Безысходность

              Раннее утро. До рассвета остаётся ещё около часа, не больше. Кенске просыпается от дикой жажды, нарастающей с каждой секундой. Он открывает глаза — всё плывёт, глаза отчаянно пытаются поймать фокус хоть на чём-то, попытка сесть на кровати даётся ему с трудом, слабость будто завладела всем его телом, а голова вдруг стало ватной. Тошнота. Рвотный позыв подкрадывается неожиданно, заставляя парня сжаться пополам. Ничего.        Во второй раз схватывает сильнее, заставляя зажмуриться от боли в желудке, что резко выплёвывает из себя желчь. Неудивительно, вчера вечером он ничего не ел, ссылаясь на накатившую усталость, сбивающую с ног. Аида встаёт с кровати, шатаясь, он спускается по деревянной лестнице на первый этаж. Осушая первый стакан воды, парень понимает, что от этого становится только хуже. Поспешно направившись в ванную комнату, местонахождение которой им так услужливо тогда показал Кадзи, Кенске попытался совладать с головная болью, но она стала лишь усиливаться, подкрепляясь звоном в ушах.        Холодная вода приятно обволакивает ладони и лицо, постепенно приводя парня в чувства. Закрыв кран и оперевшись спиной о стену, он оседает на пол, не в силах больше стоять.       — Кенске, мать его! Поднимайся! — парень чувствует, как его трясут за худощавые плечи, а взгляд друга озадаченно бегает по лицу, ища в них ответ на то, какого черта он расплылся тут без сознания.        Ему торопливо надевают очки, пару раз хлопнув перед носом в ладоши. Фокус вернулся, и теперь он мог полноценно оценить своё положение и лишь усмехнуться своей глупости в голове, но только эти мысли отскакивают куда-то в глубины его сознания, когда он видит Судзухару. Обычно веселый парень сейчас выглядел ужасно, он явно не спал эту ночь, ведь под красными белками глаз залегали пугающие синяки, а лицо было припухшее, наверняка из-за слёз и выпитого на ночь приличного количества алкоголя.       — Я — чёртов дурак, Тодзи. — Аида аккуратно встаёт на ноги, упираясь одной рукой о плечо друга, а другой отталкиваясь от холодного кафеля. Слабость в теле отозвалась легким головокружением. Парень не хотел заострять внимание на своём самочувствии, такое происходило с ним уже пару раз, когда сахар в крови падал до предела. Сейчас его больше волновало состояние его товарища, которого раньше он никогда таким не видел.       — Блять, да я итак это прекрасно знаю. — выдыхает парень, отшучиваясь. — Ты как свалился то, братан? — хоть слова и прозвучали в его обыденной манере, Судзухара и сам еле стоял на ногах, эта ночь показалась ему самой страшной из всех. Более того, что переживания за сестрёнку буквально пожирали его изнутри, так ещё и лучший друг решил прикинуться мёртвым, задавая и без того ужасному утру такой темп. Он просто не мог, не мог себе позволить потерять последнего близкого человека, хотя он искренне надеялся на то, что это не так. Все остальные могут быть живы, они должны быть живы.       — Забыл вчера вколоть инсулин, вот меня и кинуло в гипогликемическую кому. Не знаю, есть ли он у Кадзи. — протирая очки краем футболки, парень выглядел озадаченно. — Ты только не говори им, а то хрен знает. С Кадзи я сам поговорю, вдруг повезёт. — улыбнувшись бледными губами, он похлопал друга по плечу.       — Как скажешь, дружище. Если что, то мы найдем тебе твой инсуклин. — специальное коверкая название, произнес Судзухара. — добрая ухмылка натянулась на его уставшем лице, прерываясь долгим зеванием.       — Поспи, придурок, а то я уже начинаю сомневаться, кому из нас он больше понадобиться. — Кенске слабо толкает парня плечом, смеясь.                      Мисато осматривает свою руку, не отводя взгляд от кровавого бинта, под которым так рьяно пульсировала кровь. Да, конечность раздуло, раны при шевелении рукой отдавали резкой болью, но в целом не особо критично. Пара тщательных обработок и перевязок сделают своё дело, ведь вчера она вытащила из кожи все виднеющиеся осколки стекла, которые достаточно глубоко засели в плоть девушки. Сделать это было довольно легко, ведь она полностью погрузилась в свои раздумья, так или иначе заставшие её врасплох.       — Ну и что ты хотел этим сказать, Рёдзи Кадзи? Ты думал, что время лечит? Да ни-че-рта. — протягивая слово, она буквально вырвала из кожи три больших осколка, с каждым выдернутым ею осколком, она, сжав челюсти, выплевывала следующий слог.        Боль? Она не чувствовала боли, её пожирала обида. Обида за предательство, за нож в спину от человека, которого Кацураги любила больше жизни, матери, самой себя и всего самого ценного в этой жизни. Для всех, но не для неё. Она ценила только его, его прикосновения, поцелуи, слова и поступки. Девушка считала его идеалом, таким недосягаемым, далёким и одновременно находящимся рядом с ней. Она уверяла себя, что никогда не сможет хотя-бы поравняться с ним.       — Поравняться? Ха-а, да насколько же низко теперь мне надо пасть, чтобы хоть немного быть с тобой наравне? — Мисато смотрела на углубления, оставленные от острых стёкл, со звоном разбитых о глянцевый кафель в душе. Они кровоточили, будто выпуская злобу и другие спутанные эмоции, что так давно сидели в голове скривившейся сейчас девушке. — Расскажи же мне, Ка-дзи. — большим пальцем здоровой руки она вдавливает мелкое стекло у вен запястья глубже, будто там им самое место. Боль. Такая отрезвляющая, заставляющая прийти в себя, разносится по всему телу током, как и второй слог, слетевший с искусанных губ слишком громко. Плевать. — Расскажи! — срываясь на крик, она встречается ладонями о глянцевую стену, игнорируя скрежет осколков о кафель, что впиваются глубже в её кожу. Девушка подставляет голову под душ, но даже те ледяные капли, стекающие по прилипшим к лицу волосам, не способны перебить её слёзы, горячо текущие по щекам.        Она забудет, она обязательно забудет, но когда-нибудь в другой раз, не сейчас. Пока что, та ночь навсегда останется отпечатком на ее сердце, не позволяя допустить повтора.        Сейчас она позволит алому цвету смешаться с водой, унося её переживания и боль настолько далеко, насколько ей дозволит измученное сознание.                     — Что ж, исходя из последних новостей, которые нам удалось узнать, могу лишь сказать, что отправляться вам стоит уже этим утром, если вы, разумеется, ещё горите желанием поехать в самое сердце смерти. — хлопнув в ладоши, мужчина уселся в мягкое кресло у камина. Все собравшиеся начали молча переглядываться, оценивая их шансы спастись. Но, признаться честно, несколько человек всё же остались с такими же лицами, будто ничего нового они не услышали. Среди них также был и Каору, стоящий у окна, снаружи полностью закрытого тяжелыми сплавами металла. Его не привлекало там ничего, кроме одинокой полупустой пепельницы, о которую он, со скучающим видом, затушил сигарету, почти догоревшую до фильтра. Парень чувствовал прикованный к нему взгляд, поэтому не спеша повернул голову на человека, так и норовящего прожечь в его затылке дыру. Он знал, конечно, он знал, с кем сейчас встретиться взглядом. Синдзи Икари. Нагиса чуть прищурил глаза, а уголок рта вздёрнулся вверх.        Синдзи сидел неподвижно. Он услышал слова мужчины, но даже не захотел никак реагировать. Его глаза были уставлены в белые, словно снег, волосы. Потом он плавно перенёс взор на постукивающие о сигарету изящные пальцы, будто они отбивали какой-то свой ритм, знакомый лишь их обладателю.        Они встречаются взглядом, и вновь Синдзи видит это лицо. В нём невозможно ничего распознать, найти ответы на его вопросы, которых за столь короткое время стало так много. Чего добивался беловолосый, пряча всё, что только мог? А прятал ли вообще? Икари отводит взгляд, ведь рядом раздаётся громкий голос рыжей немки.       — И зачем же нам туда тащиться? — руки девушки сплелись над грудью, а нога упрямо пнула что-то невесомое, чиркая по паркету.       — Многим нужны медикаменты, mein einäugiger freun. (мой одноглазый друг) — закинув ногу на ногу, он поддаётся вперёд. Его тёмно-карие глаза метнулись на всех, кто так или иначе был ранен, а также, он прекрасно помнил их разговор с Кенске о диабете парня.       — keine Notwendigkeit (нет необходимости) — откидывая движением головы прядь, выдаёт Аска, в ответ получая короткую усмешку. Чем-то она напоминала ему Мисато, когда та была в её возрасте.        Кацураги, в свою очередь, заметила не идущие мужчине линзы, скрывающие блеклые, серо-голубые глаза Кадзи. «Для чего такая скрытность, ты уже давно никому не нужен.» — пронеслось в голове.       — Может, уже хватит пиздеть на сраном немецком, и мы перейдём к делу? — вскинув брови, выразил своё недовольство Судзухара. Ладонь Хикари нежно легла на его руки, скованные в замок из напряжённых пальцев.       И девушка почувствовала, как ослабевает его хватка, а парень нервно вздыхает. Она понимала, что сейчас нервы у него ни к чёрту.       — Аянами вас посвятит. — мужчина слабо кивнул в её сторону.       Девушка сидела совсем близко у камина, будто пытаясь собраться с мыслями.       — Вчера ночью Кадзи поймал сообщение, больше состоящее из непонятных символов, букв и цифр. Было понятно, что это сообщение, которое они отправляют своим крипто-аналитикам, с указанием места, времени и дальнейших указаний. Всё понять нам не удалось, но кое-что нужное мы теперь знаем. Это примерное время, когда начнут сбрасывать токсины по окраине города. Около часа дня, возможно, что даже раньше.        После слов Рэй, в воздухе повисла немая тишина, в миг прерываемая щелчком фотоаппарата. Аида улыбнулся, когда все уставились на него. — На память, когда будем вспоминать, как ахуели. — парень пытался разрядить обстановку, вероятно, у него могло это получиться, если бы не слова, раздавшиеся спустя пару секунд.       — Если выживем. — теперь же полуулыбка промелькнула на лице Нагисы, выкуривающего невесть какую по счёту сигарету.       — Мда. — протянула девушка, рука которой наконец отпрянула от Судзухары, но отнюдь не по своей воле. Парень метнулся к беловолосому.       — Заткни свою гнилую пасть, серая пакля. — парень угрожающе смотрел в янтарные глаза, больше отливающие алым, напоминая запёкшуюся кровь.        Каору не повёл и бровью, но его рука уже сжимала рукоятку лезвия, приставленного загорелой коже брюнета у шеи.       — Иначе? Хочешь сдохнуть быстрее, так и не увидев сначала свою дорогую сестрёнку…? Или же то, во что она превратилась? — равнодушно говорит парень. Протягивая первые слова и, наконец, выплёвывая последний вопрос, он будто наслаждался реакцией Тодзи.        Он наклоняет лезвие под другим углом, чтобы видеть отражение глаз собеседника, а тот, в свою очередь, его. Во взгляде Нагисы не читается ничего, кроме блеска азарта, игравшего на контрасте его кровавой радужки.        Казалось бы, один момент и, рука разгневанного парня заносится для удара. Плевать он хотел на беловолосого и его угрозы.        Не успевает он ударить по этой раздражающей физиономии, как чьи-то две руки крепко впиваются в напряжённые мышцы. Хикари.       — Тодзи, пожалуйста, не надо! — он оборачивается, видя её испуганное лицо. Она волнуется за него. Этого промежутка достаточно, чтобы Нагиса резко развернул нож лезвием к себе, а кисть с рукояткой глухо ударилась о затылок отвлечённого в тот момент парня. Его обмякшее тело плавно поддаётся вперёд, находя покой в объятиях девушки. Пусть поспит, придёт в себя.                     — В 6:00 собираемся тут же, мне надо вам ещё кое-что отдать. — Кадзи встаёт, уходя в глубь дома, вероятно, дальше скрываясь в кабинете.        Кенске так и застыл, даже не поправляя свои сползающие очки, смотрел на своего друга и того парня, которого, оказывается, совсем не знал. Виски снова начали пульсировать, а на тело накатывать слабость. Игнорируя это, он направился к Хикари, помогая ей донести прибывающего в отключке Судзухару. Аида даже не стал смотреть на беловолосого, не зная, что мог увидеть в его взгляде.       — Dämon. (Демон) — срывается с уст Аски, уходящей было к комину, но резко притянутой голосом Мисато. Кацураги звала её обработать раны, ведь времени оставалось не так много, каких-то жалких полчаса. Вот так, всего полчаса они могли собраться с мыслями перед неизвестностью.                      Беловолосый ушёл наверх, не забыв прихватить с собой новую пачку сигарет, благополучно оставленную женщиной на светлом комоде. Он снова чувствовал этот взгляд, но что-то в нём явно изменилось. Парень узнает это потом, сейчас ему ужасно хотелось прохлады и окутывающей сырости чердака.                     — Быть может, Аска была права. — выдавливает из себя парень, тихо устроившийся рядом с Рэй у камина. — Он демон.        Глаза девушки всё также были прикованы к огню, в котором нещадно трещали свежие дрова, сдаваясь и поглощаясь огнём в одночасье.       — Или ангел. — прошептала она, направляя взор на Синдзи. Произнося это, в ней виделось другое понимание этого слова, будто лишь она могла найти там некий другой смысл, скрытый от парня, что так отчаянно хотел знать то же, что и она.        В его голове это не укладывалось, выбиваясь. Каору — ангел? Звучало бредово, только лишь если он был не в своём обличии.        Спустя несколько минут, рядом снова раздался её голос.       — У каждого ведь свои ангелы, не так ли? Они ведь бывают разными.       Кто-то молит их о пощаде, а кто-то — о смерти. — после этого она встала, удаляясь невесть зная куда, оставляя Икари наедине со своими мыслями.        А парень так и сидел, смотря на огонь, но что-то заставило его ватные ноги понестись наверх, к Нагисе.        Манил ли его запах табака, что исходил от парня? Или его колкие на вид волосы, отливающие серебром? Или всё же пальцы, так искусно обхватывающий плотно сжатую бумагу? Нет. Это были глаза, направленные сейчас на него. В темноте они казались тёмными, как два чёрных пятна, блуждающих по лицу Синдзи. И вновь ухмылка. Нет, совсем не видимая ему, просто он услышал, почувствовал, что она уже там, на его губах.