Плохая идея

Горячее дыхание оседает на коже почти как ожог. Чжоу Цзышу почти отшатывается. Почти — потому что сделать это лежа практически невозможно. Вэнь Кэсин почти так же близко, как тогда, когда рассказывал об увиденном под воздействием дурмана «Жизнь как сон». Когда глупо пошутил, а потом признался, что не хочет врать. — А-Сюй, — выдыхает он, и жаркая волна прокатывается по позвоночнику Чжоу Цзышу. Он вдруг понимает, что руки его перехвачены большой сильной ладонью Вэнь Кэсина, а кончиками пальцев второй тот ведет, едва касаясь, по виску, щеке, линии подбородка. Слегка касается шеи, и уже плотно — груди в вырезе нижней рубашки. Вэнь Кэсин сидит на его, Чжоу Цзышу, бедрах, щекочет метущими по плечам волосами и тканью собственных распахнутых нижних одежд. У Вэнь Кэсина белая нефритовая кожа. Он закусывает губу, рассматривая Чжоу Цзышу. Света луны хватает, чтобы разглядеть темную бездну его глаз. — А-Сюй, — снова вздыхает Вэнь Кэсин, и уже носом прикасается к носу, трется о щеку, шумно вдыхает у виска. Чжоу Цзышу почему-то не хочется скинуть его с себя. Он хочет узнать, как далеко это зайдет. — А-Сюй, — почти стонет Вэнь Кэсин, утыкаясь губами в изгиб шеи. Становится нестерпимо жарко. Вэнь Кэсин весь — слишком горячий и слишком близкий. Чжоу Цзышу выдыхает со странным звуком, отдаленно похожим на стон. Вэнь Кэсин одной рукой справляется с завязками рубашки, и Чжоу Цзышу приходится собрать разбегающиеся мысли: — Нет, — произносит он твердо. Разочарование так и сквозит в недовольном вздохе, в оставленном на коже легком укусе. Но Чжоу Цзышу непреклонен. В отместку Вэнь Кэсин скребет пальцами прямо поверх ткани, сжимает сосок, заставляя вздрогнуть. Он оглаживает ребра, слегка щекочет, сдвигается к талии, жадно сжимает. Губы его передвигаются к выглядывающим из ворота ключицам. Он все-таки забирается кончиками пальцев под край рубашки на животе. Чжоу Цзышу дергается, губы Вэнь Кэсина растягиваются в улыбке, это ощущается кожей. Он отстраняется. Он все ещё сжимает запястья Чжоу Цзышу. Но теперь во второй руке появляется сложенный веер. Откуда только достать успел? Кончиком его он оглаживает контур лица, подцепляет подбородок, заставляя запрокинуть голову. Наклоняется ниже и целует наконец. Чжоу Цзышу ждёт, ждёт этого момента с самого начала, но он всё равно оглушает. Губы Вэнь Кэсина — сухие, мягкие и горячие. Он пробует, сначала медленно, постепенно, но всё равно срывается: язык скользит внутрь рта Чжоу Цзышу — требовательный, наглый, такой же бесстыдный, как его обладатель. Чжоу Цзышу не сопротивляется, послушно раскрывается навстречу, позволяя всё. Через время — вечность или взмах крыльев бабочки — Вэнь Кэсин отрывается от Чжоу Цзышу с пошлым влажным звуком. Чжоу Цзышу неосознанно тянется за ускользающим прикосновением, останавливает себя уже на середине движения. Вэнь Кэсин улыбается. Как демон, как лис, как самое порочное создание под этой луной. Он снова гладит кончиком веера — по шее, по ямке между ключиц, замирает на груди у края ворота. Прикосновения ощущаются острее, сильнее — край веера тверже нежных пальцев. Чжоу Цзышу бездумно подставляется под них. — Не шевелись, — просьба ощущается как приказ, и Чжоу Цзышу покорно не опускает рук, когда удерживающая ладонь исчезает. Вэнь Кэсин стягивает с него штаны, и Чжоу Цзышу приподнимает бедра, чтобы помочь. Веер касается колена, скользит выше по внутренней стороне бедра, и Чжоу Цзышу послушно разводит ноги шире. — А-Сюй такой красивый, — хрипит Вэнь Кэсин и смотрит. Как смотрят на что-то прекрасное. Совершенное. Взгляд его ощущается ярче, чем прикосновение рук или прикосновения веера. Его взгляд заставляет сгореть и возродиться из пепла. Кончик веера останавливается у сгиба бедра, двигается туда и обратно. Касается мошонки, и Чжоу Цзышу осознает, что этот позорный всхлип принадлежит ему. Потому что давно возбужденный член уже болезненно чувствительный. Жесткое прикосновение заставляет издать еще один стыдный звук. Он хочет не этого. Он хочет эти длинные, красивые пальцы — на себе и, может быть, в себе, он хочет этот яркий болтливый рот — умолкнувший наконец, занятый подходящим делом. Он хочет эти аккуратные губы — смять поцелуем, жестким, почти жестоким, а потом — увидеть их растянутыми вокруг собственного члена. Он хочет его всего — как угодно, но прямо сейчас. И он собирается получить это. За окном раздается громкое, противное кукареканье. Чжоу Цзышу резко садится в постели. Отголоски полуночной боли всё ещё гуляют в теле, он недовольно морщится. За окном едва розовеет небо. Чжоу Цзышу отворачивается от окна. Над оставленной на ночь курильницей уже не поднимается дымок. Что ж. Плохая была идея использовать «Жизнь как сон», чтобы снять последствия движения гвоздей. Очень плохая.