Зимняя сакура

      Зашторенные окна не желали пропускать в сьемную комнатушку свет алого заката. Поистине прекрасно цветёт громоздкая сакура во дворе дома, стуча ароматными ветвями по тонкому стеклу. Нориаки бы сказал — красиво, настежь распахнув окно, впуская мартовский воздух в затхлое пространство. Языки ветра бы трепали его пунцовые волосы, заставляя невольно улыбнуться красочной весне...       Но проснись же Джотаро — Ты совсем один. Какёин давно придался могильной земле, отдав ей свою жизнь, словно сброшенный лепесток сакуры. Только вот его лучший друг всё никак не отпустит его, иглой сшивая его лик в розовый цветок.        Куджо часто вспоминал своего друга — пустые лавандовые глаза, спокойный голос и холодные бледные пальцы, что так нежно перебирали лакричные пряди тёмной ночью. Так невесомо, будто в сладком сне, парень ощущал его тёплые губы, что всегда оставляли лёгкое послевкусие вишни. Хотелось вернуться обратно — сильнее чем прежде сжать его замершие ладони в своих, крепко обнять, не желая отпускать.       Ясно, словно вчера, перед глазами Джотаро пронеслась та ночь. Как тогда он бесцельно пригласил к себе в номер Нориаки, как резко притянул к себе за талию и усадил на край кровати. Куджо помнил, насколько грубо вжал друга в матрас, избавляясь от дотошной школьной формы. Вспоминал, как глушил его болезненные стоны ладонью, всё сильнее прижимая нагое тело к себе. Какёин никогда сопротивлялся, только оставлял на крепкой спине алые полосы, что давно сровнялись с кожей.       Как-то Нориаки рассказал другу, что вернувшись в Японию хочет встретить праздник Ханами. Не терпелось ему пройтись по нежному вишнёвому парку, покормить золотых рыбок в пруду и поднять подол белоснежного кимоно, дабы не намочить. Долго бы он слушал журчание воды, возгласы из толпы и традиционые песни своей родины. Говорил, что мечтает увидеться с родными, дорогими ему людьми и вместе с ними провести праздник. Он желал видеть Джотаро на семейном снимке.       Отдаваясь противоречивым чувствам, Куджо онемевшей рукой провёл по влажным волосам, опракидывая голову на изголовье кровати. Жаждал он цветочного поля, усыпанного нежными цветами сакуры, рук, проспускавших смоляные пряди между замерзшими пальцами. Хотелось услышать ещё раз голос, что с такой чувственностью и нежность произносил лишь его собственное имя.