На краю галактики

Расстаться с Алисой — это решение, как думал Дима, здравое и верное. Из отношений вырос, объяснял Макару, сидя вечером у него в квартире с кружкой чая, что для детей, коими они были, их любовь — любопытная игра. Алиса не тяготила, но и не приносила в жизнь что-либо, её присутствие можно было назвать обычным и, без грубости, бесполезным; для неё Дима видел в роли молодого человека кого-то другого, но точно не себя. Всё между Димой и Алисой закончилось на хорошей ноте. Встретились, поговорили, Алиса, кивая головой, со всем согласилась и сердечно поблагодарила друга крепким объятием, переплетенным со словами благодарности и уважения; Дима в ответ преподнёс подруге небольшой подарок: кулон с зайчиком, на которого Алиса отдаленно похожа. Не обрывал, а закреплял их связь, оставлял после себя чёткое и ясное понимание, что он всегда будет рядом, пусть и в другом виде. Например, близкого человека, который поддержал после снятия с чемпионата России. Климат перед чемпионатом России для Димы был наилучшим. Он был готов побеждать — Олимпийские Игры вдохновляли как ничто прежде. Тренировка за тренировкой, и у Рукавицына если не восторг, то нескрываемое уважение к успехам спортсмена, показывает «класс» и машет рукой, но не ослабляет хватки. Дима часто слышит «только попробуй так не сделать на чемпионате». Однако Дима не был бы собой, если бы на чемпионате так и не сделал — неидеально чисто, но достаточно, чтобы результат стал красивым числом на табло, а фамилия ярко высвечивалась в тройке лидеров. 3. Дмитрий Алиев. 249.11. Прямой путь на олимпиаду — пережить бы только чемпионат Европы. На московском соревновательном льду в это время для Алиева присуща стабильность: второй и в короткой, и в произвольной программах, и это обеспечивает Диме точную, неоспоримую путёвку в Пхенчхан. — Макар! Мы должны это отметить! — говорил он радостно после своих успехов. Игнатов посмеивался. — Рукавицын нас удавит. Потому что режим тренировок стал ещё жестче. Раз веселишься, значит, бездельничаешь. Дима почти на коленях приползал домой от усталости, ложился спать и вставал на очередную тренировку. Любимым днём за сезон он мог назвать отлёт на сборы в Ниигату, Японию (так ещё и пролетом в Токио). Время без тренировок, но с долгим и нудным пребыванием в аэропорту, чуть трясущимися от волнения коленями и ладонями и греющим сообщением от мамы «Всё будет хорошо». Компания веселая, но для Димы маловата. Рядом с ним в соседнем кресле почти всю дорогу спал Миша Коляда, но как просыпался — принимал активное участие в различных играх. Так и шёл полёт: первые часы были молчаливы и апатичны, каждый летевший пытался свыкнуться с мыслью, что этот рейс приближает его к заветной олимпийской мечте, потом начались разговоры, в которые вовлекалось все больше спортсменов, в том числе в различные игры (слова, крокодил, города), и в конце за несколько часов до посадки весь самолёт погрузился в сон. — Переживаешь? — тихо спросил Дима Мишу перед посадкой. — За посадку или Олимпиаду? — невозмутимо переспрашивает Коляда. — За Олимпиаду, — на это утверждение Миша вскинул брови, после чего нахмурился. Дима ждал ответа, но его не услышал. Потом подумал: сам бы не ответил. В Японии романтично, но необычно — по России Дима начал скучать на следующий день. Всё время пребывания здесь Дима был необычно близок с Мишей, Сашей, Катей и Женей — получалось случайно, однако всегда удачно и познавательно; Женя на прогулках воодушевленно рассказывала о стране восходящего солнца, с Мишей приходилось жить по соседству, а Саша и Катя всегда находились рядом и добавляли нотки веселья. В одном кругу они не говорили об олимпиаде, но общее напряжение лучилось совсем слабо — сборная ОКР едет побеждать с уверенностью в своих силах. — Ну, пойдём гулять! — канючила Женя, зазывая всех выйти на улицу после вечерней, изнурительной тренировки. — Тебе дай волю, ты бы только и гуляла, — по-доброму посмеивается над Медведевой Катя и Алина её поддерживает. — Здравая идея пойти погулять. Когда ещё здесь окажемся? — в желании в очередной раз пройтись по городу Дима свою подругу поддерживал. — К тому же нам же уже через два дня вылетать в Пхенчхан. Так и договаривались. Ниигата — город на побережье моря. Здесь теплее, чем в России, непривычная плюсовая температура и сильные порывы ветра, но что-то в этом городе было притягательное, несмотря на желание вернуться домой; они обошли город за данные им дни, насладились вдоволь, Дима даже пообещал вернуться, пусть и не конкретно сюда, но в другие японские города. Сейчас думать о путешествиях не получается, вся жизнь ограничена один моментом — олимпийским, и что будет за ним — непрогнозируемое. Посадка в Пхенчхане приятная и мягкая, на что Алиев себе сказал: «Пусть мои прыжки будут такими же». Олимпийская деревня Пхенчхана находится далеко от города. Однако свободного времени нет. День — однообразная рутина. Тренировки, краткое общение, отдых. В комнате Дима устроился вместе с Мишей Колядой, которого считал дорогим ему коллегой, но долгих и близких разговоров не было. У Миши грядёт командных турнир, заявлен и на короткую, и на произвольную программы, и Дима в момент объявления списков почувствовал сильнейшую горечь. В себя на личном турнире верил с переменным успехом, все же Юдзуру Ханю — уже победитель, а там подтянутся и Нэйтан, и Сема, и Хави. Командный этап — возможность взять золото своим трудом вместе с талантливыми коллегами. Лишаться такой возможности больно и неприятно. Ещё сложнее признать, почему же его, Диму Алиева, не выбрали выступать — слабее, конечно, не сможет тягаться с Мишей, и он на то никак не мог повлиять. Не успел доказать, так и делал то достаточно убедительно. По мнению самого Димы. Командный турнир смотрели всей российский сборной, интерес изъявили и лыжники, бобслеисты, конькобежцы, сноубордисты, хоккеисты и кёрлингисты — приятное единение с командой, никаких споров и разногласий по типу кто каких фигуристов любит больше или меньше; важно одно — на льду команда ОКР, их родные спортсмены и ничего другого смутить больше не может. Дима переживал больше всех, на любую ошибку прикрывал лицо руками и неразборчиво бубнит в ладони; наиболее эмоционален на Мише, как и все, — волнение перебороло его талант, и если у остальных находилось возмущение, то у Алиева — неподдельная жалость. Видел, как Мише тяжело и, кажется, стыдно. ОКР стал вторым. Неожиданно для всех. В Пхенчхане новым пламенем разгорелось обсуждение противостояния Медведевой-Загитовой, и на Диму Алиева никто в большей степени внимания не обращал. А он продолжал тренироваться дальше, вселяя в себя надежду на пьедестал — контент позволял подняться высоко, но на последней тренировке каскад с лутцем решил выдавать недокруты и падения. Рукавицын зол, и Дима с его эмоциями не спорил; подъехал к бортику, виновато опустив голову и делая вид, что проверял шнуровку на коньках. — У тебя нет права на ошибку, Алиев. Прыгай, даже если ног не будешь чувствовать. Понял меня? И попробуй только не приземлить. Права на ошибку нет, поэтому Дима её допускает. Не в короткой. Её-то откатывает превосходно, на удивление даже для себя, потому что начал хоронить себя сразу же, как встал в начальную позу. Маскарад публика встретила возгласами одобрения и неподдельной радости. Во время проката Дима воодушевлен и счастлив как никогда прежде; лед растворился, и все движения — полет тела и души под ноты бессмертной и узнаваемой классики. Дима Алиев перестал быть таковым в несколько минут, он перестал чувствовать себя и по-настоящему слился с атмосферой и историей своего проката — таким и бывает олимпийский момент. Нет гордости и радости, есть время, оно как мягкие волны теплого моря несут в такт музыки навстречу к мечте маленького мальчика, Димочки, который вставал на пьедестал, ожидая, когда же это будет его триумф в Пхенчхане. Эйфория сошла быстро, когда он осознал, насколько великолепен был сегодня. Не ожидал от себя такого — побил рекорды сборной в первый же сезон, Миша Коляда занял строчки позади, и Диму это смутило сильнее, чем возможный бы проигрыш. — Миш, не хочешь поговорить? — он попытался достучаться до своего соседа по пути в отель. — Я не настроен на общение. Переживает. В полном одиночестве: никто его не поддержал, никто. Есть только два лагеря — те, кто обругали его с ног до головы и те, кто вообще о нём не знает, так как следит лишь за противостоянием девочек Тутберидзе. Так, словно не существовало мужской сборной, есть только женское катание, и журналисты не отходят ни от Жени, ни от Алины, создавая им и тренерам испытание на прочность. Дима открывает социальные сети в тайне от Рукавицына, чтобы почитать мнение о своём прокате, но на новости о прокате комментариев и лайков в разы меньше, чем об информации о девочках. Люди хвалят и одобряют, верят в его силы на произвольной, но Алиев стремительно сник — на нём колоссальная ответственность, волнительно до дрожи в коленях и подступающей по утрам тошноты, ещё хуже, чем перед короткой, однако некому высказаться, наоборот, приходится смиренно терпеть и молчать, чтобы не нагружать других. Того же убитого происходящим Мишу. Поговорить бы. С кем-нибудь. О наболевшем и грядущем. Простым образом высказаться, возможно, без встречного мнения и сочувствия, но с небольшим интересом к судьбе лидера сборной, которым Дима стал внезапным образом. Он держал всё накопившееся до ночи перед произвольной программой: проснулся почти к трём от сковавшего его волнения, что душило и во сне. Спать не получалось, и он с легкой ухмылкой позавидовал Мише, который мирно спал, отвернувшись к стене, и не слышал, как Дима осторожно прошел в их общую гостиную. В телефонной книге достаточно контактов. Пиши и звони сколько влезет. Первое, о ком он думает, конечно, Макар — лучший друг, да и спать ложится довольно поздно. Однако как по иронии судьбы в сети не появлялся с шести часов вечера, последнее, что написал: «не переживай, Димон, всё получится». В моменте эта фраза успокоила, но сейчас она казалась мелочной и бессмысленной. Дима набрал телефон друга, гудки тянулись мучительно долго, приводя к отсутствию ответа. Второй раз набирать не стал, снова листал среди знакомых имен, но никак не находил того, кому мог довериться здесь и сейчас. Что испытывал сейчас — слишком сокровенно, поэтому и желал найти человека близкого, который не только выслушает, но и поймёт каждое слово, терзающее чувство и наступающую панику. Он останавливается на контакте «Лиза Туктик». Сердце у Димы бьётся слишком быстро. Волнение или страх — всё для него странно; это же Лиза, его знакомая, номер которой случайно взял у Макара и так не удалил. Алиева окутали сомнения, станет ли Лизе интересно, что у него и как на душе, чем занят сейчас и почему в ночь перед прокатом совсем не спится. Последнее сообщение от неё похоже на сообщение Макара, она это написала всем ребятам в сборной, что не могло не показаться довольно милым. В конце концов Дима смог поддержать Лизу, когда случился разлад с Андреем. Алиев так и искал аргументы, чтобы позвонить именно ей, пока не поймал себя на мысли, что почему нужно подбирать аргументы, когда можно просто позвонить и обо всем узнать. Дима набрал, откидываясь спиной на диван. Тоже гудки, и всё замирает от чуть затянувшего пробела между ними — все же интернет тут работал плохо. Лиза не отвечает. Абонент недоступен и не перезвонит в ближайшие часы. В произвольной Дима упал и на втором, и третьем прыжке с пониманием, что потерпел фиаско. На первой и, возможно, последней Олимпиаде в своей карьере; своё огорчение показал открыто в камеру, но попытался даже слабо улыбаться, поздравил победителей искренне и никого не винил, кроме себя. Однако за ним и Мишей по-прежнему никакого пристального внимания ни прессы, ни зрителей, а всё потому, что в по-соседству скандал достиг своей развязки. Евгения Медведева проиграла Алине Загитовой, и от этого будто перевернулся мир фигурного катания. Дима не лез, но про себя понимал: было жаль их обеих одинаково, сочувствовал, но ничего не мог изменить.

***

С Мишей они встретились после цветочной церемонии в отеле. На этом их Олимпийская история в 2018 году закончилась. Многое из неё извлеки уже сейчас — как минимум, умение проигрывать и искать причины двигаться дальше; пока что сильно себя не загружали, решили разбираться с ошибками в Москве, а сейчас, в еще отведенное время на Олимпиаде, подумывали сходить на показательное выступление девушек, ибо такая возможность им представилась. Как подступиться к Мише Алиев не знал. Спросить про Олимпиаду — безнадежно, про состояние — бессмысленно, завести разговор о стороннем — глупо. — Пойдёшь сегодня смотреть на наших? — спросил Дима, складывая вещи в шкаф и стоя спиной к знакомому. — Наверное, да, — поникшим голосом ответил ему Миша, — надо поддержать обязательно. Дима не узнавал Мишу. Из активного и общительного юноши они преобразился в загнанного и разбитого мальчика, у которого рухнула, кажется, вся жизнь. Устал, потирал глаза от недосыпа, чем награждала его бессонница, и в попытках успокоения и расслабления тоже чем-то был занят: убирал свои вещи в чемодан, разглядывал подарки фанатов, смотрел видео на ютубе, общался с Дашей; Миша был на следующей позиции после Алиева, но это это сразило больше, чем самого Диму, словно он был не на восьмом, а на двадцать четвертом. — Все еще не хочешь поговорить? — продолжал он. Когда-то у Миши должен был закончиться период стойкости, когда удается огородиться от всего плохого. Дима хотел стать для него если не другом, то хорошим коллегой, понимающим его проблему по возможности. — О чём говорить? — Миша пожал плечами. — Как меня ненавидят все за проигранный командник и за восьмое место в личке? Обижен. На Мишу обрушился шквал критики и сложно найти слова поддержи: комментаторы, члены сборной, ОКР винили его во всем неудачах, при том иногда не выбирая правильных выражений; у фанатов в большинстве своем позиция более жесткая, но их у Коляды немало, потому почти каждый день вместе с гневом он получается достаточно любви и поддержки. От Даши в первую очередь. — Мы сделали, что смогли, Миш. Никто не застрахован от падений. Но мы все равно в десятке лучших фигуристов планеты. Есть повод гордиться. Но гордиться этим было как-то сложно. Коляда сел на диван, и Дима занял место рядом с ним. — Повод, конечно, но у меня ощущение, что я всю страну подвел и предал. Хотя, так и есть. И девчонки, и пары, и танцоры без золота остались. Они-то как раз заслужили. Коляда всегда был таким — чувствовал очень много, хоть и не показывал этого, эмпатия на высочайшем уровне, что и сейчас не столько обидно за себя, сколько за ребят из сборной. Диму это привлекало, хоть такого он не разделял, но хотелось помочь Мише перестать считать виноватым именно себя. — Вы вступали все вместе. Идеальные выступления были только у Жени, Алины. Остальные тоже не занимали первые места. Ты сделал всё, что смог, и твой вклад в медаль велик. Серебро — тоже прекрасная награда. Миша улыбнулся, очень сдержанно, отведя взгляд, но видно, что слова Димы хоть чуть-чуть, да облегчили тяжеленный камень на плечах; кивнул в знак согласия, у Алиева на душе — легкая доля облегчения, видит, как угадал, и собой отчасти немного горд. Коляду привлекало то, как говорил с ним фигурист, без лукавства и попытки быть «правильным» — правда со стороны Димы подкупала. — Спасибо тебе, Дим, — юноша отвлекся на телефон, на экране которого отображался звонок с именем «Даша». — Извини, я отойду. Миша ушёл, и Дима остался в комнате наедине, тоже решил взять телефон и проверить сообщения. «Дим, привет. Прости меня, я вчера была вечером занята и не смогла взять трубку. Перезвони, как освободишься». Это Лиза. В сети пять минут назад. У Димы затряслись руки одновременно от счастья и неожиданности, он перечитал это короткое сообщение четыре раза, разглядывал каждую букву, думая: «Это не сон?». Не сон, на аватрке у Лизы — селфи, где весь акцент заострен на светлые глаза. Во всех смыслах светлые: ярко-зеленые мягкий тон, у зрачка — самый мрамор; и по эмоциям — светлейшая, ни злости и превратных мыслей, и смотреть на эту красоту для Димы — как занятие, чтобы терзать очарованием душу. Алиев не видел свою дурацкую улыбку. Набирал сразу же, потому что хотелось поговорить. Сейчас — по-другому. Не рассказывать о тревоге и страхах, а лишь услышать знакомый голос, послушать про родные питерские реалии и радоваться тому, что существуешь в этом мире. Вместе с ней. Такое чувствуется впервые. — Лиз, привет, — поздоровался Дима сразу, как прекращаются гудки. Голос прозвучал слегка пискляво от радости, и он скорчил страдальческую гримасу. Позорище. — Привет, Дим, — сонный голос Лизы был тише обычного, но даже так Алиев услышал, как она улыбнулась. — Еще раз извини, что не взяла трубку. Ничего не случилось? Ты как? Поток вопросов — это приятно. Лиза — второй человек после Макара, который спросил самое простое: «Ты как?». Это льстит, это согревает ещё сильнее, и Дима едва сдерживает желание найти телепорт до Санкт-Петербурга. — Не извиняйся, я все понимаю, — он кивнул, продолжая улыбаться. — Всё прекрасно. Я рад, что это закончилось. Но олимпийский момент… Описать не могу, — Дима усмехнулся. — Ты спала что ли? Судя по голосу. — Ну, всего шесть часов, поэтому, считай, подремала. Насчет момента — верю, верю. Надеюсь, я ещё свой момент почувствую, — короткий смех прозвучал мило. — Да, что-то после тренировки уснула. Сегодня смотрела ваши прокаты в четыре утра. Ужас, кто так рано ставит соревнования? — про себя юноша предположил, что смотрели прокаты все вместе. — Ты был крут. Влюбилась в твой маскарад, ну как же ты откатал! Умница ты, Дим. Поздравляю тебя. — Спасибо тебе. Мне это очень приятно слышать. От Лизы веет теплом, и её поддержка — ценнейшая из всех; никогда не чувствовал такого прилива сил и энергии от банального «умница», но у Туктамышевой получалось быть такой: ни на кого не похожей, и Дима от этого был самым счастливым на свете. Вошедший в комнату Миша, увидел эту загадочную улыбку соседа и, поняв всё без слов, ушел к себе, чтобы не мешать. — Дим, — снова ожил голос по ту сторону мира. — Расскажешь мне про Олимпиаду? — Естественно! — ей Дима готов открывать любые тайны мира.