Генацвале

Не сошел с ума, и вполне осознанно Я вдыхаю этот яд вместе с воздухом. Туман не уходит с возрастом. Я ищу, я кричу охрипшим голосом.

      — Солнце мое, что же ты опять натворила? — Лина гладит уставшую ведьму по коротким темным волосам, крепко прижимая к своей груди, и думает о том, что не так хотела провести этот вечер. Очередной раз, когда она проводила этот ритуал, который заебал Лину в край.       Девушка любила Ангелину… Любила сильнее, чем кого-либо в своей жизни, но это было невыносимо — каждый раз, каждый чертов раз буквально вытаскивать её, снова потерявшую так много крови, с того света. Это было пиздецки больно.       — По-другому было нельзя, ты же знаешь, — тихо шепчет Изосимова и, словно кошка, трётся щекой о кофту Лины.       Впервые Ангелина провела этот ритуал, когда ей исполнилось восемнадцать, два года назад. Ей нужна была магическая подпитка из любого источника, на кону буквально стояло все: она могла или стать сильнее, или потерять свою силу навсегда. Выбор был очевиден — ей необходимо было заполучить средство воздействия на людей и свою судьбу. Рядом была сестра, и бояться было нечего, здоровью Ангелины ничего не угрожало. Кроме одной вещи — призрака, который пришел к ней на помощь.

Эти полосы черно-белые. Я нашел любовь, но потерял в нее веру. Она жива и она еще дышит, И, я чувствую, она меня тоже ищет.

      — Можно было по-другому, блять, можно было, Ангел, — Лина проводит по перемотанной бинтами руке брюнетки, а та улыбается и приподнимается, садясь на колени, и их лица теперь на одном уровне, а глаза пристально смотрят друг в друга — зелень в зелень…       — Не ругайся, — Ангелина подается вперёд, накрывает холодные губы своими тёплыми, и блондинка сразу всё ей прощает: и ритуалы эти её калечащие, и вечные бинтования окровавленных рук после них, и бестолковость ведьмы вперемешку с сумасшедшей отвагой. Всё думает, что она бессмертная. — Я просто пытаюсь найти способ, чтобы ты осталась со мной, — шепчет Изосимова и гладит Лину по щеке.

Раньше я был хороший. Теперь скажи, какой я? И насколько аморален в этом мире безупречном, Чистом и правильном?

      — Но ты же знаешь, что это не…       — Совсем я дурная стала, да? — перебивает Ангелина и низко смеётся, поднимаясь на ноги. Её немного трясет от большой потери крови и сильного погружения в транс, но это определённо того стоит. Каждый раз стоит. И каждый раз она возвращается, а значит, всё не зря…       Блондинка поднимается следом, и они обе идут к окну, где Изосимова берёт трубку, которую ей недавно подарил отец, но больше ничего с ней не делает. Держит в подрагивающей руке, не отрывая взгляда, пока Лина точно так же пристально смотрит на неё. Тишина совсем не комфортная, она почти разрушительная и сильно давит на голову, которая и без того болит у Ангелины, и ведьме очень хочется прямо сейчас снять все бинты со своих рук и больше никогда не позволять себя спасать.       — Я устала, — шепчет она и откладывает трубку назад на подоконник. — Я так сильно устала, — Изосимова подаётся вперед и буквально хватается за девушку, как за спасательный круг, укрываясь в её объятиях от всего мира. Лина обнимает крепко, но понимание, что она ничем не может помочь своей любимой женщине, убивает её. Снова и снова.

Мои руки связаны моими же руками. Стоя на краю, я вспоминаю о маме. Думаю, я бы ее огорчил, Если бы покинул этот мир, у нее не спросив.

      — Ты ни за что не сделаешь это, слышишь меня? Ты не убьешь себя, я тебе не позволю. Можешь сколько угодно скрывать свои руки за длинными рукавами от других, но я знаю, что у тебя в голове! Я знаю тебя! — девушка срывается почти на крик, хриплый голос подводит. — У тебя вся жизнь впереди, моя дорогая, и ты, блять, не имеешь права отнимать её у себя. Я люблю тебя, генацвале*.       По щекам Ангелины текут слезы, и всё внутри неё разрывается от осознания, что она утопает в болоте из боли, и никто её не вытащит из этого дерьма. Никто не спасёт. Никто не сделает её счастливой… Даже Лина.       — Я смогу, Ангел, я клянусь, что найду тебя, и мы сможем сделать всё по-другому, по-нормальному. Если ты, конечно, не отыщешь меня первой, — улыбается Лина и целует брюнетку в волосы, прощаясь, пожалуй, навсегда…

Мне нужен свежий воздух, и мне не страшно, Билет на поезд, куда — не важно. Я не боюсь потерять все, Начать заново, оттуда, куда занесет.

      Ангелина решает принять участие в новой Битве спонтанно. Сын уже вполне самостоятельный, и поэтому ей ничего не мешает поехать в Москву. Она запросто проходит все испытания кастинга и готовится к готическому залу, где её увидят в дюжине лучших. Все идёт плавно и совсем не плохо, пока Ангелина не приезжает на заключительные съёмки первого выпуска.       Там она видит её. Кудрявую блондинку в коротком чёрном платье. На её коже много татуировок, волосы намного короче, а в носу пирсинг, и голос у неё грубее намного, но всё же эта девушка так чертовски похожа на Лину, её Лину… Которую Ангелина видела каждый раз после своих кровавых ритуалов. Которую она вызывала этими самыми ритуалами. Которую Изосимова отпустила почти тридцать лет назад и больше никогда не видела. Даже во снах.       Ангелина собирает все свои силы, делает пару вдохов и наконец решается подойти познакомиться с девушкой, одиноко стоящей у стены и залипающей в телефон.       — Ангелина Изосимова, — брюнетка протягивает руку и надеется, что её не пошлют. Уж это девушка точно умеет, Ангелина слышала.       Вблизи она еще больше похожа на Лину, и Изосимова думает, что это просто невозможно. Девушка поднимает голову и с облегчением для Ангелины улыбается.       — Лина Джебисашвили. Очень приятно познакомиться вживую, генацвале.

Но, воля в кулаке, воля в кулаке, воля в кулаке. Веришь, я не сдамся этой тоске! Мои мысли — идите на четыре стороны! Ну, не трогайте, не трогайте меня, вороны!