Post Mortem

Преданность — разрушительная черта. Кто отдает себя ей полностью, без остатка, лишается воли, собственного Я. Не обладающий должной пластичностью не приспособлен к существованию. От того приверженность так дорого ценится. Преданные слепы. Малфои никогда не славились ей, и это обеспечивало выживаемость при любой власти. Семья должна жить, даже если остальной мир полыхает в огне. Правда никогда не будет на стороне проигравших. Как и Малфои. Люциус подписывался под этой истиной раз за разом, с особой отдачей выполняя приказы Темного Лорда. Его сын не был способен этого понять. Нарцисса сделала его сопляком, таким же слабым, как и она сама. Эти двое никогда не ценили жертв которые он приносил, покупая им жизнь. Презрение к Драко росло в Люциусе с того самого дня, как мальчишка не справился с убийством Альбуса. Старик был так слаб, что даже не сопротивлялся. Лишь протяни руку — палочка сделает все сама. Годами он вытравливал из сына чувства, заставляя ползать у ног от проклятий и ударов увесистой трости тонкой работы. Эльфам запрещалось лечить его. Боль не должна утихать, рождая ненависть. Люциус и сам рос таким образом — Абраксас прекратил пытки лишь в день его совершеннолетия, когда он впервые не склонив голову бросил "режущее" в ответ. Преданный не достоин жить. Дед был бы разочарован узреть каким жалким вырос его внук. Даже страдания горячо любимой Нарциссы не заставили Драко собрать мужество и противостоять. От того в ту ночь, когда дверь его сырой камеры распахнулась и в нее вошел одинокий гость, чье лицо было скрыто маской, Люциус сразу же понял, что продаст себя снова, спасая жизни двоих, что возможно этого и не заслуживали. Мужчина был немногословен, но голос казался отдаленно знакомым. Люциус может и узнал бы его, но толстая маска с прорезями для глаз приглушала звук, оставляя посетителя безымянным. Казалось бы, сделка им предложенная была честной — информация в обмен на свободу сына и жены. Нюанс заключался в том, что именно хотел знать ночной гость: его интересовали темные каббалистические учения, древние, как сам мир. Старше первичной алхимии. Было бы ложью сказать, что Люциус не был восхищен змее, что грелась на груди министерства: его друг не смог бы так свободно приходить без сопровождения, скрывая свою личность, если бы не обладал должным статусом, который прятал его от чар Азкабана. Дементоры словно и не замечали его присутствия. Стоит заметить, что заключение все же дало свои ядовитые плоды — стоило огромных усилий доставать из пробрешин памяти длинные магические формулы. Но гость был терпелив, возвращаясь раз за разом с терпкими зельями, которые понемногу упорядочивали покалеченный разум. Иногда, когда руки совсем подводили его и удерживать перо уже не получалось от мелкой тряски, сопровождающей любое усилие вывести очередную букву, он украдкой вглядывался в посетителя. Там, во тьме капюшона, сверкали одержимые жаждой знания глаза, пристально следившие за скорченными сухими пальцами над криво исписанным пергаментом. Однажды он принес с собой свежую газету: на первой полосе, сына гордо расправившего плечи, вели за руки мракоборцы. Драко возмужал, худое покрытое щетиной лицо заострилось, стерлись детские наивные черты. Надменная улыбка, с которой он смотрел прямо в камеру, запечатлела то, что всю его юность мечтал увидеть Люциус — настоящий Малфой, похожий на отца как две капли воды. Возможно, тюрьма смогла сделать с ним то, что Люциусу было не суждено — сломать достаточно, чтобы из аристократичной самонадеянной спеси вылупился стервятник, способный выжить в мире, к которому принадлежал. Люциусу было невдомек, что это спектакль разыгранный лично для него. Никто бы не помиловал бывшего Пожирателя, в особенности носителя фамилии Малфоев. Для Драко был уготован печальный исход — лишь глоток свободы, чтобы снова вернуться в крепость посреди Северного моря. Однако, этого хватило, чтобы доверившийся отец продолжал скрупулезно переносить на бумагу все, что помнил. Семья — превыше всего. До конца времен. *** Драко уставился в скошенный свод потолка, лежа на скрипучей кровати с металлической спинкой. Казалось, что время тянулось с каждой минутой все медленнее, превращая все в один бесконечный день. Он застрял в нем, повторяя одни и те же ритуалы: душ, кофе, обед, книги, отжимания — так до бесконечности. Мышцы стали приходить в тонус, тело понемногу возвращалось в былую форму, но дыра внутри все углублялась, принося необъяснимую тревогу. От Грейнджер не было слышно ровным счетом ничего, домовик игнорировал любые его вопросы, молча забирая грязную посуду и меняя белье. Мужчина уже не мог вспомнить, как справлялся с изоляцией раньше. Почти четыре долгих года в Азкабане он смотрел в узкий проем окна, наблюдая как темные волны разбиваются в брызги о стены тюрьмы. Возможно, тогда безмолвное одиночество давалось проще, потому что судьба была предопределена. Из камеры не было иного выхода как ногами вперед. Хотя, казалось, что его и после смерти оставят в ней, пока кости не оголятся и рассыпятся прахом. Стоило ли говорить с каким воодушевлением он согласился выступить консультантом министерства в расследовании, при условии, что не только выпустят на свободу мать, но и дадут ему снова увидеть снова что-то кроме черной воды, доходящей до самого горизонта. Она сводила с ума. Драко был ошарашен тишиной, когда его доставили в предоставленную комнату. Тот, кто не провел ни недели посреди моря неустанно бушующего штормовым ветром, не понял бы каким оглушительным может быть отсутствие звука. В первую ночь здесь Драко так и не смог уснуть, прислушиваясь к своему дыханию и биению сердца в ушах, казавшимся чужим. Поверил ли бы он тогда, что свобода, так горячо желанная, окажется столь близко? Он не знал наверняка назначена ли дата суда, но не сомневался, что тому быть. Мало кто в министерстве обладал целеустремленностью грязнокровки. То, с какой сухостью она сообщила о возможном помиловании, словно подметила погоду, ошарашивало не менее, чем сам его факт. У него еще не было более противоречивого союзника, что даровал бы ему такой щедрый подарок, даже сугубо в своих целях. Сложно сказать чем именно она руководствовалась, но сомнений в том, что она скрыла истинные намерения, не было. Драко с интересом наблюдал за ней, отмечая, насколько сильно Грейнджер отличалась от однокурсницы, что он помнил. Застегнутая на все пуговицы, вышколенная как натянутая струна, она с приподнятым подбородком ловила из-за стола его взгляд, выискивающий слабые места в черной парчовой броне. Раньше ее можно было назвать симпатичной, хоть она и сильно отличалась от девушек, что ему нравились: утонченные и хрупкие, как китайская ваза. Женщина, что выдавала ему тяжелые пыльные папки была совсем другой — напоминающая скорее статую, чем приземленную растрепанную заучку. Она не вызывала желания вести беседу, да и особенного интереса, но глаза упорно цеплялись за нее, сидящую напротив. С прошествием дней Драко все же нехотя начал замечать, что иногда ее тонкие губы подергиваются от нервного тика, который она сама может и не замечала. Пустяк, на первый взгляд. Однако, он наносил крошечную трещину на ее толстом панцире, что скрывал под собой истинную Грейнджер. Унылое расследование мало занимало поначалу, пока он не завоевал в глазах аврора достаточное доверие, чтобы дать доступ к более интересным его деталям. Движимый брезгливым высокомерием, он считал, что мракоборцы откровенно глупы и просто не в состоянии справиться с поимкой похитителя. Уже позднее изучая рапорты он узнал, что дети растворялись совершенно не оставляя следов, чуть ли не на глазах у сокурсников. Только тогда он начал перекидываться с грязнокровкой краткими фразами, смакуя крохотные крупицы дела, которыми она нехотя его одаривала. Редким удовольствием было наблюдать, как порой она недовольно кривилась и закатывала глаза от колкости, которая наконец достигала задуманной цели. Единственное доступное развлечение, кроме ровных стопок документов. Она никогда не находила его достаточно значимым, чтобы повысить голос. По большей части все едкие замечания оставались недостойными внимания, от чего желание задеть ее росло все больше. Так и тянулись несколько месяцев, пока Грейнджер однажды не прибежала вся покрытая пятнами от злости, чтобы сообщить, что их ждет поездка в Хогвартс. Если бы Драко знал, во что она выльется — сделал бы что угодно, вплоть до того, чтобы вернуться в тюрьму, лишь бы этого избежать. Никогда еще она не была так многословна, как там. Стыдно было признаваться, что ему было интересно слушать ее. Порой, Драко ловил себя на мысли, что понимает ее, покалеченную магией и войной, поскольку сам был таким же. Шаг за шагом, уважение укреплялось в нем, неминуемо трансформируясь в нечто другое. В то, что делает людей безвольными, даруя слабость. Он презирал себя за каждую мысль, в которой мельком показывалось рябью ее уставшее лицо. Не существует в мире пытки хуже, чем заставить чувствовать того, кто изнутри давно пуст. От того эта тупая ноющая боль ощущалась во сто крат острее, не находя выхода. Нездоровое сознание Драко подсказывало расправиться с ней самым жестоким образом, лишь бы получить краткое избавление. Он мечтал посмотреть в ее остекленевшие подернутые пленкой глаза последний раз перед тем, как сбросить тело с утеса. Ее близость была мучительна. Каждый вздох. Каждое касание. И вот, сидя запертый в своей каморке, он пытался занять каждую минуту, не в силах бороться с беспокойством, порожденным одним фактом существования грязнокровки. Оставалось загадкой, было ли ей так же невыносимо его общество, но он надеялся, что та страдает не меньше. Лишь это позволяло держать себя в руках, изредка касаясь полоски металла на запястье, когда тот еле ощутимо холодел от ее малейшего приближения. Грядущий день грозился быть не менее паршивым, чем предыдущие, пока домовик не появился с очередным выпуском "пророка" на подносе с уже остывшим кофе. Драко и не собирался притрагиваться к еженедельнику, пока краем глаза не зацепился о заголовок. "НОВОЕ ПОХИЩЕНИЕ! МИНИСТЕРСТВО БЕЗДЕЙСТВУЕТ" Мужчина изучил разворот: на колдографии красовалась рыдающая женщина в объятиях мрачного усатого мужчины в уродливом вязаном кардигане. Под ней был снимок поменьше. Грейнджер, заходящая в служебный лифт, искаженная нескрываемой неприязнью, во главе мракоборцев. Некоторых он видел в Хогвартсе, какие-то были ему незнакомы. В груди неприятно кольнуло. Он был рад ее видеть, даже если не мог поймать отстраненный взгляд в ответ. Только наконец прикоснувшись к чашке он вышел из задумчивого ступора. Холодная. Эльфы никогда не опаздывали, скрупулезно выполняя свои обязанности. Кофе, ему предназначавшийся, всегда доставлялся горячим. Драко, мало придававший значения домовикам и в былые времена, никогда не обращал особого внимания на низкорослую прислугу. Едва ли он мог отличить одного от другого, но в походке того, что принес газету, было нечто знакомое. Он с сомнением понюхал напиток и вернул тот на поднос, оставив нетронутым. Смутное чувство подозрения подсказывало — что-то не так, но он не мог поймать ускользающую тень опасения за хвост. Поразмыслив, он все же принялся перебирать в уме знакомые ему чары, пока наконец не сформулировав нужное заклинание коснулся кончиком палочки чашки. Черная глядь напитка поначалу покрылась крошечными пузырьками, а после забурлила, подняв пленку белого осадка. Драко с интересом наблюдал за всплывшей субстанцией с тонким запахом горького миндаля. Мужчина усмехнулся и опорожнил содержимое кружки в горшок с засохшей камелией. У множества людей в министерстве были давние счеты с его семьей, однако, мало кто из них решился бы его отравить, вверенного Грейнджер. Драко наспех оделся и влез в ботинки, сунув в рот сигарету. Шанс застать ее сидящей в кабинете был ничтожен, учитывая переполох вызванный пропажей, уже бывшего, студента Хогвартса. Оставалось еще двое. Искать ее в огромном здании, к большей части которого у него даже не было доступа, казалось крайне затруднительным, но иного не предвиделось. Он завернул чашку в салфетку с вышитыми серебряной нитью инициалами и двинулся в узкий коридор с пыльной лестницей. Он разительно отличался от остального здания министерства, выложенного темно-зеленой глазурованной плиткой. В большинстве помещений, где он бывал с Грейнджер, не было холодной строгой торжественности, пропитывающей видимую часть аврората. Они напоминали скорее давно покинутые канцелярии, брошенные по ненужности. Не сказать, что Драко бы удивился узнать, что та сама выбрала самые заброшенные закутки, похожие на казематы. Браслет оставался горячим и у кабинета, и этажом ниже, где бродили редкие авроры. Грязнокровки нигде не было. Он бродил по нескончаемым холлам, пока ноги не начали гудеть. Не было сомнений, что заботливо отправивший ему кофе приправленный цианидом уже узнал, что Драко его не отведал. Он в раздражении остановился и присел на каменную скамью в просторной галерее, набитую снующими мракоборцами в строгих костюмах. Среди них показалась знакомая женщина с грузным шагом. Джанин, уткнувшись в книгу, шла рядом с мелко семенящей блондинкой в несуразных штанах лилового цвета. Та неразборчиво что-то взволнованно щебетала женщине с темно-оливковой кожей, что возвышалась над ней словно кентавр. Он помахал рукой, пытаясь завладеть ее вниманием. Она, видно, заметив мельтешение все же подняла карие глаза и вопросительно вскинула брови, явно не ожидая лицезреть Пожирателя, чуть ли не оскорбляющего сами стены одним своим присутствием. Женщина покрутила головой, замялась и махнула рукой своей спутнице вглубь коридора, и дождавшись пока та отойдет на достаточное расстояние, позволила себе приблизиться к Малфою, одиноко сидящему скрестив длинные ноги. — Не вовремя ты выбрался на прогулку, Драко. — она поджала пухлые губы. — Я не могу найти Грейнджер. — Не знаю, может она у себя. На утреннем собрании она была не в духе, я бы не рискнула на твоем месте попадаться ей на глаза. — Джанин, пожалуйста. Даю слово, я не стал бы ее беспокоить без веской причины. Я читал сегодняшнюю прессу. — на лбу Драко пролегла глубокая морщина, рассекающая его пополам, — Прошу тебя. Аврор колебалась, переступая с ноги на ногу. Уголки губ поползли вниз, она закатила глаза и тихо выругалась под нос. — Хорошо. Но если у меня будут из-за тебя проблемы, обещаю, я в долгу не останусь. — она нервно почесала макушку и осмотрелась по сторонам, — Возвращайся к себе, ладно? Я постараюсь ее найти. — Считай, с меня должок. — криво улыбнулся Малфой. — Не нужно мне таких должников, Драко. — обеспокоенно сказала женщина и поспешила прочь. Драко сдвинув брови смотрел ей вслед, гадая сдержит ли та данное обещание. Переполох, граничащий с откровенной паникой, неминуемо наступал после каждого исчезновения, что близилось к десятку. Казалось, что к этому уже можно было привыкнуть, но министерские трутни вздымались тревожной толпой в своем улье. Среди них лишь Грейнджер оставалась хладнокровна как удав, поджидающий момента сомкнуть челюсти. Теперь, видно, беспокойство понемногу добиралось и до нее, вызванное приближающимся финалом. Сложно представить что именно имела в виду Джанин сказав, что грязнокровка была не в духе, но он мог с легкостью вообразить как ведьма металась от одного подчиненного к другому, отрывая головы словно открывая шампанское. *** С губ Гермионы сорвалось облачко пара, тут же растворившегося в мгле. Подземные этажи щедро отапливались. От того сырость не успевала расползтись, распространяя сырой липкий смрад. Здесь же стоял такой промозглый холод, что зубы невольно стучали друг о друга, а плечи сгорбливались в попытке сохранить остатки тепла. В тишине балки подпирающие своды зловеще потрескивали, грозя обрушиться на голову. Где-то далеко монотонно капала вода. Влага, от неимения выхода, циркулировала в одиноких пустых коридорах. Не будь здесь стабилизирующих чар — крыло давно бы окончательно разрушилось под своим весом, похоронив под собой несколько этажей архива, располагающихся ниже. Женщина запахнула мантию до носа и двинулась во тьму, похрустывая мелким песчаником отколовшимся от половых плит. Разглядеть что-то было затруднительно даже с Люмосом. Голубое сияние слабо охватывало несколько футов перед носом и растворялось. Гермиона остановилась когда по спине пробежал знакомый разряд. В спертом влажном воздухе повеяло металлом и чем-то напоминающим порох. Сера. Она присела на корточки и присмотрелась. Под подошвой ботинок был такой же потрескавшийся пол, как и везде, но она готова была поклясться, что круг в прошлый раз был здесь. Ведьма достала палочку из кожаной кобуры и провела ей над землей. Мираж покачнулся рябью, как озеро в которое бросили камень, и вернулся на прежнее место. Дезиллюминационные чары могли замаскировать знаки, но едкий душок темной магии им скрыть было не под силу. — Выходит, ты знаешь, что кольцо сжимается. — ее губы скривились. Рисовавший не затруднился спрятать плоды своих многочасовых трудов в прошлом. Он не был беспечен, отнюдь. Здесь не искали. Нет места безопаснее, чем на виду. Однако, стоило зверю почувствовать, что вот-вот протрубят охотничьи горны, он принялся заметать следы хвостом. Гермиона догадывалась, что он приложит усилия, чтобы бросить мракоморцев по ложному следу, но эту карту хитрый волчок не разыграл. Это не имело смысла — все приготовления завершены. Иначе здесь не стояло бы такое зловоние. Она оставила маскирующие чары нетронутыми и подняла голову, вглядываясь в черноту купола над собой. Покинутый холл смахивал на усыпальницу. — Прекрасный эшафот, дружище. Лучше я бы и сама не нашла.