Эпипремнум

В этой истории стояли морозные ночи. Ветер сдувал снежинки с покрытого коркой льда асфальта и вихрем поднимал их к вершинам домов. Люди невольно кутались в шерстяные шарфы, натягивали на ладони перчатки и лишний раз хватались за руки. Всем не хватало любви. И солнца. Люди в ломке разбредались по углам. Лишний раз целовались на прощание, обхватывали своих половинок руками, загребали в пуховую охапку, пряча от очередного снегопада. Слизывали снежинки с покрасневших щёк и похожих на крылья бабочки ресничек. Намджун не был исключением. По вечерам, стоило пробить шести часам, собирал личный чемоданчик, полный конспектов и лекций для следующего курса, натягивал пиджак и вихрем смывался из университета в поиске личного солнца, что увяжет его в яму, тучу из грёз. Любой гей-бар радушно принимал мужчину, лишний раз наливал выпивку в стакан, подбрасывал туда пару кусочков льда. А затем расстёгивал ему пиджак, вытаскивал из колеи пуговку за пуговкой, целовал в губы, обожённые коньяком; заталкивал в туалет и стягивал серые деловые штаны. Чуть ли не выдёргивал ремень, лез быстрее к покрытому волосками лобку, чтобы слизать долгожданные капли пота и вожделения, казавшиеся под неоновыми лучами горьковатыми. И ему казалось, у каждого бара было своё лицо: что-то старомодное, европейское отдавало нотками широкоплечего блондина, что берёт в рот разом и до конца, напоследок отстраняясь, лишь бы брызги семени попали на покрытые веснушками щёки; исконно мужское, с долей патриархата всегда встречало арабом, любящим целоваться с языком, где в потоках слюны терялась штанга от проколотого языка; а что-то молодёжное, полное неоновых вывесок и подростков, вжимающихся тазом в одну-единственную любовь, будет напоминать только Чонгука. И их первую встречу. Сначала он познакомился с его языком, передающим в рот лёд. Только потом с глазами, затем взгляд дошёл и до волос. Цвета сажи. Но первым всё же был язык. Мясистый, влажный, прохладный по краям из-за кусочка льда и горячий в середке, столь раскрепощённый в движениях. — Пр-риятно, — кое-как пробормотал Намджун, сглатывая разгрызенный к чертям лёд, с расстёгнутой рубашкой, склонившись спиной над барной стойкой. Чонгук с лучезарной улыбкой и искрами в глазах, смотря на него сверху, поправил выпавшую на лоб прядь и вымолвил: — Понравилось? Повсюду орала музыка. Мужчина с уставшей улыбкой кое-как кивнул, чувствуя, как по подбородку потекла струйка воды. — Погоди, дай уберу, — Чонгук наклонился было за стойку, как показалось Киму на мгновение, но тот тут же мигом провёл языком по покрытой щетиной коже мужчины, слизывая оставшуюся каплю. — Так… в разы лучше… Он показался ему таким живым. Краснючим, весёлым, отчасти неловким, но в то же время уверенным в себе. За одну долю секунды Чонгук показался ему всем. Намджун тут же, рассмеявшись, притянул парня к себе ещё раз, заранее высовывая язык. Теперь безо льда. Без виски. Их ничего не должно было разделять. Поцелуй был мягким. Горячим и возбуждающим. И его безумно не хотелось разрывать. В какой-то момент рты их рассоединились, стоило другому бармену вставить меж их языков ладонь. — Блядство какое тут творите, — проворчал другой парень, скорчив гримасу, полную отвращения. — Юнги, не ворчи, ничего такого мы и не делали, — хохотнув, быстро затараторил Чонгук с широкой улыбкой. — Это же гей-клуб, парень, — прогнусавил Намджун, продолжая сидеть в том же положении с развязанным галстуком. — Позволь остальным насладиться любовью. — Мерзость! Гук-и, быстро принимайся за работу, я один не справляюсь! — выкрикнул светловолосый, уходя в другой угол барной стойки. И тогда, в тот самый момент взгляды их встретились снова. Ким в волнении кусал внутреннюю сторону щёк, боясь сдвинуться. Его уже порядком мутило, на шее выступили капли пота. Он хотел было что-то выпалить, схватить паренька за руку, усадить к себе на колени, зарыться волосами в его грудь, целовать костлявые пальцы, как Чонгук вдруг опередил, ласково пробормотав: — Подождёшь до конца смены? Если хочешь, конечно. Намджун с лёгкой улыбкой пару раз кивнул будто самому себе и лёг головой на стойку. В потолке мерещились звёздочки. Он порядком устал, работа вытягивала из него все соки. Пиджак пропитался запахами неучей, старых книг, пыли, цветных мелков, иссохшего плюща в лекторие. От рубашки несло никотином, тяжёлым одеколоном с нотками спелой вишни, потом и алкоголем. Мужчина лениво наблюдал за барменом взглядом. Чонгук носился в чёрном фартуке из угла в угол, умело разливая джин по стопкам. Лицо его всегда украшала полная жизни улыбка, глаза светились от счастья. Иногда он бросал на Кима мимолётные взгляды, и Намджун, будто подросток, сразу же отворачивался, старательно пытаясь проделать дыру в ком-нибудь ещё. В том мужчине за дальним столиком, что (как ни странно) читал журнал новостей. Или в том парне на каблуках, который, виляя бёдрами, расхаживал между столиками, явно стараясь оставить в глазах каждого свой образ, что будет преследовать во снах. В какой-то момент к Чону подошёл тот самый парень-бармен, шепнул что-то на ушко и собрал волосы в хвост. Видимо, ожидалась тяжёлая смена. Или что-то ещё. До утра Намджун несколько раз выходил курить и теперь будто иначе осматривал незнакомцев; в парочках он видел себя — такого же счастливого, спокойного, с полной любви душой человека, хоть оснований видеть и не было. Ему казалось, теперь он принадлежит к их лиге, вот теперь-то, вот сейчас-то он явно занимал место рядом с ними, хоть всё также был одинок. К четырём утра посетителей не осталось. Юнги, устало кивнув и поглядев на мужчину, отвернулся. Чонгук с широкой улыбкой тут же снял фартук и бросился к Намджуну в руки. — Освободился пораньше, — затараторил парень, вжимаясь в разные запахи, собранные в самом Киме. — Куда пойдём? Ему так не хотелось вести его домой. Туда, где дома толком нет. В то место, полное слёз да страданий. Так что они гуляли всю оставшуюся ночь. Морозный ветер сдул алкогольное опьянение одним мазком. Первый час неловко молчали, будто бы и не вылизывали друг другу рты, второй посвятили разговорам о жизни, работе, чём-то, что не требует раскрытия души, третий же — вжимались друг в друга возле подъезда в страстном поцелуе, полном похмельной горечи и влюблённости, потому что не хотели расставаться. Они медленно добирались до квартиры, боясь отойти от друг друга. Куртками проехались по всем подъездным стенам, собрали всевозможную пыль в прослойке капюшона. Раздался скрежет спускающейся вниз молнии, лязг ремня — Чонгук стоял, вжавшись в угол, на лестничной площадке с приспущенными огромной рукой джинсами, прикрыв глаза. Намджун с лёгкой улыбкой рассматривал его набухший член и облизывал губы. — Ты красивый, — тихо сказал он и взглянул Чону в глаза. Тот отвёл взор, залившись пунцовой краской. Ким приблизился и кончиком языка слизал смазку с головки. — Ещё и вкусный… — Прекрати, — пробурчал парень в ответ, а сам вцепился в локоны мужчины пальцами. — Ещё? — лицо озарила игривая улыбка. — Ещё. Ким сосал ласково, старательно проходясь языком по всему члену, окуная и так горячую головку в не менее горячий рот, покрывая её вязкой слюной. Грязно причмокивал и плевался, в какой-то момент встав окончательно на колени. Чонгук, хоть и был подтянутым, казался в сравнении с Намджуном мальчишкой. В какой-то момент всхлипы его стали чересчур громкими, и мужчина быстрым движением вставил Чону палец в рот. — Соси, — резко приказал низким тоном и снова насадился ртом на член. Парень дёрнулся бёдрами навстречу, захрипел, тяжёло дыша, но уже через секунду рьяно начал лизать средний палец, словно маленький щенок. Намджуну до безумия хотелось услышать его стоны. Почувствовать вкус спермы на языке. Он сосал любовно, мягко обволакивая головку губами, давил глоткой, пока пальцами спускался к дырочке и водил по ней кругами. Чонгук вошёл в ритм и постепенно начал толкаться навстречу, не забывая посасывать палец, сам же лаская руками локоны Кима. — П-пожалуйста, быстрее, — мольба мешалась с хрипом. Намджун ускорился, чувствуя обмазанные слюной губы. Начал заглатывать, слегка давясь. Контролировать вдохи и выдохи. Быстро-быстро водить языком возле уретры. Хаотично толкаться на набухший член ртом, словно подросток. В какой-то момент Чон упёрся ладонями в Кима, пытаясь оттолкнуть, но тот придвинулся лишь ближе, лишь ускорился, лишь тихо зарычал. Сперма комьями вытекла прямо на язык. Сладковатая, с примесью трав. Намджун застыл, упершись носом в пах. Парню шёл аромат фундука и ванили. Затем аккуратно сглотнул, и все ощущения смешались воедино: ему было тесно, жарко, мокро и безумно горячо. Член выскользнул изо рта уже слегка вялым, но всё таким же красивым: округлая головка, две видные венки. Мужчина поднялся с колен, тут же потянулся пальцами к чужим джинсам. — Теперь я весь в пыли, — забубнил досадливо Чонгук. — Я весь грязный! Ещё и куртку отстирыва… — Тебе понравилось? — Ким приподнял несколькими пальцами подбородок парня вверх, смотря в глаза. И тот ответил: — Да. Столь безропотно и тихо, что Намджуну захотелось трахнуть его прямо в подъезде. Нагнуть и трахнуть возле лестницы, возле окна, приказать сесть на член. Ладно, чего уж там — попросить сесть на член. — Зайди ко мне, я отмою куртку и выдам тебе сменную одежду, — произнёс Намджун, лишний раз оглядываясь по сторонам в поиске свидетелей. Он так не хотел пускать его в дом. Показывать одинокую холостяцкую квартиру. И в то же время не желал отпускать таким чумазым грязнулей домой. Стоило парням выйти на этаж, как сердце Кима мгновенно сжалось, а Чонгук пошатнулся, сделал пару шагов назад. На двери красовалось: «СДОХНИ, ПИДОР!». Намджун тяжело вздохнул. Инстинктивно потянулся в карман за пачкой сигарет. Хотел было сказать: «Всё в порядке, не переживай, мы можем встретиться и позже, в каком-нибудь кафе, где всё будет хорошо», как Чон сказал: — Ну и придурки. Вот же вшивые идиоты, — голос его был хриплым от злобы. Он аккуратно полез пальцами в карман к Киму и мягко прижался к его подушечкам своими. В полном безмолвии мужчина вставил ключ в дверной замок, прокрутил пару раз, не забыв осмотреть взглядом красующееся, словно клякса, оскорбление. Слова казались ему излишни. — Давно не убирался, так что не серчай, — сказал, словно лежащий на полу коврик будто бы выкрикнул: «Добро пожаловать!».

***

Намджуну Чонгук казался по-детски храбрым, полным юношеского максимализма, живых мечт и ярких, словно фейерверки, страданий. В глазах его томились ясность, само естество энергии, душещипательные раны о пережитом дне да любовь. Она, похожая на масло, томилась на дне зрачков. Он был чересчур помогающим. Чересчур быстрым, добрым, открытым, милым. И в этом явно было что-то не так. Они встречались месяц. Виделись после работы, делили кровать по ночам, целовали друг друга в уши. Он больше не прикасался к Чону, лишь иногда помогал кончить своими же руками или ртом. Ким мечтал рассказать обо всём, что его мучило, что заставляло закрываться всякий раз, что заставляло уходить со свиданий и приходить, словно незнакомец, в бар к Чонгуку. У него чесались руки и ныло где-то в груди. В душевной слепоте спасал алкоголь. В один из подобных вечеров мужчина сидел за барной стойкой и потягивал виски. Юнги смотрел на него издалека, протирая стаканы. Затем подошёл и, подлив немного, буркнул: — Гук-и нет сегодня. Не знал, что вы, парочки, сменами не обмениваетесь. Или ты просто алкаш? Выкладывай. — Ты всегда такой? — тихо спросил Намджун, подняв опьянённый взгляд. . — Ты имеешь в виду шикарный? О, да, — Мин едко улыбнулся и с громким стуком поставил бутылку на барную стойку. — О-о, да-а… — вторил за ним мужчина, затем сделал несколько глотков. Он снова взглянул на Юнги: на его высокомерный взгляд, длинные пряди, собранные на затылке в пучок, очки на переносице, — ...заучка. — Говорит мне лектор ВУЗа. Насмешил, старик, — бросил в ответ парень с ухмылкой. Прошла долгая минута. Было видно, что Мин говорить не хочет; то ли побаивался, то ли настолько премерзко себя ощущал. А Намджун тем временем проедал в нём дыру, подперев голову рукой, от усталости. Ему казалось, смести он на миллиметр взгляд, картинки поплывут. — Чонгук рассказывал, вы не трахаетесь, — начал Юнги тихо, опустив взгляд. — Ему кажется, ты его не любишь. И не ценишь. Он души в тебе не чает, да, ты помог ему с переездом, отдал кучу денег, но ему кажется, ты возишься с ним как с ребёнком. И эти надписи… Они разбили твою машину, Намджун-хён, — бармен поднял голову, и взгляды их столкнулись. — С этим надо что-то сделать, да же? Пожаловаться руководству или кому там. Долго так тоже продолжаться не может, посмотри на себя, ты спиваешься к ебеням, — он выдохнул, — я только желаю счастья тебе и Гук-и, Чону в первую очередь и… — Я понял. Можешь не заканчивать, — мужчина остановил браваду поднятой ладонью руки. Как и века назад, он показал жест перемирия, а сам мысленно сдался, схватился за стакан и сделал ещё один большой глоток. — Решу. Он целый месяц отвечал: «Решу». И правда решал. Всё, что, по крайней мере, мог. Чон гасил тревожные мысли, заставлял их свалиться глубоким сном. Каждый поцелуй смещал на него всё внимание, и позади меркли университеты, семьи, дети, животные. В мире оставался только мальчик с живым взглядом и тёплыми руками, что обвивали по ночам. — Выпивка за счёт заведения сегодня, — тихо пробубнил Юнги и начал было уходить, когда Ким окликнул его: — Это ещё почему?! — Потому, — выкрикнул парень в ответ, — что я сплю с владельцем бара. Он мой муж! И по совместительству твой шурин, долбоёб! — после чего рассмеялся. — Мы ещё и родственниками будем, — взвыл Намджун, а после вдруг застыл. — Если после сегодняшнего будем.

***

Зимняя ночь казалась вечной. Шла вьюга. Кувырком подбрасывала комья снега в холодный воздух. На улице не было ни души. Ким прижался к забору и то и дело запускал ладонь в волосы, проходился по локонам снова и снова в волнении. Алкоголь плавил, расслаблял, но мысли делал оглушающе громкими. Они в голове кричали, устраивая очередной похоронный марш. Ходили из угла в угол, пинали изнутри кору полушарий, верещали, как только могли. И это лишний раз заставляло дрожать. — Как ты ещё не замёрз? — подходя огромными шагами, чуть ли не прошипел Чонгук, укутавшись в куртку на почти что голое тело. — Пойдём домой. Ким стянул с себя пальто и водрузил парню на плечи. В очередной раз поглядел на разбитое лобовое стекло машины, исписанной разными надругательствами, и, кивнув, пошёл в сторону входной двери. Чон застыл на мгновение, проследив взгляд своего парня, а после тут же бросился за ним. — От тебя разит алкоголем, — сказал невинно, а сам насупился. — Да, потому что я пил, — горько ответил Намджун, входя внутрь. Его шатало. Он был смертельно пьян. Ему хотелось набраться ещё большей смелости для разговора. Чтобы сказать нечто важное. Он столь часто пытался и был храбрым, рвался из кожи вон ради собственной жизни, но сейчас забился ребёнком в угол. — Я понял по голосу, когда ты позвонил, — Чонгук захлопнул за собой дверь и тут же снял кроссовки с голых стоп. — Ты сказал, что хочешь поговорить. Наговорил какой-то там чуши, я не совсем пон… Губы его мигом накрыли. Парень сжался на секунду, а после чуть ли не хищно набросился на Кима, обхватил того руками. Впервые Намджуну показалось, что пред ним стоит мужчина. Широкоплечий, высокий, статный, ответственный, со своим тягучим шармом. Он слегка отстранился, споткнулся о ботинок и тут же рухнул на пол. — Твою мать, Нами, соберись! — Чон схватил мужчину за плечи и потянул на себя. — Чёртов маразматик, что нажрался в стельку! Да как так можно! Я ждал тебя всю свою сраную жизнь не для того, чтобы ухаживать как за дедом, мне Юнги, блять, хватает, — он протащил Намджуна в ванную комнату и теперь сел на него, чтобы расстегнуть рубашку, но тут же мигом замер, ощутив ягодицами явно выпирающий стояк. Спустя секунду молчания врезал ему звонкую оплеуху. — Ты мне понравился не за то, что ты пьянь! И никакой член меня сейчас не отвлечёт… — парень продолжал стягивать с него ткань, когда Ким заговорил: — Ты же знаешь… знаешь, как важен для меня?.. — он так и не смог открыть глаза. — Для меня ты, милый, более чем прекрасен… — он как только мог ласково коснулся ладонью щеки парня. — И я… прошу, дай мне немного времени, я… я разберусь со всем этим, обязательно, я… просто подожди немног… На лицо мигом обрушилась холодная вода. Мужчина закрыл ладонями лицо, отвернулся, закашлялся, начал тянуться хаотично руками куда-то вверх. Вода перестала литься также быстро. Проведя лишний раз по векам, Намджун кое-как открыл их и тут же заметил Чонгука. Сидящего на полу в пижаме и плачущего. Слёзы лились по его щекам, губы дрожали, покраснев. — Милый, ну нет же… — он, привстав, потянулся руками к Чону, который тут же хлестнул по его пальцам ладонью. — Прекрати! — заверещал он. — Ты меня пугаешь! Что за глупости ты говоришь?! Какое терпение?! Чего мне ждать! Чего! — влажные дорожки окропляли чёрную футболку каплями. — Я прошу лишь немного времени, — с лёгкой улыбкой проговорил Ким и тут же получил ещё одну пощёчину. Настолько сильную, что невольно сжал челюсти. — Чонгук… — Никаких «Чонгук»! Я натерпелся! — он отполз назад. — Я понимаю, тебе кажется, я не цен… — О нет, нет-нет-нет, даже не начинай этого, — снова взбунтовался Чон. — Я люблю тебя, слышишь?! Вот всем этим местом, — он толкнул себя ладонью в грудь, глаза снова застелили слёзы, — всем этим маленьким местом безмерно люблю тебя, а ты говоришь такие вещи, будто нас ждёт что-то… что-то безумное, и я… н-нет, не хочу, нет… — парень шлёпнул себя ладонями по лицу, закрывая веки, — я не уйду! Хватит меня прогонять! Ты прогоняешь меня, постоянно только и делаешь, что прогоняешь! А эти слова на машине! На двери! Это просто слова, Намджун! Сло-ва! СЛО-ВА! — заверещал Чонгук. — В них нет никакой ценности! Набор букв! — Твоя любовь — тоже набор букв, Чонгук, — на выдохе прохрипел мужчина, начав раздеваться сам. У парня тем временем округлились глаза. Под одеждой пылали шрамы. — Если так рассуждать, любое сказанное нами является только набором букв. И тогда сказать будет проще, да? — он склонил голову. — У меня ВИЧ. Чон замер. Взгляды их столкнулись. По лицу Намджуна текли горькие слёзы. — Я ВИЧ-положителен, Чонгук. Такая любовь тебе нужна? Такая, блять, любовь? — прохрипел он, чувствуя, как сильно всё же сжимается горло. Где-то там стоял комок. Чон сжался, обхватил руками коленки, продолжая смотреть на своего парня огромными глазами. — Меня в скором времени выдворят из университета, студенты увидели мою медицинскую карту, они и занимаются этим дерьмом, будто делать больше нечего, — Ким хотел протянуть ему руку, но не знал, как. — Мы не занимались сексом, потому что я боялся заразить тебя. Да, я на препаратах, да, они хорошо блокируют работу вируса, но не отменяют моего диагноза. А что по поводу нашей первой встречи… паниковать не стоит, — он сглотнул, прикрыв глаза, и снова забрался ладонями в волосы. — Я и не п-паникую, — прошептал Чон, продолжая смотреть на парня. — Он передаётся ч-через кровь, Намджун. Т-только через кровь. Они застыли, сидя на полу ванной. Вода не прекращала литься. — Я люблю тебя. — Это наваждение, страсть, — прохрипел Ким в ответ, не в силах открыть глаза. — Я люблю тебя. — Прекрати. — Я люблю тебя. — Прекрати, Чонгук! — закричал мужчина в ответ и схватился кулаками за собственные пряди. — Просто прекрати, пожалуйста. Парень резко схватил Намджуна за лодыжку и потянул на себя. Тот рухнул, сильно ударившись головой. Навис над ним, сел на ляжки и врезал со всей дури наотмашь по лицу. Струйка крови потекла к полу. — Что прекратить? Любить, дерьма ты кусок? Мог, блять, — ещё удар, — сказать и раньше. Не томить в кухне на длительном огне в собственном, нахуй, — и ещё один, — соку. Я люблю тебя. Смирись, чёрт тебя дери. Смирись! Ким сплюнул кровь и провёл языком по губам. А затем вдруг засмеялся. Заразительным смехом, граничащим с истерикой. Чонгук склонился над ним, обхватил ладонями лицо и, приблизившись, прошептал: — Впитай мою любовь, — после чего впился поцелуем в родные губы. Намджун мигом обхватил огромными ладонями его талию и толкнулся бёдрами навстречу. Словив ещё один стон разбитыми губами, Ким вторгся языком в рот своего парня, провёл кончиком по дёснам, будто оставил поцелуй где-то внутри. Параллельно Чон снимал с него одежду. Расстегнул брюки резкими движениями, стянул нижнее бельё рывком. — Это дорогого будет стоить, Гукки, — прохрипел мужчина в открытый рот.

***

Они лежали в ванне. Чонгук устроился между ног Кима и теперь же оставлял мягкие поцелуи на его подушечках пальцев, прижимаясь к своему парню спиной. Тот момент казался частью вечности. Столь медленным, текучим. Забылся день, забылось время. Намджун целовал его в волосы, медленно спускаясь к шее. Чон улыбался, всё также лучезарно, но всё же более статично, то ли наслаждаясь моментом, то ли окончательно взрослея. — Ты правда этого хочешь? — прошептал Ким на ушко. — Ты спрашиваешь, хочу ли я связать свою жизнь с тобой? Хочу ли почитать в горе и радости? Быть тебе опорой в болезни и здравии? Быть твоим другом, братом, отцом, сыном и незнакомцем? Беспрестанно и неуклонно любить тебя до конца дней своих? — он повернул голову, столкнувшись взглядом с мужчиной. — Да, Нами. Миллион раз да. Ким с еле заметной улыбкой и слезами в уголках глаз накрыл его губы своими, утягивая в очередной поцелуй, столь похожий на первый. Между ними горело множество, не разложенное по частям. Чонгук мягко обхватил кисть мужчины и, толкнувшись чуть поглубже языком в рот, резанул по ней бритвой, мигом склонился к бархатной коже и поцеловал открытую рану, полнившуюся вязкой алой кровью. Намджун застыл в страхе. Затем дрожащими руками сдвинул тёмные локоны с лица Чона, наблюдая за тем, как тот, травя себя, отдаётся насквозь любви. Их следующий поцелуй источал страсть, кровь и нежность, полнился не иссохшими чувствами. Чонгук будто заново изучал его тело: водил пальцами по бархатной коже, поддевал короткие волоски на лобке, касался губами где только мог. Ким медленно опустил ладони к его бёдрам, схватился за упругую кожу подушечками, сжал пару раз. — Раздвинь, пожалуйста, ноги, — и парень, послушавшись, двинул ими в разные стороны. Намджун обслюнявил пальцы. Сунул на пару секунд их в рот парню, чтобы собрать влаги и там. А затем, опустив руку, сразу же надавил ими на мягкую дырочку, что сжималась ближе к самому краю. Чон всхлипнул и потянулся чуть вверх, положил голову на широкую грудь парню и посмотрел тому в глаза. — Чтоб так было всегда, — прошептал Чонгук, а затем оставил еле ощутимый поцелуй на венке. — Чтоб так было всегда, — прохрипел в ответ Намджун, скользя пальцами внутрь. Было туго и горячо. Фаланги в первые секунды чуть не онемели от давления. С головки члена у Чона сочилась смазка. Она, понемногу начав скапливаться на конце уретры, в итоге начала медленно стекать дорожкой вниз. Намджун размазал её по кругу большим пальцем, что заставило парня невольно дёрнуть тазом вперёд, а затем — резко назад, стоило Киму толкнуться в дырочку ещё раз. Он надрачивал набухший порозовевший член Чонгука рукой, медленно скользя то вверх, то вниз. Головка то скрывалась, то открывалась снова. И во всей этой патоке, тихих всхлипах Чона Намджун пальцами всё дальше толкался внутрь, иногда раздвигая их, словно ножницы. Гук-и елозил, отдавшись эмоциям. С закрытыми глазами и покрасневшими щеками пытался ухватить ритм, подстроиться под него виляниями тазом, в какой-то момент стал гладить собственные соски и прикусывать в удовольствии нижнюю губу. Стоило пальцам выскользнуть, он мигом распахнул глаза и взглянул столь по-детски на мужчину, будто контекст их любовного соития уже давно испарился. — Это твой последний шанс отказаться, — тихо произнёс Ким и грустно улыбнулся. Ему так не хотелось вмешивать в это кого-то столь значимого. Столь дорогого сердцу. Того, кто явно не достоин. — Я не буду, — прошептал в ответ Чонгук и мягко ткнулся ему в щёку носом. — Не хочу. Намджун, склонившись, утянул парня в поцелуй, а сам, приставив головку к дырочке, начал мягко водить по ней круговыми движениями. В какой-то момент она всё же наполнилась, стоило Чону расслабиться. Он мигом взвизгнул, выдохнул, зашипел и уткнулся в плечо Кима ртом, кусаясь. Они двигались медленно и плавно. Вместе и сообща. Как два механизма, что работать в одиночку не могут. Шли навстречу друг другу, чтобы слиться воедино снова, а затем опять разойтись в ожидании новой встречи. Чонгук плакал, в какой-то момент став насаживаться слишком сильно; некогда вязкая смазка, что стекала с его головки, стала влажной, будто смешанной со слюной. В этих плавных движениях, что изредка менялись по своей силе, их и накрыл мягкий, но сильнейший оргазм. Вода продолжала плескаться о бортики воды, когда Чон, сжавшись, забрызгал спермой гладь, а Намджун, ощутив его ритмичные спазмы, с рыком излился внутрь. Ему было горячо и приятно. Он мало помнил себя, видя лишь пелену да лицо Чонгука перед собой. И даже несмотря на алкогольное опьянение, несмотря на истерику, подбитый глаз и сломанный парнем нос, ему явственно помнилось вот что: — Я люблю тебя, — набор букв, прошепченный Чонгуку на ушко, в котором всё же был смысл.