О любви и прочих бесах.

В начале было слово. И слово было матерным. Очнулась я… в канализации. Или не в ней. В трубе. Так что первой мыслью было: «Нет, точно жива. Раз нахожусь здесь, значит меня не добили, а тело сбросили в канализацию, чтоб ни одна собака не нашла.» Легонько провожу пальцами по затылку, боясь нащупать там открытую черепно-мозговую, и влажные от крови волосы. Но… ничего. А ощущения были словно действительно затылок проломили. Даже в обморок вот упала. Может, на грани жизни и смерти все же успела применить способность? Все еще не отошедшая от пережитого (Ха!) нападения, оглядываюсь, но ничего, кроме уходящей в никуда трубы не вижу: ни тебе карты, ни пометок, ни цифр, обозначающих… что бы они там не обозначали. В Резиденте все это было! Отстой. Цифры! Господи, сколько ж я тут пролежала? Маша там скорее всего с ума сходит от беспокойства. Она же просила ей написать- Где мой телефон? Судорожно шарю по карманам — и, о боги, телефон и паспорт на месте. Это напрягает, потому что нападали явно не с целью ограбления. Но напряжение быстро сменяется растерянностью, напрочь отметшей все предыдущие размышления. На экране спокойно красовались цифры 18:53. В 18:52 я достала телефон, чтобы сменить песню в плейлисте, а потом меня великодушно огрели по голове. Я пролежала здесь всего минуту? Но как, если меня бы просто-напросто не успели дотащить до ближайшего люка и сбросить вниз? Или с телефоном что-то? Да, точно, мало ли какие механизмы там умерли от падения с высоты — разберусь с этим потом. Сети нет… Хотя на что я надеялась? Я же в канализации. Под землей. От этой мысли по спине ползут мерзкие мурашки. Не люблю подземелья. Только в видеоиграх. И только за награду. Но, быть может, моя награда — жизнь? Как бы там ни было, когда найду выход, первым делом надо написать подруге и рассказать, что случилось. Если верить телефону, прошло не так уж много времени, и у меня есть шанс попроситься к ней переночевать, а утром с новыми силами дойти до больницы. Если верить чуйке… Разбираться придется самой. А пока решаю проверить все ли на месте. Как ни странно — я все не решаюсь думать о цели нападения, ага — сумка при мне. И все добро, с которым я уехала от Маши, тоже. Две колоды Таро (одна лично для меня, другая — для того, чтобы гадать друзьям), книга с их толкованием, тетрадка «Жуткостей», с которой я не расстаюсь даже во сне, пенал-зайчик, косметичка, духи, «Звёзды и Судьбы», «Дом, в котором», зарядка, сигареты, кошелек… Все свое ношу с собой, как говорится. И как мне с этим набором отсюда выбираться? Спасибо хоть телефон с собой — зарядки должно хватить, хотя фонарик и будет ее жрать как полоумный. Собираюсь с духом и встаю на ноги. Замираю секунды на две-три, прислушиваясь к ощущениям. Голова немного кружится (Ещё бы!), но не болит (А вот это странно.), и я пробую сделать шаг. Нигде не болит, никакого дискомфорта не чувствую. Может, всё-таки умерла? И бродить мне теперь по этим трубам бестелесным призраком? Прозрачненьким таким. Хотя, нет, мне холодно. А призраки наверняка холода не чувствуют. Соберись, Лиза, ты русская, с тобой Бог. «И мой меч», — сказал Арагорн. «И мой лук», — сказал Леголас. «И мой топор», — добавил Гимли. Включаю фонарик, вверяюсь чуйке и шагаю налево — бодренько, но не слишком — эхо тут хорошее, а ботинки у меня массивные. Мало ли Что выбежит на звук моих шагов? Вот и я не хочу знать. Как назло, в голову полезли воспоминания о прохождениях Папой-Куплиновым Lost In Vivo и Пенумбры. Обе игры — произведения искусства и настоящая находка для ценителей жанра ужасов, но меньше всего на свете я бы хотела оказаться на месте главных героев. «Ей не нужно играть в хорроры, она живет в одном из них.» — говорила Маша, когда я рассказывала о своей семье. Ха-ха, знала бы она, как метко попала. Из нас двоих гадалкой значусь я, но её интуиция иногда меня пугает. Гадалкой я значусь и зовусь ни с бухты-барахты, а по вполне себе приличной причине — гаданием зарабатываю себе на жизнь в университете. Видите ли, я — бедный студент. Семья мне с деньгами не помогает (Она вообще мало чем помогает. В основном она делает мои и без того бедовые дела еще хуже. Но сейчас не об этом.), стипендии, в которую я вцепилась зубами и когтями хватает лишь на то, чтобы оплачивать комнату в общежитии, а кушать то хочется. Больше, чем кушать хочется только курить. Так что приходится вертеться. Гадаю на всём, на чём могу: на обычных картах, на картах Таро, по «Книге Перемен», по чаинкам, даже по ладошке умею, хотя и не люблю. Человеческие руки это сложно — есть люди, которые сами по себе не хотят открываться, есть те, которые не хотят знать правду, но чувствуют, что им это необходимо, и идут ко мне, есть те, которые бессознательно выставляют такую мощную защиту, что к ним даже прикасаться страшно. С картами как-то проще — если ты нравишься колоде, то они стараются не ошибаться. А чтобы понравиться колоде всего-то и надо: хвалить ее, давать ей отдыхать и вопросы ставить четко и ясно. Мне бы тоже такой человек понравился. Так, для справочки. Деньги за гадание беру небольшие, так как все мои клиенты такие же бедные студенты как я. Зато их много — то ли от того, что предсказания у меня всегда верные, то ли я сама по себе личность приятная, вот люди ко мне и тянутся — не знаю, но на старый добрый дошик два раза в день мне хватает. Хватало. К Машиному дню рождения пришлось постараться и подкопить денег, не растрачивая их на еду. Жить впроголодь мне не впервой, а подарок лучшей подруге хотелось преподнести хороший. Сворачиваю направо и размышления о попытках выжить в универе были прерваны замаячившим впереди прямоугольником света. Господь бог, услышал таки мои молитвы, спасибо, родной, спасибо! Надо не забыть поставить свечку в храме. Ноги уже сгибаются в стартовой позиции, но я вовремя вспоминаю о том, что меня будет слышно, и притормаживаю, хотя шаг значительно ускоряю. Вместе со светом приходит и звук… дождя? Похоже, снаружи ливень. А обещали неделю без осадков. Не зря папа ругался на синоптиков. Папу хлебом не корми, дай на кого-нибудь поругаться. От воспоминаний об отце ослабевшее после сегодняшних событий сердце заходится в бешеном ритме. Больше не не продержусь, мне страшно, и я перехожу на бег. Два метра, четыре, шесть — несусь со всех сил и спустя мгновение вылетаю из трубы как пробка из бутылки шампанского. Надо выпить. Срочно. Дыхалка у меня ни к черту — шесть лет курения ни для кого даром не проходят, но, боги, я на улице. Я выбралась. А на свежем воздухе и дышится легче. Медленно восстанавливаю дыхание, присаживаюсь на краешек трубы и закуриваю. Наслаждаюсь буквально всем: приятно бьющим по горлу дымом и вкусной сигаретой, успокаивающей нервы, ласкающей слух мелодией дождя, его запахом, ощущением свободы и победы — я это сделала! Я, черт возьми, выбралась! Как говорится, «carpe diem» — поймала момент. Спасибо медицинскому университету — я могу разбрасываться красивыми латинскими выражениями направо и налево. На радостях вспоминаю про Машу, достаю телефон и включаю первую попавшуюся песню — ей оказывается Never Let Me Down любимой Depeche Mode. Вот уж действительно песня победителей. Открываю телеграмм и приступ эйфории быстро проходит — сети все еще нет. Пару секунд я тупо пялюсь в телефон и пытаюсь понять почему. Я ведь на улице. Может, появится стоит забраться повыше? Да, пожалуй, только вот взгляд падает на левый верхний угол экрана, где показывается время. 18:53. Это как так? Я в этих трубах не меньше десяти минут протусовалась, а то и все пятнадцать. Время просто… остановилось? Вместе с сердцем, ха-ха? Некрасивое какое-то время смерти. Лихорадочно соображая что к чему, закуриваю новую сигарету и спрыгиваю с трубы, сразу попадая под дождь. Чуйка напоминает о себе чувством опасности, внезапно накрывшим с головой. Кто-то смотрит. Меня нашли. Кто бы или Что бы меня не искало — оно меня нашло. Ощущение пристального взгляда шло ото всюду, хотя я находилась в каком-то странном закоулке, откуда был один единственный проход — и тот пуст. Осторожно оглядываюсь — здание, из которого торчит моя труба высотой с пятиэтажку и обшито металлическими пластинами, ни окон, ни балконов не наблюдается. Напротив — точно такое же здание, различие лишь в том, что из более темного металла и труб никаких нет, только водосточные. И всё же странные какие-то дома… Я Краснодар вдоль и поперек излазила, а металлических многоэтажек вот хоть убей не помню. Слева от них высоченный забор — метра три-четыре, не меньше, и тоже из металла, так что ни залезть, ни уж тем более перелезть не представляется возможным. Итак, какие у меня варианты спасения от вездесущего чувства слежки? Вариант первый — залезть в трубу. Отпадает сразу, потому что «здесь», у этой самой трубы, меня уже засекли, а значит сидеть в ней сложа лапки нельзя — рано или поздно здесь кто-то появится. И как подсказывает интуиция, с не самыми благими намерениями. То есть придется снова плутать по бесконечным трубам, медленно теряя рассудок, сигареты, и зарядку на телефоне. Не надо мне такого счастья, мало ли, может я в этих катакомбах встречу кого пострашнее человека, следящего за мной с неба. Вариант второй — пойти по улице. Даже если опасность и шла оттуда, то по крайней мере небо над головой есть и я не загнусь от панической атаки, вызванной клаустрофобией. К тому же, если проигнорировать время на моем телефоне и посмотреть на небо — сейчас день. Из-за туч солнца не видно, но на улице светло, а значит, я даже могу встретить людей! Может, хоть у кого-то здесь есть Интернет и я смогу дозвониться до Маши. Выключаю музыку, метким броском отправляю окурок в лужу и направляюсь на выход. Представшая взгляду улица оказалась… ну, по меньшей мере, странной. Странность заключалась в том, что абсолютно все, на что хватало глаз, здесь было или сделано из металла или им обшито: здания, дорога, указатели. Ни машин, ни людей не видно, хотя окна в домах горят белым светом, да и вывески все включены… Вывески. Они на японском. Оглядываюсь с такой скоростью, что шея неприятно хрустит — справа от меня магазинчик, я подбегаю к витрине и пытаюсь разглядеть названия продуктов. Вместо любимых русских букв японские иероглифы. Шарахаюсь в сторону — тут же перед глазами оказывается ярко-красная вывеска, приглашающая черт знает кого черт знает куда. Смотрю влево — указатель с названием улицы и дома. Тоже, блять, на японском. Здесь всё на японском. Господи, куда я попала? Разве Это — Краснодар? Да это и на Россию-матушку не похоже — тут повсюду металл и иероглифы, нет ни людей, ни бродячих собак, о машинах и речи не шло — тут даже разметки для транспорта нет, а еще трубы-трубы-трубы. Трубы тут повсюду — создается ощущение, что они нужны не для контроля стока воды, а для красоты или устрашения — зависит от того, боишься ты этих труб, или нет. Я бродила по ним добрых пятнадцать минут, показавшихся мне целой вечностью, так что труб я боюсь. Молодцы, трубы. Со своей задачей вы справляетесь на ура. Дома все совсем по-другому: разноцветные панельки в Славянском, которые даже в самый пасмурный день греют душу, вычурные дома Немки, строившиеся, казалось, с одной-единственной целью — переплюнуть в пижонстве и пафосе дом соседа, бело-розовые многоэтажки Энки, где я раньше была частым гостем. Там был магазин, где нам, шестнадцатилетним, без проблем продавали алкоголь. На Энке зимой всегда холоднее, чем в других районах, потому что дома там расположены на приличном расстоянии друг от друга, так что мы сидели на лавке, продуваемые всеми ветрами, и согревались купленным на последние деньги шампанским. Краснодар никогда не спал — на улицах в любое время суток можно было встретить сбившихся в стайки подростков, пары пожилых людей, неугомонных спортсменов, одиноких путешественников, которых я обычно звала Снусмумриками — никто не знает куда они идут и откуда. Знали ли они это сами? Я всегда любила свой город. Он меня вырастил, он содержал меня в безопасности (ну, если не гулять возле Галереи после 9 вечера, хаха), подарил сотню курилок и троих лучших друзей. Подарил воспоминания, убежище, гору легенд и историй, рассказываемых во дворах. Но это место… Здесь даже пахнет по-другому. Прекращаю вертеть головой, потому что надежды на то, что я просто заблудилась в незнакомой черте города с треском разбиваются о бумажного ангела, на тонкой нитке свисающего с фонаря. Бумажный ангел. Металлические башни. Дождь. Услужливая память тут же подбрасывает до дрожи знакомые картинки. Маленький мальчик Узумаки, большие глаза похожи на рябь на воде. Эти глаза никогда ему не принадлежали, но мне всегда казалось, что он лучше всех раскрыл их потенциал. Я так сильно им горжусь. Шестеро рыжих мужчин — все исколоты чакроприёмниками, как этот город — трубами. Словно он хотел отразить в себе саму суть этого места. Женщина-Ангел, что превратила озеро в бумагу, защищая мечты, веру и надежды погибших друзей. Красные Облака. Битва с Ханзо. Битва с Джирайей. Битва с Обито. Нарисованный детский мультик слишком резко стал реальностью, и оглушенная этим фактом я без сил сажусь на ступеньки какого-то здания. Пальцы сами собой достают сигареты из кармана, закуриваю и отрешенно смотрю вниз. У меня под ногами — огромная лужа, и в отражении на меня смотрит уставшее девичье лицо. Слава богу, моё. Спасибо хоть внешность оставили, а то по закону всех фанфиков я должна была попасть либо в маленькую Узумаки, и стать Вторым Пришествием Кровавой Хабанеро, либо в Учиху, которой суждено любить обоих выживших братьев и умереть за одного из них. У меня под ногами — огромная лужа, и в отражении на меня смотрит испуганное девичье лицо. Другое лицо — со спадающими на лоб рыжими прядями, шестью проколами в носу, и пурпурной рябью в глазах с интересом рассматривает незваного гостя.