у меня нет времени для исповеди

(now i have to get something for my bae)

Еще немного и рот порвется в уголках. Бейла зевает уже десятый по счету раз, съежившись в ласкающей кожу обивке переднего сиденья Rolls-Royce Dawn. Темные очки тонкой полоской на переносице, кепка, не по размеру широкий свитер кремового оттенка и трубы джинс – все, что она успела натянуть на себя, когда Алин ввалился в ее апартаменты. – Так куда мы едем? – Сюрприз, – хитрая морда улыбкой сытого кота, не отводя взгляда от дороги. Бейла закатывает глаза, капилляры в уголках которых умоляют о лишнем часе сна. Приход Халла – шторм без предупреждения, вихрем по паркету комнат, прямиком в спальню и сорванным с губ поцелуем (боги, она ведь даже зубы еще не почистила). Алин хаотично выуживает из гардеробной одежду, бросает на кровать, выплескивая объяснения вперемешку с извинениями: он позарез нужен Аддаму в Спайстауне, задержится дня на четыре и не сможет отпраздновать с ней день святого Валентина. Бейла судорожно моргает в попытке сбросить остатки сна; она и вовсе ничего не собиралась праздновать, а уж тем более с Алином. – Мы на месте, – брови вверх, почти подпрыгивая у пассажирской двери. Полупоклон и ладонь с рваными линиями – Бейла с опаской принимает этот жест, подыскивая в голове причины для столь мальчишеского энтузиазма в восемь утра. Под локоть – Халл, под подошвой – брусчатка улицы, два пролета лестницы и он проворачивает ключ в массивной металлической двери. – Ну, как? Серый бетон стен перекрыт грунтом белой краски, грубая фактура и шершавость поверхностей, на полу след ее шагов, выгравированный толстым слоем пыли. Извилистая прямоугольная площадь, на глаз – квадратов двести, вымощенная с одной стороны широкими окнами. Бейла замечает очертания холма Висении с центральной площадью города. – Что…? Халл поднимает палец вверх, призывая к молчанию, обхватывает запястье и уводит ее вглубь. Дальше – объемный декор, спрятанный под плотным полиэтиленом в прямоугольной нише, перед ним вытянутая вширь столешница и пара облезших по краям кожаных барных стульев. Пальто – на покрытую трухой обивку, Алин, перепрыгнув через столешницу, – Бейла находит движение явно лишним, можно было и обойти – срывает полиэтилен, возводя в воздух столп строительной пыли. Частицы непроизвольно отзываются кашлем, маханием ладони перед носом. В нише выпуклое стекло прозрачных трубок, ладно складывающихся в короткое «Леди Бейла». Лицо Бейлы – маска ошарашенного недоумения, складка между бровей, распахнутые глаза. В ее голове вывеска загорается голубым неоном, но все еще светится не так ярко, как лицо Халла. Девушка молчит слишком долго, и из Алина вырывается: – Если тебе не нравится название, то его с легкостью можно будет заменить, не проблема, просто подумал…В общем, двадцать процентов все еще у Аддама, десять придется на Хайтауэров, хоть мы и выкупили эту площадь, Tower будет располагаться наверху… – Ты купил мне клуб? – Мы рассчитывали на лаунж-бар, – неопределенно пожимает плечами он. – Интерьер целиком на твое усмотрение. – Мы? – Хайтауэры открывают новый отель в этом здании, мы с Аддамом выкупили первый этаж, – ухмылка на лице, выводящая «выкупили, чтобы побыть занозами в их заднице». – Алин, это… – затянувшаяся растерянность угасшим блеском в его глазах, сползшей улыбкой. Он обходит столешницу, указательным пальцем в петельку пальто и через плечо. – Слишком? – плотно поджатые губы. Ей хочется кивнуть, развернуться и быстрым шагом покинуть здание. Бейла открывает и закрывает рот, изнутри невнятные звуки, едва формирующие слова. – Ты говорила, что хочешь отвлечься, и мне показалось, что подобный проект — отличная возможность, – затхлая тишина, разрезанная хриплым голосом. – Ты едва выходишь из дома и… Бейлз, – большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, и на два шага удлиненный назад след пыли на полу, – Впрочем, это не мое дело, прости. Критическая точка, тугой узел в районе желудка: когда их случайные отношения переросли в нечто более серьезное? Левый уголок губ Халла вскакивает и опускается – мелкий недостаток, нерв, обнаруживающий маску безразличия, срез еще тлеющей надежды. Стоит начать или закончить сейчас. Вдох – сокращая расстояние, подушечками пальцев по предплечьям, к скрытой воротом шее, прижимаясь ближе к ставшему знакомым телу: – И кто же покроет расходы по ремонту? Оголенный жемчуг зубов в самодовольной улыбке. – Об этом я позабочусь, миледи, – дурманящий голову аромат бессмертника, жгуче-тягучий поцелуй. Запястье Алина отзывается легкой вибрацией, он отстраняется, переводя взгляд на часы: – Есть ровно три часа, чтобы тебя накормить, – вскинув правую бровь, – кофе? – Кофе, – Бейла переплетает пальцы их рук, с ужасом вспоминая о том, что для него у нее подарка нет вовсе.

(oh, these roses smell very nice)

– Свыкся с этим местом? Низкий голос за спиной заставляет вздрогнуть, отпечатывается рваным порезом шипа на указательном пальце, набухающим рубином крови. Джекейрис натягивает усталую улыбку: – Это самое теплое место во всем поместье, – слова хрипят, застревают в горле, ножницы с хрустом переламывают основание цветка. Воздух оранжереи звенит сухим теплом, гудением вентиляционной системы и тяжелым ароматом кустарников, оплетающих деревянные каркасы. Ложная весна щиплет нос морозной свежестью, колется инеем на шипах – даже здесь он невольно ежится. Джейс никогда не привыкнет к этому холоду. – Ну и видок, – кивком на темные синяки под карими глазами, скрещенными руками на груди. Угольная копна жестких волос Кригана поспешным низким пучком на затылке, колючая шерсть домашнего свитера, серый тартан фланелевых брюк. Джекейрис думает, что он проснулся полчаса назад, на остывших простынях – запах сигарет и ментола. Если плотно сжать веки – Джейс все еще рядом. Ладонь разворошила пустоту кровати, Старк открыл глаза цвета предштормового неба и отправился в оранжерею. – И кто в этом виноват? – Ночью кто-то был не против, – растворившаяся в зевке улыбка. Веларион на откровенный выпад не реагирует, возвращается к розам, с резко возросшей в суетливых движениях нервозностью собирая букет. Бодрость Кригана раздражает, бархат голоса повышает уровень тревоги. Ладонь хватает стебли, цоканье с языка и глубокий надрыв кожи на большом пальце. – Осторожней, – привкус железа чужой крови на обветренных губах Кригана. Джейс передергивает плечами, сжимаясь до зудяще-ноющей пустоты в желудке, до багровых пятен стыда на молочного цвета коже. – Прости, – сдавленно-усталое. – Просто… у меня даже не было возможности объясниться. Джекейрис отводит глаза, боится проглотить обиду, вставшую комом в горле: давший трещину купол его реальности грозится рассыпаться вдребезги. – Дай ей время, – слизав растворившиеся в трещинах следы крови, Криган отводит палец от губ. Широкая холодная ладонь вверх по предплечью, указательный и большой на линии подбородка. – Идем, – Криган перехватывает из его рук букет зимних роз, – Сара уже на кухне, возится с кофе. К слову, – доверительный наклон к его уху, – знаю еще парочку мест, где мы могли бы согреться.

(and i still have money ‘cause i have no bae)

Бейла штурмует их дом уже час, заставляя его кукситься в кресле, перечитывать абзац за абзацем, ни слова не задерживая в голове. Отсутствие Джейса – отличная возможность забрать свои вещи. Девушка поднимается вверх, спускается вниз, раскрывает шкафы и комоды, заглядывает в ванную комнату, уничтожая любые улики своего проживания здесь. Люцерис находит это излишним: в конце концов Деймон делит этот дом с матерью, так что Бейла еще не раз будет их гостьей. Буквы расплываются на странице очередным «седьмым пеклом» и хлопком дверцы за спиной. Движения нервозны, Бейла бубнит себе под нос и мерит шагами коридор – загнанная в угол пантера. Люцерис знает, что это значит. Ушные раковины Джоффри в просторных амбушюрах наушников, глаза в экран, большие пальцы на геймпаде – блаженное неведение присутствия сводной сестры. Люцерис тяжело вздыхает, проклиная собственное чувство жалости к другим: – Помочь? – зажмурившись, бросает он не оборачиваясь. Тяжелая поступь шагов, и фигура Бейлы появляется в гостиной, руки на груди крест-накрест. – Разве это не свитер Джейса? – темно-синий, с вышитым морским коньком на груди. Люк ходит по лезвию ножа и сваливается с него, когда Бейла раздраженно цедит: – Он все равно никогда его не носил. Ты не слишком мал, чтобы читать это? – небрежно в сторону обложки цвета скарлатины «Капитала» на его коленях. Ты не слишком стара, чтобы проводить вечер дня святого Валентина с нами? – Эймонд оставил мне свои комментарии, – сдерживая сарказм в голосе, поясняет подросток. Лицо Бейлы – сморщенный нос, излом губ, будто на язык попало прокисшее молоко. – Тебе не кажется, что ты проводишь с ним слишком много времени? – А мне он нравится, – Джоффри, наушники кверху, взъерошенным завихрением волос, открытостью мальчишеского взгляда. – И машина у него классная. – Так что у тебя случилось? – опасаясь перепалки, напоминает Люцерис. – С чего ты взял… – Сумка с твоими вещами уже давно стоит у входа, – начинает он. – А ты все продолжаешь хлопать ящиками, – подсказывает Джофф. – Ходить туда-сюда. – Перекладывать вещи с места на место. – И бубнить под нос. – Ты упомянула «седьмое пекло» вот уже, – загибая пальцы, вдумчиво глядя в потолок, – тринадцать раз. Воздух застревает в груди, негодование Бейлы поднимается вверх по венам, застревает в полуоткрыто-ошарашенном рте. Она медленно опускается на диван между ними: – Седьмое пекло… – Четырнадцать. Смех Люцериса где-то на уровне солнечного сплетения, Джоффри – невинная простота. Бейла прикусывает язык. – Боги, жаловаться на личную жизнь подросткам? – Шепотом, а затем выдавив через силу: – Алин подарил мне одно из своих заведений. Морщинка меж бровей, Люцерис сбит с толку, а брат, выглядывая из-за кудрявой копны волос Бейлы, нерешительно открывает было рот: – Поздравляю…? – чуть восходящим тоном. Из горла – раздраженное шипение, она вскакивает с места, запальчиво разжевывая историю этого дня, подытожив: – Теперь мне нужно подарить ему что-то в ответ, понимаете? И чего этот дурень от меня ждет? Я ума не приложу, во сколько это обошлось, и есть ли что-то, дотягивающее до подобного уровня? Братья Веларион кротко обмениваются взглядами. Бейла прожила с ними достаточно, чтобы они знали: кому-то хочется выговориться и подойдут любые слушатели. Поток слов иссякает, девушка трет переносицу, разводит руками, отгоняя выматывающие мысли из головы. Люцерис так и видит все, о чем она только что рассказала: утро, бар, совместный завтрак – Бейла, наверняка, крутит в сознании образ Алина, сидящего на облезлом стуле. Помещение вытягивается, и он уменьшается, отдаляясь и становясь недосягаемым. – Предположим, – ломаный возрастом голос Люцериса, – что он ничего не ожидает? Голова подростка вдавлена в плечи, веснушки на носу, первое акне по линии скул – Бейла смотрит на него, будто видит впервые. Немой вопрос заставляет пояснить: – Вы вместе, верно? Он хотел сделать тебе приятно, подарил то, что счел подходящим. – Люцерис рискует: Бейла – проснувшийся вулкан, а пол – вот-вот станет лавой. – Просто хочу сказать, что тут нет никакой планки, это не соревнование. – Думаю, тебе стоит рассказать ему об этом, – вмешивается младший, и Люцерис одними губами благодарит брата. – О чем? – О том, что тебе некомфортно принимать подарки подобного рода, – Джоф, двенадцать лет. – И что они заставляют тебя думать, что ты недостаточно хороша для него, потому что не можешь дать взамен что-то схожей ценности, – Люк, четырнадцать лет. – Это, конечно, безосновательно, но Алин мог не знать, что тебя это так смутит. – А без открытой коммуникации он этого и не узнает. – А без нее о здоровых отношениях не может быть и речи. Бейла замирает с приподнятой ладонью в воздухе, пресекая дальнейший поток объяснений. Гребаные Веларионы. – Какого хрена вы такие осознанные? – Слишком много времени проводим с Эймондом? – елейно-ехидно слетает с губ Джоффри. Смех Бейлы вырывается вместе с долгожданным выдохом, достаточным количеством кислорода впервые за сегодняшний день. – Возможно, – заметив кривые полуухмылки, – только возможно, вы правы. Занозы. Губами в темечко Джоффри, пятерней и в без того лохматую копну Люцериса, и Бейла с сумкой через плечо оглушающе-легко покидает их общество. Они оба – вытянутыми шеями в окно, в надежде на долгожданное мгновение тишины, а после – голос младшего в явном неверии: – Ты бы купил девушке бар в подарок? – Так себе вложение, – отвечает Люцерис, впиваясь пальцами в корешок «Капитала» в упоении перспективой продвинуться в чтении дальше. – Предпочел бы сохранить деньги и потратить их на что-то более полезное. – Обесцениваешь? Люцерис хохочет. – Может, пойму, когда вырасту, – глаза к экрану, пальцы на гейпад. – Я старше, – вздыхает Люк, – а все равно не понимаю.

(valentine’s day is a dream come true)

Она проворачивает ключ еле слышно, неторопливо закрывает за собой дверь. Рейнира задержалась в студии, работа вышла из-под контроля, терпение Деймона, возможно, тоже. Женщина оставляет пальто на тумбе у входа, стягивает с волос резинку и несколько неуклюже торчащих невидимок. Запускает пальцы в локоны, проходясь подушечками по скальпу. День выдался на удивление дрянным. – Блять, – шипение в глубине темного коридора, Рейнира в замешательстве замечает тонкую полоску света на полу. Закусив нижнюю губу, отчаянно размахивая правой рукой в воздухе, Деймон Таргариен в половину первого ночи за разделочным столом проигрывает битву клеевому пистолету. Шепот Рейниры заставляет его вздрогнуть: – Деймон? Приглушенный свет настенного бра, на столе открытая бутылка арборского, четверть плескается на дне его стакана. Рядом цветной картон, баночки с блестками, акварель и злосчастный пистолет. – Визерис вспомнил о коллаже-валентинке, когда я укладывал его спать, – протирая раскрасневшиеся глаза левой ладонью, правая – пульсирующей болью содранной кожи, нарывающим волдырем ожога. – Дай посмотрю, – Рейнира давится смехом, сжимая губы в полоску, исследуя изорванные линии ладони, избегая его взгляда. – Тебе смешно, – фыркает Деймон, не отводя руки. – Посмотрел бы я на тебя. «Папа, сдать надо обязательно завтра!» – ворчливо-плаксивая пародия младшего сына. – Кто вообще дает такие домашние задания? Валентинка с историей праздника? Гудение холодильника, пачка льда на его ладони – Рейнира понимает, что запоздала с этим, но Деймон с благодарностью принимает заботу. – Стоило позвонить, я мог бы тебя встретить, – стакан к губам; Рейнира с точно таким же, наливая вино из бутылки. – Спасибо, я заказала машину, – полуправда, легко слетающая с губ. Машину, за рулем которой сидел Стронг. Тело Рейниры податливо попадает в кольцо знакомых рук, она едва успевает поставить стакан на стол, как сама оказывается на нем. Нос Деймона вбирает запах ее парфюма на шее, губы плавной линией вверх к мочке уха, немое «я скучал» в прикосновении лба ко лбу. Деймон в совершенстве владеет несколькими языками, но тактильный – его родной. – Испортим твое творение, – ухмылка в его губы. – Плевать, – ладонь Деймона горячим отпечатком на оголенной пояснице. Тело между ее бедер, язык между губ, на вкус – фруктовыми каплями выпитого вина. Рейнира откидывает голову назад, поцелуи мужа скользят ниже, к пульсирующей артерии, к ключицам. В нос ударяет россыпь мелких блесток, и ее чих сопровождается фейерверком розовой звездной пыли, покоившейся в коротко стриженных локонах Деймона. – Все же придется закончить, – тихое хихиканье женщины, голову вправо, в сторону лестницы со второго этажа. Шагов не слышно, это хорошо. Рейнира проводит пятерней по его затылку, успокаивая недовольно-протестующее бормотание, клокочущее из груди и вверх по пищеводу. Деймон нехотя размыкает объятия, оставляя ее сидеть на холодном мраморе столешницы, облокотившись на ладонь левой руки. Ассамбляж – кривоватое пурпурное сердце, несколько мелких голубей из пушистой ваты, кудряшки вкруг пухлых щек амурчиков и… – Деймон… – Из хладных рук моих ты вырвешь этого жертвенного козла! – Деймон, – бескомпромиссное спокойствие в радужке пурпура глаз. Его резистентность трещит по швам, тяжестью вина на языке, слезливой сонность разбитых заботами дня капилляров. Деймон закатывает глаза: – Как ты представляешь себе этот праздник без луперкалии? – Ему семь. – Ладно, – фыркает он, – сделаю волка из фетра. Торжество улыбки в его плечо, мелким прищуром от удовольствия. Рейнира тянется к лоскуту малинового атласа, открывает было рот, когда сверху доносится скрип распахнувшейся двери, рокот несущихся с лестницы детских шагов. – Твой сын проснулся, – замогильно-едкий хрип голоса Деймона. – До восхода солнца, – ладонью из его цепкой пятерни она вырывает пистолет, – он твой сын.