Буйство ветра драгоценно, роса существует вечно

— Давайте я, дядя Линь, — Лилун поспешно перехватил чайник у потянувшегося за ним Линь Чэня и аккуратно подлил ему чай. Сяоши фыркнул в чашку при виде такой услужливости сына, Мэнджэнь слегка опустил голову, пряча за завесой волос тонкую улыбку. Лекарь подозрительно покосился на них. — Так, — он отставил чашку и привычным жестом спрятал руки в рукавах, — выкладывай, чего надо, ребенок. Братья с интересом наблюдали, не делая ни малейшей попытки вмешаться. Когда Цингэ, души не чаявшая в крохе шиди, утащила четырехлетнего сына Мэнджэня играть, а девятилетний Лилун, вопреки обыкновению, изъявил желание остаться в скучной компании взрослых, Сяоши с Мэнджэнем только переглянулись, прекрасно понимая, к чему все идет. Лилун ни капли не смутился, что его так быстро раскрыли: для своих лет он был на редкость деловым и серьезным ребенком, так что Сяоши с Вэнь Жоу порой даже начинали сомневаться, а их ли это сын. — Дядя Линь… — как-то очень торжественно начал он — на что Линь Чэнь глубокомысленно покивал, моментально подхватывая его тон. — Слушаю Вас, молодой человек, — ответил степенно, под стать почтенному возрасту (о котором, однако, он вспоминал нечасто и которым беззастенчиво пользовался, когда ему это было выгодно). — А Вы вообще больше учеников не берете? Совсем-совсем? — глядя на лекаря большими детскими глазами, поинтересовался Лилун так простодушно и бесхитростно, что Сяоши поспешно закрыл себе рот, чтобы не расхохотаться в голос при виде такой талантливой актерской игры сына. — Так… — повторил Линь Чэнь уже угрожающе и крайне выразительно посмотрел на веселящихся младших — Мэнджэнь лишь невозутимо отпил чай, пряча в чашке ухмылку. — И почему мне уже не нравится этот вопрос, а? — ребенок все глядел на него с такой трогательной надеждой, что пробрало бы даже самого черствого человека, но лекарь, наученный общением с дочерью, не собирался сдаваться так быстро. — Совсем-совсем не беру, — передразнил он Лилуна и, щелкнув веером, несильно дал ему по лбу. — Стар я уже с мелочью возиться. На этот фразе Мэнджэнь демонстративно фыркнул и тут же повернул голову, уклоняясь от карающего веера. Лилун обиженно надул губы. — И ничего Вы не старый… — пробурчал он, но Линь Чэнь его старательно проигнорировал. Сяоши, решив, что пора взять дело в свои руки, хитро покосился на лекаря и тяжело вздохнул. — Что поделать, Лун-эр, отказ есть отказ, — он взлохматил волосы сына и, пользуясь тем, что Линь Чэнь отвлекся, лукаво подмигнул ребенку. — Если действительно хочешь учиться, попросим лекаря Чжэня, когда он вернется. Хозяин Архива выдержал не больше трех секунд: взвился негодующим вихрем, картинно всплеснул руками, едва не сбив чайник. — Ах лекарь Чжэнь!.. — протянул язвительно. — Вот станет твой сын коновалом — будешь знать, как ко всяким шарлатанам обращаться! Сяоши с виноватой улыбкой развел руками и тут же зажмурился, когда его стремительно треснули по лбу веером. Увернуться он и не подумал. — Ну а что еще делать, Линь-дагэ, коли ребенок хочет? — возразил он так искренне, что Линь Чэнь бы даже поверил, не знай он так хорошо эту семейку. — Конечно, я бы с большей охотой доверил сына тебе, но, раз ты не хочешь, я не вправе настаивать. — А ты не делай вид, что случайно про лекаря Чжэня заговорил, негодник! — по лбу снова прилетел веер. — Ишь, нашелся манипулятор! Не дорос еще! — лекарь сурово погрозил ему пальцем и, взмахнув рукавами, вернулся на место, раскрытый веер раздраженно затрепетал меж пальцев. — И нечего тут ухмыляться! — напустился он на Мэнджэня, на что тот только поднял руки в жесте капитуляции, делая вид, что он тут ни при чем. — Не ругайтесь, пожалуйста, на отца с дядей, дядя Линь, — попросил Лилун. Он старался не показать, насколько расстроил его этот отказ, но подрагивающий голос выдавал его огорчение. — Они ведь ради меня стараются. Они не хотели Вас обидеть. Сяоши с Мэнджэнем польщенно улыбнулись, а Линь Чэнь весело фыркнул, умиляясь простодушию ребенка. — Похвальная преданность, дитя, — ехидно заметил лекарь, — вот только почтительности тебе недостает. Когда учитель говорит, послушные ученики должны молчать в тряпочку. — Но я… — начал было Лилун и тут же осекся, едва до него дошел смысл последней фразы, детские глаза широко распахнулись. — Неужели Вы… согласны? — спросил так неверяще, будто ему Линь Чэнь сейчас луну с неба пообещал, не иначе. — Правда? — Кривда, — передразнил его лекарь и скривился как от головной боли. — Куда я от вас денусь… — буркнул недовольно, но Сяоши с Мэнджэнем прекрасно знали, что, если бы хозяин Архива действительно не захотел, его бы не заставила и целая армия, не то что их незамысловатая хитрость. Лилун растерянно взглянул на отца, на дядю: Мэнджэнь смотрел на него с насмешливым ожиданием и только вопросительно вздернул бровь в ответ на просящий детский взгляд, а Сяоши широко улыбнулся сыну и указал глазами на пол. Ребенок тут же встрепенулся и поспешно повернулся к лекарю, старательно разглядывающему на просвет искусно сделанную чашку, будто происходящее его вовсе не касалось, отодвинулся на пару шагов и почтительно поклонился в пол. — Учитель. На несколько бесконечно долгих секунд воцарилась тишина — но тут над головой послышался щелчок веера и шелест рукавов, тяжелый вздох, и его за локоть потянула не по возрасту сильная рука. — Вставай уже, ребенок, — беззлобно проворчал Линь Чэнь, совсем слабо хлопнув его по темечку сложенным веером, — нечего пол подметать. А вы, — он погрозил пальцем даже не скрывающим своей радости Сяоши и Мэнджэню, — не думайте, что вам это с рук сойдет, — но, вопреки словам и тону, волосы теперь уже ученику он взлохматил тепло и даже ласково. — Нашлись заговорщики! — и, продолжая бурчать себе под нос, с видом раздраженной дивы взмахнул рукавом и отхлебнул из чашки. Братья переглянулись, ухмыляясь одинаково широко и довольно. — Как скажешь, дагэ, — покладисто послышалось с двух сторон, в то время как счастливый ребенок тщетно пытался сдержать смех. — Спасибо, дя…учитель! — и в Линь Чэня врезался маленький восторженный ураган, и только многолетний опыт позволил ему удержать равновесие и не вылить на себя чай. Лекарь цокнул языком и все же отставил чашку от греха подальше. — Вот же… ребенок! — нарочито недовольно воскликнул он с какой-то очень ласковой укоризной, но темный взгляд смягчился, а рука похлопала по детской спине, не пытаясь разорвать объятий. — Ну все, Лун-эр, принял я тебя, принял, никуда теперь не денусь. Но имей в виду, — он подпустил в голос показательной строгости, — спуску не дам! Ответом ему стал абсолютно счастливый детский смех и только крепче стиснутые в объятьях руки. Больше веер в тот вечер не коснулся ни одного лба.