительный, что у нее кружится голова от возбуждения. Эллисон собирается что-то сказать — она не знает, что, — когда Кевин наклоняется, чтобы снова поцеловать ее, более грязно и яростно, отталкивая ее назад. Она даже не смотрит, куда они идут, ей все равно. Прямо сейчас она просто очень хочет раздеться и сделать то, что он просит.       Звук захлопывающейся двери заставляет ее глаза распахнуться, а затем Кевин дергает ее за одежду, явно так же нетерпеливо, как и она, чтобы надеть это. Она срывает с него рубашку через голову, наслаждаясь видом все пять секунд, прежде чем он снова хватает ее. Она оказывается голой, прежде чем успевает подумать об этом, а потом он ложится на кровать, все еще в джинсах, и почему-то это делает ее еще грязнее, заставляет вскарабкаться к его голове. Он опускает ее в еще одном поцелуе, крепко держа волосы, чтобы они не попали на лицо.       — Давай, — настаивает он, и Эллисон охотно отодвигается, прикрывая его голову и упираясь руками в стену для поддержки. Она открывает рот, чтобы определить некоторые основные правила — например, чтобы он не задохнулся, — но Кевин, очевидно, не хочет больше откладывать это, и он притягивает ее ко рту без какой-либо подсказки. Эллисон бьет кулаком по стене при первом контакте, чувствуя, как тугой узел раскручивается внизу ее живота, и она с трудом сопротивляется тому, чтобы раскачиваться на нем.       Она не знает, как долго это длится, но, когда она кончает, он прижимает ее к себе, сильные руки там, где они сжимают ее задницу. Едва она успевает прийти в себя, как он толкает ее назад. Однако он не встает, просто выпрямляется, пока его спина не упирается в стену, и он садится. Все, еще тяжело дыша и в горячем беспорядке, Эллисон не может отдышаться, особенно когда глаза Кевина темнеют, и он дергает ее подбородок вперед. Его язык обвивается вокруг ее, заставляя ее стонать, но она не отстраняется. Нет, пока он не направляет ее над собой, массируя только хорошее, сверхчувствительное место, чтобы заставить ее дрожать.       — Пожалуйста — стыдливо скулит она, но ее стыд быстро прогоняется тем, как он выдыхает «хорошая девочка», низко и сладко, и так хорошо, что она болит от этого. Слышит это несколько дней спустя.              Они продолжают называть друг друга по фамилиям, хотя и не обманывают себя. На самом деле немного нелепо называть его Дэем, хотя она знает, как звучит его имя на ее губах, когда он заставляет ее тяжело дышать и стонать, как он шепчет, хорошая девочка, так грязно. Это нелепо, но это также безопасная линия для ее здравомыслия, потому что она не думает, что сможет играть, если он назовет ее Эллисон на корте, с той резкостью в голосе, с той хриплостью, которую он обычно имеет, когда он сдерживаемый (либо бегом, либо их встречами); она не могла смириться с тем, что он командует ей таким тоном, который он использует, когда хочет, чтобы она заткнулась, или когда он хочет, чтобы она двигалась быстрее или сильнее, или схватила его за волосы и провела ногтями по его спине.       Так. Фамилии это.       Она имеет тенденцию говорить с нежными прозвищами.       — Эй, придурок! —Она зовет.       Кевин, Эндрю и Нил поворачиваются, что абсолютно смешно, и у нее сейчас нет на это времени.       — Дэй — огрызается Эллисон, как будто это их вина, что они не знали, к кому она обращается. —Мне надо поговорить с тобой.       Он машет ей рукой, снова переводя взгляд на папку с бумагами? Что угодно — он читает. И извините, какого черта, Эллисон собирается порвать ему новый, но тут вмешивается Ники, потому что он всегда так делает.       — Хорошо попроси Кевина! — кричит Ники с широкой глупой ухмылкой на открытом глупом лице. Эллисон фыркает, взмахивает хвостом и бросает в ответ свирепый взгляд:       — Я ничего не делаю хорошо.       Кевин со своим тупым ртом и несуществующим самоосуждением, сосредоточенный исключительно на бумагах под рукой, выпаливает как ни в чем не бывало:       — Это не правда.       И, о, разве не чудесно, как действуют влечения к убийству?       Так же потрясенная, как и вся команда, Эллисон поворачивается к нему, открывая и закрывая рот. Кевин не замечает внимания еще несколько секунд, в течение которых она хочет отрезать ему член, а затем поднимает глаза.       Приходит осознание. Он заметно бледнеет, и всякая надежда отмахнуться от этого и выдать за бессмысленный комментарий исчезает.       — Чт...       — Я просто имел в виду… Я имел в виду, что она купила мне водки в прошлый раз, когда мы бухали, — лжет он, и это так нелепо, это такая скверная ложь. Этот парень просто ужасен во всем, и ей не терпится снова сорвать с него одежду.       — Ну, не привыкай к этому — пытается спасти она, будучи профессиональным лжецом между ними двумя.       Это неправдоподобно, как ложь, но никто не может понять более глубокие слои комментария Кевина, учитывая, что он не является откровенно сексуальным или нежным.       Впрочем, для нее. Ну, она просто помнит, когда именно была милой и зачем.       Вот почему менее чем через час она зажата между шкафчиками и дурацким горячим телом Кевина, на его дурацкой шее с засосом, где она в последний раз сосала, прямо под подолом его формы для экси.       Что, убейте ее сейчас, действительно что-то влияет на нее.       — Ты чертовски глуп, — выдыхает она, кусая его за шею, пока он не тянет ее за волосы и снова не целует.       —Хотя тебя заводит — говорит он ей, и она протестует и бросает руки, но затем его губы скользят вниз по ее горлу и ключице, и через несколько секунд он оказывается на своих гребаных коленях. Нечего и говорить, когда Кевин Дэй стоит перед тобой на коленях, хватает ногу и закидывает ее себе на плечо.       Он целует ее живот и пупок, тазовые кости, отчего она пытается схватить его за волосы.       — Да, это тебя заводит, — повторяет он с ухмылкой, которая служит ей очень хорошим предзнаменованием, даже когда она убеждает его закопать это там, где оно пригодится. —Потому что ты хорошая девочка, да? Можешь вежливо попросить.       Ее колени подгибаются, и она хватается за его волосы, пытаясь удержаться прямо.       — Хорошо, — уступает она. —Хорошо, да.       Итак. Возможно, у нее есть какие-то чувства к Кевину Дэю. Секс — это, конечно, одно, но это не обязательно означает нечто большее.       Вот в остальном проблема. Это то, как он не позволяет ничему произойти на корте, размазывая ее, как и всех остальных, но затем встает перед ней на колени в душе и говорит ей, что она хорошо играла, и она была так хороша, и она так хорошо справилась.       Это его пальцы переплетаются с ее, когда они смотрят фильм с остальными, и темно, а он осмеливается. Это то, как его голова прижимается к ее колену, когда он сидит на ковре, а она на земле. Это то, как он забирает ее любимый заказ в кафе, который слишком далеко, чтобы идти каждый день, когда она подворачивает лодыжку на тренировке. Именно так он отправляет ей сообщение утром перед экзаменом по истории, желая ей удачи.       Это также то, как она помогает ему выбрать подарок на День отца, и как она целует его левую руку и позволяет ему рассказать о том, через что он прошел. Это то, как она проводит по его татуировке и говорит ему, что она ей нравится, прежде чем забраться к нему на колени и поцеловать его. Так ей все больше и больше хочется иметь возможность поцеловать его с добрым утром и схватить за руку, как глупая счастливая парочка в романтической комедии, хочется обнять и — содрогаться — обнять.       Так. Эллисон уверена, что у нее есть к нему много чувств. По крайней мере на 85% уверена.       Быстро доходит до 90%, когда она наблюдает, как он кричит Аарону, чтобы он «перестал позволять такому количеству мячей пролетать мимо него и начать делать свою долю в команде». Эллисон приподнимает бровь, услышав красочный язык, стоящий рядом с ней.       — Почему они не могут просто поладить.       — Потому что Дэй невыносим.              — Он… упрямый мудак — говорит тренер, щурясь на драку, как будто она изменит исход. Эллисон фыркает, отказываясь толкнуть его руку.       — Каков отец, таков и сын — говорит она, но на этот раз ее тон ровный, спокойный. Это не плевок в гневе и не перед публикой. Нет, на этот раз она имеет в виду по-другому, и хотя Ваймак на мгновение застывает рядом с ней, на его лице расцветает медленная улыбка.       —О, кстати, — подхватывает она, направляясь к корту, — я трахаю вашего сына.       Ваймак задыхается позади нее.