С золотыми вкраплениями в глазах

Я расслабленно листал документ, перечитывая финальную версию контракта, который мы собирались заключить с пригласившими нас на ужин заказчиками. Вокруг было тихо: лишь шум волн и редкие крики чаек доносились до моих ушей. Яхта неторопливо плыла по Босфору, мягко качаясь. Всё было идеально, даже слишком идеально. И успел я только об этом подумать, как с нижней палубы послышались испуганные крики Селин: «Помогите! Помогите! Она тонет! Она тонет!». Я почти мгновенно соскочил со своего места, бросив папку куда-то на стол, и быстро побежал на голос Атакан. Я чуть ли не бегом слезал с лестницы, пропуская ступеньки и умело скользя ладонями по поручням. И стоило мне ступить на нижний ярус, как в глаза мгновенно бросилась каштановая кудрявая макушка, с каждой секундой всё сильнее и сильнее отдаляющаяся от нас. Йылдыз, явно напуганная, с трудом барахталась на воде. Часть её лица то погружалась в воду, то вновь выныривала. Я не знал, умела ли Эда плавать, но… выглядела она так, словно вот-вот утонет. — Селин, быстро иди к капитану, — торопливо стягивая с себя пальто и шарф и кидая куда-то вниз сковывающую движения одежду, строго сказал я, — пусть останавливается! Я успел лишь увидеть, как блондинка кивнула, и, не дожидаясь её ответа, прыгнул в воду. Холод мгновенно обжог тело, тяжёлая ткань моментально намокла, становясь до одури ледяной. Ладони болезненно закололо, и я невольно сморщился, заставляя себя сделать более глубокий вдох и стерпеть это. Морозные брызги солёной воды щипали лицо от каждого интенсивного движения руками. Я чувствовал, как ледяные капли скользят по щекам, вискам, носу, губам. Хотелось остановиться хоть на мгновение и протереть лицо, но я не мог, я не мог позволить себе и секунды на промедления. Макушка Эды скрылась под водой дольше обычного. Она не выныривала. Она не выныривала! И без того бешеный пульс в ушах забарабанил сильнее, мне казалось, я мог чувствовать, как нарастающая паника безжалостно колотит по моим вискам. Грудную клетку свело страшной болью от одной только мысли, что я потеряю эту кареглазую девчонку, что я никогда больше не увижу её, что я никогда больше не обниму её, что я никогда больше не увижу её чудесных карих глаз. Сделав глубокий вдох, я нырнул с головой, понимая, что так смогу выкрасть несколько дополнительных секунд. Ледяная мутная вода залилась в уши и ноздри, но мне уже было абсолютно плевать: плевать на пробирающий до костей холод, плевать на ноющие от напряжения мышцы — я грёб изо всех сил, молясь, чтобы успеть. Я ведь не простил бы себе этого опоздания. Я ведь ушёл бы на дно вслед за ней, потому что без неё мне не вынырнуть… не смогу… Подняв голову из воды лишь на мгновение, чтобы посиневшими от холода губами глотнуть воздух, я продолжил плыть, проклиная эту чёртову яхту, этот ледяной Босфор и этот мерзкий февраль с его отвратительной температурой. Я чувствовал, как пальцы ног начинают неметь, как промокшая насквозь обувь тянет вниз ноги, как колит побледневшие подушечки на руках. И всё что я мог это посильнее сжать дрожащие от холода челюсти и плыть, плыть и плыть. Вновь вынырнув, я быстро огляделся, с облегчением замечая в метрах пяти-десяти от себя Эду. Её мокрые волосы прилипли к бледному, почти белому лицу, её посиневшие губы были приоткрыты. Она пыталась, кажется, выплюнуть воду, однако через мгновение вновь ушла на дно. Снова уходя с макушкой под воду, я ещё сильнее — хотя сильнее, казалось уже невозможно — загрёб руками и ногами, стараясь разглядеть в грязной, тёмной мутности знакомый силуэт. Глаза с трудом зацепились за барахтающуюся ниже девчонку, и я с ужасом осознал, что она ушла гораздо глубже, чем я изначально предполагал. У меня не было даже мгновенья на раздумья, поэтому я бездумно нырнул вслед за Эдой, ещё сильнее погружаясь во власть тьмы и холода. Моё собственное тело, кажется, переставало меня слушать: ноги становились слишком тяжёлыми, пальцы рук — совершенно не гнущимися. Я с трудом достиг уровня Йылдыз, попытался схватить её за руку, но она лишь в порыве паники оттолкнула меня. Солнце, казалось, становилось всё дальше и дальше от наших голов, пугающая чернота застилала глаза, а в ушах не переставало до отвращения громко, почти оглушающе стучать сердце. Страх липким чувством сковал и без того онемевшее тело после того, как Эда вновь выскользнула из моей хватки. Я чувствовал себя беспомощным, чертовски напуганным и жалким. Под слоем ледяной воды, лишённый солнечного света и воздуха, я старался схватить извивающуюся, задыхающуюся, корчащуюся от боли девчонку. Она сжимала одну ладонь в кулак, быстро крутила головой, не переставая щедро выпускать изо рта кислород. Я видел десятки пузырьков, понимая, что с каждым прозрачным шариком у нас остаётся всё меньше и меньше времени. Не знаю, как мне удалось это сделать, но чуть ли не в последний момент, когда уже мою собственную глотку начало сдавливать от недостатка воздуха, я смог обхватить Йылдыз со спины и, изо всех сил сжимая онемевшими пальцами её плечо, стал пытаться грести ногами. Я пытался помочь себе свободной рукой, но сил будто не хватало. Глубина не хотела нас отпускать. Желанный кислород обманчиво возвышался над нашими головами, по-прежнему оставаясь чем-то недосягаемым. Из последних сил я продолжал пытаться всплыть, активно работая, наверное, уже посиневшими от холода ногами. Я устал, чертовски устал, моё тело, казалось, было полностью изнеможённым, но я не мог сдаться, не сейчас, когда Эда, с каждым мгновением выдыхающая всё меньше и меньше кислорода, висела на моих руках. Дневной свет приятно ударил по глазам, вода ледяными струйками стекла с макушки, ноздри жадно втянули воздух, и я с облегчением выдохнул, понимая, что победил эту ледяную тьму. Йылдыз, обессилено повисшая в моих руках, начала кашлять, принимаясь активно выплёвывать холодную солёную воду и дрожащими губами втягивать кислород. — Всё х-хорош-шо, — хрипло протянул ей я, невольно удивляясь, как сильно задрожал мой собственный голос. Быстро оглядевшись по сторонам и без труда заметив подплывшую к нам поближе яхту, я устало погрёб в её сторону, заметно трясущейся рукой придерживая девчонку. — Ак-курат-тнее, — сказал я Денизу и двум членам экипажа, вытаскивающим Йылдыз из воды. Дождавшись, когда Эду окончательно заберут на сушу, я забрался по лестнице на яхту, стараясь не обращать внимания на дрожащие от холода и напряжения конечности. — И чт-то вы в-все ст-тоит-те?! — раздражённо кинул я, торопливо подходя к сидящей на деревянной поверхности Эде, и принялся раздавать приказы, — Сел-лин, наб-бер-ри г-горяч-чей в-вод-ды в б-бутыл-ки! Д-дениз-з, найд-и фен-н! Эн-нгин-н, об-богр-ревател-ли! Вы, — обратившись к взволнованным членам экипажа, судя по всему, официантам, — пр-рин-несит-те нам-м од-деж-жду! Ос-стальн-ные, од-деял-ла и пл-лед-ды! В-всё нес-сит-те в трис-ста п-перв-вую к-кают-ту! Люди послушно разбрелись в поисках нужных вещей, оставляя нас с Йылдыз один на один. — Ты к-как? — наклонившись чуть вперёд, негромко произнёс я. Порывы ветра обжигали холодом тело сквозь измокшую ледяную одежду, противно липнущую к коже. Нам срочно нужно было её снимать… — Оч-чен-нь х-хол-лодн-но… и я-я н-не ч-чув-вств-ую л-лев-вую н-ног-гу… — ещё более дрожащим, чем у меня, очень хриплым голосом пробормотала Эда, прижимая к груди по-прежнему сжатую в кулак ладошку. Тяжело вздохнув, я трясущимися ладонями обхватил девушку за корпус и под коленями, устало поднимая её на руки. Я невесомо прикоснулся губами к мокрому виску Йылдыз, безмолвно стараясь успокоить её, плачущую и напуганную. В ослабших и онемевших руках она казалась мне довольно тяжелой, но я всё равно заставлял себя уверенно шагать по ступенькам, направляясь с ней в открытую каюту, расположенную на третьем этаже. Я аккуратно занёс Эду в комнату, посадил на деревянный стул и закрыл за нами дверь на щеколду. Торопливо расправил идеально застеленную кровать, отодвигая одеяло и плед в сторону, затем заглянул в соединённую со спальней ванную комнату, наспех схватил все висящие на крючках полотенца и длинный белый махровый халат. — Над-до снят-ть всю од-дежду, — кинув белые тряпки на кровать, произнёс я, подходя к девушке, — я теб-бе помог-гу, хор-рошо? Она согласно кивнула и, подав корпус чуть вперёд, позволила мне стянуть с неё тёмно-зелёный плащ. Я, даже не глядя, бросил мокрую ткань на пол и затем вновь потянулся к Йылдыз, чтобы снять с неё охровые ботинки. После я осторожно снял с неё бежевую кофту, оранжевые брюки, светло-серое боди с длинным рукавом, чёрные гольфы и даже бельё. Теперь я мог видеть, как её непривычно бледная кожа покрылась мурашками. — Я теб-бя вытер-ру, — взяв с кровати два принесённых из ванной комнаты полотенца, я аккуратно замотал женские волосы в белую махровую ткань и принялся осторожно промакивать её кожу. Она сидела передо мной абсолютно беззащитная и беспомощная и по-прежнему сжимала что-то в кулачке. — Что у т-тебя в рук-ках? — поинтересовался я, стирая с её бледных, дрожащих ног капли воды. Йылдыз лишь молча разжала кулак, демонстрируя мне розовый, блестящий цветок на подвеске. Это было то самое кольцо, которое я когда-то ей подарил… Только не говорите мне, что она чуть не умерла из-за дурацкой побрякушки… И только я хотел озвучить своё опасение, как ручку двери дёрнули, а после громко постучали. — Минут-ту! — изо всех сил стараясь сделать голос громким, ответил я. Убедившись в том, что полностью вытер Эду, я надел на неё махровый халат, завязал пояс и положил девчонку в кровать, укрывая одним сухим полотенцем, одеялом и пледом. — Проход-дите, — наконец открыв дверь каюты, устало произнёс я, пропуская в комнату Селин, сотрудников яхты: двух с вещами и ещё двух с охапкой одеял и полотенец. Тяжело вздохнув, я «вытер» мокрым рукавом рубашки лоб и подошёл к кровати, где лежала Йылдыз. Взял из рук Селин обжигающую пальцы бутылку, осторожно положил ту на девичий живот поверх слоя воздушной ткани, две другие — рядом с ногами. Затем принялся брать новые, принесённые членами экипажа одеяла и укрывать ими Эду. — Сел-лин, сдел-лай, пож-жалуйста, ей чай с-с двум-мя лож-жками сах-хара, — не глядя на Атакан, попросил я, расправляя дрожащими ладонями мягкую ткань. Селин сказала лишь: «хорошо» и удалилась из комнаты. — Вам что-нибудь ещё нужно? — осторожно уточнил неизвестный мне парень, лет двадцати на вид и в форме с логотипом яхт-клуба, — нужно поискать в подсобке ещё одеял? Я взглянул на Йылдыз, укрытую, кажется, пятнадцатью одеялами, тридцатью полотенцами и семью пледами. Пожалуй, на этом всё же можно остановиться. — Нет-т, спас-сибо, — отрицательно покачал головой я, вновь проводя рукавом по мокрой из-за стекающей с волос воды кожи лба. Сотрудники вышли из каюты, сказав, что если что-то понадобится, то я всегда могу к ним обратиться. Уже через пару мгновений в дверном проёме появился Энгин, а за ним — Дениз. — Мне дали это чудо, — ставя рядом с прикроватной тумбочкой электрический обогреватель, радостно произнёс Сезгин, — сейчас вас быстро согреем! Я лишь благодарно кивнул другу, потирая меж собой замёрзшие ладони. Дениз же молча подошёл к противоположной тумбе и включил фен. Он аккуратно убрал в сторону мокрое полотенце и принялся сушить волосы Эды, с явной заботой пропуская меж пальцев её локоны. Я невольно сморщился от этой картины, чувствуя странный укол ревности от того, как ласково Карсу прикасался к Йылдыз. Кто ему вообще дал на это право? — Серкан, иди тоже переоденься, а то весь мокрый же, — слабо похлопав меня по плечу, произнёс Энгин, неожиданно оказавшийся по правую от меня руку. Я лишь отрицательно покачал головой, кивнув лишь сухое: «позже». Разве я могу вообще думать о своём удобстве, когда передо мной лежит Эда, всё ещё дрожащая от холода и невольно стучащая зубами. — Договорис-сь, пожалуйс-ста, чтобы мы м-могли остатьс-ся на пару часов-в, — я обнял себя руками, чувствуя как отвратительный холод впивается в подушечки пальцев, — Йылдыз, не с-сможет покинуть ях-хту, пока н-не сог-греетс-ся. — Не вопрос, решим, — уверенно сказал друг и направился к выходу, добавив напоследок, — но ты всё-таки переоденься, а то ведь сам весь дрожишь. Однако и этот совет Энгина был мной умело проигнорирован. — Эда, к-как т-твоя ног-га? — вспоминая жалобу девушки на отствие чувствитености, с трудом уточнил я, стараясь перекричать шум фена. Йылдыз ответила не сразу, видимо, пытаясь проверить и пошевелить стопой. — Пол-лучше, — еле слышимо протянула она. Я вздохнул с облегчением и присел на пол, опираясь спиной на деревянную кровать. Самое худшее позади. Всё хорошо, теперь хорошо. Мокрая одежда по-прежнему противно липла к телу, но у меня не осталось сил даже на то, чтобы закатать рукава промокшей рубашки. Я сидел, поджав к груди ноги и уронив на колени подбородок. Как же холодно… Дверь вновь скрипнула, я не посмотрел на вошедшего, но по звуку каблуков понял, что это Селин. — Помог-ги Эд-де, п-пожалуйста, — сипло попросил я, когда Атакан, держа в руках две кружки, протянула одну мне. Я и сам как-нибудь справлюсь, а Эда… она может облиться или обжечься… и ей будет больно, а я не хочу, чтобы ей было больно. Она и так сегодня сильно настрадалась. Селин, на удивление, не стала со мной спорить. И теперь я сидел, слыша, как работает фен и как Атакан изредка повторяет нечто в духе: «аккуратно, маленькими глотками… молодец».

***

Не помню, в какой момент я отключился — в одно мгновенье веки просто стали слишком тяжёлые, а голова — чересчур неподъёмной. Однако я хорошо помню, как пришёл в себя: мягкий голос позвал меня по имени, а тёплые, даже горячие ладони легли на плечи. — Серкан, Серкан, ты в порядке? — уставшим взволнованным голосом пробормотала Эда, будто нависая надо мной, — о, Аллах, да ты весь ледяной! Я хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле, и всё, что мне удалось произнести, это хриплый стон. Тело, казалось, онемело полностью: руки и ноги затекли, пальцы стали несгибаемыми. — Серкан, — она обняла меня за шею, поцеловала в щёку и провела горячими пальцами по скулам, — милый, пожалуйста, очнись. Очнись?.. и я только сейчас понял, что вижу перед глазами лишь одну черноту… я попытался распахнуть веки, но они оказались слишком тяжёлыми, невыносимо тяжёлыми. — Любимый… — вновь послышался голос Йылдыз, готовой, кажется, вот-вот расплакаться, — Серкан, любимый, прошу… И я снова провалился в сон…

***

Тёплый воздух проникал в мои лёгкие, прогревая тело изнутри. Слышался приглашённый писк аппаратуры. Я с трудом приоткрыл глаза, размыто видя перед собой белый потолок и… капельницу?.. я в больнице?.. что-то случилось с Эдой?.. Нет, нет, нет! Только не это! Я попытался проморгаться, дабы избавиться от противной пелены. Зрение стало чуточку лучше, и я окончательно смог разглядеть капельницу, стоящую справа от меня, и кардиомонитор, расположенный слева. Стоп. Получается, плохо стало мне?.. Теперь ощущаемая на лице кислородная маска лишь подтвердила это. Я попытался приподнять корпус, дабы оглядеться, но что-то тёплое и тяжёлое лежало на моей груди, не позволяя пошевелиться. Однако уже через пару мгновений этот «груз» глядел на меня в широко распахнутые карие глаза, наполненные слезами. Йылдыз, одетая в какой-то очень большой для неё свитер и ужасно растрёпанная, смотрела на меня, стирая с щёк блестящие в тусклом свете мокрые дорожки. Я хотел было потянуться к ней, но она торопливо накрыла своей ладонью мою дрогнувшую руку. — Тише, не торопись, ты только проснулся… — хрипло пробормотала Эда, глухо шмыгая носом, — ты был в коме… около часа… — она всхлипнула громче, — как ты мог позаботиться обо мне, но про себя забыть?.. — новые слёзы быстрее скатились по её бледным щекам, — ты настоящий придурок, ты ведь чуть не умер от переохлаждения, — она наклонилась к моей руке, оставляя на той несколько поцелуев, — если бы ты умер, Болат, знай, я бы тебя за это убила! — она уткнулась мокрым носом в мою правую ладонь, судорожно вздыхая, — ты меня так напугал… Я осторожно положил левую ладонь на женскую макушку, чуть затёкшими, обмотанными чем-то пальцами зарываясь в, как я знал, шелковистые волосы Эды. Эда. Моя Эда. Она в порядке. Она не утонула. Я спас её. Мне хотелось сказать ей, что со мной всё в порядке, что она не должна плакать из-за меня, что не должна грустить, ведь всё обошлось, однако расположенные в горле трубки не позволили произнести и звука. И я мог лишь тихонько гладить её по голове, надеясь, что она сможет понять меня без слов. Она ведь всегда понимала. Не знаю, сколько мы с ней так пролежали, но, кажется, совершенно не долго, ведь совсем скоро в палате появился приветствующий меня врач. Сначала он внимательно изучал что-то на экранах стоящих слева от меня приборов, затем, позадавав несколько вопросов, ответами на которые служили движения головой, проверил: в ясном ли сознание я нахожусь. И, кажется, когда он убедился, что я в относительной норме, то принялся объяснять, что со мной вообще произошло. Как я узнал с его слов, купание в февральском Босфоре закончилось для меня переохлаждением средней тяжести, отправившему меня на часик в кому и поспособствовавшему гипоксемии — пониженному содержанию кислорода в крови. Температура моего тела упала почти до двадцати девяти градусов из-за того, что я мало того, что перед прыжком в воду снял с себя тёплое пальто, оставшись лишь в тонкой рубашке и жилетке, тем самым значительно увеличив количество отдаваемого воде тепла, так ещё и не снял промокшую одежду, просидев в ней около получаса. Хотя, конечно, никаких тридцати минут я не помню, видимо, отключился почти сразу же, как сел на пол… И сейчас, чувствуя неприятную трубку в горле, успешно закачивающую в мои лёгкие кислород, и отвратительную слабость во всём теле, я всё равно ни о чём не жалел. Если бы я даже мог вернуться в прошлое, то всё равно бы ничего не изменил. Однако врач сказал и более приятные новости: он в ближайшие десять минут вытащит эндотрахеальную трубку, избавив меня от отнюдь не приятного ощущения инородного тела, и подключит мне неинвазивное ИВЛ — кислородную маску — для поддержания нормального самочувствия. Кроме того, доктор сообщил, что вопреки сильному истощению моего организма и весьма опасному переохлаждению у меня не возникло никаких серьёзных осложнений по типу воспаления лёгких, я, можно сказать, отделался одним лишь обморожением рук, и то не особо критичным. Также он сказал, что если за ночь и завтрашний день моё самочувствие не ухудшится, то послезавтра я смогу выписаться. К слову, очень бы хотелось на это надеяться. Наконец подключив мне простую кислородную маску и введя сквозь установленный в мою руку катетер какое-то лекарство, врач покинул палату, напоследок сообщив, что заглянет ко мне ещё через два часа. Я устало вздохнул, сквозь приоткрытые веки, разглядывая Эду, сидящую на кресле рядом с моей больничной кроватью. Я лишь сейчас понял, что она была одета в принесённую нам сотрудниками яхты одежду: белый, неподходящей длины свитер чуть ли не мешком висел на худеньком девичьем теле. Однако моё внимание привлекла не столь шерстяная кофта, сколь розовый кулон, надетый поверх. Это ведь я ей его подарил, я его выбирал у ювелира, я осторожно надевал его на тонкий женский пальчик, видя, как в этот момент восторгом загораются прекрасные карие глаза моей любимой феи. И сколько бы мы не ссорились с Эдой, сколько бы она не отдавала мне это кольцо, оно всё равно из раза в раз возвращалось к ней. И сейчас было не исключением. Кажется, мне понадобилось ещё несколько секунд, чтобы осознать, что я наконец-то вспомнил… вспомнил позабытый год… однако вся эта информация появилась в голове так логично и просто, словно никогда и не забывалась… может, конечно, введённые мне ранее препараты подействовали на мою реакцию, лишая ту большей части эмоциональной окраски, ведь я не чувствовал удивления или шока, хотя, наверное, должен был. Однако промелькнувшие в голове воспоминания вызвали весьма логичный вопрос. — Стоп, Йылдыз… ты почему вообще замуж собралась? — очень хриплым и сиплым голосом пробормотал я, распахивая частично закрытые от усталости глаз, — за какого ещё такого Дениза?.. а, ягодка?.. Эда удивлённо уставилась на меня, толи не понимая, почему я вообще думаю о её грядущем браке, толи не до конца осознавая, что именно я сейчас сказал. — Ты вспомнил?.. ты всё вспомнил?.. — она положила ладошки на матрас, наклоняясь вперёд, — если да, то, обещаю, я тебе всё объясню… И так я узнал, что Йылдыз всё это время притворялась. — Эда Карсу звучит отвратительно, то ли дело Эда Болат, — чувствуя, как сильно саднит горло от каждого с трудом произнесённого слова, хрипло усмехнулся я. — Не могу не согласиться, — тепло улыбнулась мне она, опуская ладошку на мою руку и начиная мягко поглаживать ту подушечками пальцев, — люблю тебя, очень люблю, но — её голос заметно дрогнул, а в глазах сверкнула болезненная печаль, — не смей больше так рисковать из-за меня. Я ведь чуть с ума не сошла! Я бы себе никогда не простила, если бы из-за меня с тобой что-то случилось… И в этом мы с ней были чертовски похожи. — Если бы я не смог тебя вытащить, то я бы себя тоже не простил… — сделав недолгую паузу, я сипло добавил, с трудом отодвигаясь чуть в сторону, — иди ко мне… Эда осторожно устроилась сбоку от меня, положив голову мне на грудь. И я вновь опустил ладонь на каштановые девичьи волосы, устало прикрывая глаза. — Поспим немного, хорошо? — хрипловато прошептал я. — Хорошо, — мягко ответила она.

***

Из больницы я выписался через два дня, правда, не совсем здоровый, так как ослабший организм успешно подхватил простуду. Однако Йылдыз обещала, что не будет отходить от меня ни на шаг: будет готовить мне самую вкусную домашнюю лапшу, будет делать самый лучший чай, будет читать мою самую любимую книгу. И, кажется, именно по этой причине факт моей болезни впервые в жизни меня радовал, а не расстраивал.

***

Я лежал в постели, терпеливо ожидая, когда включится ноутбук. Мы с Эдой договорились посмотреть перед сном какой-нибудь фильм, поэтому я решил ознакомиться с описанием новинок, которые недавно вышли в прокат. — Я сейчас быстро схожу в душ и после принесу тебе горячий чай с лимоном, — держа в руках светло-фисташковую пижаму, сказала Йылдыз. — Хорошо, спасибо, любимая, — отправив ей воздушный поцелуй, по-прежнему хрипловатым голосом ответил я. Эда, мило мне улыбнувшись, ушла в ванную, оставив меня один на один с ноутбуком. Минут пятнадцать я изучал новые фильмы, пытаясь понять, какой из них больше понравится Эде. Остановившись на романтической комедии, я, не сдержавшись, решил зайти в приложение электронной почты, ожидаемо заваленной миллионом новых сообщений. Что интересно произошло в компании за время моего отсутствия? Однако моё внимание привлёк значок рядом с вкладкой «важных» сообщений, обычно с особой пометкой мне приходили письма лишь от очень близких друзей и родственников, ведь именно их аккаунты были отмечены мной как важные. Я торопливо щёлкнул на вкладку «важные», почти мгновенно замечая новое сообщение от Селин. Мы не общались с ней после инцидента на яхте, так как, по словам Эды, моя бывшая подруга улетела из Стамбула в тот же день. Я щёлкнул клавишей мышки по непрочитанному электронному письму Атакан, и перед моими глазами почти мгновенно появился большой текст.

_____________

Прости, что я снова сбежала без предупреждения. Но я не могу больше остаться в Стамбуле после того, что натворила… Я правда любила тебя, и я до сих пор тебя очень люблю. Серкан, прошу, пойми меня… я просто хотела, чтобы ты тоже любил меня так, как это было раньше… и когда ты позвонил мне после авиакатастрофы, я почему-то решила, что у меня есть шанс всё вернуть… я соврала тебе насчёт Эды и убедила тебя в своей лжи… пойми, я лишь хотела, чтобы ты снова был со мной… и если сможешь, пожалуйста, прости меня за этот поступок… Сегодня, когда ты чуть было не умер за Эду, я поняла, что, чтобы я не сделала, всё будет бесполезно… рано или поздно ты её вспомнишь, потому что, как бы я не хотела убедить себя в обратном, ты любишь её больше всего на свете, больше собственной жизни… Честно, я не знаю, что ты в ней нашёл. Не понимаю, что в ней особенного… но за то теперь мне точно ясно, что для тебя она значит очень и очень много… я совру, если скажу, что не завидую ей… я всегда хотела быть на её месте: хотела, чтобы ты относился ко мне так же, как к ней, хотела, чтобы ты смотрел на меня такими же влюблёнными глазами, хотела, чтобы тебе было со мной так же интересно, как с ней — но, видимо, не всем желаниям суждено сбываться… И ещё… я хотела попросить прощения за своё бездействие… я ведь должна была позаботиться о тебе… должна была увидеть, что тебе стало плохо, но… я просто выполняла твои поручения и помогала Эде… это прозвучит ужасно, но я жалею… я должна была подумать о тебе, и мне явно не стоило пытаться играть роль послушной невесты… мне жаль, что я осознала это всё так поздно… Я очень надеюсь, что ты скоро поправишься. И хочу верить, что однажды тебе удастся простить меня за все ошибки… С бесконечной любовью, Всегда твоя Селин Атакан

_____________

Я тяжело вздохнул, почти мгновенно набирая ей ответ.

_____________

Спасибо, что всё-таки послушалась и позаботилась об Эде. Несмотря на всё, за это я тебе очень благодарен! С наилучшими пожеланиями, Никогда не твой Серкан Болат

_____________

И после этого я заблокировал электронную почту Селин, я не хотел больше ничего про неё знать: ни про её больную любовь, ни про её пустые сожаления. — А вот и я, — весёлым голосом произнесла Йылдыз, неторопливо заходя в комнату с двумя большими кружками чая, — скучал без меня тут, да? Я честно кивнул, не сдерживая довольной улыбки. — Разве по тебе можно не скучать, ягодка? — лукаво хмыкнул я, внимательно наблюдая за тем, как Эда подходит к кровати. И уже через пять минут мы смотрели в обнимку фильм, смеясь над шутками персонажей.