Противостояние

Венсан, лёжа на сене, смотрел на мерцающие звёзды. И в воздухе водил пальцем, словно очерчивая их. Слабый смех позади его не беспокоил — это Дюран и возница играли в карты. Инстинктивно Дюбуа всё ж оборачивался пару раз, но особого значения раскладу не придавал. Однако мысли его были далёкими от ромашкового ковра, растянувшегося под небом, и от несложных правил деберца. …Венсан снова думал о первой встрече с Лефевром и сложившейся ситуацией. «В тот день я места себе не находил, » — размышлял он. — «Но что было бы если бы я был тих и спокоен?» Перед глазами алхимика всё ещё стоял дрожащий образ пса, сжавшегося в умирающий ком. Он насквозь был прошит болью и походил на кем-то брошенную дворнягу. «Я даже не сразу понял, что это кабель», — криво усмехнулся алхимик, чувствуя на кончике языка горечь. — «Теперь же ему, вон, вазелиновое масло подавай.» Дюбуа лениво повернул голову, чтоб взглядом выхватить горделивый профиль фамильяра, и невольно застыл. Неосознанно он залип на внешности Дюрана. Впрочем, полюбоваться там было чем: волосы юноши отрасли ниже плеч, непослушными прядями на лицо падала чёлка, белая футболка с округлым вырезом и короткими рукавами не скрывала плавный изгиб шеи и рельеф подкаченных рук. Венсан подметил, что благодаря подпитке духовной энергией, состояние пса изменилось: из немощного полудохлого существа он превратился в роскошного фамильяра. (Правда возраст Лефевра было установить невозможно.) «Он старше или младше меня», — гадал Венсан, всё ещё ощущая мягкие прикосновения в области полушарий. — «Фактически — младше. Ведь его создали недавно. Но какую информацию вложили в его голову? Какой опыт передал ему Великий Мастер там, в Параллелье?» Не зная простых ответов, парень терялся в догадках. Но дизориентировал его совершенно иной фактор: он всё ещё ощущал на своей загрубевшей от тяжёлых работ коже прикосновения демонического пса. (Собственно, именно это и будоражило кровь алхимика.) До красных пятен перед глазами маячила в памяти фривольная улыбка Лефевра, заставляя Венсана симафорить ушами. От воспоминаний, в которых фигурировал полуголый фамильяр, юноша чувствовал истому. Подобно волне, она прокатывалась по низу живота, заставляя Дюбуа-старшего ёрзать, стыдливо опуская ресницы. И, по-тихому любуясь широким разворотом плеч, сгорать изнутри. Не менее будоражащим явлением был голос Дюрана. (Его Венсан давно уже оценил. Но, несмотря на это, всё равно прислушивался к бархатным ноткам.) «Да и с ростом ему повезло», — мысленно накручивал баллы симпатии парень. (И действительно… Чтоб Венсану не пришлось задирать голову вверх, фамильяр слегка наклонялся.) «Ну и в целом, я ранее не видел таких глаз», — всё сильнее и сильнее загонялся алхимик. В этом Венсан не лукавил. Цвет глаз Дюрана был по-настоящему удивительным — юноша по полной оценил золотистые крапинки, увязшие в тёмно-шоколадном омуте. Так же он подметил, что иногда радужка играла с оттенком — светлела, покрываясь поволокой. И именно от такого взгляда — ровного, как древко стрелы, с налётом светло-ореховой пелены, вело алхимика. Но в этой своей слабости Дюбуа не признался бы даже собственной тени. А ещё юноша не был предвзят, давая оценку своему фамильяру. С виду пёс не был перекаченным бодибилдером, но при этом возникало чувство, что Венсан может спокойно спрятаться за его спиной. (Вот только алхимик не был малодушным, чтоб перекладывать свою долю ответственности на плечи Лефевра.) — Ты меня душишь, — внезапно раздалось возле самого уха, заставив юношу вздрогнуть, — и ты это делаешь не в первый раз. Венсан не понял в какой момент потерял Дюрана из вида. Но теперь тот, не моргая, смотрел на него практически в упор. И в этом взгляде не было раздражения — они горели заинтересованностью: крапины налились золотом так, что походили на искры, напоминая о пламени, (том самом, что бесновалось в трансфигурационном поле), вызывая дрожь. И нет, это не было связано со страхом или злостью. Это было похоже на жар, лижущий сердце и заставляющий щёки Венсана смущённо пылать. Сам Дюран смотрел Дюбуа в глаза и чувствовал, как немеют руки и пересыхает рот. Его мысли так же начали путаться, взращивая внутри неуверенность. Не в силах выносить тишину и пульсацию крови в висках, Венсан заговорил первым. — В смысле «душу»? — спросил он и вздрогнул от изумления. (Венсан удивился своему неестественно севшему голосу.) — Ты меня взглядом раздеваешь, — пояснил фамильяр. — Я это лопатками чувствую. ...Дюран в широко распахнутых синих глазах видел своё отражение. Так же, как и Венсан, демонический пёс давно отметил уникальность цвета глаз Дюбуа. Что у младшего, что у старшего радужка напоминала оборванные лепестки васильков или глубокую синь высокого неба. «Какой удивительный цвет!» — восхитился Дюран, впервые увидев Лорана. Теперь же пёс торчал от выразительного взгляда Дюбуа-старшего, потому что в синих мазках радужки был виден не только его собственный образ. Там, в глубине, плескалась доброта. Она обжигала своим теплом. И именно её чувствовал фамильяр, когда Венсан бросал свои неосторожные взгляды. Порой Лефевру казалось, что он вот-вот утонет в этой синеве. И это являлось не менее странным — далёким от заводских настроек, отлаженных Великим Мастером. «Что с этим цыплёнком не так?!» — в душе вопрошал фамильяр, желая прикоснуться к хозяину. (Нет, не просто потрогать прядку волос или поправить манжету, а влипнуть по самые почки. Залезть под кожу своим естеством и, сжимая в объятиях, не отпускать.) От безумства пса Венсана спасало благоразумие. (Стараясь не делать лишних движений, Дюран с большим трудом брал себя в руки. Ему даже удавалось привести дыхание в норму, и, не спалившись, отводить взгляд.) Но порой и оно сдавало позиции. — Может остановимся в Южном Патрисе? — предложил Дюран в этот раз, растрепав свои тёмные волосы. — Зачем? — не понял Венсан. — Для общего саморазвития. Надо с одним типчиком поговорить, — ответил пёс, не вдаваясь в детали. И юноша вспомнил разговор, случайно подслушанный ранее. — Хорошо, — неуверенно согласился алхимик, желая разобраться в чём дело.