Год 1801-й. Однажды весной
Санкт-Петербург, Зимний дворец Из записей императрицы Елизаветы Алексеевны, 20 марта/1 апреля 1801 года
«Мы провели сегодняшнюю ночь в наших старых комнатах, но родные пенаты не принесли облегчения. Теперь Александр император, но какой ценой? И я чувствую, что-то в нём изменилось, нечто неуловимое, что-то в нём сломалось и навсегда. Насовсем. Будет казнить себя, будет винить на всю жизнь и не найдет покоя, который я так бы желала ему подарить. Как я его люблю! Ещё больше люблю после всего того, что произошло с покойным императором Павлом. Господи, дай ему сил! Невыносимо наблюдать, как отчаянье сковывает бедную душу Александра невидимыми цепями. Он не может заниматься никакими делами, а только сидит в своем кабинете часами и думает, смиряя себя. Пытается забыть ночь убийства, но начинает заново вспоминать, перебирать больные воспоминания. Ночами лежит головой у меня на коленях, бессонный и молчаливый, а я глажу его льняные волосы и целую усталое лицо. Не сплю вместе с ним, забирая тревоги и сожаления вчерашнего дня. В такие моменты никто не отнимет моего Александра. Кажется, что он мне не верит. Или слабо верит в себя. В то, что мы ещё обязательно будем счастливы так, как это было раньше. Дочь, переехав в Зимний, стала крайне озорным человечком; ей все нипочем! Убегает от бонны, разбрасывает свои игрушки и не желает подчиняться. Смиряю душонка тем, что беру к себе в кабинет, сажаю на детский стульчик и занимаю книжкой со сказками. С каждым днём это действие становится для Мари всё более интересным, но её хватает не более, чем на полчаса: двухлетнему ребенку не усидеть на месте даже если окружающие взрослые печальны и тучны. Скука одолевает милую Мышку, и, минуя свои печали, мне приходится следовать заветам своего материнского сердца, которое слепо подчиняется повелению дорогого ребенка! Машенька не может понять, что жизнь и её, и наша изменилась бесповоротно, но она самое главное моё утешение и спасение от всех бед. И я рада, что Александр считает также. Часто он прохаживается с Mäuschen по залам дворца, о чем-то расспрашивая, а она, будто осознавая важность вопросов отца, кивает совершенно рыжей головой. Не смею мешать их разговорам, тем более знаю, что они приносят ему облегчение. Несравненное! Императрица живет с нами. Полагаю, что после похорон она уедет в Павловск. Утром Mäuschen приводили к ней для свидания, но всё закончилось детской истерикой и недовольствами со стороны матери десяти детей. Но императрица уверовала, что ныне может требовать от старшего сына, которого воспитала покойная императрица, всего, что душа пожелает. И от одной этой мысли мне дурно!..»
Юная императрица отложила свои тетради в стол, посмотрев в окно: весна наступила не только по календарю. Солнце, столь редкое в последние дни, озарило небольшой кабинет. Машенька сидела на мягком ковре со своими игрушками, что-то лопоча на выдуманном детском языке и не скрывая улыбки, озарившей пухлощекое личико. Она казалась матери невероятно прелестным ребенком. Ангелом! Вдруг Лиз ощутила невероятно сильный прилив любви и нежности к единственной дочери. Взяв маленькую дочурку на руки, счастливая мать расцеловала её в обе щёки. Машеньке это очень понравилось, и она нисколько не серчала на маменьку за то, что она так вероломно разлучила её с любимым плюшевым зайцем. Мама́ важнее! Повзрослев, Мария Александровна не изменит своего мнения. И навсегда останется главной поддержкой и опорой своей прекрасной маман… — Мышка моя славная! — Лиза счастлива, что наконец-то может свободно проводить время с дочкой, не опасаясь упрёков в нарушении протокола. Столько времени в детской ни одна уважающая себя особа не проводит, положившись на кормилиц и гувернанток, а Елизавета вздумала порядки свои наводить? Вздумала. Заручившись безоговорочной поддержкой венценосного супруга. И Лиз собиралась стать для дочери главным человеком. Может, когда-нибудь у них с Александром будут другие дети, но Mäuschen — первенец. И учит свою мать быть лучшей из матерей. Беззаветной ребяческой любовью! — Что ты, золотце? — когда Мария подтягивается, не сводя взгляда с картин, разворачивающихся за окном, Лиз решает продолжить разговор с самым важным человеком своей жизни. — Больше ты не дешишь общую игральную с Анной и мальчиками? Скучно вместе с мамой? В силу возраста Mäuschen мало говорила, но почти всё понимала. И поэтому Елизавете остаётся довольствоваться тем, что дочь отрицательно качает головой, доказывая, что рядом с мамой ей весело и вольготно. В комнатах Зимнего дворца куда уютнее, чем в стенах Михайловского замка, а игрушки Марии снова принадлежат лишь ей; дочь Александра и Елизаветы обещала стать настоящей собственницей с годами. Пусть к младшим братьям и сестре отца великая княжна успела по-своему привязаться. Особенно к вихрастому Никсу, с удовольствием качающего Машеньку на деревянной лошадке. Той самой, однажды подаренной Екатериной Великой старшему внуку. — Не злишься? — удостоверившись, что дочь довольна положением дел, Лиз обнимает её ещё крепче. — Я так и знала, что ты не будешь сердиться. Солнышко!.. Возможно когда-нибудь Мария будет великолепно музицировать, радуя мать своим талантом, или станет складывать мелодичные рифмы лучше, чем любой придворный поэт, но пока Елизавета Алексеевна желает лишь одного… Чтобы дочь была счастлива. Но как это возможно, если между Лиз и Александром не будет согласия?..