Тёмные хроники: Нити Судьбы

      На ходу застёгивая пуговицы домашней мантии, Корвус обогнул кровать. Он старался ступать бесшумно, и всё же… Предрассветные сумерки смазывали очертания комнаты и предметов в ней, потому даже собственная спальня, изученная за долгие годы до мельчайших деталей, могла стать врагом. В особенности — если в ней вдруг оказывались чужеродные элементы. Носок сапога Тёмного Святого зацепил женскую туфлю, и её золочёная застёжка капризно звякнула, разрушая тишину утра.       Поморщившись, Корвус оглянулся. Ворох одеял на кровати лениво шевельнулся; из-под них вынырнула тонкая рука, но — лишь для того, чтобы подтащить поближе одну из подушек. Повезло: гостья Главы Ордена Бездонников не спешила просыпаться в столь ранний час.       Двери на балкон открылись с тихим щелчком, запуская морозный воздух в прогретую каминным теплом и ночными забавами спальню. Пронырливый ветер взметнул длинные рукава мантии Корвуса, его свободно распущенные по спине волосы и, прошелестев документами на рабочем столе, затерялся в тёмных углах комнаты. Запахло йодом, солью и водорослями.       Резиденция Бездонников расположилась на вершине утёса, промытого насквозь тёмными водами Жемчужного моря, а за ним по долине, окружённой соснами и бурной сетью рек, простёрся Астуран — в этот ранний час излишне мрачный, под стать россказням, распускаемым шавками Оракулов и подхватываемым дураками из дальних земель. Город, осыпаемый мелким крошевом снега, ещё дремал, и лишь рыбацкие лодки уже отчаливали из порта, чтобы успеть со свежим уловом к открытию рынка. Быстрым взглядом окинув свои владения, Корвус опёрся о балконные перила и крепко призадумался. Главу Бездонников ожидал тяжёлый, выматывающий день, и подготовиться к нему — хотя бы морально — было попросту необходимо. Но для начала стоило в последний раз просчитать все вероятности, к которым могли привести каждая встреча, каждый разговор. В конце концов, Тёмный Святой не был Оракулом и мог полагаться лишь на собственные интеллект и интуицию.       В последнее время Корвусу казалось, что на его плечи взвалено слишком многое, что в попытках решить это проклятое «многое» он вышел за рамки своих полномочий главы Ордена Бездонников. И что всем это было только на руку — всем, кроме него самого. Всё чаще в его голову закрадывалась мысль, благостная и крамольная одновременно: как чудесно бы было, растворись он в тенях, сбеги от всех своих обязательств, от всех фальшивых улыбок и ложных клятв хоть на край света, если уж не в другой мир. Однако дальше сиюсекундных фантазий о свободе и безалаберной жизни Корвус никогда не уходил. Он был прекрасно осведомлен об одной простой истине: кто-то с рождения волен жить беззаботно, делать всё, что заблагорассудится, и искренне верить, что никогда не лишится этого удивительного права, а кто-то произведён на свет с определённой целью, и вся его жизнь положена на достижение этой цели. И… к чему-чему, а к первой категории счастливчиков Тёмный Святой не относился.       Впрочем, может, это было и к лучшему. Корвус не представлял, что бы делал с этой далёкой, сладкой свободой. Получив её, он бы наверняка заскучал через считанные дни.       Пусть и погружённый в размышления, Тёмный Святой услышал скрип кровати, шелест простыни, а затем — приближающиеся лёгкие шаги. Медленно повернув голову на звук, он увидел аэтерна, привалившуюся плечом к косяку балконных дверей. Её белокурые волосы были растрёпаны, наготу она прятала, завернувшись в тёплое одеяло. Зевнув и взглянув на низкие пузатые тучи, нависшие над неспокойным морем, женщина сказала хриплым ото сна голосом:       — Вот нас и настигла очередная зима.       Корвус лишь опустил голову в знак согласия.       — Она обещает быть долгой и тревожной, — продолжила гостья и хитро прищурила фиалковые глаза. Юркой змеёй скользнула к Тёмному Святому и захватила его в тёплый кокон из одеяла и своих объятий. Спиной он почувствовал мягкость её груди, вставшие от холода соски, а его ухо опалил горячий шёпот: — Отчего же ты так спешишь приветствовать её? Разве не было тебе хорошо и уютно рядом со мной, в постели?       — Хорошо ли, уютно ли, но меня ждут дела, — сухо возразил Корвус, вдыхая окутавший его богатый аромат духов, — а тебя вот-вот хватятся в императорском дворце. Не стоит уповать на то, что твои полуночные отлучки останутся незамеченными столетиями. С каждым разом ты действуешь всё беспечнее, Саранта.       В ответ императрица фыркнула, прикусила мочку его уха и одной рукой поднырнула под складки его мантии.       — Наверное, я никогда не привыкну к тому, как холоден ты становишься, стоит солнцу показаться над горизонтом, — прошептала она, пока её ладонь прокладывала путь к пуговицам на его штанах. — Ещё слишком рано, любовь моя. Дела подождут, дворец тоже. Или же… Ты просто боишься, что кто-нибудь увидит меня, обнажённую и выпрашивающую продолжение ночи, на балконе Тёмного Святого? Брось! Никто не замечает того, что происходит прямо у них под носом. Что говорить о том, что творится в милях над землёй? Да и кто посмеет, если уж речь заходит о тебе?       Корвус усмехнулся. Останавливать Саранту, уже во всю хозяйничавшую в его штанах, он не собирался, но и отвечать на её призыв не торопился. Его разум занимал очередной просчёт вероятностей, который, в какой-то мере, был куда важнее, чем те, что стояли на повестке дня.       Ведь то, что давала ему Саранта, не мог дать более никто. И более никто не просил столь малого в ответ. Идеальная сделка.       Она не обидится, если он откажет. И обрадуется, если он пойдёт ей навстречу. Но будет ли ему толк от её радости?       Что ж, если хорошенько подумать…       Саранта рассмеялась, когда Корвус, развернувшись в кольце её рук и убрав с её лица сбитые ветром волосы, прижался губами к её подбородку. Следующий его поцелуй смял её губы, и женщина, сладко застонав, притёрлась к нему всем телом. Позабытое одеяло тяжело скользнуло вниз и сбилось в бесформенную кучу под их ногами.       — Вот так, — одобрительно выдохнула гостья, когда Тёмный Святой подхватил её под бёдра и вместе со своей ношей в один шаг оказался в мягком полумраке спальни. — Я помогу тебе начать день правильно, любовь моя.       Уже после, когда дыхание Саранты наконец выровнялось, она долго рассматривала лицо Корвуса, а затем, пододвинувшись ближе, умостила голову на его плече и легонько ткнула пальцем между его бровей.       — Ты стал ещё бледнее с тех пор, как мы виделись в последний раз, — едва слышно отметила женщина. Шум моря заглушал её слова. — И вот эта — да, вот эта! — складка стала ещё глубже. Как бы я хотела, чтобы ты поменьше хмурился, любовь моя. Если бы ты только знал, как красив, когда безмятежен!..       Корвус иронично хмыкнул.       — Всегда находятся те, кто делает бесполезными мои старания быть безмятежным, — заверил он, отыскав в себе нужное количество эмоций, чтобы звучать искренне. — Например, кто-нибудь из дворцовых псов твоего дражайшего супруга.       — Притопни на них ногой, — посоветовала Саранта, накручивая на палец чёрную прядь его волос, — и они убегут обратно в самый дальний угол псарни.       — Ты переоцениваешь мои силы.       — О нет, это ты недооцениваешь своё влияние. Грозный Тёмный Святой, Глава Ордена Бездонников, уж я-то знаю, что при одном упоминании о тебе дрожат колени даже у Мастера Аллепо.       Корвус едва сумел подавить в себе желание скривиться. Уже только при одном упоминании этой фамилии ему становилось дурно, но он знал, что должен держаться. Особенно сейчас. Особенно сегодня.       — Как по мне, — холодно сказал Бездонник, — в последнее время Мастер Аллепо позабыл, что значит страх. Его самоуверенность растёт с каждым днём.       Задумчиво промычав себе под нос, Саранта огладила ладонью голые ключицы Корвуса.       — В этом нет ничего удивительного, — проговорила она. — В руках Флеремента Аллепо оказывается всё больше и больше власти. Тому виной, несомненно, возросшая меланхолия моего дражайшего супруга. Плескаясь в её пучине, он порой забывает, как трудно править империей, которую он же сам и создал. С одной стороны, у Флеремента нет иного выбора, кроме как удерживать бразды правления вместо Азаторона, но с другой…       «С другой стороны, ты бы и сама не отказалась удерживать эти бразды в своих руках», — мысленно закончил за неё Корвус и украдкой улыбнулся.       Амбиции Саранты, супруги Гласа Моря, всегда были очевидны. И сильны. Факт, что, несмотря на звучный статус, она была лишь красивым приложением к императору, только усугублял её стремление получить реальную власть. Однако на политической арене Межзвёздной империи Азаторона не находилось места для нового игрока. Саранта, пусть обладавшая древней именитой родословной и ставшая императрицей, не могла сравниться во влиянии со старшим Аллепо. Не только потому, что Флеремент был Главой Дома Переговоров, и не только потому, что он был во стократ умнее и хитрее неё. Справедливо или нет, но проблема состояла в том, что она родилась уже в Вине — куда позже Исхода из Ирдора, после которого правление распределилось между Орденами Оракулов и Бездонников, Домом Переговоров и самим Азатороном, а также Великим Архитектором Заоблачного города. И как бы Саранта ни старалась укрепить свои позиции, все её попытки были обречены на провал. Правда, бедная девочка этого совсем не понимала. Воображая, что изящно и хитро пользуется расположением приближённых своего супруга — Корвуса в том числе, — Саранта не замечала, что если кто-то и пользуется кем-то, то только ей.       — С другой стороны, — после недолгого молчания сказал Корвус, — Флеремент не должен распоряжаться всеми делами Вина так, будто он и есть настоящий император.       — Ах, — понятливо прикрыла глаза Саранта, — кажется, я понимаю, в чём дело. — Завозившись, она натянула одеяло на них обоих. Двери на балкон так и остались приоткрытыми, и с каждой минутой спальня выхолаживалась всё больше. — Позавчера во дворец нагрянул сам Великий Архитектор. Он желал разговаривать с Азатороном наедине, но я, — губы императрицы растянулись в хитрой улыбке, — сумела подслушать их разговор. В конце концов, правитель Заоблачного города — нечастый гость в Сильдралиене. Я сразу подумала, что зреет нечто серьёзное, и оказалась права.       О том, что старый хрыч наконец снял свой тощий зад с Заоблачного трона и снизошёл до Пангоры, Корвусу было известно. Также он знал и о том, с какой претензией Великий Архитектор предстал перед Гласом Моря. И всё же Тёмный Святой не стал прерывать Саранту. Разглядывая искорки магии, пляшущие в её фиалковых глазах, он гадал: действительно ли эта женщина понимает, насколько серьёзен зреющий конфликт?       С тех самых пор, как Вин стал центральным миром в империи Азаторона, всё новые и новые поколения звёздников принялись называть его своим домом. Однако то было знатным лукавством: аэтерна и некоторые из других долгоживущих народов помнили, что эти низкорослые хитрецы издревле вели кочевой образ жизни. Наверное, не существовало мира, в котором бы звёздники не имели своих исследовательских и научных баз, поселений при них, но каждый из этих миров они рассматривали не иначе как приносящую выгоду кормушку. Вин считался самой богатой из них — несмотря на то, что до воцарения Азаторона не был на слуху у соседей, а может, именно благодаря этому. Заоблачный город процветал за счёт добычи множества природных ресурсов — в особенности того, который стал известен как звёзднинская кристаллическая руда. Похожая порода встречалась и в других мирах (и её добыча также находилась под крылом звёздников), но винская считалась самой лучшей, самой качественной. На технологиях, созданных с её помощью, зиждился прогресс многих миров, и звёздники не желали, чтобы хоть кто-то вырвал такую власть из их рук.       Корвус знал, что в последние годы перед гибелью Ирдора винские звёздники долго сопротивлялись Азаторону, желавшему помочь аэтерна в их борьбе за жизнь и заполучить их в качестве союзников. Они предчувствовали, что тесное соседство с народом, обладающим не только долголетием, но и могущественной магией, способной соперничать с величием технологий, пошатнёт их положение, оспорит их первенство во влиянии на другие миры. Правдами и неправдами ещё несостоявшемуся императору удалось склонить их к сотрудничеству, но в тот день, когда все стороны будущего альянса сели за стол переговоров, звёздники были готовы рвать глотки, лишь бы чётко обозначить свои права. С тех пор каждый дурак знал: есть дела общие, а есть те, которые считаются сугубо личными — и только ими.       Флеремент посягнул на святое. И — в перспективе — вскрыл все старые, накопившиеся обиды между двумя народами, ведь глупо было предполагать, что тысячелетия сосуществования они прожили душа в душу. Встреча Великого Архитектора, правителя всех звёздников, с самим Гласом Моря лишь подтверждала каверзность ситуации.       — Наложить руку на межмировую торговлю звёздников кристаллической рудой было глупо, — скривился Корвус. — И из-за этой глупости мы можем получить конфликт, которого не должно было быть.       — Но уже многие миры жаловались, что цена на кристаллическую руду растёт, а внятных причин этого роста они так и не услышали, — возразила Саранта. — Ты и сам знаешь, любовь моя, что в компетенции Дома Переговоров не только урегулирование дипломатических казусов внутри империи, но и контроль её рынка. На самом деле Флеремент имел право заинтересоваться причинами этих волнений. Пусть звёздники сколько угодно верещат о своей обособленности, однако они подписали соглашение о соблюдении общих правил и, так или иначе, входят в народы империи. Своим нынешним самодурством с ценами на руду они вызывают недовольство владыкой, неспособным прижать своих подчинённых к ногтю и восстановить порядок!       — Может, и так, — дёрнул плечом Корвус, — но зная, как обидчивы и злопамятны звёздники, Флеремент должен бы был подумать, как решить этот вопрос тонко. Не устраивать облавы на их склады в других мирах, на виду у недовольных, а уладить всё в пределах Вина.       Пожевав губами, Саранта подняла голову с плеча Тёмного Святого и откатилась в сторону, улегшись на спину. Задумчивым взглядом она следила за робкими лучами утреннего солнца, вдруг сумевшими пробраться сквозь полотно снежных туч.       — Будет несправедливым сказать, что он не пытался, — наконец проговорила императрица. — Не поверю, что твои шпионы ничего не разнюхали о том, как Флеремент долгие месяцы бился в закрытые двери. Требовал аудиенции с главой предприятий, пропуск для своих людей на месторождения и документы на проверку. Звёздники отказали ему во всём, кроме экскурсии под самым настоящим конвоем по штольням. Что ты узнаешь, пялясь на кристаллы? И о чём начнёшь подозревать, столкнувшись с такой скрытностью?       Корвус пренебрежительно усмехнулся.       — Обо всём этом мне известно, — возможно, излишне резко сказал он. — Как и о том, что после, оставшись ни с чем, Флеремент отправил своих людей в Тарент и Рахставасу тайно.       Императрица вновь повернулась к нему и недоуменно нахмурилась.       — Разве на его месте ты бы не сделал так же?       — Я бы сделал лучше, — отрубил Тёмный Святой, сев на кровати и потянувшись за раскинувшейся на её краю домашней мантией.       Отправляя разведку в столичный город — такой как Тарент — и центр промышленности — такой как Рахставаса, — глава любой фракции должен в полной мере осознавать риски. Звёздники охраняли свои секреты даже с большим тщанием, чем аэтерна, и охрана в эпицентрах этих их злосчастных секретов всегда была на славу. Что Тарент, что Рахставасу патрулировали Орбиты — воинская элита, взращенная в самом Заоблачном городе, среди которой даже встречались маги — редкое, но не невозможное явление среди звёздников. Они напали на след шпионов Флеремента и выбили из них признание в кратчайшие сроки. Правда, так уж случилось, что эта стычка унесла несколько жизней с обеих сторон, и именно эти смерти стали последним толчком к началу первой вехи скандала.       Обозлённые на весь белый свет, пангорские звёздники ощетинились: закрыли все контролируемые ими границы и принялись выслеживать все новые лица, не так давно появившиеся в их городах, остро реагировать на всякий подозрительный вопрос, прозвучавший даже от добропорядочного гражданина. Бездонникам — да и Оракулам тоже — пришлось спешно отозвать часть своих лазутчиков, а другим — приказать залечь на дно. Флеремент же презрел всякое подобие дипломатии: получив такого рода отказ, он взялся за торговые базы звёздников за пределами Вина, вынеся склоки верхушки империи на всеобщее обозрение. И тогда переполошился уже Заоблачный город, посчитавший действия Дома Переговоров неприемлемыми и излишне грубыми.       Заорей полагал, что махинации с ценами на кристаллическую руду всё это время были скрыты от глаз Великого Архитектора — что на его стол попадали гладкие, красивые отчёты. Корвусу же было плевать, насколько слеп и наивен оказался старый хрыч: заварушка Флеремента со звёздниками мешала его работе. На Тарент и Рахставасу Тёмный Святой имел свои виды, а теперь — всё висело на волоске. И если у Оракулов и Дома Переговоров была прорва времени на восстановление дружеских отношений с низкорослыми соседями, то у Бездонников — с их задачами — не нашлось бы и одной лишней минуты.       С начала осени дело об исчезновении девушек на границе Северных и Западных земель как-то совершенно незаметно, но полностью перешло в руки тёмных магов Всевеликого. Собственно, Корвус не был так уж против, отныне чувствуя себя полноправным хозяином положения. Он делал то, что считал нужным, и, хоть за прошедшие месяцы узнал не слишком уж много, картина происходящего стала чётче. И мрачней.       Всего лишь стоило позабыть о Друзусе Аллепо — смириться с тем, что основным источником информации он не станет, — чтобы понять, как далеки от правды были предположения Орденов. Растущее число пропаж затрагивало не только Северные и Западные земли, но, предположительно, всю Пангору. И пропадали не только девушки, но все те, кто не мог дать отпор, или кого не будут искать. Люди Корвуса рассредоточились по всем регионам Вина, чтобы узнать это, и лишь в землях звёздников у них случилась заминка. Бездонники были уверены, что рано или поздно выведают всё и у этих скрытных низкоросликов, но для этого нужно было время — время, которое у них отняло топорное расследование Флеремента.       Чёртов Аллепо поднял шторм — так не вовремя. И теперь высокие волны закрывали собой спокойный ход в самые главные звёзднинские города. Корвус не был бы так зол, окажись в центре скандала только Тарент: в конце концов, раз длинные руки злоумышленников дотянулись до крупных поселений аэтерна и людей, то вряд ли обошли стороной земли, подвластные Заоблачному городу. Основываясь на тенденции, можно было рискнуть и записать столицу пангорских звёздников в общее число пострадавших. Однако Рахставаса… Как бы Тёмный Святой ни старался отыскать в себе достаточно скепсиса, чтобы изничтожить на корню робко проклюнувшиеся ростки подозрений, у него это не получалось.       Слишком уж много было совпадений. Слишком уж дурно эти совпадения пахли.       Рахставаса находилась на границе Северных и Восточных земель, у Туманного ущелья — клыкастого нутра гор Небула, вечно укутанных густой молочной пеленой и отделявших обжитые территории Пангоры от Пустынных земель. Это был в большей степени подземный звёзднинский город, в котором проживал лишь до смешного малый процент людей и аэтерна — приглашённые, постоянно сменяющие друг друга специалисты, каждый чих которых контролировался и отсчитывался едва ли не по часам. И дело заключалось вовсе не в том, что здешние звёздники настолько брезговали обществом какого-либо другого народа. Всё было проще: люди и аэтерна физически и ментально не могли долгое время находиться вблизи Пустынных земель — в отличие от своих низкорослых соседей, которые с рождения обладали как сопротивлением к магическому воздействию, так и удивительной способностью организма перестраиваться под него. Это помогало им в освоении множества миров, в каждом из которых Море Вероятностей имело свои особенности, и это же выручало их в Рахставасе. Пока другие народы, пробывшие в этом городе дольше положенного, жаловались на головные боли, бессонницу и зрительные и слуховые галлюцинации, звёздники жили в нём поколениями, нуждаясь лишь в редких, но обязательных посещениях специально обученного лекаря.       Чтобы, набравшись смелости и преисполнившись безумием, попасть в Пустынные земли, нужно было пересечь два пограничных поста Рахставасы, в начале и конце Туманного ущелья. Среди обычного народа подобных дураков не находилось, но, следуя приказам Всевеликого, исследовательские группы Бездонников и Оракулов курсировали через эту границу довольно часто. Всё это время Ордены никогда не отходили от правил: звёздники знали об их передвижениях и фиксировали их. Если сейчас, в разгар противостояния Дома Переговоров и Заоблачного города, Тёмный Святой прикажет своим людям проникнуть в Пустынные земли тайно, и рахставасцы узнают об этом, Бездонники могут стать ещё одной стороной конфликта. Корвус не был уверен, что именно эта их вылазка окажется решающей и будет стоить недовольства звёздников.       И всё же… После осеннего визита в Шпиль Всезнания не прошло и недели, как Тальвас Тойбе прибыл в Астуран. Он просил провести встречу тихо и сделать всё возможное, чтобы о ней знали как можно меньше людей, а лучше — никто. Корвус был удивлён, но выполнил просьбу Оракула, через посредника выслав ему Руну Телепортации, что отправила нежданного гостя прямиком в кабинет главы Ордена Бездонников. Именно тогда Тойбе рассказал ему о видениях своего юного протеже.       У Корвуса не находилось причин думать, что советник Заорея придумал хоть слово из рассказанного — какой ему от этого прок? При всей неоднозначности своего характера Тальвас был одним из немногих, кто оказался искренним в своём желании раскрыть дело об исчезновении людей. Иногда Корвусу казалось, что лишь благодаря ему Оракулы обратили внимание на эти вопиющие случаи в принципе. Тёмному Святому до сих пор было неведомо, что увидел Тойбе в Нитях Судьбы Тира, но его уверенность в том, что именно этот деревенский мальчишка станет ключом для разгадки множества тайн, поражала. Получить возможное доказательство его правоты так скоро — и именно по тому делу, что тревожило больше всего… Разве это не похоже на какое-то невероятное чудо?       Туманная низина. Мёртвые деревья, клещи двух скалистых уступов над ними. Смердящие смертью болота, у которых нет дна.       Корвус мог бы предположить, что чёртов пацан, желая добиться ещё большего расположения своего благодетеля, видящего в нём будущее Ордена Оракулов, выдаёт свои фантазии за реальные видения, однако перед его внутренним взором мгновенно предстал тот самый мрачный пейзаж. Он видел его — и не раз, — возглавляя экспедиции Бездонников в Пустынные земли. Тир же за свою короткую жизнь успел увидеть только клочки Южных и Западных земель — ни в какой возможной вероятности он не пересекал горы Небула, чтобы попасть в это место, запретное для любого простого подданного империи.       Получается, щенок действительно одарён и особенен настолько, что истина, пусть и мельком, открылась ему — именно ему, а не Золотому дракону, Главе Оракулов? Та ли это истина, которую маги императора искали, сбиваясь с ног, или же все они хотят, чтобы она была ею? Или это ловушка — ложь, что прикинулась правдой в словах лишь с виду наивного юнца, работающего на врага?..       Рой вопросов преследовал Корвуса долгие дни после визита Тойбе, и ни на один из них ответа не находилось. Но медлить было нельзя: впервые у них появилась возможная улика. Если это и впрямь место, где они найдут живых людей или их тела, похитителей или их тайную базу, Бездонники прочешут его, несмотря на масштаб территории. Если это западня, то те, кто устроил её и возомнил, будто одолеет тёмных магов императора, горько пожалеют о своём высокомерии. Так решил Корвус, и с того момента его Орден работал в этом направлении не покладая рук.       Впрочем, ничего конкретного найти им пока что не удалось. Это не было сигналом к тому, что они всенепременно идут по ложному следу: Пустынные земли — гиблое место, отравленное искажёнными магическими потоками и проклятое в веках, прячущее в своём безжизненном скелете множество секретов и не меньшее количество смертельных ловушек. Ордены магов Гласа Моря, в особенности Бездонники, успели неплохо изучить их за тысячелетия пребывания в Вине, но неизведанного осталось больше. Означало ли это, что таинственные преступники превзошли людей Тёмного Святого и Святого Дракона в познаниях? Означало ли это, что кто-то из людей Тёмного Святого и Святого Дракона — и есть те самые таинственные преступники, пользующиеся знаниями Орденов для своих целей?.. Спустя месяцы, Корвус полагал, что на оба этих вопроса можно отвечать утвердительно.       Как минимум, среди тех, кто связан с этим делом, должны были быть информаторы или даже прямые соучастники из числа Бездонников. Никто, кроме тёмных магов Всевеликого, не был осведомлён об их новых вылазках: даже власти Рахставасы извещались о прибытии орденцев на границу с Пустынными землями уже по факту. Однако без поддержки кого-то из города звёздников быть настолько неуловимыми затруднительно. А значит, вероятнее всего было существование целой сети, в которой участие злосчастного Друзуса Аллепо — лишь вершина айсберга, как изначально подозревал Корвус, или же вовсе приманка для отвода глаз.       — Какой толк от твоей злости, любовь моя? — спросила тем временем Саранта. Сладко потянувшись, она встала с кровати вслед за Тёмным Святым, щёлкнула пальцами, и — на остывших поленьях в камине вспыхнул огонь. Затем одна за другой зажглись свечи, и в их дрожащем золотистом свете императрица принялась приводить себя в порядок. — Что сделано, то сделано, и из всех вероятностей мы оказались именно в той, где нам придётся разбираться с обидой Великого Архитектора. Сдаётся мне, Главам Оракулов и Бездонников такое по плечу. Кроме того, вам поможет то, что Всевеликий на вашей стороне.       — На нашей стороне? — саркастично переспросил Корвус, застёгивая пуговицы на мантии и расправляя её складки. Но внутренне подобрался, ожидая ответа. — Ни один здравомыслящий император не будет выбирать чью-то сторону в подобных спорах, Саранта. И Глас Моря не исключение.       — И всё же! — нахмурилась императрица. — Я ведь так и не рассказала, чем закончилась беседа Азаторона и Архитектора, правда? Всевеликий хочет, чтобы аэтерна и звёздники пришли к консенсусу и не обрывали связи по общим делам из-за одного недоразумения…       — И именно поэтому сегодня в Астуран прибывает не сам Архитектор, а его младший сын? — фыркнул Тёмный Святой.       Идея о совете, где все стороны конфликта, явные и неявные, смогут обсудить претензии к друг другу, принадлежала Заорею. Подумав немного, Корвус согласился с ней и предоставил свои земли как площадку для общего сбора. Даже Флеремент, вспомнив-таки о положительных свойствах дипломатии, не отказал Святому Дракону в своём присутствии. И только правитель Заоблачного города — виновный в обострении отношений между аэтерна и звёздниками не меньше старшего Аллепо — вдруг проигнорировал приглашение, послав вместо себя своего даже не старшего щенка. Желавший уладить ситуацию на высшем уровне, Заорей был едва ли не оскорблён, а Корвус гадал, что послужило причиной такому… своеобразному решению.       — Ты ведь знаешь, — протянула Саранта, застёгивая серьги, — что нынешний Великий Архитектор на самом деле никудышный правитель, хоть он, конечно же, считает иначе. Его старший сын, Фрюгрун, слишком резок и воинственен, и советники Заоблачного города вздрагивают каждый раз, представляя ту пору, когда он взойдёт на престол. Их любимчиком является Аакгрун — тот самый младший сын, о котором ты говоришь с таким пренебрежением. Я слышала, что он обладает острым умом, деловой хваткой и широким взглядом на вещи. Он не прочь договариваться с соседями, извлекая из новых соглашений выгоду, но также умеет стоять на своём. На самом деле его присутствие на сегодняшнем собрании — лучшая подаренная вам Азатороном возможность.       Корвус хмыкнул и, одёрнув рукава мантии, прошёл к рабочему столу. Холодный ветер, что проникал в спальню через приоткрытые балконные двери, шелестел листами документов — важной части скрупулёзно подготовленной к встрече с Сарантой композиции, рассказывающей о несомненном доверии. Подобное подкупало императрицу из раза в раз… Хотя бы потому, что отнюдь не только нынешний Великий Архитектор не блистал умом и необходимой для правления сообразительностью.       «Так значит, старый пердун не явится на совет не по своей воле, но по воле Всевеликого, — рассудил про себя Тёмный Святой, усаживаясь в кресло и наблюдая, как Саранта возится с туфлями. — Это может быть весомым ударом по его самолюбию. Император весьма непрозрачно намекнул, какого мнения о его способностях и какую кандидатуру предпочитает на Заоблачном троне… Любопытный выбор времени для откровений».       Любопытным было и кое-что другое. Об этом «кое-чём другом» Корвус думал уже долгое время, из раза в раз не находя удовлетворительного для себя ответа.       Чем дольше аэтерна находились подле Всевеликого, тем больше находили в нём недостатков, однако с одним спорить не мог никто: кем-кем, а дураком Азаторон не являлся. Он был прекрасно осведомлён о том, что у стен его дворца есть уши, принадлежащие и Оракулам, и Бездонникам, и Дому Переговоров, и Заоблачному городу. Чтобы затаившиеся в тенях подчинённые его слуг не чувствовали себя никчёмными, император благосклонно допускал их до многой информации, однако многое и скрывал. Когда Всевеликий решал сохранить что-либо в тайне, никто не мог отыскать лазейки в его защите — особенно магической. Прошедшая на днях аудиенция с Великим Архитектором была как раз из того числа: Корвусу донесли о самом факте встречи и её последствиях, но он не знал, что происходило во время неё. Однако Саранта смогла проникнуть за завесу тайны. Как будто на неё не действовала магия Азаторона, как будто сам Азаторон не подозревал, что его дражайшая супруга может воспользоваться тайными ходами и подслушать разговор. Но подобное было сродни нонсенсу, горячечному бреду… И в этом заключалась вся загвоздка.       Саранта не была особенной. Всевеликий не любил её, не доверял ей — относился к супруге так же равнодушно, как какой-нибудь красивой вазе в одной из самых дальних комнат своего дворца. И вместе с тем Корвус не мог отделаться от ощущения, что она была нужна Гласу Моря не только для политической выгоды, но и для чего-то ещё. Ведь… Саранта оказалась отличным информатором для Главы Бездонников, но получала бы она всю нужную информацию об императоре и его делах, если бы это зависело лишь от неё? Конечно же, нет. Тогда зачем это нужно самому императору?       Желай Всевеликий вычислить любовника супруги и расквитаться с ним, перед этим уничтожив репутацию его и его Ордена, за несколько сотен лет он мог бы сделать это бессчётное количество раз. Но ему было безразлично, чью постель греет Саранта. Было ли ему так же безразлично, кому и что она выболтает, изнеженная лаской? Или же он позволял ей делать это, завуалированно контролируя каждую толику знаний, которую Корвус получал через неё? Но и Корвус особенным не был. Будучи Тёмным Святым, Главой Ордена Бездонников, он всего лишь выполнял отведённую ему роль и ничем не выделялся на фоне Заорея, Флеремента или Великого Архитектора. О личных симпатиях императора думать было и вовсе смехотворно.       — Азаторон хочет, — продолжила Саранта, заплетая волосы в небрежную косу, — чтобы звёздники перестали заниматься ерундой и открыли пограничную зону в Пустынные земли для Бездонников. Ему не по душе тот факт, что вы шныряете там больше положенного, но он понимает важность вашего расследования и не может игнорировать его. Если из-за обид Архитектора вы упустите возможность предпринять необходимые меры и схватить преступника, ответственность за это ляжет на Заоблачный город. Поэтому можешь не беспокоиться, любовь моя: сегодняшний совет завершится с пользой для тебя.       — Отрадно слышать, — протянул Корвус, слишком погружённый в размышления о мотивах Всевеликого, так внезапно и вовремя встряхнувшегося от ставшей привычной апатии, чтобы изобразить радость от вестей.       Поначалу Тёмный Святой и вовсе был удивлён, что Азаторон заинтересовался делом о пропаже людей в Вине. Пусть в нём и было слишком много необъяснимого, пусть от него и смердело какой-то опасной тайной, оно, на вкус Корвуса, казалось незначительным для правителя Межмировой империи. Однако сам Азаторон так явно не считал. Всевеликий приказал докладывать ему о каждой новой детали расследования — как только узнал, что оно привело Бездонников в Пустынные земли. А теперь он и вовсе принялся, пусть и косвенно, участвовать в нём, встав на сторону Орденов в споре со звёздниками. Вряд ли им руководило желание избавиться от скуки. Корвус подозревал, что императору известно о вероятной цене промедления куда больше, чем ему. Если это было правдой, то молчание Азаторона казалось Корвусу совершенно непонятным. И даже… в какой-то мере преступным.       Кроме того, радоваться поддержке Всевеликого рано. Хоть звёздники и были вынуждены следовать приказам императора, это не означало, что во время совета не возникнет новых неурядиц — решив старую проблему, разобиженные друг на друга аэтерна и звёздники могут запросто создать новую. Впрочем, если это и заботило кого-то, то точно не Саранту. Она была полностью удовлетворена тем, что донесла до Корвуса столь ценную информацию, и совершенно искренне считала, что теперь Тёмный Святой может спокойно выдохнуть и наслаждаться жизнью. Воистину блаженно неведение.       …Даже помятая, нежно-сиреневая мантия делала императрицу очаровательной — похожей на воздушное цветочное создание из детских сказок. Взмахнув широкими рукавами и пригладив вьющиеся у висков волосы, Саранта подошла к усевшемуся за рабочий стол Корвусу и вдруг, склонившись над ним, обхватила обеими ладонями его лицо. В этом жесте не чувствовалось страсти, только… ласковая забота. Озадаченный подобным открытием, Тёмный Святой посмотрел на императрицу с немым вопросом.       — Мне тоже не по душе, что ты так часто бываешь в Пустынных землях, — прошептала она, напряжённо вглядываясь в глаза Главы Бездонников. — Меня трясёт каждый раз, когда я задумываюсь, с какими опасностями ты можешь столкнуться в этом проклятом месте. Как оно может повлиять на тебя. Вдруг твоя бледность, этот твой потухший взгляд — влияние магических аномалий?..       — Или всего лишь усталость, — фыркнул Корвус, мягко, но решительно опуская её руки. — Я, как и любое живое существо, нуждаюсь в отдыхе, Саранта. Только и всего.       — Так устрой себе отдых. Хотя бы на пару-тройку дней, — нахмурилась императрица. — Твои люди отменно справятся и без тебя, что в Пустынных землях, что за её пределами. Всякий знает, что неумёх в своём Ордене ты не держишь.       — Я — их Глава. Я не пренебрегу своими обязанностями в угоду сиюсекундным слабостям.       — Но Заорей…       — Я не Заорей, — отрубил Корвус.       Он мог бы попытаться объяснить Саранте всю глубину её заблуждений касательно правления в целом и вовлечённости Святого Дракона в дела Оракулов в частности, но знал: она не поймёт. Она была из тех претендующих на владычество людей, которые наивно верили, будто от них потребуется лишь неосязаемое присутствие в умах подданных и некоторое подобие осведомлённости в их делах. Переубедить её мог только опыт, однако Корвус очень надеялся, что никогда не застанет время, когда корона на голове Саранты перестанет быть фиктивной.       — Я лишь волнуюсь за тебя, любовь моя, — тяжело вздохнула императрица, присаживаясь на уголок стола и продолжая внимательно всматриваться в лицо Корвуса. — Никому не станет лучше, если однажды Глава Ордена Бездонников обессилеет от элементарного равнодушия к себе или же вовсе пострадает от проклятой магии. Догадываюсь, что ты сейчас скажешь: я знаю себя, и мне не страшны ни усталость, ни магические аномалии. Но… ты ведь сам согласился с тем, что не отличаешься от любого другого живого существа. А у каждого живого существа есть грань, переступив которую он растеряет все свои силы. Просто… пообещай мне, что будешь хотя бы чуточку внимательней к себе.       — Обещаю, — выдержав необходимую паузу, сказал Корвус, и эта ложь с лёгкостью сорвалась с его губ.       Впрочем, как и всегда.       ***       Ближе к назначенному часу телепортационная вспышка вынесла Корвуса на причал для звёзднинских кораблей, возвышавшийся над главным портом Астурана. Холодный ветер пронзал до костей, но тучи прояснились, и под блеклыми солнечными лучами, пробивающимися сквозь них, далеко под ногами Бездонника серебристо искрились чёрные волны. Медленно таял укрывший город тонкой вуалью снег.       Колокола известили о наступлении девяти часов утра — открытии рынка и административных зданий порта. Улицы загудели сотнями голосов.       Не обращая внимания на рабочих, согнувшихся в почтительных поклонах, Корвус прошёл к самому краю причала и вгляделся в горизонт. Он изо всех сил старался освободить свою голову от мыслей — позволить себе хотя бы толику того самого благословенного отдыха, о котором толковала Саранта, — однако выходило это у него из вон рук плохо. Слишком много было вопросов, которые нужно решить. Слишком много вариантов их решения, и — ни один из них не казался разумным, правильным.       В отдалении от берега, омываемые морскими водами, возвышались два маяка, и где-то между ними с минуты на минуту Корвус ожидал увидеть точку, которая по приближении вдруг блеснёт чистым золотом чешуи, взвихрит воздушные потоки широкими, мощными взмахами крыльев и огласит окрестности приветственным рёвом — чем старше становился Заорей, тем больше любил полёты в своей драконьей форме. Говорил, что порталы лишают его всякого движения, необходимого дряхлеющим костям. Бездонник к подобным причудам Главы Оракулов относился философски; более того, они даже его забавляли. Ну а объективно — Тёмному Святому было бы безразлично, прибудь Заорей к нему на встречу хоть верхом на осле, лишь бы не упустил назначенное время.       Корвус всё ждал и ждал, наслаждаясь бездействием и неподвижностью, игнорируя холод и вслушиваясь в едва слышный издалека шум города, и — даже вздрогнул, когда за его спиной раздался треск магических завихрений, а вслед за ним — гул открываемого портала. Но куда больше удивился, когда, оглянувшись, увидел выходящие из него фигуры: первым на причал шагнул, придерживая длинные полы белоснежной мантии, Заорей, а сопровождал его… Флеремент Аллепо.       Лица у обоих аэтерна были донельзя таинственными и мрачными одновременно. Не сдержавшись, Тёмный Святой саркастично изогнул бровь.       — Не ожидал увидеть вас в своих владениях так скоро, Мастер Переговоров, — протянул он, обращаясь к кисло оглядывающемуся по сторонам старшему Аллепо. — Память не может изменять мне: совет назначен на полдень.       — Поверьте, Ваше Преподобие, не будь обстоятельства столь печальны, я бы предпочёл держаться от земель Бездонников подальше — и в полдень, и в ранее утро, — отозвался тот, поджав губы. При встречах вне императорских стен, особенно неофициальных, главы Орденов и Дома Переговоров давным-давно презрели слащаво-приторные, лживые насквозь любезности. Ведь, по большей части, они относились друг к другу с неприязнью и мечтали не видеть друг друга как можно дольше — десятилетиями, если не столетиями.       — Печальные обстоятельства, — повторил Корвус и перевёл взгляд на Заорея: — Полагаю, мне не помешают объяснения.       — Они будут, — сухо кивнул Святой Дракон. Выглядел он как всегда изысканно и непоколебимо — буквально в прямом смысле: даже ветер стеснялся трогать его волосы и полы одежд. — Мне не представилось возможности предупредить тебя заранее. Ситуация изменилась в считанные секунды.       Против воли чувствуя, как его захлёстывает любопытство, Корвус вновь перевёл взгляд на Флеремента. Тот слушал их разговор в пол уха; куда больше старшего Аллепо занимал осмотр причала — возможно, в тщетных попытках отыскать притаившийся где-нибудь поблизости почётный караул. Его, конечно же, не было. Из окон и из-за углов на прибывших гостей украдкой глазели лишь работники причала, и сие открытие могло невероятно шокировать мастера Переговоров. Ведь, отринув любезности или придерживаясь их от случая к случаю, Ордена и Дом всё же блюли элементарный этикет при встрече высокопоставленного гостя, и Флеремент, будучи таковым, не ожидал столь… наплевательского отношения к своей персоне. Однако ничего поделать с этим было уже нельзя: Тёмный Святой не предвидел, что Заорей, попросивший для себя оставить эти пафосные встречи и проводы, вдруг прибудет в компании столь чувствительной к почитанию натуры. Желаемый Аллепо караул должен был выстроиться на причале к полудню, ожидая делегацию звёздников и Дома Переговоров, но никак не раньше. Флеременту оставалось лишь, преисполнившись разочарованием, смириться.       Правда, Корвуса его чувства совершенно не волновали. Наблюдал за гостем он лишь потому, что пытался понять: каким образом старший Аллепо мог перевернуть ситуацию — да так, что проняло даже Заорея, слишком степенного и вдумчивого, чтобы внезапно менять планы и срываться в путь. Без веской на то причины обойтись попросту не могло.       «Нити Судьбы не поведали тебе о его визите?» — мысленно обратился к Святому дракону Корвус.       Тот бросил на него короткий раздражённый взгляд из-под ресниц.       «Нет, — нехотя признал Заорей. — Аллепо продолжают будоражить Море своей непредсказуемостью. А от тебя продолжает нестерпимо смердеть этой женщиной, — неожиданно сменил тему Глава Оракулов, и крылья его носа затрепетали в отвращении. — Как славно, что твои гости разминулись и в этот раз, не так ли, щенок?».       В ответ Корвус только усмехнулся краем рта — он был прекрасно осведомлён, насколько Святому Дракону не нравится факт наличия у Главы Бездонников интрижки с императрицей и то, что он вынужден скрывать этот секрет на пару с любовниками вот уже которое столетие. Кроме того, Оракул беспокоился, что однажды эта связь сыграет дурную шутку с Тёмным Святым… Его родительская опека иногда не знала границ.       — Что ж, — протянул Корвус. По мановению его руки, в шаге от аэтерна открылся очередной телепортационный портал. — Раз время играет против нас, то медлить и правда не стоит. Прошу за мной.       — Я полагал, — скривил губы Флеремент и в последний раз оглядел причал, — что мы сразу телепортируем в место, где никто посторонний не застанет нас вместе. Надеюсь, Тёмный Святой, ваши люди — даже за пределами Ордена — умеют молчать.       «Ах, вот в чём дело». Будь Корвус более эмоционален и впечатлителен, подобные опасения могли бы всерьёз оскорбить его.       — Можете не тревожиться, Мастер, — обронил вместо Бездонника Заорей, первым касаясь портала, — всякий знает, что молчаливей астуранцев только тени.              На вкус Корвуса, по прошествии десяти минут тишина затянулась. Они расположились в Малахитовой гостиной, где Тёмный Святой, по обыкновению, принимал самых близких гостей. Таковых можно было пересчитать по пальцам одной руки, и Флеремент в их число не входил, но сегодня ситуация благоволила небольшому исключению.       Слуга, бесшумнее той тени, о которой упоминал Святой Дракон, принёс им вино и закуски. Стоило ему удалиться, как старший Аллепо вцепился в свой кубок и сделал большой глоток, напрочь игнорируя всякие приличия. Корвус предполагал, что именно он возьмёт слово — как, очевидно, и Заорей, — но мастер Переговоров как будто и вовсе забыл, что находится в гостиной не один. Продолжая налегать на вино, Флеремент пристроился на краешке обитого бархатом дивана, смотрел себе под ноги остановившимся взглядом и молчал. От нечего делать Корвус разглядывал, как в дрожащем свете камина меняются эмоции на его лице; процесс был почти незаметен — благодаря столетиям пребывания на высоком посту, где каждая бешеная собака норовит отыскать твою слабость, — но Тёмный Святой всегда подмечал скрытое. Он распознал отчаяние, за ним — смирение, а следом и тоску. Аллепо явно решался на что-то важное — на что-то, что шло вразрез с его правилами и принципами, — и торопить его было невыгодно.       …Поразительно, но на младшего брата Флеремент был совершенно непохож. Светловолосый, угловатый и болезненно-некрасивый, Друзус был образчиком дурных разговоров о том, что именно таким аэтерна и суждено рождаться на чужой земле. Флеремент же, напротив, появившийся на свет в Ирдоре и не растерявший благодать родного мира после прибытия в Вин, был отрадой для глаз. Статный, белокожий, он не меньше Заорея знал, как преподать себя. Каштановые волосы он всегда забирал кверху изысканными заколками, усыпанными изумрудами и топазами; синие и голубые мантии подчёркивали цвет его глаз; его пальцы казались еще длиннее и изящнее из-за тонких серебряных колец. На него засматривались, и редкая знатная женщина отказалась бы вступить в дом Аллепо, став его супругой, но тысячелетиями Флеремент оставался одинок. Ползли слухи, что Мастер Переговоров попросту не заинтересован в женском обществе, на что тот никаких комментариев не давал. Корвус более чем понимал его выбор, ведь и о нём самом судачили подобное.       — Флеремент, — наконец подал голос застывший у узкого стрельчатого окна Заорей. Его голос звучал на удивление мягко. — Сколько бы ты ни собирался с духом, легче не станет. Проще начать говорить. Никто в этой комнате не позволит себе посмеяться над тобой.       — Я… знаю, — задушено вздохнув, отозвался старший Аллепо. — Приношу свои извинения за…       — Оставьте, — скучающе оборвал его Корвус. Что ж, раз Святой Дракон милостив к Мастеру Переговоров, то и ему не помешает играть по заданным правилам. Хотя бы некоторое время.       Губы Флеремента дрогнули в благодарной улыбке — признавать свою слабость вслух перед Главами Орденов, было бы абсолютно неловко.       Золотисто-зелёные глаза Заорея, между тем, несмотря на его дружелюбный тон, оставались холодными и безучастными. В черноте его узких, как у рептилии, зрачков не было ни толики сочувствия к старшему Аллепо. Кто-то мог бы сказать, что прожитые тысячелетия лишили Святого Дракона эмпатии, но Корвус знал: Глава Оракулов был таким всегда. Превратив своё лицо в бесстрастную маску, контролируя каждое своё слово, каждое движение, он переживал все эмоции, даже самые разрушительные, в глубине души. Мало кто мог догадаться об этом, а уж принять…       Впрочем, если говорить о каком-либо следе, который оставили на Заорее прожитые тысячелетия, то стоило сказать, что он таки был, но заключался в другом. И что даже его, отражавшего в себе страх и ужас любого аэтерна, Оракул смог носить с гордостью и присущей только ему элегантностью. Его длинные седые пряди были перехвачены от висков тончайшими золотыми нитями, перемешивались с волосами здорового пшеничного цвета и тянулись к украшению в виде пары золотых рогов, прижатых к голове и изогнутых острыми концами вверх. Страшные шрамы, оставшиеся на его теле по исходу Безликой войны на землях Ирдора, надёжно скрывали мантии, строгие, но с изящным кроем, всегда инкрустированные вставками из золотой чешуи — напоминание всем и каждому о том, кто предстал перед ними и перед кем следует преклонить колени в великом почтении. И покуда люд охотно падал ниц перед Святым Драконом, никто и думать не смел, что с этим аэтерна что-то не так. Кто-то считал его недосягаемым идеалом, кто-то стремился походить на него. Корвус доподлинно знал, что Флермент, будучи ненамного старше его самого, принадлежал к числу последних. Преуспевал ли он? Нет, но сдаваться был не намерен.       — Полагаю, — вновь заговорил старший Аллепо, когда вина в его бокале осталось лишь на скромный глоток, и поднял глаза на Тёмного Святого, — вы, Ваше Преподобие, уже могли догадаться, что я хочу поговорить о своём брате.       — Иная причина не пришла мне в голову, — согласился Корвус.       — Немало месяцев вы наблюдали за ним, — продолжил Флеремент, и стало понятно, что он был слишком взволнован, чтобы услышать ответ Главы Бездонников, — и столько же я был возмущён вашими подозрениями и всячески — в силу своих возможностей — старался помешать вам бросить тень на Друзуса. Однако… Однако сейчас я абсолютно уверен, что моё дальнейшее противодействие вам станет не столько нелепым, сколько… опасным.       Корвус и Заорей быстро переглянулись, пользуясь тем, что Мастер Переговоров всё так же мало обращает на них внимание. Обнаружив явный недостаток спасительного вина, Флеремент схватил с подноса початую бутылку и щедро плеснул в свой бокал добавку.       — Возможно, я и без того слишком долго медлил с визитом, — пробормотал Аллепо, вновь смочив горло. — Однако мне понадобилось время, чтобы… понять. И чтобы провести собственное расследование.       В это мгновение больше всего на свете Корвусу хотелось как следует встряхнуть Флермента и приказать ему перестать загадочно мямлить и переходить к сути, но ему стоило держать себя в руках — как и всегда. Ведь не представлялось случая, когда за тем или иным поведением не скрывалось причины, и семейная драма Аллепо не являлась исключением.       С юных лет Мастер Переговоров принял на себя роль не только старшего брата, но и родителя. Его отец погиб в Безликой войне; убитая горем, беременная Друзусом мать стала походить на безвольную куклу, и Флеременту пришлось встать во главе рода. Он позаботился, чтобы его семья благополучно пережила исход в Вин, но совсем скоро остался один с братом-младенцем на руках — его мать, не справившись с потерей любимого мужа, зачахла на глазах. Корвусу было известно, что Заорей, узнав о трагедии Аллепо, оказывал Флеременту всяческую поддержку, но уповай юноша на одну неё, всё закончилось бы крайне печально. Лишь благодаря своему несгибаемому характеру, упрямству и уму ему удалось не только сохранить свой род, но и вновь возвысить его в новом мире.       Однако, смирившись с собственными лишениями и стоически перенося все испытания на своём пути, Флеремент с самых первых дней избаловал Друзуса. Малец был полностью ограждён от всяческих невзгод, любой его каприз исполнялся в кратчайшие сроки, и — прошло не так много времени, как младший брат научился вить из старшего верёвки, манипулируя своими извечным болезненным состоянием и одиночеством. Благодаря стараниям Флеремента и милости Заорея, Друзус получил образование в Шпиле Всезнания и высокое положение в Ордене Оракулов, не обладая при этом и крупицей необходимого таланта. И с тех пор стал всеобщей головной болью.       Один лишь Флеремент продолжал души не чаять в своём братце. Что же заставило Мастера Переговоров прозреть? Корвус не хотел себе лгать: он сгорал от любопытства, ожидая ответа на свой вопрос.       — Вы хотели провести собственное расследование, — эхом повторил Тёмный Святой и усмехнулся: — Вы и впрямь считали, будто Бездонникам есть толк в очернении вашего рода? Будто мы подтасуем факты, которые непременно разрушат вашу репутацию?       — В первое время именно так я и считал, — невозмутимо подтвердил Флеремент. Несмотря на выпитое вино, его взгляд был так же остёр, как и всегда. — Позвольте, Ваше Преподобие, в этой комнате нет посторонних людей, поэтому я скажу откровенно: никому не нравится, когда у одной из ранее равноценных сторон появляется больше власти. В связи с некоторыми… неурядицами в императорском дворце Дом Переговоров получил особые привилегии. Так почему же конкурентам не подпортить репутацию его Главы в глазах тех, кто доверяет ему, а самое главное — в глазах Гласа Моря?       — Чушь, — скривившись, выплюнул Корвус. — Пусть ваши действия в городах звёздников изрядно подпортили планы моего Ордена, в остальном оказавшаяся в ваших руках власть никак не затронула интересы Бездонников.       — Равно как и интересы Оракулов, — медленно кивнул Заорей и тут же, заметив, что Флеремент намеревается возразить, предупредительно вскинул руку, затянутую в когтистую перчатку: — Но мы собрались здесь, сегодня не для того, чтобы вгрызаться друг другу в глотки, споря, чья доля власти слаще и ощутимее. Не откажите мне в любезности, дорогие милорды: вернёмся к самой главной теме встречи. Мне бы хотелось, чтобы к началу совета мы разобрались с насущными проблемами. Продумали общую линию поведения со звёздниками.       Вновь поджав губы, некоторое время Мастер Переговоров молчал, а затем вздохнул:       — Вы несомненно правы, Ваше Преподобие. Кроме того, я уже более чем полностью уверен, что ошибался в ваших мотивах.       — Так не томите же нас, Мастер, — поторопил его Корвус, откидываясь на спинку кресла и закидывая ногу на ногу. — Расскажите, что заставило вас поменять своё мнение.       Отставив бокал обратно на поднос, Флеремент поднялся с дивана и прошёл к камину. С заложенными за спину руками он уставился на весело трещащее на поленьях пламя. Возможно, не видеть лица тех, с кем ещё вчера он бы никогда не согласился откровенничать, ему было проще.       — Ответ прост: поведение Друзуса, — тихо проговорил старший Аллепо. — В последние годы мы стали видеться всё реже и реже. Это вполне естественно, потому как мы оба занятые люди, но главное — встречи после долгой разлуки помогают чётче замечать изменения в поведении, привычках… во всём. После того, как Бездонники впервые обозначили своё подозрение Друзусу, я видел его трижды… И уже после второй встречи решил внимательно следить за каждым его решением и движением, как бы мне ни хотелось верить в его непричастность к любому дурному делу. Благо, — начал было Флеремент, но осёкся и горько усмехнулся, будто сам дивился, что способен называть это «благом», — слежки от меня он не ожидал.       Испытывая нечто сродни удовлетворению, Корвус подпёр щёку кулаком и с прищуром уставился на лепнину, чей узор тянулся по краю потолка. Постепенно в его голове вырисовывалась целостная картина: теперь он понимал, отчего так нервничал Мастер Переговоров. Предать родную кровь — на такое способен не каждый, а другого выбора Флеремент не видел. Любому пришлось бы тяжело, но ему, упрямо видящему в своём непутёвом братце лишь оболганную жертву обстоятельств, было в сто крат тяжелее обычного. В конце концов, он не только встал на путь предательства, но и изничтожил в себе непоколебимую уверенность в непогрешимости Друзуса.       — Расскажи Его Преподобию то, о чём поведал мне, — обратился к старшему Аллепо Заорей. — Об изменениях в брате, о его странных отлучках — обо всём. Эти сведения будут невероятно полезны для Бездонников.       — Полезны, — пробормотал Флеремент и, помедлив, оглянулся на Корвуса через плечо. Окинул его задумчиво-оценивающим взглядом. — Да, полагаю, именно вы сможете извлечь из моего рассказа наибольшую пользу для расследования. Но при одном условии.       — Вы собираетесь поставить мне условие? — вскинул брови Корвус. Заявление было в крайней степени неожиданным. И даже возмутительным.       — Не я, — поморщился в ответ на его искреннее недоумение Глава Дома Переговоров. — Сами обстоятельства, в которых мы оказались, ставят перед нами это условие. Я не смог пройти проверку на должную подготовленность. Но полагаю, вы наиболее компетентны в… подобного рода делах.       — Я компетентен в проклятиях и любых других проявлениях тёмной магии, — протянул Бездонник, исподлобья взглянув на Мастера Переговоров. — Хотите сказать, что ваш брат находится под подобного рода воздействием? Это невозможно. Не раз и не два я прощупывал ауру многоуважаемого Настоятеля Шпиля и не почувствовал даже тени зловредного магического воздействия извне.       И вновь в гостиной повисла нехорошая, давящая тишина. Корвус, которому уже порядком опостылели эти драматичные заминки в повествовании, в упор уставился на Заорея, призывая его поторопить Флеремента, но Глава Оракулов продолжил смотреть в окно с мрачным видом.       Старший Аллепо, тем временем, теребил аквамариновую брошь на высоком воротнике своей мантии и всё не решался заговорить. Или же тщетно пытался подобрать правильные слова.       — А что если, — наконец дрожаще прошептал Флеремент, поворачиваясь к Корвусу всем телом, — это воздействие отнюдь не извне? Что если это нельзя назвать «воздействием» вовсе?       Огладив перстень в виде головы змеи на указательном пальце правой руки, Корвус красноречиво прокашлялся.       — Прошу прощения? — с нажимом обронил он и — тут же понял, что Мастер Переговоров вновь не слушает его.       Словно находясь в трансе, Флеремент тряхнул головой и ещё тише добавил:       — И что если мой брат — не единственный, кто переменился подобным образом?       Нервно забарабанив пальцами по подлокотнику кресла, Корвус непонимающе нахмурился, а старший Аллепо, вдруг резко расправив плечи, шагнул к нему. Глаза его лихорадочно заблестели.       — Как я уже сказал, мне не удалось найти ответы на все эти вопросы самостоятельно. Недостаток знаний не дает мне возможности в полной мере осознать, какие силы стоят за моими открытиями, — взволнованно проговорил он. — Одно я могу утверждать наверняка: пусть мои действия в отношении звёздников кажутся вам излишне грубыми, даже топорными, но каждая крохотная частица недовольства Великого Архитектора стоит того, что мне удалось выведать.       — Неужто вы возьмёте на себя смелость объявить звёздников причастными к какому-то магическому преступлению? — усмехнулся Корвус.       Флеремент вернул ему кривую улыбку.       — Всё, что связано с ними, лишь ширма. Пыль в глаза. Но, — Мастер Переговоров склонил голову набок, — если уж речь зашла о смелом предположении, то я готов предоставить его. Как по мне, звёздники не имеют ни малейшего понятия о том, в каких гнусных целях их используют.       — И в наших интересах сделать так, чтобы они не прозрели в ближайшее время, — добавил Заорей, наконец отходя от окна и усаживаясь в кресло напротив Тёмного Святого.       Прикрыв глаза, Корвус откинулся на спинку кресла и попытался спешно оценить открывающиеся перед ним масштабы проблемы. И не смог.       — Выкладывайте всё по порядку, — выдохнул он, смирившись со своим секундным скудоумием.       Никогда ещё Саранта не оказывалась настолько права: нынешняя зима обещала быть долгой и тревожной.       ***       Спустя месяц.              Неловко поскользнувшись на повороте, Тир едва смог удержаться на ногах и не улететь головой в сугроб у обочины дороги. Холодный воздух драл горло, по спине ручьями тёк пот, но юноша остановился лишь на мгновение, чтобы поправить меховой плащ и поудобнее перехватить подмышкой сумку с книгами и конспектами. А затем припустил по освещённому магическими фонарями бульвару с ещё большей прытью.       Зимнее ленивое солнце давно скрылось за горизонтом. Небо над Эродином напоминало чёрное пуховое одеяло, а снег, устлавший улицы, — мягчайшую воздушную перину. Для Тира всё это было в диковинку. В Южных землях зима была мягкой, больше дождливой, чем снежной. Промозглая пелена тумана то и дело окутывала поля и стремящиеся к низким облакам деревья Угольника, но никогда юноша не видел искрящейся вокруг гор морозной дымки, не вдыхал разряженный ледяной воздух, чувствуя, как от него едва не схлопываются лёгкие. Ему это даже, наверное… нравилось. Дело оставалось за малым — привыкнуть к холодам и не мёрзнуть под столькими слоями тёплой одежды, скольких никогда не увидишь на уроженцах Западных земель.       В этот вечер улицы Эродина были непривычно пусты, хотя ещё вчера город сотрясался от громкой музыки, треска фейерверков и взрывов хохота то там, то здесь. Более того, атмосфера всеобъемлющей эйфории простиралась далеко за пределы столицы Западных земель: по традиции, с наступлением нового года народ славил своих Святых — восемь дней и ночей вся Пангора гремела празднеством в честь каждого из них. На девятый день настоятели верховных храмов отправлялись в паломничество по Дороге Священной Памяти, а простой люд — по домам, отсыпаться и вспоминать о делах куда более приземлённых.       Редкие прохожие смотрели вслед летящему по бульвару Тиру с ленивым удивлением — для них он, благоразумно снявший мантию ученика Шпиля Всезнания, был ничем не интересен, кроме запаса сил, вдруг оставшегося в нём после праздничного выматывающего кутежа. Вероятно, они и представить не могли, сколь сильное второе дыхание может открыться в живом существе, если над ним нависает угроза страшной смерти.       Всё дело было в том, что Тир чертовски опаздывал. Ещё несколько минут, и — Хедель прибьёт его. Больше всего друг Тира ненавидел, когда кто-то пренебрегал его вниманием. У студентов исторического факультета Академии было мало свободного времени, а у Хеделя, недавно принятого в группу особых исследований, — и того меньше. Редкие счастливые часы безделья он наверняка смог бы провести с куда большей пользой, и всё же — согласился раз в неделю помогать гарбинцу с учёбой. Благодарность Тира не знала границ, но юноша никак не мог придумать, как выразить её в должной мере. Зато преуспел в том, чтобы злить аэтерна по всякой мелочи — за прошедшие четыре месяца характер Хеделя лучше, увы, не стал. Иногда от его праведного гнева Тира спасала оказавшаяся в нужное время и в нужном месте Эдит, а иногда юноша всерьёз опасался, что его вот-вот заколют какой-нибудь некстати подвернувшейся под руку вилкой.       Встречаться в таверне «Златокрылый феникс» стало для друзей традицией. Для занятий Хедель выбрал самый дальний столик на втором этаже, где было меньше шума, и тавернщик Каэрвен, за прошедшие месяца успевший выучить график их своеобразных посиделок, в нужный вечер придерживал этот столик пустым. Для историка, всегда появлявшегося первым, он наливал бокал терпкого красного вина, Тира же по приходу ждала кружка душистого, но лёгкого эля. Подобного рода посетители были для заведения Каэрвена редкостью, потому как обычно академики отдыхали в пределах студенческого городка, а Оракулы и вовсе считали появление в увеселительных местах для простого люда ниже своего достоинства. Однако тавернщик никогда не проявлял к ним излишнего интереса — и этим полностью устраивал юношей, бежавших от любопытных глаз и излишних вопросов тех, кому могли быть знакомы их лица.       А всё потому, что дружбу, возникшую между учеником Шпиля Всезнания и студентом Эродинской академии магических искусств, было безопаснее всего скрывать. По множеству причин, но в конкретном случае Тира и Хеделя — первоочередно из-за гарбинца и отношения, сложившегося к нему среди Оракулов под чутким руководством Друзуса Аллепо.       Сказать, что Настоятель с первого же дня невзлюбил Тира, означало не сказать ровным счётом ничего. Тень советника Святого Дракона, Тальваса Тойбе, за спиной мальчишки мешала достопочтенному Аллепо гнобить того открыто, однако ничто не мешало ему проявить толику хитрости. Пользуясь своим положением, он превратил имя Тира в нарицательное деревенщины, вздумавшего потягаться талантами и интеллектом со славными отпрысками именитых родов, а его обучение — в ад. Вероятно, он полагал, что в итоге покажет Инодану истинную «ценность» протеже мастера Тойбе, потому Тиру приходилось тяжело. Иногда — даже слишком. Сдаваться юноша был не намерен, но насмешки соучеников и бессонные ночи над заумными рукописными фолиантами и конспектами делали своё дрянное дело.       К тому же Тир тонул не только в усталости и одиночестве, но и в нарастающем чувстве страха. Виной последнему также был Настоятель Аллепо. Юноша видел его нечасто, а с началом зимы тот и вовсе ни разу не появился в Шпиле, однако… Тир не мог отделаться от ощущения, будто нечто невидимое следует за ним по пятам, заглядывает ему в глаза из кромешной ночной тьмы, скребётся внутри головы острыми когтями. И будто это «нечто» пропитано духом Друзуса Аллепо — забыть ауру этого аэтерна было сложно, и Тир был готов поклясться, что не спутает её ни с какой другой. Хотя бы потому, что ни одна другая не походила на ту, что сгущалась вокруг Настоятеля, и не менялась так стремительно, как у него.       Юноша не понимал: неужели никто, кроме него, не чувствовал этого? Оракулы продолжали спокойно общаться с Аллепо, и ничто в его присутствии не тревожило их. Тир же не мог найти себе места, стоило даже тени Настоятеля показаться в одном коридоре с ним. Его первым инстинктивным желанием было бежать прочь сломя голову. К началу зимы это желание стало нестерпимым, но… Даже спустя месяцы юноша так и не смог объяснить себе, что именно пугает его, из каких элементов состоит этот страх.       Знал Тир лишь одно: к зиме изменения в Друзусе Аллепо стали критическими. Ему до ужаса хотелось поделиться своими наблюдениями с кем-то, кто поверил бы ему, однако в нынешнем его окружении таковых не находилось. Мастер Тойбе более не посещал Шпиль, а тревожить его лишний раз юноша позволить себе не мог. Возможно, из-за того что робел перед советником Святого Дракона, а возможно, из-за того что то и дело ловил себя на мысли, что прежде чем довериться кому-то, ему бы не помешало поверить самому себе. В конце концов, он мог надумать что-либо, верно?.. Или нет?       Пусть он и не мог говорить о своём состоянии открыто, в середине осени Тир исхитрился расспросить о нём Эдит и её подругу-магичку Ламин. Они, обе изучающие целительство, но разными путями, подтвердили его опасения: иногда перевозбуждённое сознание могло играть со своим хозяином пакостные шутки, облачая внезапные навязчивые мысли и образы в якобы правду и выбирая для этого определённый объект. Тир ни черта не понимал в том, о чём толкуют девушки, но рассудил, что Настоятель Шпиля, портящий его жизнь с первого же учебного дня, действительно мог стать тем самым объектом. Он не верил в это, но допускал, что такая возможность могла существовать вне зависимости от его веры или неверия. В любом случае юноша был благодарен целительницам за участие, а когда те в следующую их встречу принесли ему зелья для улучшения сна и какой-то мелкий амулет от воздействия тёмных сил (булавка с аметистовой головкой, на которой виднелось нечто, заявленное как вязь защитных рун — в чём Тир, не ощутивший от неё никакого магического воздействия, был совершенно не уверен), и вовсе растрогался.       Единственным, кто не был ни капли растроган, оказался Хедель. Скептически понаблюдавший за процессом дарения на втором этаже небезызвестной таверны «Златокрылый феникс», он фыркнул и заявил, что никакие зелья и блестящие цацки не помогут гарбинцу справиться с главной проблемой — неуспеваемостью по учёбе. Историк был уверен: как только Тир докажет обитателям Шпиля, что достоин уважения, его жизнь станет проще. Но также он был уверен, что в одиночку Тир, слишком отстающий от уровня других учеников Оракулов, не справится. Хедель предложил свою помощь сам, и от очередного проявления его доброты, спрятанной за напускной грубостью, Тир расчувствовался ещё больше.       Юноша ни дня не жалел о том, что не постеснялся принять предложение нового друга, потому как Хедель оказался невероятно интеллектуально развитым молодым человеком. К тому же, он умел объяснять нечто сложное простым языком — до чего учителя Шпиля по обыкновению не опускались. Пусть их встречи были редки, но Тиру казалось, что каждая из них ценнее недели обучения при Оракулах. Поставив перед собой цель не подвести историка и стать хоть чуточку схожим с ним по знаниям, он взялся за учёбу с удвоенным рвением и даже достиг некоторых успехов. Правда, это не избавило его от чувства назойливого страха и — снов.       Его сны стали беспорядочными и обрывистыми. Они повторялись, и Тир был уверен, что это — очередные видения, вот только юноша так и не сумел их понять. Более того, он не мог их запомнить, а подобное происходило с ним впервые. И от этого Тиру было ещё неспокойнее. Возможно, он возомнил о себе слишком многое, но… Юноша искренне боялся, что из-за этого внезапного, необъяснимого помутнения сможет упустить что-то важное.       «Не время думать об этом!», — одёрнул себя гарбинец, наконец останавливаясь у таверны в попытке отдышаться. Ведь действительно: единственное важное, что он не должен был упустить в ближайшее время, это — сдача экзамена по практическому чудотворству через четыре дня.       Скинув с головы капюшон и пригладив растрепавшиеся под ним волосы, Тир толкнул тяжёлую дверь и очутился в ароматном тепле «Феникса». Помещение, как и ожидалось, было почти безлюдным. На первом этаже, стены которого были отделаны золотистыми от лака берёзовыми досками, у большого камина сидела компания мужчин, среди которых были и люди, и аэтерна, и звёздники. Попыхивая трубками и попивая горячее пряное вино, они лениво перекидывались в карты. За стойкой трактирщика обнаружился натирающий пивные кружки Каэрвен. Завидев нового посетителя и тотчас узнав его, мужчина приветственно взмахнул полотенцем и кивнул на балкон второго этажа.       — Твой друг уже заждался — от его недовольства наверху все свечи трещат! — дружелюбно улыбаясь, сообщил он. — Видимо, не понимает он, как в такой вечер можно не захотеть окунуться в учёбу с головой!       — Для этого у него все вечера одинаково хороши, — рассмеялся Тир, уже взбегая по лестнице, а про себя судорожно прикидывая, не треснет ли сейчас что-то в нём — вместо свечей.       Хедель обнаружился за их столом, в самом дальнем углу второго этажа. Как и всегда, он выбрал стул, с которого открывался обзор на весь верхний зал. Сложив руки на груди, он сумрачно смотрел на приближающегося к нему гарбинца.       — Прости, — Тир не хотел, но улыбка, растянувшая его губы, вышла заискивающей, — я засиделся за конспектами и потерял счёт времени…       — Ах вот оно как, — с нарочитой небрежностью протянул Хедель. — Это, конечно же, всё объясняет.       — Я и правда…       — В каком году Балмир добился от Совета Орденов признания рун Связи в качестве основы средств общения? — сходу ударил его под интеллектуальный дых историк.       Тир взмок.       — В 487 году Сияния Империи, — заикаясь, ответил он.       — Чудотворец какого из миров Первого Порядка в 1 273 году внёс критические дополнения в теорию трансформации жидких веществ? — Хедель был беспощаден.       Сумка в руках Тира потяжелела так, будто в ней вдруг оказались камни из кладки Шпиля, а его голова — опустела.       — Э-это был совместный научный проект, — наконец отыскал он в себе крупицу знаний. — Тавугна и Бенгаль из Даросмара трудились над ним больше сотни лет. Имя Тавугны известно в большей степени лишь потому, что только она прибыла в Вин для утверждения изменений Межвёздным научным Советом. А Бенгаль к несчастью, слёг с болезнью. К тому же, он ненавидел публичные выступления, оттого совершенно не был расстроен…       — Это не относится к вопросу, — оборвал юношу Хедель, но его голос — наверняка! — стал мягче. Вероятно, ему понравилось, что Тир не попался на его уловку. — Не думаю, что экзаменационная комиссия Шпиля хоть чем-то отличается от комиссии Академии. А раз так, то им не придётся по вкусу, если ты начнёшь лить воду.       Горький смешок Тира заглушил грохот входной двери о стену таверны. Даже со второго этажа юноши услышали, как затопал ногами вошедший, сбивая с сапогов снег. Картёжники, славно пригревшиеся у камина, загалдели наперебой, призывая закрыть наконец дверь и не запускать в прогретое помещение зимний холод.       — Как мне загладить вину перед тобой? — попробовал задать шутливый тон Тир, усаживаясь напротив сложившего руки на груди Хеделя. — Неужели мне придётся весь вечер отвечать на каверзные вопросы?..       — Не хочешь отвечать, будешь писать, — пожал плечами историк. Возможно, гарбинцу это только казалось, но Хедель вдруг сделался рассеянным. Пусть он и смотрел на друга, но взгляд его был расфокусированным. Склонив голову набок, он будто бы прислушивался к тому, что происходит на первом этаже. — В конце концов, польза и от таких занятий будет. Я слышал, что в прошлом году Шпиль не брезговал письменной частью экзамена на время.       — Смилуйся! — ужаснулся Тир, скидывая свои плащ и сумку на соседний пустующий стул.       — И не мечтай.       Застонала лестница. Каждая ступенька скрипела и трещала, принимая на себя вес взбирающегося на второй этаж посетителя. Вес, стоило сказать, явно немалый: за всё время визитов в «Феникс» Тир ни разу не слышал такой какофонии звуков. Не стерпев, юноша оглянулся. Уж очень ему хотелось увидеть, что за великан вознамерился соседствовать с ними в верхнем зале.       А через мгновение он, взволнованный и не верящий своим глазам, даже вскочил со своего места.       — Ашиль?!       — Давно не виделись, доходяга! — оскалился в приветственной улыбке оборотень-Бездонник, на ходу стряхивая с мехового воротника снег.       Это был мужчина под два метра ростом. Он состоял из одних мускулов, но казался ещё объемнее из-за всегда растрёпанной, ниспадающей с широких плеч, чуть волнистой копны чёрных, как смоль, волос. Нижняя часть его лица тонула в бороде, которой тщетно пытались придать аккуратный вид; верхняя же часть была занимательна тем, что была исполосана шрамами, оставленными наверняка острыми когтями, заживавшими долго и болезненно. В его ярко-зелёных, глубоко посаженных глазах светился ни с чем не сравнимый звериный дух.       Как и все Бездонники, Ашиль был одет во всё чёрное, но из золота на нём была только брошь в виде герба Ордена, едва скрепляющая воротник плаща. Встряхнувшись, словно огромный, вымокший пёс, оборотень рухнул за стол юношей. Стул под ним жалобно взвыл и — лишь чудом выстоял.       — Кажется, я не так чтобы вовремя, — причмокнул губами Ашиль, с уважением покосившись на выглядывающие из уже открытой сумки Тира свитки с конспектами. — Готовитесь к экзаменам? Это хорошее дело. А ты… — Бездонник вдруг уставился на окаменевшего Хеделя. — Твоё лицо кажется мне ох каким знакомым! Мы виделись когда-то?       — У-уверен, что нет. — Историк прокашлялся, прежде чем ответить, но его голос всё равно охрип.       Ашиль задумчиво хмыкнул, продолжая смотреть на юношу немигающим взглядом. Лишь спустя несколько томительных секунд он согласно кивнул.       — И правда. Ты слишком молод, чтобы мы знали друг друга.       — Ашиль, — наконец справился с потрясением Тир, — что… что ты тут вообще делаешь? Я и не надеялся однажды увидеть тебя в Эродине!       — Жизнь полна неожиданностей, — хохотнул оборотень и оглянулся на лестницу. — Что-то тавернщик не торопится с моим заказом… Мне что, ждать горячее винище и колбасу до весны?! — повысил он голос, и зычное эхо буквально отрекошетило от стен «Феникса», заставив одного из картёжников подавиться дымом трубки и надсадно закашляться.       — И всё же, — растерянно пробормотал Тир, усаживаясь обратно на свой стул.       Признаться честно, юноша не надеялся увидеть Ашиля в принципе — не только в Эродине. Встреча с Бездонником в Угольнике казалась такой далёкой, знакомство с ним — скоротечным. Тир полагал, что его внезапный знакомец уже сыграл в его жизни всякую роль… Краем глаза он заметил, как Хедель изо всех сил вцепился в ткань мантии на своих коленях. Напряжённо выпрямив спину, историк смотрел куда угодно, но не оборотня. «Оно и не удивительно, так ведь? — грустно вздохнул про себя Тир. — Я ещё не встречал того, кто бы не боялся тёмных магов Всевеликого».       — Разве не могу я захотеть увидеться со своим старым другом, да ещё и спасителем? — фыркнул Ашиль, отворачиваясь от лестницы. Каэрвен, в ту же секунду не отозвавшийся на возмущённый зов, явно раздосадовал его. — Узнать, как он поживает в обители святош, поболтать с ним о том о сём?.. Вот только, — Бездонник вновь обратил взгляд своих звериных глаз на Хеделя, — твоего товарища я, пожалуй, попрошу уйти. Чую, ещё пара минут в моём обществе доведёт его до несварения. Не хочу быть ответственным за чью-то хворь.       Окончательно растерявшись, Тир засуетился. Совсем не так он представлял сегодняшний вечер. И не хотел обижать историка.       — Хедель с трудом выкроил время, чтобы встретиться со мной! Так уж это необходимо?..       — Нет-нет, не волнуйся! — Хедель подпрыгнул со своего места, словно на пружине, и принялся стремительно собирать сумку. — Я и правда… Мне и правда лучше уйти.       — Да ты и правда сейчас обосрёшься от страха. От тебя аж смердит! — усмехнулся в бороду Ашиль и покачал головой. — Переведи дух, паренёк, в человеческой форме я даже не кусаюсь.       Но Тир был готов биться о заклад, что увещания оборотня не достигли ушей Хеделя. Невероятно бледный, он кое-как натянул верхнюю мантию, прижал сумку к груди и бросился к лестнице. О прощании историк и вовсе забыл.       — Прости, Хедель! — несчастно крикнул ему в спину Тир. — Увидимся в другой день?       На мгновение тот замер на верхней ступеньке лестницы и оглянулся на юношу. В его глазах действительно читался нешуточный ужас. Его губы судорожно дёрнулись, будто Хедель через силу пытался что-то сказать, но, в конце концов, он лишь кивнул и едва ли не кубарем скатился вниз.       «Если это и правда обычный страх перед Бездонниками, — подумал Тир, — то я — правитель Инодана».       — Вот же смешной аэтерна! — расхохотался Ашиль, ударив себя по мощному колену, но, встретившись взглядом с гарбинцем, добавил: — Я бы и правда его даже не укусил.       — Не сомневаюсь, — тяжело вздохнул Тир, и — между ними повисла тишина.       В отличие от юноши оборотень ею совсем не тяготился. Напевая себе что-то под нос, он дождался, пока Каэрвен наконец соизволил принести его заказ, и звучно отхлебнул вино. И только когда соорудил себе неказистый бутерброд из хлеба с колбасой и вгрызся в него крепкими белыми зубами, Ашиль поднял на Тира внимательный взгляд.       — А ты-то чего перепугался? — спросил он, тщательно жуя. — С каких пор я для тебя угроза, доходяга?       — Всё не так! — вздрогнув, запротестовал юноша. — Я просто…       — Ну? — поторопил его оборотень.       Замявшись, Тир смахнул хлебные крошки со стола.       — Я рад тебя видеть, не подумай, — тщательно подбирая слова, проговорил он. — Но я… Я не поверю, что ты нашёл меня здесь, в Эродине, лишь для дружеской беседы. Прости, но наши отношения…       — Не такие уж и дружеские, верно? — закончил за него Ашиль и похлопал юношу по плечу. Тот мог только радоваться, что оно выдержало недюжинную силу оборотня. — Ты уж рассуди сам, к счастью это или к сожалению, но задружиться у нас теперь есть все шансы. Я ведь и правда оказался в этом проклятом городишке и нашёл тебя неспроста. Чутьё не подвело тебя, доходяга.       — Меня зовут Тир, — уныло напомнил гарбинец. — И… разве я могу тебе чем-то помочь?       — В том-то и дело, что можешь, Тир, — вновь оскалился в улыбке Бездонник, но радостной она не выглядела. — Ты не бойся, я тебе сейчас всё расскажу. Хотя я бы на твоём месте именно этого и боялся.