For both of us

— Утёс разрушается. Когда я был тут с Эбигейл, тут было больше земли. И ещё больше, когда я был здесь с Мириам Ласс. — А теперь ты со мной, — в отличие от Ганнибала, Уилл подходит к самому краю. Невероятной красоты место так и манит, заставляя задержаться подольше. — И утёс по-прежнему разрушается, — иронично подмечает Лектер, направляясь в дом. — Мы с тобой на краю атлантического океана. Скоро всё это провалится в воду. Ганнибал всегда подходит тихо, но Уиллу удаётся услышать его шаги. Или же он просто позволяет ему слышать. Только ему. — Ты играешь с собой в новолуние. Я не удивился, когда Большой красный дракон связался со мной. А ты удивился, когда столкнулся с ним? — изящный, показательно натирает бокалы. — И да, и нет. — Хочешь наблюдать, как он убивает меня? Фраза, сказанная с явной ухмылкой, лишь немного огорчает Грэма. Он задавался этим вопросом ещё с момента попадания в Балтиморскую лечебницу – и вот прошло три года, а внятного ответа дать не может до сих пор. Хочет ли Уилл отомстить Ганнибалу? Да. Хочет ли он заставить его страдать так же, как страдал сам? Безусловно. Хочет ли причинить ему боль? Очевидно. Так что же насчёт убийства… — Я хочу наблюдать, как он изменяет тебя. — Моё сострадание к тебе меня стесняет, Уилл, — продолжает Чесапикский потрошитель, не обращая внимания на внезапно переменившееся настроение своего спутника. — Если ты предрасположен к говядине, то сострадание к корове должно стеснять. Лектер открывает бутылку, оценив запах алкоголя, берёт бокалы и медленно подходит к Уиллу, протягивая ему один. — Спасите себя, убейте их всех. — Я не знаю, могу ли я спасти себя… «От тебя», — но Грэм не договаривает. Тёмно-красная жидкость наполняет бокалы, красиво переливаясь в жёлтом свете ламп, но Уиллу это не интересно. Прямо сейчас решается судьба близкого ему человека, и второго шанса не будет. Любая ошибка, даже самое маленькое промедление может стоить всех свеч, что они поставили на этот вечер. План не обсуждался, хоть и был. Они с Лектером понимали друг друга без слов, с самого начала. Люди правда недооценивают значение человеческих глаз. Глаза Ганнибала всегда следовали за взглядом Уилла, где бы тот ни был, что бы тот ни делал. И этот раз не стал исключением: Грэм ощущает, как его тело будто прожигают насквозь. Он хорошо знает это чувство. Его не спутать, не забыть, не отмахнуться, не избавиться и не затмить. Его хочется ощущать. И только один человек способен подарить это чувство. — И, возможно, это нормально, — Уилл поднимает глаза и сталкивается с карими океанами напротив. — Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих, — Лектер смотрит до последнего, а потом отходит. — Он за нами наблюдает, — Грэм понимает: пора готовиться. — Я знаю. Распробовать изысканный алкоголь им не позволяют. Уилл видит, как стекло разбивается на сотни осколков. Ганнибал падает на пол, роняя бутылку дорогого вина и свой стакан. Из темноты деревьев позади появляется Фрэнсис, направляя на Грэма пистолет. — Не беги, я догоню тебя. — Здравствуйте, Фрэнсис, — спустя несколько секунд паузы всё же произносит Ганнибал. — Здравствуйте, доктор Лектер, — Красный дракон переключает своё внимание. — Я очень рад, что вы выбрали жизнь. Самоубийство – это враг. Вы были охвачены фантазиями. Яркими, свежими, по-детски непосредственными. Это позволило вам подняться над одиночеством. Уилл отпивает вина, пока Долархайд опускается на колени перед раненым. — Я сниму на плёнку вашу смерть. То, как вы, умирая, сольётесь с силой дракона. — Это славная и весьма неприятная идея, — Лектер держится за бок, куда попала пуля, всё так же сохраняя своё холодное спокойствие. — Смотреть кино будет чудесно. Но не так чудесно, как само действо, — Фрэнсис достаёт карманный раскладной нож. Уилл перехватывает взгляд Ганнибала. И этой доли секунды хватает, чтобы не усомниться в своих дальшейших действиях. Конечно, они ожидали сопротивления, но всё случилось слишком резко. Грэм уже было держал пушку, как Долархайд подлетел к нему и проткнул щёку, засунув нож почти до основания. Вырываться не получалось: пока руки пытались освободиться от захвата, ноги болтались над землёй. Фрэнсис мучает не долго, откидывая Уилла на холодный бетон на улицу. Но Уилл не такой слабый, как можно было выяснить из статей или отчётов врачей, поэтому выдирает нож и как можно глубже всаживает его в бок Долархайду. Итогом этой манипуляции становится ещё один удар, но она помогает выиграть немного времени для Ганнибала. Тот быстро подходит, хватая Фрэнсиса за горло, но раны значительно снижают силы, поэтому его с лёгкостью перекидывают через плечо. Лектер катится к обрыву, ударяясь о камень. Уилл видит, как Красный дракон шагает в сторону Лектера, и, почему-то, сердце предательски дрожит. Ганнибалу ведь никто не сможет ничего сделать, так? Только, если захочет он сам, только если позволит. Значит, всё должно быть в порядке. Да, всё точно в порядке, это же Чесапикский потрошитель… Но странная тревога берёт вверх, поэтому Грэм, отодвигая боль на второй план, подрывается с места, ещё раз вытаскивая нож из своего тела. Крови он потерял немерянное количество, но всё равно продолжает двигаться: должен. На один удар от каждого из мужей-убийц приходится по два таких же от Красного дракона. Единственное, что спасает ситуацию — подготовленный на всякий случай топор. Ганнибал замахивается не один раз, и не два. А потом до последнего не позволяет Долархайду вырваться из своих лап, пока Уилл наконец не добивает его. — Она и впрямь чёрная при лунном свете, — Грэм смотрит на подрагивающие окровавленные руки, после чего протягивает правую Лектеру. Тот помогает подняться, и Уилл оказывается в желанной близости, о которой думал все те три года… Оба тяжело дышат и шатаются. Устоять помогают объятия. — Видишь, я только этого всегда и хотел, Уилл, — говорит Ганнибал, а Уилл продолжает отчаянно цепляться за него. — Для нас обоих. Когда держаться уже нет сил, Грэм позволяет себе просто повиснуть на плече у Лектера, прижавшись к нему грудью и обхватив руками шею. Ганнибал не возражает. И никогда бы не возразил. — Это прекрасно, — дышать становится труднее, поэтому Уилл прикладывает все усилия, дабы сказать эту фразу, под которой имеет ввиду абсолютно другое. Больше они не говорят: тихие всхлипы и судорожные вздохи, несомненно, лучшие рассказчики. Это правда, что Уилл находил удовольствие в пороке, а потом ругал себя за него. И правда то, что ночь – это не просто промежуток времени, это другое место, отличное от того, где мы находимся днём. Мы отличаемся от самих себя днём: чуть более скрытые, чуть менее видимые. Уилл помнит, как они с Лектером говорили о Джеке. О том, что он не предлагает прощение, а хочет справедливости. Грэм думает, что никогда не простит Ганнибала. Думает, что тот никогда бы не попросил его простить. Но… если бы попросил? Принял бы тогда это Уилл? С Ганнибалом сложно, но он всегда был честен, а свои обещания выполнял. В извинениях важна лишь степень искренности, поэтому… — Ты бы не смог соврать мне… — на грани слышимости шепчет Уилл и тянет мужчину на себя. Грэм оказывается подмят под Лектера: тот успел выставить руки, поэтому теперь нависает над ним, как над своей жертвой. Почему-то, именно сейчас это положение полностью вносит ясность между ними. Они распределили роли с самого начала, но постоянно пытались что-то изменить. Оказывается, это было не нужно. Ганнибал впервые позволяет увидеть на своём лице неуверенность – и Уилл его понимает. Он давно думал о смерти, но всё же не смог. Не смог, взглянув правде в глаза. Они ведь… всю жизнь будут пытаться найти знакомое лицо в очертании созвездий, почувствовать уже приевшийся запах духов на чужой одежде, в новом знакомом искать такие привычные черты характера, а в каждой встречной паре глаз – своё отражение… И не находить. Потому что истина до банальности проста – они не могут друг без друга. Не сумеют, как не смогли сначала восемь месяцев, а потом три года. Не сумеют, как не смогли сейчас упасть вместе с обрыва. И не сумеют, как не смогли сказать друг другу всё до конца, без лишней вычурности и напыщенного притворства, будто бы всё идёт как надо, своим чередом. Уилл приходит в себя уже на диване: кажется, он отключился ненадолго. Ганнибал всё так же рядом, но… как будто другой. Как будто не здесь. Грэм наклоняет голову в бок и видит причину: тёмно-красный кровавый след тянется через всю комнату. Особенно много крови у изголовья. — Не закрывай глаза, Уилл, — говорит Лектер привычным тембром, но тут же сжимает зубы до желваков на скулах. Голос всё же дрогнул, а после него сломалась и вся показная уверенность. Этого не заметить обычному человеку, но… разве Уилл – обычный? Они – обычные? — Говори со мной, Уилл. И снова шёпотом – имя. Грэму кажется, что всё происходящее сюрреалистично. Но рельность не исчезает от того, что вы в неё не верите. А реальность в их случае – множественные ранения, остановить кровотечение из которых просто не представляется возможным. — Только попробуй исчезнуть, когда я проснусь… Ганнибал что-то говорит, но Уилл уже не слышит его. Закрывая глаза, он видит лишь движение губ, которые, как ему кажется, говорят что-то важное, отчаянное. Лектер идёт набирать Джека, как только Уилл окончательно отключается, после чего снова садится рядом и не выпускает его из объятий до самого приезда ФБР с полицией и медиками. Конечно, его тут же сковывают наручниками, надевая маску на лицо. Но его это беспокоит не меньше, чем беспокоило всегда. Уилл выбрал жизнь. Он выбрать жить в этом мире, где для всех является преступником и душевно больным, хоть и вменяемым, а для семьи – угрозой. Он выбрать снова видеть серые районы Балтимора, слушать новости по утрам и ездить на работу, снова и снова эксплуатируя и изнуряя свой мозг. Уилл выбрал жизнь – и Ганнибал уважает его выбор, хоть это и эгоистичное решение. Но, в конце концов, они вновь останутся вдвоём. И не важно, сколько времени это может занять… и займёт. Ведь… «Мы очень похожи. Вы также одиноки, как и я. И друг без друга мы оба одиноки».

***

Двери автоматически открываются, пропуская посетителя внутрь. Теперь это – не вынужденная мера, и даже не новое дело ФБР. Теперь – это желание. И оно, спустя долгие годы, взаимное. — Спасибо, что послушал, Ганнибал. Неофициальная форма речи вызывает одобрительную ухмылку. Уилл смотрит, как в их первую встречу: заинтересованно, не в своей тарелке и, конечно же, с опаской. А Ганнибал – как всегда: властно, уверенно и так, что трудно удержаться. — И ты снова нашёл меня. А теперь тебе приятно увидеться со мной? Грэм подходит ближе, прикладывая руку к стеклу. Снова. — Приятно? Нет. — Как я и говорил, когда жизнь станет раздражающе любезной, подумай обо мне, но не беспокойся за меня, — Лектер тоже неспешно приближается к защитному стеклу, которое не позволяет ему прямо сейчас прикоснуться к желанному. Но это ненадолго. — Как вижу, ты хорошо подумал, Уилл. Фраза – утверждение, поэтому ответа не требует.

***

— Я обещал кое-кому спасти тебя, Уилл. Ганнибал понимает, что его уже могут не услышать, но продолжает закрывать раны. На его руках уже столько крови, но эту отмыть просто так не сможет, не захочет. — Позволь себе наконец ненавидеть меня. Любя, теряем рассудок, ненавидя, нужно его сохранить. Впервые берёт страх за то, что всё идёт не по плану. И как он мог так заблуждаться? Наверное из-за того, что Уилл поступил нелогично, оставив в живых не только себя, Лектер сейчас и пребывает в шоке. Но больше переживает за жизнь, над которой, взяв ответственность, впервые не властен. — И мне кажется, от своего я добровольно отказался…