Rain

Il pleure dans mon coeur

Comme il pleut sur la ville.

Paul Verlaine

      Гермиона сидела на полу возле окна, прижав лицо к стеклу. Дождь с силой бил по листьям деревьев и тротуару за окном, а она плакала. Слезы стекали по ее лицу и капали на руки, опирающиеся на подоконник.       Хрустальные капли падали на ее нежную кожу. Она почти не чувствовала прохладного стекла и стука дождя по нему — для нее все было сплошным пятном боли и мрака.       Это был третий раз за последние несколько дней, когда она не могла оставаться на плаву в море захлестнувших ее эмоций. Она ложилась спать и просыпалась в ужасном страхе, взывая к нему. Иногда она тянулась к нему рукой, а хватала только воздух, и это усугубляло ее тревогу и смятение. К полудню она очень уставала, но не решалась заснуть, чтобы не быть повергнутой в путаные ночные кошмары, окутавшие ее сон.       Когда она задремала после обеда, то вновь увидела все это. Змея — извивающееся, метающееся чудовище внутри вращающейся сферы. Свет, которого в комнате было мало, преломлялся через сферу. Она видела, как под блестящей чешуей змеи напрягаются мускулы, как она извивается, готовясь к нападению.       Сфера опустилась.       Она с трудом заметила, как изменилось выражение лица Северуса, когда он наблюдал за приближающимся зверем. Для обычного зрителя это было бы практически незаметно: подергивание глаз на фоне его невозмутимого выражения — в остальном его лицо было мраморным и неподвижным.       Время остановилось, как только она увидела происходящее. Чудовищные челюсти змеи смыкались и размыкались в диких рывках, а тело волшебника принимало удар на себя. Руки были прикованы к бокам, позвоночник принял на себя всю силу удара, позвонки сжимались с каждым новым толчком.       И наконец Северус замер.       Ноги Гермионы внезапно оторвались от пола, ей больше не казалось, что они увязли в грязи, и она побежала. Она подбежала к нему и схватила его обмякшее тело, выкрикивая его имя, надеясь, что все это не было реальностью, что это всего лишь сон.       Рон оттащил ее от тела, лежавшего перед ними. Гарри схватился за шею мастера зелий, где кровотечение было особенно сильным, и послал на помощь ослепительно яркого оленя-патронуса.       Яркое свечение патронуса упало на что-то, что сверкнуло из-под рукава Северуса. Рон шагнул к Гермионе, чтобы просунуть пальцы под тугую манжету, и пошевелил кожаной тесьмой, набитой стеклянными предметами.       Гарри притянул дрожащую Гермиону ближе и положил её руки туда, где секундой раньше были его, чтобы остановить кровотечение, и умолял её прижать покрепче. Ее вопли перешли в хныканье, когда она почувствовала, что его кожа все еще теплая. Гарри судорожно пробовал Эпискею и Вулнера Санентур на ранах, которые Гермиона закрывала руками.       Рон расстегнул и откинул темные манжеты, чтобы найти кожаный ремешок с замысловатым узором, в котором находилось несколько флаконов с веществами, которые Рон распознал как Крововосполняющее зелье, Противоядие и Зелье удачи. Он разделил золотую удачу между теми, кто был в сознании, а остальные флаконы влил в горло Северуса, наклонив его подбородок вниз и положив его руки поверх рук Гермионы, чтобы помочь жидкости стечь.       Гарри взял толстый черный плащ, который все трое не раз видели развевающимся в коридорах и подземельях, и разорвал его на куски, чтобы заткнуть и перевязать раны.       Тело Гермионы дрожало, а звуки и движения вокруг нее были словно в тумане. Она не осознавала, что кричит, когда мадам Помфри убрала ее руки с шеи Северуса, а Гарри оттащил ее от тела.       С того времени, в теплые майские дни, когда дождь застилает оконные стекла, а свет льется прямо в окно, она вспоминала. Это темное, паническое воспоминание уничтожает все счастье в мире разом, одним тяжелым падением занавеса.       Она внезапно оказывается отброшенной назад среди чувств, звуков и запахов, витающих вокруг нее в тот момент, когда ее мир рухнул. Она не может дышать. Она не может чувствовать. Она видит только рубиновую кровь на своих руках, груду безжизненных тел под ней и слышит шум в ушах.       Она ударилась лбом об оконное стекло, белая горячая боль охватила ее тело.       Ее сердце разрывалось снова и снова, а слезы не останавливались.       — Гермиона.       Дверь открылась, и резкие, тяжелые шаги по ковру позади нее не были ни замечены, ни услышаны рыдающей фигурой на полу.       Сильная рука обхватила ее за плечи и ласково погладила по мокрой от слез щеке. Другая рука просунулась под ее колени и осторожно подняла ее тело на кровать.       Северус положил ее к себе на колени и медленно, осторожно покачивал, касаясь носом ее макушки. Он крепко обнимал ее тоненькую фигурку, защищая ее тело от нахлынувшего страха.       — Гермиона, это я, — низкий шепот прошелестел над его губами.       Он провел пальцами по прядям, блестящим от слез, убрал их с ее лица и заправил за уши. Он погладил ее по мягкой щеке и вытер слезы, которые стекали по ее плотно закрытым глазам.       — Посмотри на меня, — прошептал он, — я здесь, это я, Гермиона.       Его глубокий голос тихо прозвучал ей на ухо, и он прижал кончики пальцев ее ослабевшей руки к своим губам, и поцеловал их, давая ей понять, что он здесь.       Она инстинктивно прильнула головой к его груди, и ее кожа встретила мягкую ткань, раскинувшуюся там. Знакомый теплый запах можжевельника, дуба и амбры у его шеи вызвал неожиданный вздох.       Она подняла голову и встретилась с его уверенным взглядом.       Тот, кого она так любила, был там, живой, обнимал ее, терпеливо ожидая ее ответа.       Внутренний ужас улетучился, когда ее золотистые глаза нашли свой дом в знакомых глазах цвета оникса.       Она снова знала, что она в безопасности. Что он в безопасности. Насовсем.