list of things that really matter

Томас помнит запах эксцентричного сочетания размазанного графита на картонной бумаге и жаркой крови, свернувшейся в сухую корочку. Помнит закатившиеся глаза, льющие кровавые, горячие слезы отчаяния и надежды - пожилая женщина сжимает челюсть и скалится, жмуря глаза, руки ее припадочно трясутся и вызывают "вам помочь?" - такое же жалкое и невинное. Томас помнит глупое имя, фамилию. Томас помнит "Ньютон Эбигейл-Мюррей" на пунктире бланков и в личном деле о нераскрытых пропажах людей. Помнит две тысячи девятый и жёлтые фотографии на шершавых стенах панели. Грязная простыня, сбитая ногами к самой подушке, скинутые под стол ручки и наныканные между книгами на полках листки. Помнит, особенно, помнит, конечно, как палец он клал на начало строки и быстро чиркал гелевой ручкой, пропускающей чернила, дрожащий текст. Ноль-девять, ноль-девятое. Десятого года. Наелся сигаретами. А ты не можешь понять, что действительно важно. Томас и его залипший взгляд на большом, мозолистом пальце между зубов Ньюта. Красный язык. Приключения Томаса и белое, не найденное тело в округе Калифорнии. Пожилая женщина держит в пальцах жёлтую фотографию - снова белые передние зубы и тонкие губы. Покрасневшая переносица и черные глаза. "Аризона, две тысячи пятый год" - на обороте. За пять лет до убийства и ежедневных посещений следователя. Полиция штата болтает бошкой, а про Мюррея, за которым уплелось тупое "Эбигейл" матери, пишут в газетах на бледном, монотонном фоне "вести". — Его найдут, Эбигейл, — кивает Томас, трогая картонку. Фотокарточку. Сухую и хрупкую. Ньют мёртв. — Эби? Поворачивая голову, Томас смотрит на чёрную дыру. Переживает сингулярность мощнейшей степени в мутных глазах за морщинами. Как дрожат они, как спускают на красноту заплывших щек прозрачные капли. — Уходи, Томас, убирайся. Томас помнит, как Ньютон Мюррей, широко улыбаясь одними глазами, прижимался грудью к столу, быстро дергал головой, тараторя об архитектурном проектировании. Как, неловко кусая верхнюю губу, клал длинные руки ему на плечи, спускал вниз по спине и трогал хребет худыми, замёрзшими пальцами. Желтизна полароида и выходящей карточки. Худые ноги и улыбка, которой, Томас уверен, улыбаются только британцы - конченые, совсем отбитые и стереотипно-воссозданные английскими писателями. Да, так. Томас помнит, как Ньюта нашли. Его тело было некрасивым, в темных, загнивающих пятнах и со сломанной шеей. "Хреново видеть трупы" — вякнули слева по плечу. "А ещё хреновее, а? Им быть" — ответили сзади. Кто-то подавился воздухом.