затянувшийся октябрь

      Чуя сидел на груде картонных коробок, он даже не знал, что в них лежало и пылилось уже не первый месяц. Главное, что удобно сидеть. Он облокотился спиной на прохладную стену, через тонкую ткань рубашку лопатки чувствовали неприятно шершавый облезлый материал. Парень достал звонящий телефон из кармана джинсов и успел глубоко вздохнуть, увидев номер абонента и еще больше прижимаясь к стене. Он запрокинул голову наверх, нервно выдыхая, и все-таки взял трубку. — Да, мам, — голос неприятно хрипел, он немного прокашлялся и постарался добавить в него хотя бы долю оптимизма. — Привет. — Чего не звонишь? –даже не поздоровавшись, начала женщина. Накахара хотел бы повесить трубку прямо сейчас или вовсе ее не брать, но не мог даже сегодня, когда ему было далеко не десять и он больше не зависел от родителей. — Когда уезжал, ты обещал, что будешь звонить и приезжать, — посмеялась притворно добрым голосом, но Чуя знал, что она в бешенстве. В смехе и излишней заботливости мать пугала куда больше. Страшнее из этого то, что не знаешь, когда фальшивая улыбка сменится на агрессию. Будь он рядом, она бы не говорила с ним в таком тоне, да и вряд ли это можно назвать разговорами. Скорее монологи-жалобы, срывающиеся на крик. — Не приезжаешь, так звонил бы хотя бы. Развлекаешься там наверное? — Ты же знаешь…агх, — парень вовремя спохватился, остановив свою речь. Чуя устало прикрыл лицо рукой, растирая гудевшие виски. — Извини, что не звонил, — парню хотелось провалиться сквозь землю.        Накахара ненавидел извиняться перед ней. Ему казалось, что встань он перед ней на колени и простой так минут десять, то это было бы куда проще, чем секундное «прости». Его начинало колотить и бросать в дрожь, а зубы сжимались до такой степени, что казалось, вот-вот сотрутся в мелкую крошку. Челюсть сводило, а необходимое извинение буквально выплевывалось из его уст. Нельзя было сказать его раздраженно или насмешливо. Трубку бросить тем более нельзя. — Тебе не тяжело там? — голос добрый-добрый, кажется, даже заботливый, действительно беспокоящийся. — Нет, мам, — сделал тихий вздох, чтобы найти в себе силы продолжить разговор. — Мне не тяжело. — У нас, конечно, не центр, но университеты есть. Можешь ведь вернуться. Доучишься, — по телу прошел неприятный колкий холодок. Накахара не успел заметить, когда успел вздрогнуть и ощутить липкий холод по всему телу, особенно на ладонях. Желудок болезненно скрутило, как при долгом голоде, начинало подташнивать. Ей было просто необходимо заманить его обратно. Всеми силами, которые есть, чтобы он вернулся домой. Здесь, через тысячу километров, она не имеет над ним такой власти. Но даже так, эта женщина была способна на многое, раз Чуя всегда как загипнотизированный брал от нее трубки, не смея сбрасывать звонки. И эта сила с годами совершенно не слабела. — Извини, у меня перерыв заканчивается. Я тебя позже наберу, — протараторил настолько быстро, насколько мог. Он непослушными пальцами старался нажать красную кнопку сброса вызова, но руки не слушались. По телу проходил неприятный холод, который отдавал сильной вибрацией в кончиках пальцев, заставляя их дрожать. — Вот ты так… — не дослушав до конца, он все-таки попал по кнопке. Вызов завершен. 1 минута 17 секунд. Вот и весь разговор с матерью.       Чуя поджал под себя колени и уткнулся в них головой. До конца перерыва еще пять минут. Будет здорово, если его никто не будет трогать хотя бы это время. Ему не хватает тишины, пустоты. Он сбросил вызов, но от этого не легче. Ощущение грязи, которую хотелось немедленно смыть, распространялось по всему телу. Сбросив звонок, удушающее чувство захватывало его все больше и больше. Он плохой сын? Он очень плохой сын.       Чуя знает, что эти отговорки «я сейчас занят», «у меня работа» и «обязательно перезвоню» не вечны. Он не имеет права использовать их чаще, чем раз в пару месяцев. Она неглупая — догадается. Уже догадалась, так что обязательно перезвонит на днях, зная, что у сына не найдется отговорки, и он продолжит ее слушать. Но стоит отметить, что ее голос при разговоре станет еще более добрым и любящим, она понимает, что не в той позиции, когда может возмущаться и злиться. Будет выбирать тему для звонка поприятнее, не задавать раздражающих вопросов. Ей необходимо его вернуть, и она будет пытаться всеми способами.       В горле который день стоит тошнотворный ком, который обычно является предвестником рвоты. Это не про него, ему только дерет горло, мутит, а в глазах периодически двоится отчего, кажется, что он споткнется на ровном месте о свои же ботинки. Он просто хочет поспать. От его прежних юношеских амбиций и энергии, казалось, не осталось ничего. Совершенно. Он просто хочет отдохнуть.       Чуя хочет избавиться от тремора. От постоянных болей. От вечной тошноты, из-за которой страшно сделать лишнее движение. От учебы, которая раньше давалась ему легче всего, а сейчас он будто бы и не имел к ней интереса вовсе. Лишь продолжает учиться для того, чтобы оправдать собственные ожидания. Избавиться от работы, из-за которой даже сон не видит. Чуя не помнит, когда мог себе позволить полноценный сон, а не вечные будильники, которые напоминали о том, что ему нужно на работу, в универ, на подработку или доделать студенческие работы. Накахара устал. Он хочет избавиться от своей матери. Он ненавидит ее также сильно, как ненавидит себя за то, что чувствует эти неконтролируемые эмоции.       Чуя честно пытался врать себе, улыбаться, внушать, что любит и счастлив. Но неконтролируемая агрессия вздувала вены и заставляла вспыхивать в ту же секунду. Он мечтал лишь о том, чтобы этот год поскорее закончился, но и сам себе не мог обещать, что следующий будет хоть чуточку лучше. — Чуя, — позвал негромкий женский голос. Он тут же поднял голову, в ту же минуту забывая все, о чем думал до этого, и огляделся по сторонам. Перед ним стояла девушка, которая была примерно того же возраста, что и он. Они работали здесь уже второй год вместе, практически не разговаривали, разве что о работе. И сейчас, когда Накахара услышал ее голос, он сразу понял, что его ждет очередная рабочая просьба. — Да, ты что-то хотела? — Накахара сделал внимательное лицо, но глаза по-прежнему смотрели куда-то сквозь. — Слушай, у меня день рождения в следующую среду. Сможешь меня подменить? — Дневная? — Нет, мне в ночь надо, — она с надеждой взглянула на юношу, хотя изначально знала ответ. Никто здесь не откажется от лишней смены, особенно ночной. Лишь бы график совпадал с учебой, иначе совсем не извернуться. — Да, ладно, — парень пожал плечами под благодарственный поклон девушки. Деньги нужны каждому, особенно Накахаре.       Ночная смена — это отвратительно. Пьяные люди, чаще всего мужчины, от которых пасет перегаром за пару метров. Они еле стоят на ногах, а сами выше Чуи сантиметров на двадцать минимум. Пытаться их усмирить или посадить в приехавшее такси, когда кафе уже закрывается, то еще приключение. Особенно, когда такие мужчины наваливаются на тебя как на мягкую мебель, не в состоянии передвигать ногами и дышат перегаром в самое лицо.       Благо надбавка за ночные смены соответствующая. Не покрывает моральный ущерб, но и на том спасибо. В конце октября у Чуи не так много желающих купить сочинение или курсовую, так что он может себе позволить поработать в ночную смену. «Нужно будет предупредить Осаму, » — думает про себя Накахара, вспоминая, что по средам они проводят занятия.       Опять этот Дазай. Ему кажется, что за последний месяц он сталкивался с ним больше, чем с бабулькой соседкой на лестничной клетке. Осаму постоянно оказывался рядом, где бы Чуя не был. Он как-то случайно появлялся неподалеку, и, когда Накахара переводил глаза в сторону, тот приветливо махал рукой в знак приветствия. Между ними не было разговоров, ни одного не по делу. Но Чуя ощущал его присутствие все больше. Ни с кем из студентов у него такого не было.       Даже с Ацуши, который был очень общительным и дружелюбным парнем. Он всегда искренне делился своими достижениями в учебе, бывает даже переживаниями в этой области. Накахара всегда слушал, его это не напрягало, даже наоборот, было интересно, как другие видят учебный процесс. Как другие думают. Но присутствие Накаджимы Чуя никогда не ощущал. Он был на занятиях, бывал в редких разговорах о себе и учебе на уроках, но не появлялся вне этого. Со всеми студентами, которым Накахара преподавал, а их было не так много, Чуя практически не пересекался, будто бы они были из разных институтов, городов или вообще стран. Он их не замечал в привычной жизни.       Осаму странный ученик. Он вроде бы способный, пишет и мыслит хорошо, а допускает простейшие ошибки. Дазай напишет ему такой анализ, что Накахара не найдет к чему придраться, но обязательно допустит банальную ошибку, которую можно было бы заметить невооруженным глазом при первом же прочтении. Может быть, он невнимательный? Бывают же люди, которые в упор не замечают простейших вещей, но при этом точно могли быть гениями, если бы не их ошибки? Наверняка бывают.       Пусть так, это не его дело. Дазай же платит деньги за занятия, значит ему нужна помощь. И Накахара ее окажет. Чуя все-таки будущий учитель, не ему сетовать на подобное. Тем более Осаму совсем не проблемный ученик. Но почему он постоянно неподалеку? У них занятия раз в неделю, а чувство такое, что Осаму в его недели гораздо больше. Не то что бы это напрягало…скорее заставляло больше думать. ***       Занятие подходило к концу, оставалось несколько минут, а у Чуи совершенно вылетела из головы информация, которую он планировал донести. Еще до начала урока он хотел заговорить об этом сразу же после приветствия, но как назло попросту забыл. Осаму хотел попрощаться, но Чуя тут же спохватился, неожиданно громко выдав: — Подожди! — Дазай вопросительно махнул головой, уставившись на Чую. — Мы можем провести следующее занятие раньше или перенести на другой день? — Осаму хотел было ответить, но Накахара добавил, неловко крутя в руках ручку. — Я совсем забыл предупредить, извини. — Можем раньше…а что-то случилось? — не задумываясь произнес Дазай. В его вопросах не было ничего страшного, но каждый раз, когда он старался осторожничать и не делать лишних движений, то получалось совсем наоборот. Парень не мог держать язык при себе, его так и тянуло что-нибудь сказать, спросить, а тело само толкало к тому, чтобы лишний раз подойти. — У меня просто ночная смена. Я не успею. — Подожди… ты где-то работаешь? — парень удивленно взглянул на экран. Его глаза расширились, и глаза от удивления распахнулись. Он выглядел так, словно узнал что-то совершенно неожиданное. Будто бы его отец все эти годы работал не хирургом, а воспитателем в детском саду, а Осаму когда-то давно просто его неправильно понял.       Чуя, глядя на Дазая, у которого глаза стали совсем оленьи, совершенно растерянные, иронично улыбнулся и даже тихонько хихикнул в сторону. — Осаму, мне 23 года. Конечно я где-то работаю! — он не сомневался, что Дазай из обеспеченной семьи. Скорее всего он может себе позволить не работать на нескольких работах, а посвятить себя учебе. Прогулять университетские годы, ведь все вокруг кричат, что это — лучшие годы молодости, которые будут вспоминаться всю жизнь. Чуя свои воспоминания проработал. — Я имею в виду, ты и так репетитор. Еще и где-то работаешь, это же… — он замялся, не зная, что сказать. И так очевидно, что это сложно, но он хотел сказать совсем не это. Но Накахара ответил за него. — Тяжело? — усмехнулся Чуя. — Да, — кивнул парень. На самом деле он мог добавить много чего еще, но прикинув, что к чему, прикусил язык. Если Накахара работает на нескольких работах одновременно, то и помощи ему ждать наверняка не от кого. Когда у студента есть обеспечивающая семья, то в крайнем случае он устроится на одну работы, для того, чтобы не сидеть на шее родителей. Или для того, чтобы начать самостоятельную, независимую жизнь, где он сам за себя отвечает. Исключено, что Накахара так много работает из простого интереса. — Я справляюсь, — серьезно ответил Чуя. Он не выглядел обиженно или некомфортно, но в его голосе была какая-то неприятная, обжигающая слух сталь, которая давала понять, что весь этот диалог заведомо плохая идея.       Осаму понимающе кивнул. Он справляется. Но Дазай ведь не слепой. Он хоть и не нанимался на анализирование людей и выявление у них проблем, но недосып и усталость были налицо. Вид у Чуи уставший, причем не такой, как бывает после того, как встанешь рано утром после тяжело дня или бессонной ночи, а такой, будто отдых в его жизнь отсутствовал как минимум с рождения. Накопившийся. Выглядел Накахара так, что каждая его минута была в работе, а во сне он думал о том, как хорошо поспит, потому что выспаться за пару часов прерывистого сна невозможно. И в то же время Чуя выглядел хорошо, Осаму не знал, как ему это удается, но усталость на его лице он начал замечать лишь при детальном рассмотрении, когда прошла ни одна неделя. А сейчас лишь подтвердил свои догадки. — А кем работаешь? — Дазай решил разбавить неловкую паузу, которая длилась не больше нескольких секунд, но заканчивать разговор на ней не хотелось. — Я официант…в баре работаю. — Осаму понимающе кивнул, но промолчал, да и ответить ему было все равно нечего. Накахара, понимая, что разговор сходит на нет, тут же решил подвести занятие к концу и вернуться вновь к учебе. — В пять будет удобно? — Вполне, — без раздумий ответил Дазай. Он бы на любое время согласился. Попроси его Чуя перенести занятие в часы, когда он вернется с работы, то тоже бы без колебаний сказал «да». — Тогда пока? — Чуя неловко махнул рукой на прощанье.       Парень не мог понять почему, но общение с Дазаем вне учебы давалось ему ужасно неловко. Юноше казалось, что за эти пару лет он совершенно потерял все навыки в общении с людьми. Любая фраза, не связанная с учебой, будто бы требовала от него какой-то реакции, но явно не той, которую он мог дать сам. Чуя научился хмурить брови, говорить твердым голосом, когда совсем неловко снижать зрительный контакт до минимума и нервно разминать пальцы, но на большее он не способен. По крайней мере Чуя сам так думал и убеждался на собственном опыте, когда с ним кто-то хотел познакомиться в университете или на работе. Совершенно безнадежен. — Пока! — Осаму тепло улыбнулся, обнажая скрытые ямочки, и помахал рукой в ответ. ***       Ночная смена выдалась тяжкой. Деньги деньгами, но такой труд явно недооценен людьми. Всю ночь разносить заказы, убирать столы, разнимать слишком буйных клиентов и выгонять тех, кто засиделся, а еще искать пропавшие кошелки, за которыми в пьяном угаре никто не следил. И всем плевать, что в его обязанности входит только первых два пункта. На этой работе нет фразы «это не мои обязанности». Если кого-то что-то не устраивает, то он может подыскать и другое место. А если учитывать то, что Чуя должен совмещать работы и учебу, что не везде возможно зарабатывать хоть какие-то копейки, то его все устраивает.       И перегар, который, кажется, въелся плотным запахом в него самого, отчего приходится соскребать его жесткой мочалкой и гелем с ароматом меда по коже. И пьяные подкаты от мужчин, которые то ли видят в нем девушку своим мыльным взглядом, то ли против отношений и заигрываний с парнями ничего не имеют. Но как бы там ни было — это отвратительно. Видеть сальный пьяный взгляд и слышать нечленораздельную речь ему не хотелось. Правда особо бойким Чуя на ушко шептал, что вывернет руку или воткнет вилку в глаз. В такие моменты его голос звучал весьма убедительно.       И совсем пьяные, уснувшие в миллиметре от тарелки, из которой только что ели. Чуе иногда хочется стать этими людьми, ведь в ночную смену со сном бодаться еще тяжелее, чем днем. Постоянная зевота и туман перед глазами. Можно зависнуть в любой момент, если задуматься о своем или передохнуть на пару минут. И все-таки это его устраивало.       Даже сейчас, когда звучал очередной ранний будильник, он старался терпеть. Было куда страшнее, если бы он этого заработка лишился. Тогда бы стало действительно тяжело. А сейчас так, временные трудности. Тошнотные ощущения от сна в два часа, в горло не лезло ничего, а лишь намек на что-то съестное вызывал отторжение.       Он проснулся сразу же, откладывать будильник было опасно. Если Накахара не встанет в ту же минуту, то попросту уснет, даже не заметив этого. Без завтрака сборы проходят куда быстрее, поэтому уже через сорок минут он выходит на улицу.       Последний день октября. Чуя влюблен в этот месяц, по крайней мере другие он не переносит вовсе. А сейчас вроде бы и погода не такая плохая. Не жарко, как летом, да и не холодно, как зимой. Просто приятная для тела температура, когда можно походить в пальто и даже позволить себе пойти нараспашку, но так, конечно, к концу октября лучше не делать.       Почему-то, как только на календаре появляется первый день ноября, то погода меняется до неузнаваемости. Слегка теплое неяркое солнце тут же меняется на постоянные сумерки, в пальто можно ходить только если замотаться в шарф и надеть одежду потеплее, иначе так и заболеть недалеко. А еще в ноябре можно застать снег, противный такой, смешанный с дождем и градом, становится скользко и появляется жгучий ветер, который не только сносит с ног, но и обжигает всю кожу, особенно обветривает губы и руки.       Последний день октября. Все еще светит блеклое солнце. Темно-оранжевые опавшие листья создают приятную для глаз картину, все вокруг кажется чуть ярче, чем обычно. От проезжающего поезда разгоняется ледяной ветер, обдавая щеки жгучим морозом. Всего на минуту. Пока не приедет следующий. И вновь воцаряется приятная погода. Чуя даже не может сказать тепло ему или холодно. Ему нормально, потому что такая температура кажется совершенно естественной для его тела.       В метро юноша тоже не смыкает глаз. Нельзя. Если он позволит себе поспать эти десять минут, то потом очень пожалеет. Он уже поддавался такому соблазну и в лучшем случае ходил оставшийся день еще более разбитым, чем до этого. В худшем уезжал на конечную, добираясь обратно домой по несколько часов, в университет все равно не было смысла.       Глаза устало слипались и ужасно пересохли. Хотелось промыть их под струей воды, чтобы хоть как-то увлажнить. Он проклинал каждую резкую остановку машиниста — его чертовски тошнило. От голода. От нежелания есть. От недосыпа. От посторонних запахов, которых в час пик в метро хватало. Один плюс — он ехал сидя, на его станцию поезд приходил не таким забитым и полупустым, а вот выйти через десять минут на своей станции было не так просто. Просочиться через толпу людей, а значит через множество запахов. Через пот, ядерный одеколон какого-то мужчины, а возможно и не одного. От кого-то вообще несло едой: то ли фастфудом, то ли противной жирной колбасой, из-за чего ком в горле напирал на связки.       Душно. Тесно. Безумно тошнит. Остается дышать носом, стараясь выхватить воздух где-то сверху, где еще не так надушено и скверно. Когда его буквально выплевывает из вагона метро вместе с толпой, он чувствует неимоверное облегчение. Чуя просто счастлив, что не упал в обморок и даже думать не будет, что завтра его ждет тоже самое. Из раза в раз. Изо дня в день.       В университет он приходит совсем без сил, но старается набросить на себя маску бодрости. Люди вряд ли будут вглядываться в его лицо, это скорее нужно для него самого. Когда кажется, что кому-то есть до тебя дела, становится в некотором роде проще себя контролировать. Начинаешь больше внимания уделять внешнему образу через не могу. Общественное осуждение из головы еще полностью никто не искоренил. Он готов ввалиться в аудиторию хоть сейчас, но потребность в курении куда сильнее. Чуя мог без еды, в основном он только ужинал, мог без воды, запивая всю жажду неимоверно большим количеством кофе или энергетиков. А без сигарет не мог.       Потребность организма в никотине заставляла его даже в самый жуткий холод отмораживать пальцы, но выкурить несколько сигарет. Навалившийся стресс немного ослабевал, когда Чуя делал несколько затяжек или хотя бы думал о том, что скоро пойдет на перекур. И сейчас он достает сигарету. Она все никак не хочет поддаваться под его трясущимися пальцами. А он в шаге от того, что бы начать психовать. Руки последнее время часто подводят. Из-за тремора парень боится лишний раз даже к чайнику прикасаться. В последний раз он обдал всю кухню кипятком, потому что рука резко задрожала, когда Чуя наливал себе кофе.       Накахара стал обходить маленькие предметы стороной, ведь когда их пытаешься взять, тремор только усиливается и дает о себе знать. Иногда ему кажется, что все поутихло и лишь рябит перед глазами, но стоит ему взять что-то в руки, как все становится очевидным. Опять трясутся.       Он психует и цепляет сигареты зубами. Получается сразу. Чуя поджигает ее и тут же становится полегче. Самовнушение работает на ура. И недосып, и тошнота, и отсутствие желания просыпаться по утрам больше не волнуют. По крайней мере притупляются. А это уже победа.       Парень устало прикрывает глаза, не сразу замечая, что перед ним кто-то стоит. Он пару раз махнул головой, чтобы развеять туман во взгляде, и всмотрелся в пришедшего. Перед ним стоял Дазай. Заспанный, немного даже помятый, но при этом все также симпатичный и обаятельный. Накахара не сомневался, что как только парень откроет рот, на него выльется нескончаемая энергия и он поменяет свое мнение насчет сонности собеседника. «Давно он тут?» — думает Чуя. Он пару секунд назад раздраженно боролся с сигаретой, вытаскивая ту из пачки зубами. Тоже видел?       Осаму молча помахал рукой в знак приветствия, Чуя поступил также. Но в тишине находились они не долго. Дазай взглянул на него с доброй, ласковой усмешкой так, словно Накахара только что проснулся и выглядел нелепо милым. Так в глазах Осаму он и выглядел, правда не нелепым, а скорее растерянным и ужасно уставшим, из-за чего его хотелось скорее закомфортить его всеми возможными способами. Его рассеянные округленные глаза с непониманием глядели на Дазая. Он продолжал стоять в стороне, разве что курить быстрее начал, периодически бросая взгляды с сигареты на Осаму. — Держи, — Дазай протянул большой бумажный стаканчик Накахаре. — Что это? — Чуя готов был поклясться, что на сто, двести или даже тысячу процентов там кофе. Он уловил едва слышный запах за закрытой крышкой, который тут же дал в голову. Парень уходил из дома, не перекусив, а самое ужасное — он не выпил кофе.       Но юноша не торопился брать его из чужих рук. Он неосознанно отпрянул, будто бы в его руках находился на стаканчик с кофе, а как минимум пистолет, наставленный прямо на него. Чуя смутился, но виду не подавал, продолжая скуривать оставшуюся сигарету. — То есть зачем? — парень поправил свой предыдущий вопрос. Он вроде бы не просил и не намекал. А тот короткий разговор о работе совсем не означал то, что его нужно пожалеть. Он все-таки взрослый парень, может сам о себе позаботиться. — Ты выглядишь уставшим, — как ни в чем не бывало сказал Осаму. Чуе сложно было даже предположить, о чем думает Дазай в этот момент, но выглядел он непоколебимо. Уверенный, совершенно спокойный парень, который все еще стоял с вытянутой рукой, предлагающей кофе. — Что я выгляжу так плохо? — усмехнулся Накахара. Он конечно подозревал, что недосып и усталость скоро на лице пропишутся, но не думал, что формально его ученики станут таскать ему кофе и вообще думать об этом. — Боже, нет! — засмеялся Осаму. — Ты выглядишь прекрасно, — он на пару секунд остановился, видя неоднозначную реакцию Чуи.       При всей неясности ситуация Накахара выглядел как все та же неподвижная статуя, которую невозможно потревожить. Внешне он был абсолютно спокоен, но и Дазай ему в этом не проигрывал. И все-таки решил продолжить, выпалив фразу настолько быстро, что Чуя готов был счесть это за слуховые галлюцинации. — Я хочу с тобой подружиться.       Оба замолчали. У Чуи от неожиданности раскрылись глаза, он сжал сигарету крепче, не осознавая, что она стлела, и он прикладывается к фильтру. Накахара, до этого не поднимавший глаза на собеседника, а лишь изредка на него смотревший, взглянул в лицо Осаму. Он не понимал, что видит в его чертах. Лицо было все такое же улыбчивое и приветливое, ни капли не смущенное отсутствием дальнейшего ответа. Но Чуя был уверен, Дазай понимает, что к чему. Он знает ответ.       Накахара подбирать слов не стал, решил высказаться так же, как и обычно. Так, как и заканчиваются все его спонтанные знакомства, продлившиеся не больше часа. Прямолинейно. Возможно грубо для окружающих. Увы, но как умел. — Мы учитель и ученик. У нас исключительно деловые отношения, — Накахара взглянул на свою сигарету в руках и тут же отбросил в сторону, доставая новую опять зубами. И кажется он приловчился. Вновь получилось с первого раза. — Я помогаю тебе с учебой, а ты впитываешь. — Ты так говоришь, будто мне в школе преподаешь. У нас с тобой разница всего два года, — Осаму вспрыснул от смеха, глядя на серьезность Чуи, но не хотел насмехаться. Его принципиальность забавляла, но он не хотел над ней смеяться или воспринимать несерьезно. Видимо, для него это важно? — Осаму, в университете много студентов. Твоего возраста, если любишь постарше, моего возраста, но не я, — Чуя сделал затяжку, вновь прикрывая глаза. В отличие от внешнего спокойствия до внутреннего ему было далеко. Он чувствовал, как от неловкости начинают больше дрожать руки, он сжал сигарету сильнее, боясь ее выронить. А от неловкости ли?       Парень не думал, что делает что-то не так. Ему не стыдно за себя или за то, что делает Дазай. Но внутри он чувствует настолько бешеный дискомфорт, что просто не представляет с чем его можно сравнить и как можно описать. Его ведь вызывает не конкретно Осаму, а что-то внутри сидит и заставляет покрываться тело холодным потом.       Они простояли молча от силы минуту. Оба непоколебимые, спокойные словно играли в игру на невозмутимость. Чуе все же было интересно, что творилось в черепной коробке Дазая, но больше всего он думал о том, как сейчас выглядит сам в его глазах. Не нервно? Не испуганно? Не удивленно? Спокойно или все-таки не совсем? Родители всегда учили выдержке, и он все же научился, лишь редкие детали выдавали в нем волнение. Но и их можно спрятать. Накахара одну руку не доставал из кармана, а вторую спрятал за телом, немного сменив положение. Он совершенно не нервничает! — Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя неловко, извини, — спокойным голосом произнес Дазай. Все та же дружелюбная улыбка сохранилась на его губах, но он будто бы начал осторожничать. И Чуя это заметил. Но он ведь не хрустальный, чтобы так беспокоиться. Не разобьется. — Мне не неловко. Просто нам лучше остаться в таких отношениях, — спохватился Накахара. Он надеялся, что этот разговор завершится сам собой. Осаму его и не собирался задерживать. — Возьми, — он вновь протянул стаканчик в сторону Накахары. — Это ничего не значит, просто кофе, — усмехнулся Дазай. И Чуя взял. Кофе действительно хотелось.       Они разошлись как ни в чем не бывало разными дорогами в университет.