Долгожданный отдых

"Клак-клак-клак" Себастьян медленно моргает. Он несколько раз нажимает на кнопку переключения каналов. Пухлый кружочек после каждого нажатия странно цокает, но рыжий питомец игнорирует это. "Клак-клак-кц-клак" На экране телевизора мигают синим цветом новости. Диктор с гладковыбритым лицом рассказывает о глобальном потеплении. Это неинтересно Себастьяну, ведь он знает, что эти передачи лишь фальшивка. "Клак-Клак" Куриные Ножки останавливается на каком-то чересчур ярком сериале. В камеру лезут пальмовые листья, сверкает песок, а за стилизованным 3д текстом шумит синее море, над которым виднеется бледное небо. Красиво, но старомодно. Питомец Рэндалла со вдохом опускает спину на задник зелёного дивана, лениво откладывает обклеенный скотчем (зачем его вообще заклеивать?) пульт и устремляет всё своё внимание к любовным скандалам персонажей, о существовании которых даже не подозревал секунду назад. — Нет, мы не можем пойти туда вместе! Что скажет общество?! — Мне плевать на то, что думает общество! Я люблю тебя, Мимоза! Себастьян чуть краснеет от страстного поцелуя красивой брюнетки и мокрого русала, но в целом остаётся невозмутим. Сцена неторопливо переходит из оазиса в замок. Тот отдалённо напоминает башни от заставки Диснея, и Томатович с трепетом вспоминает детство. Кажется, когда ему было лет семь, он обожал фильмы с участием магов. Его привлекала возможность решить все свои проблемы по щелчку пальца. Жалко, что Себастьян не может в сию секунду переместиться отсюда прямиком к себе домой. Рыжий не знает, сколько времени провёл в семействе Айвори, но посчитал, что пытался сбежать из неё двадцать два раза, если считать сегодняшний. Казалось бы, проще некуда - найти самую южную комнату дома, в которую никто никогда не заходил и которая не образует из себя новый лабиринт коридоров, а оттуда подручными инструментами проломить стену на волю. Инструменты он кое-как отыскал (как же Смит обрадовался обычному молотку!), а вот с комнатой оказалось сложнее. Потому-что тех в особняке Айвори оказалось так много, что Себастьян битый час в них путался. Также он, без компаса, постоянно терял направление на юг. Но в конце-концов Куриные Ножки выбрал микроскопическую кладовку, в которой обнаружил чьи-то гигантские лыжи. Прошло полчаса, он успел вырубить молотком и зубилом лишь небольшое углубление. В выемке могли поместиться костяшки пальцев. Как назло, когда клоун только собрался отдохнуть, в кладовую ворвался Ниен и чуть не придушил Себастьяна, подумав, что это новая крыса. Догадавшись о том, что он ошибся, Ниен всё равно с позором выгнал перепуганного пленника из кладовки, нашипев вслед различные проклятия в духе "вот в следующий раз я тебя!..". В таком состоянии, измотанный и тоскливый, Томатович наугад пришёл в гостиную и упал перед включенным телевизором, потирая ушибы. Возможно, его забыл Нион, но Себастьяну, честно говоря, вообще плевать. Чувство глубокой безысходности от всего происходящего давило сильнее, чем любые побои. Куриные Ножки мог бы терпеть любое отношения к себе, зная, когда именно оно кончится. Но когда ты раз за разом проходишь один и тот же цикл, не проще ли сдаться? Себастьян продолжал надеяться, что нет, не проще. Но всё меньше и меньше. Тем временем в сериале разворачивалась новая драма. Толстый, лысеющий и явно успевший в жизни бизнесмен с сигаретой во рту стоял посреди густо заставленного всякой всячиной кабинета. Царил неестественный жёлтый цвет. Сальное, круглое лицо актёра явно не сулило ничего хорошего. — Будь у тебя мозги в голове, хвост этого рыбёныша уже давно бы висел у меня на стенке! Прекрати строить из себя тюфяк и быстро покончи с ним, иначе пройдёшься по всем тюрьмам мира! Рыча от злости, толстяк с грохотом положил трубку. Звякнул пластик через экран. Богач недовольно фыркает, как огромный хомяк. Он, бубня про русалок, поправляет бейджик на сюртуке и выходит из вида камер. Сцена кончается, голос за кадром объявляет о продолжении сего произведения искусства в следующей серии. — Никогда не видел таких шарообразных людей. Должно быть, он ест слишком много устриц. Себастьян аж подпрыгивает от неожиданности, рефлекторно закрывая лицо руками. Только через мгновение он вылезает из (буквально) ручного укрытия и видит рядом с собой сидящего Лютера. Куриные Ножки настолько устал, что не услышал топота столь грузного тела? Похоже, что так. Старший Айвори заинтересованно сверлил взглядом питомца, который поменял позу и теперь покоился на диване гораздо скромнее. Смит не отвечает Лютеру, и в гостиной повисает неловкое молчание. По ТВ каналу началась реклама рыбных чипсов. Томатович нервно поправляет рукава костюма, бегает взглядом по помещению, будто ища лазейку. Видно, как тот начал не на шутку волноваться. — Извиняюсь, если напугал тебя. Мне казалось, что ты слышал мои шаги. - Лютер слабо кивает в знак приветствия и отворачивает голову от Себастьяна к экрану. После этого он не совершает больше никаких движений, вообще. Мужчина сидит ровно, как по линейке, сложив руки на широкой груди. Казалось, Лютер прекратил дышать и превратился в статую. — Нет-нет, я.. Ээ.. - Куриные Ножки неуверенно бубнит. Как же ему становится неуютно рядом с Лютером! Всё нутро Томатовича старается избегать этого чужого, безжизненного тона. Рыжий стирает холодный пот со лба. - Всё в порядке. Я просто устал. Он тут же жалеет, что ляпнул лишнего. Себастьян с каждым днём всё сильнее теряет бдительность - говорит то, что не стоит, делает то, от чего лучше воздержаться. Временно, но уверенно упускает связь с собой. — А чем ты занимался? - Лютер, так же не двигаясь, переводит взгляд на питомца. Последний проклинает себя в уме. — Играли с Рэндаллом. - Отвечает Себастьян первое, что приходит в голову. Это отчасти правда, ведь вчера младший Айвори не давал спать Куриным ножкам почти половину ночи (следы ножниц на пальцах отозвались ноющей болью и желанием почесать их). — Хмм. - Мастер выходит из оцепенения и стучит указательным пальцем по подбородку, задумываясь. - Мой братец бывает иногда слишком резв, но он это наверняка не со зла. — Возможно. - Себастьян едва сдерживается, чтобы не начать плеваться сарказмом. Его останавливает только желание прожить хотя бы до тридцати, а там дальше как пойдёт. Разговор явно не клеился. Как ни крути, ни Лютер, ни Себастьян особой общительностью не отличались. Например, Мастер вечно занят цветами в саду, и он не потерпит, если его отвлекут от дела. Питомец старается только не попасться в чьи-то клыки. К их группке не хватает только Ниона, вечно курящего траву в самых тёмных углах пустых спален. Томатович собрал всю свою решимость в кулак и уже открыл рот, приподнимаясь, чтобы предупредить о том, что он уходит. Но Айвори тоже не промах и в третий раз пытается завязать диалог, в последний раз. — Сильно устал? - В этот момент у Смита что-то ёкнуло в груди. Он остановился. Никогда до этого у рыжего не спрашивали, как он себя чувствует, никогда. Куриные Ножки только бесконечно шпыняли туда-сюда, не давая и минутки отдыху. Возможность завязать совершенно нормальный, человеческий диалог (или монолог, если клоун начнёт рассказывать о всех своих болячках) давала надежду, так приподнимала дух и вскружила голову, что Томатович всё-таки остался на месте. Себастьян осознаёт, что пожалеет об этом, но сам хочет пойти на бесполезный риск. — Да, можно сказать. - С неслышным вздохом питомец уныло опускает голову вниз. Он сложил руки в замок, локтями упираясь на ноги. Взгляд опускает вниз, будто стыдясь своей слабости. Вся прежняя усталость накатила с новой силой, готовая вырваться в словесном потоке, радуясь, что Себастьян наконец-то сможет высказаться хотя бы частично. Он с неприязнью рассматривает короткое порезы на фалангах своих пальцев, на гноящиеся края незначительных царапин, и к горлу Томатовича подступает лёгкая тошнота. Лютер уловил благосклонность Себастьяна и мысленно похвалил себя за то, что не отпугнул питомца окончательно. Признаться честно - Айвори просто не понимал (и до сих пор окончательно не понимает), как найти к Смиту подход. Куриные Ножки дрожал от каждого шороха и убегал сломя голову от всех сущностей дома, если те казались ему опасными. Лютер не обманывается на свой счёт и прекрасно знает, что настораживает большинство людей, которых встречает, включая Себастьяна. Но Мастер не теряет решимости и изо всех сил старается быть как настоящий, самый нормальный человек. Лютер наизусть выучил то, как тот должен себя вести. И помнит, что когда люди видят своего собрата в унынии, спрашивают о самочувствии и по возможности помогают. Данная черта восхищала Лютера, как наивного ребёнка восхищают книги про волшебников. Ему слегка завидно от того, что слабые физически homo sapiens могут испытывать подобную эмпатию и к своим близким, и к незнакомцам, чего не может он. Должно быть, Мастер слишком чёрств по сравнению с ними. — Я могу помочь. — Старший Айвори вспоминает ещё несколько "дружелюбных" психологических приёмов. Он отнимает руки от груди и располагает их по обе стороны от себя - одну в сторону Себастьяна, другую в противоположную, то есть к проёму в коридор. Лютер слегка наклоняет голову в сторону, расслабляя тело. Смит ведётся, сам того не замечая: его напряжение сходит на нет, однако медленнее, чем это хотелось бы. — А как? - Куриные Ножки вспоминает частые напоминания Айвори о том, как полезно пить воду и спать в гробу. Себастьян через силу прячет горькую ухмылку. — Ты можешь отдохнуть на моих коленях. - Отвечает Лютер так, будто для них это будничное времяпровождение. Он неслышно хлопает правой рукой по своему бедру, снисходительно приглашая. А после робко добавляет, моргнув (наверное, впервые перед рыжим): — Если хочешь, конечно. Томатович часто, сконфуженно моргает. "Если хочешь". Какое прекрасное сочетание слов! Опьяняющая свобода отрубает начисто половину колебаний Себастьяна, ему приятна сама возможность выбора. Но сомнения всё-таки остаются, ведь Куриные Ножки не знает, чего ожидать от Старшего Айвори. Предложил бы подобное Рэндалл, Смит отказался бы без колебаний, потому что мнимая доброта кукольника никогда не оборачивалась чем-то хорошим. А Лютер не похож на того, кто будет издеваться над слабостью другого, по крайней мере из желания повеселиться. Себастьян нервно ёрзает, то отводя, но вновь зацикливая взгляд на ждущем ответа Мастере. Вздыхает (так, как вздыхает фокусник перед сложным трюком), наконец решается. — Это точно не шутка? - Томатович поворачивается корпусом к Лютеру. Только сейчас Себастьян понял, как это выглядит со стороны. Он смущён. — Нет. Я не фанат комизма. Рыжий кивает. Зыркнув в тёмный проход зала и не найдя там любопытных глаз, Себастьян одним движением пододвигается к Лютеру. Он аккуратно опустил голову на чужие колени, сжавшись калачиком. Куриные Ножки обнял себя за плечи, несмотря на то что это неудобно, лёжа на боку. Кудри мигом растеклись по тёмным штанам Айвори как мини-взрыв кирпичного оттенка, составляя резкий контраст. Конусообразные рога на макушке помялись, сгибаясь как опущенные уши. Смит приятно удивлен теплу, исходящему от Лютера. Это можно сравнить с твёрдой подушкой, которая вроде удобна лишь отчасти, но уже стала родной. — Спасибо. - Себастьян не забывает о статусе Мастера в доме, но благодарит искренне, что понятно по голосу. Он становится куда тише, живее. Томатович прикрывает глаза. — Рад помочь. - Айвори принимает вежливость как должное. Лютер никогда не видел клоуна таким расслабленным (пусть расслабленным и не полностью, но всё же) - В конце концов, мы ведь теперь семья. Смит при слове "семья" мимоходом вспоминает о своей матери. Его тотчас охватывает тоска по дому - но лишь на мгновение, ибо в следующую секунду он мысленно представил встречу семьи Айвори и его собственной. Да-а, Рэндалл найдёт много общего с двоюродной сестрой Себастьяна... Рыжий неожиданно для себя хихикает, улыбается непонятно чему и закрывает рот ладонью. Лютер озадаченно глядит на хохочущего Томатовича. — Должно быть, это нервное. - Предполагает Старший Айвори, сжимая губы (Смит, конечно же, не слышит и не отвечает). Ему немного непривычно от смеха такого пугливого, хрупкого существа, как Куриные Ножки. Однако Лютер доволен тем, что раскрыл Себастьяна. Мастер наконец чувствует, что перед ним живое существо, ещё неокрепшее от проделок Рэндалла, а не объёмное бездушное Тамагочи, как например Нион. Рука в кольцах машинально тянется к макушке - коточелы обожают, когда хозяин их гладит. Смех Себастьяна утих только через полминуты. Он тяжело дышит, но счастливо жмурится, как никогда ранее в доме Айвори. К уголкам век подступили слёзы, и Томатович утирает их той же которой, которой недавно закрывал рот. Случайно прикасается к длинным пальцам в своих волосах. Смит ошарашенно приподнимает голову и отдёргивает ладонь. Мастер на мгновение останавливается. Оказывается, Лютер в какой-то момент начал поглаживать Куриные Ножки по макушке, а последний этого и не заметил. Лёгкие розовые пятна проступают на веснушчатых щеках Себастьяна, подобная забота кажется для него слишком личной, но рыжий не особо против. Главное, чтобы она не зашла слишком далеко. Он молча ложится обратно и опять закрывает глаза, вздыхая, позволяя гладить себя столько, сколько того пожелает Мастер. Смущение можно оставить и на второй план. Айвори думает, что мог бы с большим удовольствием теребить эти кудри следующие годы. Они приятно переливались голубым в свете бубнящего телевизора ("Дрессированные гуппи, скидка 15%!"), а на ощупь были не хуже соболева меха. Лютер засматривается в полумраке на отдельные рыжие завитки, как заворожённый, слегка натягивая их на пальцы. Красные щелочки зрачков на щеках приоткрываются, мечтательно следя за движениями ладони. Спокойно и тихо вокруг. Давно стемнело, утихли призраки на чердаках. Тонет в туманном дыхании гостиная. Лишь скрипят половицы из комнаты Рэндалла, но неохотно, устало. Шепчутся синие от мрака деревья на улице. Лютер убрал руку со лба Себастьяна и обнаружил, что тот уснул. Пропала тревога в чертах лица Томатовича, разгладились мелкие морщины между бровей. Должно быть, он действительно очень сильно выдохся от всех безумств. "Себастьян доверил мне свой сон" - с ноткой гордости проносится в мыслях Айвори. На лице Лютера проступает улыбка. Она, конечно же, далека от человеческой - неестественная и словно натянутая мелкими ниточками, кривая. Со стороны кажется злобной гримасой. Лютер никогда бы так не ухмыльнулся перед бодрым Смитом, но сейчас позволяет себе небольшой каприз. Он лёгким движением руки снял "рога" с Себастьяна, чудом не разбудив его, и положил их на низкий столик перед диваном. Старший Айвори, продолжая гладить спящего Томатовича, обращает внимание на идущую в ящике телепередачу. — Итак, какое же это слово, Мистер Бин? — Цунами, цунами! — И это... - Барабанная дробь. Тревожная музыка. - ...Неверный ответ! Зрительский зал дружно охает, а Мастер хмыкает. — И с чего это вдруг Себастьян смотрит канал с морской тематикой?.. - Спрашивает себя Лютер, хмурясь. Но передачу не переключает, а сам втягивается в её ход. Возможно, теперь он единственный, кто сегодня ещё не ложился спать.