Перманентное искажение

В любой сказке, которую стоит рассказывать и которая

хоть что-то знает о мире, третье желание исправляет

вред, нанесенный первыми двумя

Терри Пратчетт «Шляпа, полная небес»

Шум дождя вплетается в сон и делает его неуютным, заставляет вздрогнуть и проснуться. Всего на мгновение Стайлзу кажется, что он все еще в темном подвале Арджентов и сейчас опять услышит треск тока и снова увидит ужас в глазах своих друзей. Он сонно прищуривается, медленно осознавая, что это не так, и все закончилось. Находит в мрачном свете утра Питера, который незаметно перебрался в уже облюбованное им кресло. Ах ты лживое чудовище, обещал, что будешь обнимать меня всю ночь. Но да, возможно эта кровать для двоих слишком маленькая. Стайлз думает, что она скоро станет слишком маленькой и для него одного. И все же, зрелище спящего Питера умиротворяет, прогоняет вспыхнувший страх. Напоминает, что это место – его дом, и оно безопасно. Стайлз тихонько встает и идет в ванную, стараясь не задеть ничего ни одной из частей своего неуклюжего тела. Закрывается и рассматривает себя в зеркало, дотрагивается до ссадины на щеке. Она действительно уже не болит, лишь напоминает о том, что он всего-навсего слабый человек. Только теперь те слова Питера обретают для него смысл, который тот пытался до него донести. Нельзя легкомысленно полагаться на какие-то чудеса и чьи-то там способности. Иначе можешь оказаться обычным беспомощным подростком в руках свихнувшегося старика... Проще думать, что Джерард и вправду сошел с ума, потому что это не так жутко, как думать, что человек может холоднокровно совершать настолько ужасные поступки. Это грозит пошатнуть веру Стайлза в людей, а ему этого совсем не хочется. Как и взрослый человек, который осознанно бьет подростка и пропускает ток через тела двух других. Просто отвратительно. Стайлз спускается вниз, осторожно обходит Эрику и Бойда, устроившихся на разобранном диване. Остальные видимо спят в гостевой комнате. Отец ночью выезжал в участок, но перед этим сказал всем оставаться здесь. Стайлз не знает точно, когда он вернулся, но кажется сквозь сон он слышал, как открывается, а потом закрывается дверь в его комнату. И теперь совсем не ожидает увидеть его, сидящим на кухне с кружкой кофе, уже одетого в форму. Он тепло улыбается Стайлзу и похлопывает по стулу рядом с собой. Вчера они так и не обсудили всю эту вакханалию с оборотнями и охотниками. И теперь немного пугает, что он может сказать. Стайлз спешно придумывает аргументы, почему ему можно и нужно оставаться в компании этих не совсем людей. Почему они так важны для него. Вот и надо было тебе, чудовище, все ему растрепать. Жил человек, горя не знал. - Разве тебе не полагается выходной после всего, что было вчера? – Стайлз замирает с банкой кофе, выискивая на мойке свою кружку. – Неужели один день без тебя не разберутся? Это же просто, виноватых – в тюрьму, невиновных – отпустить, за подозреваемыми слежку и все такое. Твой новый помощник без тебя не справляется или что? - Пытаешься меня заболтать, ребенок? – он кажется благосклонно настроенным. – Справляется, конечно. Просто хочу сам убедиться, что ваш бывший директор не прикинется дурачком и не уедет в психушку вместо тюрьмы. Он и так вчера требовал медицинскую помощь, вполне удачно изображая старого больного человека, на которого вешают обвинения в похищении детей. Я бы этого не хотел, но думаю придется вызывать вас для дачи показаний. - Он не только это сделал, ты же знаешь, - Стайлз наконец наливает себе кофе и садится рядом с отцом. – Пап, он угрожал Мелиссе. Пытался заставить Джексона делать черт знает что, это доведение до самоубийства! А что он сделал с семьей Питера это вообще за гранью добра и зла... - О твоем Питере... Я все еще жду настоящую историю событий. Не расскажешь ты, спрошу у него. Судя по всему, из вашей парочки он более сговорчивый. Я хочу знать, могу ли доверить тебя ему. - Ну пап! – вот мы и дошли до этого. Стайлзу совсем не хочется говорить о том, что его возлюбленный – убийца. Особенно учитывая, что его отец – служитель закона. – Ты не можешь мне запретить. Мы убежим в другую страну и будем жить под фальшивыми именами с наклеенными усами или вообще переоденемся в женщин! Будем играть в джазовом оркестре*! - Стайлз, - отец отодвигает кружку и смеется. – Избавь меня от своих нездоровых фантазий. А то я еще подумаю, что ты не шутишь и придется тебя запереть... Я просто хочу знать, что такого он сделал на самом деле, что ты тут несколько месяцев не был похож на моего сына. И что он не сделает этого снова. - Ах, это... – Стайлз отводит взгляд, это действительно не хочется вспоминать. Лучше бы забыть о том, что это вообще было. – Это случилось с ним, а не со мной. Можешь спросить у него, я... не готов. И не уверен, что буду в ближайшую всю оставшуюся жизнь. Извини... Но думаю это не повторится. Но Стайлз знает, это случилось не только с Питером. Просто ему все еще слишком тяжело даже думать об этом, не то что говорить. Возможно из-за того, что он потом потерял и вот теперь не может найти и вернуть, как бы не пытался. А может быть потому, что Питер был мертв. Не важно, по-настоящему или нет, но для Стайлза это было так. И остается таковым, не собираясь никуда исчезать. Отец смотрит на него пристально, но по-доброму, словно пытаясь закутать его в эту свою доброту и спасти от всего, что причиняет ему боль. Он больше не допытывается, и возможно собирается ждать того момента, когда его сын будет готов об этом говорить. Но по правде сказать, ждать ему придется очень и очень долго. Пока оно не выветрится, не отойдет достаточно далеко, чтобы можно было спокойно оглянуться и посмотреть как на прошлое. Ведь эта стена, которую он строил, а потом силился выбраться из-за нее, исчезла. Холодная тоска понемногу рассеялась среди тепла всех, кто его окружил заботой. Даже липкий противный страх и неверие отошли на второй план. Так что Стайлз стал забывать метафорически, и буквально, оглядываться и проверять. Но все равно ощущение сломанности никуда не делось, плетется за ним по пятам и напоминает, напоминает. Будто находясь в подвале, он вернулся и в тревожную безысходность, которую казалось уже снял с себя и выбросил. Питер сказал, что Стайлз как-то заблокировал связь со своей стороны. В это хочется верить, но не получается. Правда в том, что тогда в подвале он всеми силами не хотел, чтобы Питер пришел его вытаскивать. Он думал, что даже если бы смог это сделать, снова прикоснуться и как-то дать о себе знать, то чем бы это могло закончиться? Стайлз почему-то совершенно не сомневается, что это была ловушка. Зачем иначе было их похищать как не чтобы заманить всю стаю на свою территорию и расправиться с ними. Страх, что опять случится что-то плохое был в нем слишком силен. И наверно это ненормально и неправильно, но что он еще мог сделать. Отец уезжает на работу, а Стайлз остается сидеть на кухне, наблюдая как капли стекают по окну, как они встречаются друг с другом, сталкиваются, сливаются в одно. Он бы зациклился на этом нехитром времяпровождении надолго, если бы Кора не спустилась и не развела вокруг бурную деятельность. Она очень быстро находит все нужное и принимается готовить вафли. Стайлз подрывается со своего места, чтобы помочь ей, но получает предупредительный удар ложкой по руке и устраняется обратно. Вскоре на запах сдобы на кухню просачивается Бойд. А следом за ним и Айзек. Они тоже получают ложкой, потому как пытаются таскать. Эрика приходит, чтобы держать оборону возле общей тарелки. Она взлохмаченная после сна и выглядит угрожающе. И ей удается ровно до того момента, как к атаке на вафли присоединяется Дерек. Стайлз какое-то время смотрит на все это мракобесие в недоумении, а потом начинает смеяться. И тоже идет в наступление, чем вызывает разочарованное ворчание Коры. Ему почти удается утащить вафлю, когда Питер появляется на кухне и оттаскивает его обниматься. Что ж, это не хуже, чем вафли. Возможно даже гораздо лучше. *** Люди очень быстро все забывают, особенно то, что их напрямую не касается. Постепенно шумиха вокруг ареста директора школы утихла, и школа вернулась в привычный ритм жизни. Никто уже не шепчется в коридорах возле шкафчиков, взгляды учеников больше не скользят по участникам событий, а обыденно их игнорируют. И даже Джексон перестает быть объектом пристального внимания, так как демонстрирует прежнюю уверенность в себе и заносчивость. Стайлз беспокоился о нем, но кажется он пришел в себя довольно быстро. Все-таки он капитан команды и надо держать марку, а не зацикливаться на неудачах. Но хоть он так и говорит, все они стараются ненавязчиво быть рядом, на всякий случай. Стайлз не знает, дело в том, что он стал наконец полноценным оборотнем или в чем-то еще, но Джексон больше не выглядит отстраненным от стаи. Кажется более теплым и доверчивым с ними. Вся их компания снова становится похожа на обычных подростков, с которыми ничего хуже плохих оценок не случалось. Они как и прежде обедают вместе, играют в лакросс, зависают в доме Дерека. Все, кроме Эллисон, которая с памятных событий не посещает школу. Ей понадобилось какое-то время на реабилитацию, чтобы вся эта дрянь, что Джерард ей подсовывал, вывелась из организма. И может показаться, что она пострадала не так сильно, как остальные, но это далеко не так. Стайлз знает от Лидии, что ее физическое здоровье в порядке. Но он знает и без каких-либо разъяснений, что морально Эллисон просто раздавлена. Как знает и, что она не хочет помощи. И это ужасно, грустно, несправедливо. В одночасье вся жестокость этого мира обрушилась на нее. Это тяжело, это может сломать. И это нельзя переживать в одиночестве. Поэтому все они по очереди пытаются хотя бы поговорить с ней, даже Эрика. Думает о себе Эллисон так или нет, но она тоже в стае. И все они по чему-то горюют, каждый по чему-то своему. Это может быть незаметно, если не присматриваться. Если не сосредотачивать взгляд на чем-то, оно размывается фоном, как на портретной фотографии. Стайлз сидит на ступенях школы вместе со Скоттом и не может перестать думать, как бы ему все и всех починить. Себя тоже было бы неплохо. Уроки уже закончились, а тренировки сегодня нет, и они просто ленятся куда-либо идти. Стайлз думает о своих переживаниях из-за дружбы, и теперь они кажутся ему пустыми и незначительными. И хотя он понимает, что это не так, просто наверно есть вещи поважнее сейчас. И его друг на самом деле никуда от него не делся, и все как-то само собой наладилось. Вот бы также наладилось и все остальное. - Как думаешь, Эллисон придет на мой день рожденья? – Стайлз вертит в руках трубочку от сока, который так и не выпил в кафетерии. - Не знаю, мы теперь так часто не общаемся, - Скотт забирает у него сок и трубочку. – Не мельтеши, если не хочешь, я сам его выпью... – он становится задумчивым и печальным. – Ты же знаешь, она рассталась со мной. - Из-за того, что случилось? – Стайлз незаметно подсаживается поближе. Но Скотт это замечает и улыбается. - Нет, думаю не из-за этого, - он разворачивает трубочку и прячет обертку в карман. - И теперь ты избегаешь ее? - А ты избегаешь Питера? - Что? Нет, с чего ты взял? Как мы вообще к этому пришли? - Так, что ты сидишь здесь со мной. Все еще, - он пожимает плечами. – Ты задаешь неудобные вопросы, чувак. И вовсе я его не избегаю. Да, возможно Стайлз и воспользовался тем, что сейчас надо поддерживать других людей и быть с ними. Но это вовсе не значит, что он не хочет видеть Питера. Просто это трудно. Трудно, когда на тебя смотрят как на ребенка и ты не знаешь уже, не можешь быть уверенным, какого рода эта забота. И что значат его признания... Стайлз отбирает у Скотта сок, допивает что осталось и еле удерживается чтобы не запустить в него пустой коробочкой. Замахивается, но опускает руку и идет к джипу. Засранец, заставляешь меня думать о том, о чем я не хочу! Но Стайлз уже два раза откладывал встречу, и теперь у него такое чувство, будто его подловили на этом и пристыдили. Питер хотел о чем-то поговорить, и это... пугает. Что если он просто устал ждать. Он всегда улыбается, когда речь заходит о связи и делает вид, что это совсем не важно. Люди всегда так делают, как раз если это очень важно. Кора говорит, что он сам придумывает себе проблемы, Джексон ожидаемо закатывает глаза, а с отцом такое не обсудишь. Не то, чтобы у Стайлза подобный разговор вызвал бы стеснение, но достаточно сложно объяснить столь эфемерное понятие тому, кто ничего об этом не знает. Ладно, надо быть смелым. Глупость, наверное, но внезапно Стайлзу приходит мысль, что если он застанет Питера врасплох, то сможет добиться нормальных ответов на свои вопросы. Поэтому он никак не сообщает о том, что приедет. Волк-радар все равно его распознает на подходе, но будет хотя бы легкий эффект неожиданности. Стайлз паркуется возле жилого комплекса, выходит и замирает на несколько секунд. Вспоминает, как также заявился незваным гостем в прошлый раз... и что потом было. Ну да, и теперь снова трясусь от страха перед этой дурацкой каменной коробкой. Он поднимается и перебирает в голове все варианты дальнейшего развития событий. Ни один из них почему-то не кажется ему хорошим. До двери он добирается практически в отчаянии и ругает себя, потому что наверняка фонит своими чувствами на всю округу. Дергает за ручку, и очень удивляется, что она не поддается. Ты что там уснул, чудовище? Стайлз несколько раз звонит в дверь, прежде чем до него окончательно доходит, что дома никого нет. Но Стайлз не был бы собой, если бы отсутствие хозяина не стало для него сигналом вломиться. К тому же формально, раз ключ все еще у него, он имеет право им воспользоваться, разве нет? Стайлз заходит, включает свет и думает, что последний раз он был здесь один при гораздо более печальных обстоятельствах. Он некоторое время лазает по шкафчикам на кухне и даже находит целый ящик со сладостями. Утаскивает пачку печений и идет в спальню. Ты сам виноват, чудовище, надо быть дома, чтобы помешать мне есть в кровати. Но печенья быстро лишаются его внимания. Стайлз останавливается на пороге, рассматривая свою, как ему казалось давно потерянную, красную толстовку. Она лежит на кровати, раскинув рукава, будто призывая обняться. Это... довольно странно. Его охватывает какое-то странное чувство, которому он не может подобрать название. Это волнующее чувство, тревожное чувство. Оно заставляет скинуть рубашку и футболку, и облачиться в этот предмет гардероба из прошлого. Стайлз забирается на кровать и сидит там насупившись, пока не отвлекается на треньканье сообщения. Никуда не уходи. Я скоро. Конечно проклятый волк-радар засек его вероломное проникновение на частную собственность. Стайлз вскрывает пачку печенья и начинает нервозно расправляться с ее содержимым. Когда он слышит, как Питер открывает дверь, печенье почти истреблено, а вокруг все в крошках. Он пытается быстро избавиться от улик, отряхивает покрывало и запихивает остатки под подушку. И даже успевает принять невозмутимый вид. Питер заходит в комнату с каким-то пакетом, откладывает его на прикроватный столик и садится рядом. - Кажется кто-то ел печенье, - со смехом говорит он. - Так не честно! У тебя волчий нюх! - А еще волчий слух. Вытаскивай из-под подушки то, что туда припрятал. А то потом мы забудем про него. Но дело не в этом, - он проводит по губам Стайлза большим пальцем и облизывает его. – Кто-то забыл вытереть рот. Вот тут еще чуть-чуть осталось, - он наклоняется ближе. - Перестань, - Стайлз мягко отталкивает его лицо. – И вообще, ты украл мою толстовку! Не знал, что ко всему прочему ты еще и страдаешь клептоманией. - Я скучал по тебе, - он смотрит нежно и как-то странно. – И не украл, а обменял на пиджак. Он же еще у тебя? - Да, у меня. До сих пор надеваю его перед тем, как подрочить, - раздраженно выпаливает Стайлз. - Правда? Можешь его вернуть? Питер смеется, но Стайлз вдруг пугается его просьбы. Это же не значит, что ты хочешь расстаться со мной, чудовище? И не может об этом спросить. Привычно подставляет голову под руку, а сам внутренне сотрясается от ужаса. Питер гладит его и рассматривает слишком пристально, вздыхает и тянется за пакетом. Передает его Стайлзу и кивает открыть. И там внутри не какой-нибудь щенок или что-то подобное. Стайлз не знает, почему подумал о щенке, вряд ли он бы сидел так смирно, и конечно Питер бы не стал заворачивать животное в пакет. Но это... Матерь божья. Вот дерьмо. - Это цветы, - Стайлз не знает, как реагировать. – То есть, это цветы! Ты принес гребаный букет! - Ты ожидал чего-то другого? – Питер кажется смущенным. - Да, маленького щенка!.. – когда-нибудь мой язык меня погубит. – Забудь об этом, - Стайлз разглядывает ирисы, которые будто пялятся в ответ. – Спасибо. Это мило... И жутко. Стайлз уносит цветы на кухню, открывает шкафчики в поисках чего-то, во что бы можно было их поставить. Но Питер сводит его старания на нет, заходит следом с вазой, выкопанной непонятно из каких закромов. Возможно, в этой квартире просто есть все... Или он купил ее вместе с цветами, что больше похоже на правду. Стайлз аккуратно освобождает букет из целлофана. Цветы кажутся такими хрупкими и любопытными. Ну и чего вы уставились? Я удивлен не меньше вашего! Питер за его спиной посмеивается, но тут нет совершенно ничего смешного. Если только оборотни ко всему не умеют читать мысли. Но они же не умеют?.. Питер смотрит на часы, как будто чего-то ждет, и неясно, что он там еще задумал. - Поехали, - говорит он будто в ответ на мысли Стайлза. – Мы почти опаздываем. Он забирает у Стайлза вазу, устраивает ее на подоконнике и направляется к двери, взмахивает рукой, как бы намекая поторапливаться. И не остается ничего, как обескураженно плестись следом. Уже в машине Стайлз пытается задавать наводящие вопросы, но они все как один игнорируются. Питер только улыбается, мельком поглядывая на него. - Сегодня та самая ночь*, - зловещим голосом декламирует Стайлз. – Серьезно, чудовище, ты собираешься отвезти меня в безлюдное место и расчленить? - Когда-нибудь в вашей семье меня перестанут сравнивать с маньяками, - тон Питера свидетельствует о том, что надежда на это очень слабая. После цветов это наверно не должно удивлять, но Стайлз все равно на время вмерзает в сиденье, когда они останавливаются возле ресторана. Возле чертового дорогого пафосного ресторана, мимо которого и не подумаешь пройти в несвежей толстовке и заношенных кедах. А Питер, нет никаких сомнений, хочет, чтобы он в таком виде зашел внутрь. Стайлз думает, что еще немного и у него точно случится сердечный приступ. Идет за Питером мимо всего этого кричащего интерьера и подавляет в себе порыв схватить его за рукав и попросить уйти отсюда. Нет, на них никто не смотрит, и официант приносит меню с приветливым лицом. И его улыбка даже не выглядит напускной или еще какой. Просто это слишком. - Знаешь, я начинаю серьезно беспокоиться, - Стайлз берет вилку и начинает вертеть ее в руках. - Ты беспокоишься еще с того момента как я пришел домой. Скажешь мне, о чем? - Питер, я не понимаю, что происходит, - замученно говорит он и прикусывает вилку. – Зачем это все? - У нас свидание, - вкрадчиво отвечает Питер. Стайлз хотел бы сказать, что думает о подобных внезапных сюрпризах, но он в таком смятении и страхе, что получается только пробурчать что-то неразборчивое. И в конце концов утыкается в меню, теряется в непонятных названиях и просто смотрит красивые картинки с едой. Есть не хочется совершенно. Хочется вскочить из-за стола и бежать куда-то в неведомую даль, где это свидание не будет казаться первым и последним. Потому что именно об этом Стайлз и думает. И продолжает думать, пока Питер делает заказ за них обоих, и когда заказ этот приносят. Он ест эту красивую дорогую еду и не может прекратить психовать. Даже когда Питер осторожно накрывает его руку своей и смотрит в глаза так долго. Это мать вашу не помогает! И вино, которого ему досталось почти на донышке тоже не успокаивает. Кислое оно какое-то. - Я забрал одну из твоих книг у Джексона, - Стайлз старается завести хоть какой-то разговор, чтобы его голова не взорвалась от всего, что в ней синтезируется ежесекундно. – Если канима не такой уж редкий вид, то и альфой можно стать, никого не убивая. - Ну да, истинный альфа существует, - Питер смеется. – А еще Санта-Клаус. Говорят, приходит к хорошим мальчикам и дарит подарки. Ты хорошо себя вел? – это звучит так, что почему-то заставляет краснеть как дурацкое кислое вино. – Стайлз, надо отличать реальных сверхъестественных существ от сверхъестественного фольклора. - Ты меня расстраиваешь. Я конечно не надеялся, что встречу фею или познакомлюсь с русалкой... - Русалки существуют, - Питер покачивает в руке бокал. - Да ты издеваешься надо мной! Совсем немного, но это разряжает обстановку, и Стайлз медленно успокаивается. Как раз, чтобы по-настоящему порадоваться десерту и насладиться им. А то потом и похвастаться будет нечем, был в ресторане и даже не запомнил, что ел. Если продолжать бояться, то так и от свидания ничего в памяти не останется... Питер кажется таким легким, хочется заразиться этой легкостью и улететь на ней черт знает куда. Стайлз любуется им и думает, происходит ли это с ним на самом деле. И под конец ужина ему лишь слегка грустно, что все это так мимолетно. Тонко и прозрачно, как крыло бабочки на просвет. Как незримая нить, которая потерялась в темноте. После Питер отвозит его в парк. Они прогуливаются между палаток и столами со всякой ерундой. Какая-то одна нескончаемая ярмарка, зимняя плавно перетекла в весеннюю, а теперь весенняя перетекает в летнюю. Круговорот фигни в природе получается. Питер оглядывается и просит подождать его, а потом возвращается со сладкой ватой. И тут до Стайлза доходит. Он смеется так, что у него начинает болеть живот. Питер наблюдает за этим с каменным лицом. - Извини, но, - Стайлз все еще сотрясается от смеха. – Это правда смешно. И это правда был сарказм. - То есть я зря купил билеты на колесо обозрения? – Питер выглядит таким растерянным, что становится стыдно. – Можем отдать кому-нибудь... - Питер, ну прости, - Стайлз прижимается к нему, запоздало вспоминает про сладкую вату, которой теперь пачкает его рубашку. Пытается отстраниться, но Питер его не пускает. – Это все правда очень мило. Пойдем прокатимся. Город с высоты кажется таким маленьким. Стайлз не помнит, когда последний раз катался на колесе. И уж точно не представлял, что будет это делать снова. Питер обнимает его со спины, и он такой теплый, такой родной. Нужный. Что почти больно... Там внизу огни сливаются в цепочку, в светящуюся нить. И Стайлз тянется к ней, но чувствует под пальцами только холодное стекло кабинки. Питер гладит его руку, греет ее, подносит к губам и целует ладонь. Так нежно, что хочется остаться здесь навсегда. Чтобы не происходило ничего потом, не ранило, не разлучало. Не забирало у него этого. - Чего бы ты не боялся, - шепчет Питер над ухом. – Этого не произойдет, сладкое сердечко. Я буду с тобой. Но как ты будешь со мной... Как кто... Стайлз решает и об этом не спрашивать, чтобы не портить вечер. Он уже и так облажался со своими идиотскими реакциями на внимание со стороны Питера. И ведь надо же было запомнить это и воспроизвести почти дословно. Но их короткая поездка уже подходит к концу, и было бы странно говорить, что передумал. С Питера станется купить билеты еще раз. Стайлз смотрит в его хитрые искрящиеся от отражений уличных огней глаза и в очередной раз задумывается про чтение мыслей. Уже совсем темно, и парк выглядит каким-то волшебным. И они прогуливаются по дорожкам, пока у Стайлза не устают ноги. Весь этот день такой странный, но, пожалуй, хороший. К сожалению, он еще не закончился. А значит он не сможет остаться только таким. - Ты так и не придумал, что тебе подарить? – спрашивает Питер, когда они садятся в машину. – Или про щенка это был тонкий намек? - Нет уж, оставим щенка в покое. Кора такого шанса точно не упустит. Будет сто лет смеяться над щеночком, который завел щеночка, - Стайлз представляет это и содрогается. – Да и зачем? Ты уже и так купил мне телефон взамен разбитого. Папа говорит, что ты меня избалуешь. Стайлз смотрит в окно на пролетающие мимо фонари и вывески. И непонятное чувство вновь окутывает его, запутывает как паутина круг за кругом. Кажется, что точно также мимо него проносится и что-то важное, а он не в силах остановиться, чтобы разглядеть, разобрать на детали. Составить их в единое целое. И Стайлз осознает себя таким же разрозненным, потерянным и маленьким. Бессильным против жизни. Он знает, что Питер везет его обратно к себе, и это страшно. Снова слишком страшно. Нельзя просто так получить все хорошее в этом дне и не напороться на что-то ужасное в его завершении. Ему почему-то кажется, что все в его мире всегда идет по такому неправильному сценарию. Так с чего бы ему на этот раз меняться? Они заходят в дом, и Стайлз понимает, что молчит уже достаточно долго. Что это на него непохоже и достойно пары подозрительных взглядов и каких-то вопросов. Но Питер не смотрит и не спрашивает, идет поставить чайник. Слышно, как он там гремит чашками. Хочешь заварить мне мяту, чтобы не психовал, да чудовище? Стайлз садится на кровать и смиренно ждет его. Но стоит Питеру появиться на пороге, как он просто не выдерживает. - Питер, пожалуйста не говори, ладно? Я знаю, я не могу дать то, что тебе нужно, - он отворачивается. – Я правда пытался ее вернуть, но у меня не получается. Но давай оставим все как есть. Ты просто не говори мне, что собирался. Пожалуйста, мне так все понравилось сегодня. Я просто не хочу слышать... - Ну все, не могу больше, - Питер ставит чашки на столик и опускается на пол возле ног Стайлза, кладет голову ему на колени, обнимает. – Я не знаю, что мне сделать и как убедить тебя. Наверно я сам виноват, что ты мне не веришь. Потому что я обманывал тебя тогда, и хотя мне казалось, что так будет лучше, я ошибался. Я был безумен в конце концов. Но потом, я сказал тебе неправду только один раз. Я сказал, что ты можешь быть с кем-то еще. Сказал это так, будто я не против этого. Но я против. Ты возможно действительно встретишь кого-то, такое может случиться. Но я уже не думаю, что подобное произойдет и со мной. У меня нет в запасе этих лет, я их уже прожил и потратил. И уже встретил тебя. У меня уже есть все, что мне нужно. Ты не должен стараться дать мне что-то сверх этого. Тебя достаточно. - Ты, - Стайлз вдруг осознает, что не просто понимает, он знает, что это было за обволакивающее чувство. – Ты любишь меня... - Я тебе говорил, - эта клавишная партия в улыбке... – Как ты думаешь, откуда ты теперь это знаешь? - Питер, - он смотрит на свои руки, они чуть подрагивают. И на мгновение ему кажется, что он видит переплетенную между пальцами светящуюся нить. – Поцелуй меня. Мир вокруг опасно накреняется, переворачивается. И встает на место. Но Стайлз больше не боится потерять в нем равновесие. Он боится совсем иного. Питер встает, подхватывает его и усаживает к себе на колени. Его губы такие горячие и жадные. Как и руки, гладящие спину и бока под толстовкой. Почему-то кажется, что теперь они уже не будут отстранять, отталкивать. Не отпустят. И Стайлз чувствует себя наконец таким правильным и целым с ним. Знает, что это настоящее. Немного волнуется, потому что так хотел этого, и вот теперь это с ним происходит. Снова не может дышать от переизбытка эмоций. Чувствует поцелуи на своей шее, всю эту нежность и радость в них. Чувствует себя внезапно уязвимым. Питер стаскивает с него толстовку, обнимает крепко и бережно. - Чего ты опять боишься, сладкое сердечко? – шепчет он. - Я не знаю, - Стайлз борется с пуговицами на его рубашке, пальцы не слушаются. – Просто страшно... - Я вернулся для тебя оттуда. Два раза. Смогу вернуться и в третий, если понадобится. Питер укладывает его на кровать, целует так долго и хорошо, что мысли разбегаются. Быстро избавляется от своей одежды и стягивает со Стайлза джинсы вместе с трусами. Уже не так быстро. И его глаза вспыхивают синим и остаются такими. Невозможно понять, делает он это намеренно, или нет. Устраивается между ног, ласкает его член сначала рукой, а потом и губами. Так что Стайлз выгибается и почти захлебывается воздухом. Он упускает момент, когда и откуда Питер достает смазку, только наблюдает как он греет ее в руке. Это теперь не кажется каким-то стыдным и неловким. И совсем не похоже на их первый раз. Потому что Питер делает все так медленно, что практически невыносимо. Стайлз хочет задержаться в этих ощущениях, но в то же время чувствует нетерпение. Пытается насадиться на пальцы, которые только гладят между ягодиц, но не проникают внутрь. Питер наваливается сверху, прижимает его к кровати, целует за ухом. - Куда ты так торопишься? – он проталкивает палец, совсем немного. – Я бы мог делать это только пальцами, пока ты не кончишь. А потом я бы вылизывал тебя так долго, что ты опять будешь готов. Хочешь? - Сволочь... – стонет Стайлз. – Гадкое чудовище... Хочу твой член во мне... Вечно заставляешь... меня ждать... - Я больше не буду, - невинно шепчет Питер. Сразу ясно, будет и еще как. Питер смеется, коротко целует и снова смеется. И Стайлзу кажется, что действительно проходит вечность, прежде чем он чувствует в себе уже не пальцы. Он совсем не соображает от удовольствия. Откидывается и тут же подается навстречу, и это так медленно и приятно и черт знает, как еще. Хочется, чтобы оно длилось и длилось. И чтобы закончилось. И чтобы не заканчивалось. Питер слишком сдержанный, нежный. Стайлз бормочет ему это и все остальное, что хочет и всегда хотел сказать. И что больше не может так медленно, что просто откинется тут от счастья и всей этой любви. От таких общих чувств. И возможно даже немного теряет сознание и слегка сходит с ума. Во всяком случае, он снова может осознать себя только собой уже потом, лежа в объятьях Питера. И долго молчит, прижимаясь к его груди и слушая, как его сердце постепенно возвращается к нормальному ритму. - Стайлз, почему ты решил, что я хочу с тобой расстаться? – Питер переворачивает его на бок и устраивается напротив, пытливо смотрит в глаза. - Ты странно себя вел... Пиджак попросил вернуть. - Потому что он пахнет тобой. *** Внутри дома так шумно и суетно, что вдруг иррационально хочется тишины. Стайлз оглядывается на накрывающих стол Эрику и Кору и выходит на крыльцо. Садится там и просто смотрит в темноту. Скотт еще не приехал с подработки, но он должен успеть к началу. Лидия привезла большой торт, и теперь помогает Айзеку немного украсить дом. Питер вместе с Бойдом укатил за напитками, но они скоро уже должны вернуться. Дэнни чем-то помогает на кухне, а Джексон и Дерек остались ответственными за спальные места, которые лучше подготовить заранее. Подготовка к празднику идет полным ходом, но Стайлз как именинник оставлен без забот. Он уже немного притомился от поздравлений и чересчур пристального к нему внимания. К тому же перед этим он провел почти полдня с отцом. Стайлз предлагал ему приехать тоже, но он сказал, что не собирается давать им, мелким засранцам, заставить его почувствовать себя стариком. Он еще получил не все подарки, видимо каждый хотел презентовать их уже за столом. Отец вручил ему целый комплект новых футболок и обещал что-то еще для джипа потом, хотя Стайлз и просил его не тратиться. А Питер подарил какую-то маленькую коробочку, но сказал сразу не открывать и при этом лукаво улыбался. Ну это хотя бы не щенок. Собака же не может быть настолько крошечной. Стайлз оставил ее в своей комнате, чтобы любопытство не сожрало его с потрохами, и теперь старается не гадать, что в ней... На самом деле не так уж и важен этот праздник и подарки. Главное, что все теперь нормально. И все немного успокоились после того, как Джерард отправился в тюрьму. Было несколько неприятных моментов, когда у них брали показания, но и это уже понемногу стирается, замыливается за вернувшейся обыденностью и повседневностью. К тому же Лидия познакомилась в участке с новым помощником отца. Точнее, они столкнулись в дверях, и это было похоже на... что-то. Стайлз думает, показалось ли ему, но все больше приходит к выводу что нет. Он надеется, что нет, потому что Лидия была несчастна последнее время. А потом она вроде бы стала улыбаться. Но конечно он выспросил у отца все, что только мог. Что этот парень о себе думает? Приехал и сразу завладел вниманием самой красивой девушки на свете. Стайлз слышит шум подъезжающей машины и встает, чтобы помочь разгрузиться. Но уже подходя, понимает, что это не Питер, и даже не Скотт. Эллисон несмело выходит из машины и останавливается. У нее в руках букет пионов и блестящий подарочный пакет. Она выглядит так, словно сейчас запрыгнет обратно и уедет. И Стайлз скорее идет к ней, чтобы она не успела этого сделать. - Я ждал тебя, - Стайлз забирает у нее букет и коротко ненавязчиво обнимает. – Рад, что ты пришла. - Не думаю, что мне стоит заходить, - она протягивает руку с пакетом. – Я только поздравить. Вряд ли они хотят меня видеть после того, что я сделала. После того, что моя семья... - Они хотят тебя видеть, - Стайлз осторожно берет ее за руку, тянет за собой. - Стайлз, я не могу... Знаешь, Джерард сказал, что я слабая, как и моя мать. И сейчас я думаю, это действительно так. - Не страшно быть слабой, - он пожимает плечами и заставляет ее сделать еще пару шагов к дому. – Страшно быть жестокой. Но ты не такая, поэтому бояться нечего. Пойдем, там есть много людей, которые будут сильными вместо тебя. Уж я-то знаю. Когда все они уже собрались и сидят за столом, Стайлз думает, что это очень похоже на отличное завершение. Что бы там дальше не случилось, это здесь останется таким. Все эти люди, их улыбки, их странно переплетенные жизни. Очень правильно. Они празднуют, но как будто каждый что-то свое. И в то же время общее. Это делает Стайлза счастливым. Он смотрит на Питера, который сидит рядом и сжимает его руку, и слегка забывается в его глазах. Ему чудится какое-то волшебство в этом вечере, в этом моменте, во всем вокруг. В перерыве между застольем они запускают фейерверк на заднем дворе. Стайлз следит, как гаснут в темноте разноцветные огни и ни о чем не думает. Потом возвращается со всеми в дом, подмечая, что кое-кто остался снаружи на веранде. Вспоминает, что есть одно дело. Он тащит за собой Скотта, который явно собирался выйти обратно. И это может превратиться в катастрофу, а их и так уже было более чем достаточно. Извини, Скотти, но она ждет там не тебя. Тебя ждет кто-то еще. Стайлз немного чувствует себя плохим другом. Но и хорошим другом тоже, так что одно нивелируется другим. Он показывает Питеру знаками, что скоро вернется. И что он идет ночью в лес не один. Запрыгивает в джип, и Скотт понуро садится рядом. Когда он понимает, куда они едут, уже поздно отказываться. - Чувак, что мы опять здесь делаем? – Скотт недоверчиво смотрит на покосившийся заброшенный дом. - Дерек хочет сломать его, а мне нужно кое-что сделать пока он еще цел. Подожди тут. Стайлз заходит в дом, подсвечивая себе телефоном. Медленно поднимается по лестнице, вслушивается в скрип ступеней. Это место привело его туда, где он сейчас. И несмотря на то, что здесь случилось столько плохого и злого, и совсем неправильного. Оно важно. Стайлз заходит в комнату, но она просто комната, даже без лунной дорожки. Он прохаживается, всматривается в тени на стенах, ведет пальцами по запыленному подоконнику. Больше ничего уже здесь не будет. Но то, что было, останется с ним навсегда. - Ну, спасибо что ли, - говорит Стайлз и уходит. Возвращаясь обратно, он чувствует странную легкость и радость. А потом снова окунается в веселье, которое длится и длится до поздней ночи. Пока все не начинают расползаться кто куда. И Питер уводит его наверх. Стайлз подходит к столу, берет и вертит в руках коробочку, пытаясь по звукам и весу определить, что же там. - Что в ней? – он вопрошающе смотрит, но не открывает подарок. - Ничего особенного, - Питер забирает ее и кладет обратно на стол. Но улыбается так, будто что-то особенное все-таки есть. – Потом посмотришь. Позже они лежат в кровати и просто обнимаются. Стайлз думает, что хочет так заснуть, и потом всегда так засыпать. Так странно вспоминать, с чего это все началось и прийти к простому выводу. То, что ты хочешь и то, что тебе нужно – не всегда одно и то же. Но в данном случае, желаемое и необходимое совпадают на все возможные проценты. Стайлз почти проваливается в сон, но перед этим решает все же уточнить кое-что. - Питер, так русалки существуют?