Альбедо

«Не молчите, в этой рыхлой тишине

Я погибну, не молчите»

      Кап.       Слышалось в отдалении, словно это был доносящийся из разлома в другую реальность звук.       Кап-кап.       Неопределённые шумы стали проясняться, и теперь она уже отчётливо могла расслышать стук робких капель о твёрдую поверхность.       Кап-кап-кап.       Она предприняла слабую попытку пошевелиться, хотя бы открыть глаза, однако всё тело словно было скованно льдом или чем-то очень на него похожим. Впрочем, почему «словно»? Подушечками пальцев она вполне явственно ощущала холодную поверхность тающего льда.       Вдруг раздался оглушительный треск, и…       Все возможные в мире физические ощущения обрушились на неё в один миг. Глаза слепило от кажущегося ярким – на деле являющемся чуть ли не призрачным – света, исходящего от каких-то практически изъеденных коррозией приборов; в ушах звенело так, будто барабанные перепонки вмиг пытались возместить столетия полной тишины; нос и горло сдавливал наполовину металлический, наполовину водянистый запах (удивительно, Селлен и подумать не могла, что у воды может быть какой-то особенный запах). Голова кружилась столь сильно, что сфокусировать было невозможно не только взгляд, но и сами мысли, а всеобъемлющая слабость в теле заставляла всерьёз начать беспокоиться о том, как бы она не распространилась на и так аритмично колотящееся сердце.       Силясь вдохнуть глубже – да хоть как-то вдохнуть, Селлен не заметила, как её тело неуклонно начало скатывать по некой наклонной поверхности, и вскоре с громким в окружающей тишине шлепком оно приземлилось на каменный пол. Воздух из лёгких вышибло подчистую, и одолеваемый паникой мозг заставил резко вскинуть голову вверх, через мгновение вскрикнуть от того, что длинные чёрные волосы зацепились за что-то в криостате – больше похожем на саркофаг устройстве, из которого и бесславно выпала Селлен. Крик помог расправить застывший ранее орган, и на сей раз новая волна головокружения уже от долгожданного поступления в кровь кислорода охватила девушку. Её бы стошнило, если бы желудок не был абсолютно пуст и не посылал затухающие спазмы, обиженно сигнализируя о голоде. Селлен, собравшись с силами, заставила себя сесть и, оперевшись спиной на как нельзя кстати оказавшуюся рядом стену, постаралась привести мысли в порядок и хотя бы оглядеться, понять, где она, чёрт подери, находилась.       В голове пронеслись сбивчатые ругательства: «Где я?.. Что за… Ох-х, дегенераты… Сволочи, ублюдки… Меня накачали?..»       Щурящиеся с непривычки голубые глаза постепенно смогли различить сводчатый потолок некогда просторного помещения, ныне на две трети заваленного крупными и не очень кусками горной породы: видимо, когда здесь, в подземном убежище, произошёл обвал, повлекший за собой разрушение местной инфраструктуры: десяток разбитых мониторов и всяких технических приспособлений, незнакомых Селлен, от полезных свойств которых не осталось и следа, а потому теперь они походили не более чем на призраков. Но особое внимание привлекало несколько криостатов – наподобие того, в котором ещё недавно находилась сама Селлен. Все они были либо просто открыты, либо и вовсе разбиты, раздроблены из-за, очевидно, давнему обвалу. Наконец к Селлен пришло осознание:       – А. А!.. Крионика, чёрт, точно, эта их эксп... – хриплым голос прошептала девушка и, запнувшись, в очередной раз грязно выругалась, только затем продолжив: – Да что же такое… Экспериментальная наука, да… «Всё пройдёт без побочных эффектов», ага, конечно.       Селлен усмехнулась: побочным эффектом тщеславных амбиций была мировая катастрофа, что уж говорить про какой-то частный случай заморозки человека. Казалось бы, всего несколько минут назад она сама была преисполнена надежды на возрождение в равной степени райском и абстрактом будущем, а теперь, спустя совершенно неопределённое время, сидит на ледяном полу бункера в полном одиночестве с синяками по всему телу. Конечно, глупо было надеяться на лучшее – особенно после того, как вера вооруженного до зубов человечества в несуществующую утопию породило Это.       Злость огнём зажгла разум Селлен. Она с остервенением ударила кулаком об пол, не обращая внимания боль. Взять себя в руки, встать, найти способ выбраться отсюда. Выжить. Выжить, назло обстоятельствам, назло всему миру, от которого, возможно, ничего уже и не осталось. Девушка рывком поднялась на ноги и, вскинув голову, сделала шаг вперёд, чтобы вновь больно шлёпнуться на пол и прочувствовать всю унизительность своего положения: атрофия мышц не давала толком встать на ноги.       «Что же, – раздражённо подумала Селлен, – придётся передвигаться на четвереньках», – по крайней мере, до того, как она вернёт хотя бы каплю сил.       Вокруг царила разруха. Сколько прошло времени? Селлен это было неведомо. Явно больше, чем себе представлял её спутанный разум. Глаза не сразу привыкли к темноте, но и без освещения стало понятно, что чистая и аккуратно спроектированная лаборатория, которую помнила Селлен, теперь больше походила на давным-давно заброшенный бункер. На предплечье расцвёл особенно большой синяк, возникший после удара о землю. Но это была меньшая из проблем.       Девушка решила, что в первую очередь необходимо было найти воду, пригодную для питья: та жидкость, из замороженных кристаллов которой Селлен освободилась, пускай и походила на искомое, на деле являлась каким-то специальным химическим соединением, природу которого далёкая от крионики девушка не совсем понимала, а от того и не считала безопасным принимать его внутрь. Селлен подумалось, что было бы глупо умереть вот так, отчего она зло усмехнулась. Спустя неопределённое время – из-за небольшой спутанности сознания и дезориентации восприятие окружающей действительности смазывалось – девушке удалось обнаружить тонкую струйку прозрачной жидкости, робко просачивающуюся откуда-то из-под образовавших завал камней и исчезающую в размякшем грунте. Набрав в «лодочку» из ладоней воду, Селлен уже готова была отхлебнуть, как вдруг её посетила мысль о том, что качество и безопасность подобного питья всё же стоит под большим вопросом, а потому девушка, чертыхнувшись, отправилась на поиски аптечки.       Набор экстренной помощи нашёлся довольно скоро: висел на уровне груди стоящего человека, и Селлен пришлось приложить большие усилия для того, чтобы всё-таки подняться на ноги и слабым ударом руки сбить рассохшиеся от времени крепления – металлический короб с грохотом полетел вниз, при соприкосновении с полом ломаясь и обнажая взору девушки своё полусгнившее содержимое. Впрочем, утратившие форму бинты и тампоны Селлен не интересовали. Вместо этого она с осторожностью подхватила закрытый пузырёк с уже полностью разложившейся этикеткой, однако стоило ей с трудом достать чудом не уничтожившуюся пластмассовую пробку, как знакомый запах ударил в нос. В качестве импровизированной тары для воды Селлен использовала найденный всё в той же аптечке бутылку на четверть литра, содержимое которой давно выветрилось из-за неплотно закрытой крышки. Капнув в воду две капли йода, девушка принялась терпеливо отсчитывать десять минут, наблюдая за происходящей в бутылке реакцией, только после чего залпом опустошила бутыль. Вкус йода неприятно отпечатался на языке, но необходимой для его нейтрализации аскорбиновой кислоты под рукой у девушки не было, а потому приходилось довольствоваться имеющимся. Подобную процедуру Селлен повторила ещё несколько раз, наконец почувствовав свободу от мерзкой жажды.       Сухие пайки обнаружились довольно скоро. На удивление находились они в околоидеальном состоянии. Селлен даже позволила себе посмеяться, вспомнив ходившие во время её юности анекдоты про бессмертную жизнь высушенных продуктов, особенно лапши, для приготовления которой нужен был лишь кипяток. В отличие от внешнего вида, вкус подобных продуктов оставлял желать лучшего, но, Селлен была уверена, таковыми их сделало вовсе не время, а сам производитель. Кое-как утолив голод и жажду, девушка почувствовала небывалый подъём сил (или, по крайней мере, ей так показалось), а потому она тут же принялась ещё более активно осматриваться и оценивать ситуацию. Первой мыслью было найти хоть какие-нибудь работающие средства связи, однако от тех – раций и того, что ранее было стационарным телефоном – остались лишь бесполезные куски металла. Что удивляло, так это наличие тусклого света, исходящего не только от криостата Селлен, но и от пары аварийный ламп; очевидно, аварийные генераторы новой разработки и впрямь оправдывали своё звание «самых долговечных», хотя на фоне всей ситуации это было весьма иронично.       Биологические часы ещё не успели восстановиться после анабиоза, несмотря на это Селлен понимала, что прошло уже несколько дней после её пробуждения. Мышцы уже разработались и стали возвращаться в привычное состояние, однако Селлен всё ещё слишком быстро уставала, ей требовался более длительный отдых. Беспомощность не могла не раздражать и не расстраивать Селлен, но упорствовать в нынешней ситуации было бесполезно, так что приходилось ждать восстановления собственного тела. Именно из-за этого прошло столько времени, пусть ожидание и было мучительно. Короткие приливы сил Селлен тратила на поиски полезных вещей и выхода. Большинство технологий вышли из строя, а многие вещи перестали быть пригодными для использования. Например, нижнее бельё, в которое наряжали всех погружаемых в крионический сон людей, рассыпалось в руках Селлен. Больше одежды найти не удалось, что очень расстроило ещё неокрепшую девушку, которая почти всё время мёрзла, будучи облачённой лишь в тонкую белую сорочку, совсем не спасавшую от холода подземного помещения. Удивительно, как сухие пайки смогли так хорошо сохраниться в таких условиях.       Селлен помнила, где располагался главный вход, но он оказался завален. Осмотрев лабораторию несколько раз, девушка сделала вывод, что архитекторы даже не предусмотрели аварийного выхода. Хотя, учитывая, что здание строилось не на открытом пространстве, это было уже логичнее. Но если смотреть с точки зрения Селлен, они обрекали замурованных на верную смерть.       Медленно, по несколько часов в день, Селлен разгребала завал. Пару раз она сильно карябала руки о камни, из-за чего ей приходилось обеззараживать с помощью йода и перебинтовывать раны. Случалось, какой-нибудь камень неудачно прилетал прямо по ноге девушки, после чего всё помещение сотрясалось от брани. Но Селлен повезло, ведь ничего она себе не сломала и обошлась только синяками и неглубокими ранами. Помимо незапланированных ранений, временами у Селлен начинала до тошноты болеть голова. Боль была на столько сильна, что в ушах стоял белый шум, а в глазах темнело.       Селлен поняла, что свобода уже близко по дуновению ветра: ранее глухая стена стала пропускать свежий воздух, и теперь даже маленькие лучи света. Весь труд был не напрасен! Наконец-то она покинет это затхлое и разрушенное место! Хоть Селлен никогда и не страдала приступами клаустрофобии, однако долгое пребывание в неуютных четырёх стенах начинало сказываться на разуме девушки, от чего дыхание иногда перехватывало и накатывал страх. Появление свежего воздуха прояснило голову и вселило надежду: совсем скоро она сможет увидеть новый мир, который, как казалось самой Селлен, нисколько не будет дивным.       Последним препятствием стали два больших валуна, которые отодвинуть Селлен была не в силах. Между камнями был довольно широкий проход, через него Селлен могла протиснуться. В заброшенном бункере её уже ничего не держало.       Стоило Селлен с трепетом ступить на прямо-таки искрящуюся зеленью траву, как до неё донёсся обрывок разговора:       – … нельзя оставлять на ночь. Так ещё моя бабка сказывала. Говорит, что своими глазами видела, ток ещё в детстве, как утопший соседний мальчишка встал и отхаркнул воду. Весь синий, говорила, посмотрел на неё, а потом снова на бок бухнулся… и больше не встал.       – Может у вас на юге всякие и встают! А у нас, – послышался глухой топот. – Никто ещё раз лезть в эту петлю не станет. Тем более этот...       – Тихо! – оборвали. – Нельзя наговаривать! Иначе точно встанет… – почти шепотом.       – А, да, слышал я что-то такое. О мертвых либо ничего, либо хорошо, или как там правильно. О, например: «Он умер, и это хорошо!»